***
— За что она тебя так? — Джексон осторожно перебинтовывал мне руки. Многочисленные порезы щипало от недавней обработки антисептиком, но я сдерживала рвущееся из горла шипение. Могло быть и хуже. Хорошо, что Кларк не зарядила мне кулаком в нос или в глаз. — Она нашла причину, — уклонилась я от ответа. Нельзя говорить истинную причину. Джексон — не Октавия, он может меня не понять. А в настоящий момент я меньше всего желаю, чтобы от меня отвернулись последние, кому я доверяю. — Сделаю вид, что поверил. — Джексон закончил перевязывать мои пострадавшие руки. Молчание. Не люблю его. Оно нагнетает. Заставляет самой открывать рот и говорить то, что не хочешь лишь бы чем-то заполнить эту тишину. Или не дать собеседнику узреть всю твою внутреннюю пустоту. Молчание надевает на тебя оковы и всем своим видом показывает, что совершил что-то не то и тебя обязательно за это покарают. Никого не будет волновать, был ли у меня выбор или нет. Хотя, да, у меня был выбор, но зато какой! Пощадить убийцу или весь народ, среди которого добрая треть — маленькие дети. Узнай кто всю правду, меня осудят и осудят сильно. Остальным плевать на мотивы, плевать на выбор, про какой я честно могу сказать: его у меня не было. Главное — предала, выдала, сдала, а значит, достойная наказания изменница. И если первый раз мне удалось избежать смерти, то второй… Не в космос же мне бежать? Остается только один способ облегчить свою судьбу — чистосердечное признание! — Доктор Милтон, — нарушила затянувшуюся тишину ворвавшаяся в кабинет Октавия. — Вас зовут в отделение. Подруга появилась очень вовремя. Ещё немного и я могла бы разболтать врачу, как сдала землянам Финна. Хорошо, что она пришла. В обществе бойкой и понимающей Октавии мне не так больно переживать тяготы жизни. — В столовой уже накрыли. Нам нужно поесть. Я внимательнее присмотрелась к Октавии. Круги под глазами, прокушенные губы, неестественная бледность кожи. Интересно когда она в последний раз высыпалась или вдоволь наедалась; когда она просто жила, а не выживала, борясь с ядом в крови и пеленой перед глазами. Октавия чувствует себя не лучше меня, хоть и пытается это скрыть. Напускное веселье, подшучивание над осторожностью Беллами, нерасторопностью Монро. Все это нужно только для того, чтобы скрыть, как она переживает за жизнь любимого. Я не побоюсь этого слова, потому что могу сама судить о том, что говорю. Линкольн для Октавии стал настоящей любовью — никак не меньше. Чувства к Атому сейчас кажутся наивной влюбленностью. Неудивительно, что скорбь по несчастному длилась только до встречи и последующего освобождения из плена Линкольна. — Да, пошли, — выдавила я из себя оторвавшись, наконец, от беспечного лица подруги. Октавия меня тут же ухватила за руку и потянула к выходу из процедурного кабинета. Вместе мы вышли в коридор, а оттуда пробрались к выходу из медблока. Быстрым шагом направились к главному зданию лагеря. Я не горела желанием куда-нибудь торопиться, но О, кажется, решила поставить новый рекорд по достижению коридора, ведущего в столовую. — Давай быстрее, Мари, пока все не съели. — Октавия, снова ухватив меня за руку, вбежала в столовую. Ловко лавируя между людьми и звонко смеясь, она пробиралась к нужному столику. — Я принесу нам еды. Что тебе взять? — На твой выбор. Я не могу, как она, так ловко скрывать свои истинные чувства. Наверное, я никогда не овладею этим искусством. — Милая. Я подняла голову и встретилась взглядом с взволнованными карими глазами мамы. Она сидела за нашим с Октавией столиком напротив меня. Её прихода я, погруженная в невеселые думы, не заметила. — Я думала ты в своём кабинете. Мама покачала головой и взяла меня за руку. — В моём кабинете за своё поведение заперта твоя сестра. Я пыталась с ней поговорить, но она оправдывает свой ужасный поступок и не хочет признавать свою неопровержимую вину. — Ну, её поступок не настолько ужасен в отличие от моего. — Скажи мне, Мари, ты горела желанием обречь своего земляка на смерть? — Нет, но… — А Кларк ударила тебя ради причинения боли, и чтобы дать выход своему гневу. Не самое лучшее поведение, не находишь? — Она просто сорвалась, — пробормотала я. — Кларк просто очень любит Финна, а я… — А ты спасла свой народ в целом и Шарлотту Джонс в частности, — оборвала меня мама. — Тебе был предоставлен непростой выбор, и ты выбрала правильно. В конце концов, жизнь этому мальчику, Финну, мы ещё можем спасти. Меня бросило в жар. Неужели ещё не все потеряно? Мы можем спасти Финна? Но как? У меня в голове запестрелся круговорот возможных решений. Надежда появилась вновь. — Как? — выдохнула я, не спуская глаз с мамы. — Финн исчезнет. Мы найдём ему подходящий бункер или что-то в этом роде. Я не допущу, чтобы свершился зверский приговор. — Но тогда ему придётся долго прятаться. — Затея показалась очень рискованной. Мне бы промолчать, но слова возражения слетели быстрее, чем здравый смысл успел их задержать. — Ну и пусть. Несколько месяцев пряток его не убьют. Твоя подруга вон шестнадцать лет пряталась и ей хоть бы хны. Живёт и радуется. Я подавила смешок. Да, мама права, Октавия, вырвавшись на волю, уже не раз показала, что ей все нипочём. Будь это вражеская стрела, мутант-переросток или пара-тройка ножевых ран, полученных в увеселительной прогулке от окопа до ночного леса. — Я согласна на твой план, — выдала я. Что ещё мне оставалось, кроме как помочь спасению Финна? Сама заварила эту кашу, самой придётся её и расхлебывать. Спасибо на том, что мама мне хоть как-то помогает. На том и порешили. Мама, довольная моим решением, ничего мне не сказала и принялась за еду, а через пару минут вернулась нагруженная подносом с едой Октавия. — Ну, и очередь! Ой, здравствуйте, канцлер Гриффин. Ужинали мы втроём в полной тишине. Возможно, мама и Октавия думали о чем-то своём, я, наконец, смогла отрешиться от своих мыслей и просто наслаждалась пищей. Мама покончила с едой раньше нашего и встала со своего места, пожелав нам хорошей ночи. — Доктор Гриффин, тьфу ты, госпожа канцлер, подождите, пожалуйста! — крикнула Октавия на весь зал, выскочила из-за стола и бросилась маме вдогонку. Не знаю, догнала она её или нет, но судя по её довольному лицу десять минут спустя, догнала. — Ты прямо светишься, О, — заметила я, когда мы с Октавией относили свои тарелки к грязной посуде. Я сделала вид, что не заметила, как Октавия украдкой сунула себе за пазуху пару булочек с маком. — Твоя мама сказала, что Линкольна выпишут через пару дней. Мы медленно вышли из столовой. — Это хорошо. Хоть кому-то повезло больше, чем мне. Скорая выписка Линкольна — воистину лучшее событие этого дня. Лучше стоящего под большим, с дом величиной, знаком вопроса нынешнего перемирия. Лучше появления возможного союзника. — Тебе куда, в жилую часть? — Нет, я буду ночевать в медицинском блоке. Очень сомневаюсь, что меня оттуда кто-то решит выгнать. А даже если и решит, я смогу показать руку. Медперсонал должен понимать всю опасность открытой раны. В общем, в палату Лотты мне путь открыт. — Значит, нам по пути. Мне как раз надо… — Передать булочки. Мне захотелось самой себе дать оплеуху. Хотя это уже лишнее. Слова вырвались, назад их не вернуть. — Ты видела, — спокойно констатировала Октавия. — Не буду спорить, я взяла немного еды, чтобы передать их Линкольну. Не думаю, что ты поступила бы иначе, узнав, что человека, которого ты любишь всем сердцем, лишают еды и считают зверем. Я почувствовала, как глаза полезли на лоб. Что? Не дают еды?! Жалко, что мама так быстро ушла, у меня есть чем её удивить. — Булками он не наестся. Идём! Если воровать, то по крупному. Я привела Октавию на кухню. В холодильниках как раз остались варенные картохи и немного мяса. Наша дерзкая выходка удалась. К появлению кухарок мы с небольшим запасом еды, упакованным в невзрачные пакеты, шли по коридорам главного корпуса «Лагеря Джахи». У разветвленного коридора я на время рассталась с Октавией. Одна ветка коридора вела к выходу, другая — в жилые помещения. К нашей с сестрой комнате я шла с тяжёлым сердцем. Да, мама говорила, что Кларк под стражей и вернётся ещё нескоро… Но вдруг её уже отпустили? Весело мне придётся. Пришла за ночной рубашкой, получила её да фингал под глазом в подарок! Страхи были лишними. Это я поняла, открыв дверь комнаты. Внутри мрак и тишина. Видимо, давно никого нет. Я быстро включила свет и забрала из шкафа длинную ночную рубашку. Прихватив рюкзак, с которым меня сюда отправили, и, уложив рубаху туда, я выключила свет и покинула комнату. В медблоке все прошло гладко. Меня никто не стал задерживать или мучить вопросами. Пока Кейна нет, нежелательную фигуру номер один в госпиталь пропускают по поводу и без. Я смогла без проблем добраться до особой палаты отделения. В неё я не стала заходить. Незачем тревожить Линкольна и Октавию, мне достаточно и того, что я и так могла видеть, прислонившись к косяку двери. Обычное проявление заботы. Октавия уже истолкла в глубокой миске и разогрела картофель, добавила к нему мясо и овощи. Она сняла с Линкольна цепи и приподняла спинку кресла. Не дело присутствовать мне здесь. Это слишком личное. Я оставила Линкольна и Октавию и пошла дальше по коридору. Туда, где ещё не поставили нормальные двери, и вместо их висели широкие полоски резиновой клеенки. В этом помещении стояла тишина и мрак. Из коридора в палату не долетал и лучик света люминесцентных ламп. Я, как можно тише, чтобы не побеспокоить чуткий сон ребенка, нащупала в кромешной тьме свободную койку и сняла с неё покрывало. Кровати в госпитале все полностью застилали. Идёт война. Не ровен час, когда вновь появятся раненые. Я сняла с плеча рюкзак и достала рубашку. Переодевшись, я нырнула под одеяло и ненароком скинула рюкзак на пол. Внутри что-то звякнуло. Я вздрогнула. Вот вам и как можно тише! Прислушалась, Шарлотта засопела, перевернулась на другой бок, но не более. Странно, что предмет, звякнувший в рюкзаке не разбудил её. Звякнувшим предметом оказалось что-то холодное и круглое. Я на цыпочках подошла к окну и рассмотрела его лучше. На моей ладони лежали часы сестры. Их следовало отдать еще сегодня утром или вчера вечером, но я просто забыла про них. Интересно как я их теперь буду отдавать? А в принципе это не сильно важно, чтобы заморачиваться об этом в час, когда уже пол-отделения спит. Нужно и самой ложиться. Я убрала часы обратно в рюкзак под стопку моей одежды и вернулась в кровать. Разного рода мысли не сразу дали сомкнуть мне глаза, а когда я все-таки сделала это, раздался пренеприятнейший голос медсестры, объявившей, что пора вставать.***
В четверть девятого утра Кларк разбудили и передали требование матери явиться не позднее восьми тридцати к ней в кабинет. На вопрос девушки зачем, Бирн и ее сопровождающие пожали плечами, мол, не знаем, канцлер про это ничего не говорила. Кларк решила больше ничего не спрашивать и, как только незваные гости убрались восвояси, решительно толкнула дверь ванной. Много времени пребывание в этой чудесной комнате у нее не заняло, зато преобразило заметно. Спутанные спросонья волосы она тщательно расчесала. Негоже ей, дочери временного канцлера, появляться на людях растрепухой и неряхой. Из общей с сестрой спальни она вышла, одетая в свежую одежду. Дорогу до кабинета матери она все еще помнила. Бирн и Миллеру не нужно было ее провожать. Кларк шла по коридорам, погруженная в глубокие раздумья. Эта ночь была не похожа ни на одну из ночей на Земле. Кларк с трудом заснула в пустой комнате. Ссора с любимой сестрой давила, а грядущая судьба любимого человека заставляла подскакивать от собственного крика. В ночи ей виделись страшные кровавые картины расправы землян над Финном. С каждым разом картины представлялись все в более ужасных и кровавых подробностях. За ночь Кларк вскакивала три раза. Двери в кабинет матери оказались приоткрытыми. Кларк проскользнула внутрь без стука и закрыла за собой дверь. Мама задумчиво смотрела в окно, стоя спиной к ней. На звук закрывшийся двери она обернулась. Кларк не увидела на ее лице вчерашнего гнева. Мама смотрела на нее спокойно, что-то ожидая. — С добрым утром, Кларк. Присаживайся. — Мама кивнула на высокий стул у своего стола. — Прости меня за вчерашнее. — Не сдвинулась с места Кларк. — Я не контролировала себя. Мне очень стыдно за свое поведение. Этого больше не повторится. Мама ласково улыбнулась ей: — Я рада, что ты осознала свою ошибку. Мне не хотелось бы держать тебя под стражей. Надеюсь, ты больше не повторишь вчерашних грехов. Сегодня ты вольна делать, что хочешь, я не буду тебя наказывать. Ты прекрасно выучила свой урок вчера. Единственное, что я прошу, извинись перед Мари. — Я извинюсь сегодня перед завтраком, — клятвенно пообещала Кларк. Она искренне решила исполнить свое обещание. Вчера из-за драки мама заперла под стражей Рейвен. Кларк мысленно спрашивала себя, отпустили ли ее сегодня или продержат до завтра. — Милая, садись на диван. Ты должна узнать то, что мы обсуждали вчера с твоей сестрой. — Кларк, заинтересованная словами матери, все же присела на кожаный диван у стены. Эбигейл осталась стоять. — Финн Коллинз сегодня после обеда должен покинуть лагерь. С ним пойдет один, максимум два, человека. Я не собираюсь отдавать твоего друга сердца землянам. Кларк, сама того не ведая, вытаращилась на мать. С каждым ее словом в нее, как вчера и в ее сестру, вселялась надежда. Сердце Кларк заполнила вера. Вера в то, что все получится. Финн будет жить. Будет с ней. — Спасибо, — прошептала она и внезапно от избытка чувств вскочила на ноги и крепко обняла мать. Эбигейл прижала дочь к себе и поцеловала в светловолосую макушку. — Спасибо тебе! Мать и дочь долго стояли в этом объятье. Обе слишком много времени провели в разлуке и нуждались, как в кислороде, в этом проявлении чувств. Старомодные часы с кукушкой прервали их, прокукарекав девять раз. — Пора завтракать, дорогая, — произнесла мама, отстраняя Кларк от себя. В столовой их уже ждали. Кларк впервые посещала эту часть столовой, но что-то подсказывало, это место предназначено для влиятельных людей и их семей. Мама вежливо поблагодарила работников за накрытый стол на три персоны и отпустила их. Кларк расположилась по правую руку от матери. Запах аппетитного вида омлета и горячего кофе щекотал ноздри, но она не смела, приниматься за еду до прихода своей сестры. Мари они ждали недолго. Стоило часам пробить девять-десять, как стройная девушка со своей неизменной темной косой, переброшенной через плечо, подошла к их столу и села по левую руку от матери. — Всем приятного аппетита. Мари первой схватилась за вилку перебинтованной рукой. Кларк что-то кольнуло при виде этих белых повязок на руках у сестры. Вполне возможно, что перевязку сестре делали сегодня утром, по крайней мере, бурых пятен на ткани она не заметила. Вчера они непременно должны были быть. Она сама видела, как кровь хлестала из множества ран. — Мари, я прошу прощения за вчерашнее. Мне не следовало бить тебя. Надеюсь, ты сможешь меня простить, — тихо, но твердо и четко произнесла Кларк, смотря прямо в серые глаза младшей сестры. — Я не держу на тебя зла, — выдавила из себя Мари под взглядом матери. На Кларк она больше не смотрела. — Кстати, мам, я хотела бы узнать, когда выпишут Лотту. Я сегодня спрашивала у зашедшей сделать укол медсестры, но она мне ничего конкретного не сказала. — Через две недели, если… — Кларк поняла, что маме нет нужды договаривать. Мари далеко не глупа и понимает, что означает эта недоговоренность. — Мам, а еще… Кларк снова кольнуло странное незнакомое чувство от нахождения настолько близко к младшей сестре, и она поспешила увеличить расстояние между ними. В один глоток осушив чашку с кофе и прикончив свою порцию омлета, она покинула сестру и мать. Кларк знала, куда поселили Финна, и потому очень скоро она вошла в нужный коридор и достигла хлипкой исцарапанной двери. Она подняла руку, чтобы постучаться, но дверь отворилась сама. — Привет, Финн. Я должна… — она осеклась при виде любимого. На Финне были надеты только трусы. — С добрым утром, Принцесса. Проходи. Прошу прощения за внешний вид. Финн усмехнулся, глядя на залившуюся краской Кларк, и пока та закрывала за собой дверь, натянул на себя найденные под кроватью брюки и снятую со шкафа футболку. На обувь он махнул рукой и остался стоять посреди комнаты босиком. — Так, что ты должна? — напомнил Финн Кларк. — Сообщить о часе моей казни? — Нет. Конечно же, нет! — воскликнула Кларк. — Как ты мог об этом подумать?! Я пришла сообщить, что мы с тобой уходим из «Лагеря Джахи» сегодня после обеда. Приказ канцлера. Кларк ожидала от Финна любой реакции, но только не этой. Конечно, то, что сделал Финн, тоже реакция, но это совсем не та реакция, которую ждала Кларк. Парень чему-то усмехнулся и полез под матрас своей кровати, оттуда он выудил бутылку с чем-то янтарным. — Будешь? — деловито поинтересовался Финн, протягивая бутыль девушке. Кларк, смотря на все это с широко распахнутыми глазами, помотала головой. — Зря. Мне больше достанется. — Финн откупорил бутыль и щедро плеснул ее содержимое себе в стакан. — Ты же еще не завтракал! Ты сейчас легко опьянеешь! — Слова Кларк были встречены смешком Финна. Парень не придал ее словам особого значения и осушил стакан с горячительным напитком. — Знаешь, мне как-то все равно. Опьянею или нет, меня, так или иначе, сегодня убьют, и никакие приказы канцлера меня не спасут. Я это чувствую, Кларк. Я чувствую, что умру сегодня. Кларк, уже отобравшая у него бутыль хорошего скотча, едва не выронила ее. Этого еще не хватало! Финн пессимистично настроен. Просто ужас! — Послушай меня, Финн, с тобой ничего не случиться и уж тем более ты не умрешь сегодня. Ты проживешь долгую и счастливую жизнь. Мы не должны отчаиваться из-за какого-то глупого приказа. Я не дам им тебя убить! Финн поставил пустой стакан на стол и коснулся щеки Кларк. — Если ты так говоришь, значит, у тебя еще есть надежда. У меня ее не осталось. Им, — тут он показал в окне на мужчин и женщин, снующих по двору, — нужен этот союз. Армия землян даст вам преимущество в борьбе с горцами. Союз — надежда для тебя, Принцесса. Кларк отшатнулась от него, словно ей дали пощечину. Мороз пробрал девушку от его слов до костей. — Для меня не будет никакой надежды без тебя, Финн! Если ты умрешь, умру и я! Я не смогу жить без тебя! Я люблю тебя! Она не заметила, как сорвалась на крик. Невозможно говорить спокойно, когда душу и сердце рвало каждое его слово. Да и как она может быть спокойной, когда любимый решил отдаться смерти? — Я погублю тебя, — мрачно произнес Финн. — Ты Свет, Кларк, а я что-то иное. Мне уже никогда не отмыться от этой крови. И лучше будет, если вы меня не будете спасать, а просто сдадите им. Поверь мне. Так будет лучше всем. — Финн слегка пошатнулся. Спиртное начало свое действие. — Тебя ждет счастливое будущее. С мужем, детьми. Ты заслуживаешь счастья, Принцесса, прошу тебя, не рискуй сегодня ради меня, не лишай себя этого счастья. Я этого не стою. Я уже потерян. Финн сделал шаг назад к кровати и упал на нее. Когда Кларк приблизилась к нему, он спал, усыпленный той малой дозой крепкого виски, что успел выпить. — И все же я поборюсь. Я сделаю все, что в моих силах, но не дам землянам убить тебя, — поклялась, Кларк и запечатлела свою клятву поцелуем. Спящий Финн едва ли это вспомнит, зато будет всегда помнить Кларк. Свою первую настоящую клятву.***
Стоило Кларк уйти, как мама сообщила мне, что мое наказание за побег еще не закончилось. Это значит: подожди чуток, Мари, и собирайся на очередную тренировку детишек. В этот раз я немного увеличила время их разминки и отправила бегать, еще раз напомнив, что это исключительно их прихоть — стать сильнее, смелее и далее по списку, а не мое решение. Пять детей со мной согласились и с энтузиазмом принялись выполнять задание. Шестая — худая девчонка с короткими рыжими волосами и острыми коленками и локтями — демонстративно осталась стоять на месте. — Я вроде бы сказала нарезать круги. — А я не обязана тебе подчиняться. Начни учить нас чему-то стоящему, а не просто бегать, отжиматься или подтягиваться. Нам это не нужно! Я осмотрела всю площадку, какую нам выделили ради этих тренировок, в поисках Бирн. Послушала бы она, что говорит этот наивный ребенок. Хоть убей, не помню как зовут эту девочку. А в том чему я их учу сейчас, нет никакой ошибки. Скорее всего, девочка через пару недель это сама поймет. Прежде чем переходить к обучению их использовать оружие надо мало-мальски подготовить их мышцы. По своему опыту знаю, когда ты активно делаешь упражнение на разные группы мышц, тренироваться легче. — Во-первых, эти упражнения нужны всем вам, без них будет сложно учиться обращаться с оружием. Во-вторых, ты сама просила канцлера, чтобы вас учили, а значит, ты обязалась подчиняться мне. Вспомни, что я вам вчера говорила, и сделай свой выбор. Ты можешь прямо сейчас покинуть эту площадку и навсегда забыть о моих тренировках, а можешь вернуться к остальным и начать наматывать круги. Выбор за тобой. Девочка с удивлением посмотрела на меня. Она ждала, что я буду на нее кричать? Что ж не дождётся. Я никогда не закричу на этих детей. Криком я все равно ничего не добьюсь, только запугаю их почем зря. — Я не отступлюсь от своей цели, — тихо молвила девочка. — Я никогда не бросаю дело на полпути. — Розалина Макбетом! — гневный окрик майора Бирн заставил меня вздрогнуть. Девочка переменилась в лице и напряглась. В зеленых глазах застыло раздражение. — Все в порядке, — поспешила вмешаться я. К этой девочке я не испытывала ту же привязанность, что испытываю к Лотте. Но ведь с Лоттой мы столько времени делили кров и пищу, потому и привязались так друг к другу. — Я сама ее задержала. Бирн не слушала меня. Она окинула Розалину таким взглядом, что будь я на месте девочки, немедленно съежилась. Розалина оказалась из более крепкого теста, нежели я думала. На прожигающий взор Бирн она ответила взглядом, полным презрения. — Ты снова начала куролесить? Кем ты себя возомнила, девчонка?! — Тем, кто прошел Мертвую Зону. Я изумленно уставилась на девочку. Мертвой Зоной земляне называли пустыню. Жизнь в пустыне точно не сахар. Она намного сложнее нашего пребывания в прохладных ранним утром и ночью лесах, полных зверья и дичи. В пустыне нет такого изобилия в еде. Интересно как Розалина выжила там? Что она ела и пила? По ее виду не скажешь, что она голодала. — Мне это надоело. Ты идешь со мной к канцлеру. Бирн сделала шаг к девочке и попыталась схватить ее за руку. Именно это движение заставило меня ступить навстречу разгневанной женщине. — Достаточно. Не нужно вести ее к моей матери. — Отойди, Марихен, не то попадет и тебе. Я не освободила ей путь. За моей спиной стояла девочка, ростом и комплекцией схожая с Лоттой. — Пускай. Идите, доносите на меня. Бирн смерила меня тем же взглядом, что и Розалину, и удалилась. Я перевела дух и отошла в сторону. — Спасибо. — Бегом марш! Девочка подчинилась и начала наматывать круги с остальными ребятами. Больше никаких неприятностей на тренировке не произошло. Но кто сказал, что их до конца дня больше не будет? Неприятности поджидали меня буквально за поворотом. Я направлялась в главный корпус, куда в конечном итоге не дошла. Рука сестры схватила меня за плечо и рванула назад. Я еле удержала равновесие. Мы стояли за главным корпусом. Вокруг никого. Что может пойти не так? — Ты была у землян в плену. Что им известно о Финне? Я присмотрелась к сестре. Решительное выражение лица, странный блеск глаз. Правду говорят, любовь заставляет делать людей невообразимые поступки. — Все, — решила не лгать я. — Имя, фамилия, умения, внешность… — Внешность! — воскликнула Кларк и побледнела. — Откуда? Вот он главный вопрос. Тут два варианта либо сдать Лотту со всеми потрохами, либо брать на себя ее вину. Второй вариант самый сложный. Он может гарантировать мне окончательный разлад с сестрой и потерю всякого уважения. Одно дело сообщить про убийцу на словах, другое — дать им его внешность. Ведь правду знают единицы. — Ну, кто? Говори, Мари, — потребовала Кларк. И я приняла окончательное решение. — Я. Это я отдала Лексе твой рисунок с портретом Финна. Кларк вытаращилась на меня и попятилась. Она смотрела на меня так, словно вместо человека видит груду чего-то омерзительного. Я отвернулась от сестры, а когда повернулась, ее уже не было рядом.***
Когда все это произошло? Когда милая смешливая девочка стала настолько хладнокровной. Как так случилось, что самый близкий человек вмиг стал настолько чужим и непонятным? Кларк не могла ответить самой себе на эти вопросы. В голове гонгом отдавалось признание сестры, перед глазами стояло ее лицо. Мари не колебалась, когда она, Кларк, повторила свой вопрос. Она признала свою вину не дрогнувшим голосом, смотря прямо ей в глаза. Виноват ли в решение Мари плен? Наверное. Кларк прокручивала в памяти все их разговоры после возвращения сестры в лагерь. Как некстати вспомнилась ее странная реакция на собственный портрет. Понимала ли Мари тогда, чем обернутся ее неосторожные слова и действия? Скорее всего, да. Чем больше Кларк анализировала поведение сестры, тем больше начинала понимать. Вчера вечером Мари что-то хотела сказать ей, но она ее ударила, прежде чем Мари открыла рот. Кларк снова вспомнила сожаление в глазах сестры и все поняла. Как же она была слепа! Целый день Мари избегала ее не случайно. Она точно знала грядущую судьбу выданного ею же мальчишки. От этой мысли Кларк прошиб холод. Нет, не могла она всего знать! Кларк почувствовала, как ее сердце само собой начало гулко стучать в груди. Все, что касалось Финна, заставляло ее волноваться. Медблок вырос перед Кларк неожиданно. Погруженная в размышления она просто не заметила как подошла к зданию. Иногда бездумное перемещение по лагерю приносит свои плоды. Это один из тех случаев. Кларк поднялась по лестнице и вошла внутрь. Время было уже обеденное, поэтому ее никто не встретил в приемной. Никто не столкнулся с ней и в узких коридорах одного отделения. Первых людей она встретила в хирургическом и совмещенном с ним детском отделении. Громкие полные возмущения возгласы раздались у самой крайней палаты этого отделения. Кларк не нужно было разглядывать говоривших, она и так знала, что это были ее сестра и Октавия Блейк. — Откройте дверь! Я — дочь канцлера! — Сожалею, девушка, но я открою дверь только по приказу вашей матери. — Да что вам стоит взять и открыть дверь? — Я открою дверь только по приказу канцлера. Кларк подошла ближе. Мари и Октавия стояли напротив запертой двери в палату. Мари уже вся раскраснелась, от еле сдерживаемого гнева ее заметно потряхивало. — Откройте дверь. — Как всегда спокойным тоном приказала Эбигейл Гриффин. Кларк обернулась. Шаги матери она не услышала. Также как и Октавия с Мари. Подруги удивленно переглянулись и как по команде просияли. Охранник отпер дверь и пропустил внутрь трех девушек и канцлера. Кларк впервые оказалась в этой палате и первое время смотрела по сторонам. Помещение, чуть больше остальных палат здания, отличающееся от других наличием большого стоматологического кресла. Линкольн был пристегнут к подлокотникам наручниками. Ими заменили цепи. — Зачем его пристегнули? — спросила Кларк. — Он больше не жнец. — Я сам попросил. Так будет безопаснее для всех, — откликнулся Линкольн, приподнявшись в кресле. Октавия поспешила отрегулировать кресло. — У нас есть хоть малейший шанс на перемирие? — спросила Кларк, решив не ходить вокруг да около, а спросить напрямик. Ей не нужны пустые надежды, лучше уж страшная правда. Линкольн покачал головой и скорбно посмотрел на нее. Кларк покачнулась под тяжестью разбитой надежды. — Хеда и так пошла на большие уступки. Она просит взамен восемнадцати отнятых жизней всего одну. Мало кто так бы поступил. — Но это Финн! — Кларк не поняла, как ей удалось вскричать. В горле стоял комок. — Он и твой друг тоже. Он первым пришел к вам просить о мире. Разве ты этого не помнишь? Октавия за ее спиной вздохнула. Она, к счастью или напротив к беде, знала законы землян и хорошо понимала чем закончится вся история для Финна вне зависимости от того чьим он был другом. — Он перебил мою деревню. Среди этих людей были мои друзья. — Несправедливо его убивать. Финн не плохой! В голове Кларк не укладывались жестокие законы. Любовь к Финну и страх за его судьбу смешались и дали новых сил на борьбу за его жизнь. — Теперь он такой, Кларк. В каждом есть темная сторона. Он сделал свой выбор, неважно как. Теперь это часть его. За каждый поступок приходится отвечать. И он заплатит. — Так нельзя! — едва не кричала Кларк. Она с трудом представляла себе, что будет с ней, если Финна убьют. Скорее всего, сама умрет от горя. — Если не платить за смерть, грош цена жизни. Мы так живем, — спокойно заметил Линкольн. — И если Хеда согласится, так или иначе, сохранить Финну жизнь, ей конец. Она знает это. — Они убьют ее за милосердие? — Не поверила своим ушам Кларк. Что творится в головах землян, раз они готовы прибегать к жестокости? — За слабость, — жестко ответил ей Линкольн. Октавия у его правого плеча вздрогнула, и Линкольн успокаивающе сжал ей руку. — Что будет с Финном? — Кларк повернула голову на звук. Бледная и словно окаменевшая Мари впервые заговорила. — Огонь. Раз он убил невинных, сначала будет огонь. Кларк прикрыла глаза и сжала дрожащие пальцы в кулаки. Ужасно, просто ужасно. Перед ее глазами тут же появилась картина: алые языки пламени лижут ноги Финна, а тот кричит от боли. Вокруг него улюлюкают земляне и наслаждаются зрелищем. Девушка мотнула головой, чтобы отогнать страшное. — Сначала? — После ему отнимут руки, потом отрежут язык, хотя он вряд ли уже сможет кричать, в лучшем случае еле стонать, выколют глаза, хотя от болевого шока он едва ли почувствует. Каждый скорбящий, а никто не откажет себе в удовольствии, нанесет удар ножом куда посчитает нужным. И на рассвете, если он еще не умрет, Хеда завершит все своим мечом. До этого еще никто не доживал. Кларк услышала судорожный вздох матери. О ее присутствии она уже успела забыть. Мама выглядела не лучше своей младшей дочери. Кстати, о младшей дочери, Кларк повернулась к двери и успела заметить исчезающую косу. — Есть способ спасти Финна? — спросила Линкольна Октавия. Кларк и ее мать навострили уши. — Нет. Вы ничего не сможете сделать. Вот и все. Весь ответ. Правда во всей ее неприглядной красе. Ноги Кларк подогнулись, и она неловко вскинула руки. Мать схватила ее за плечо и вывела из этой палаты. — Иди за Финном, обедайте и бегите отсюда. В вашем лагере не останавливайтесь — пропадете. Укройтесь в бункере и ждите моего сигнала. Не выходите до тех пор, пока я не сообщу вам, что можно идти. Кларк кивала на каждое слово матери. Постепенно слабость оставляла ее, и поддержка Эбигейл ей больше не понадобилась. Мать отпустила ее, напоследок ободряюще сжав плечо. — Все будет в порядке, Кларк. Все получится.***
Вы когда-нибудь чувствовали, что ваша жизнь катиться в тартарары, когда каждое действие только ухудшает ситуацию, а рек крови становится все больше? И разрулить все это невозможно. Ужасные откровения Линкольна задели меня. Я живо представила все те пытки, которым подвергнут парня, что изначально хотел мира. Лучше бы я этого не делала, дрожь сотрясала меня и не отпускала, пока я шла быстрым шагом по коридорам медицинского здания. У самых дверей мне поплохело, и я чуть не упала. Молоденькая медсестра подхватила меня под локоть и, не слушая моих возражений, передала первому встречному врачу. Это был доктор Аврелий. Удивительно, но мне удалось убедить его, что у меня не эпилепсия, я ничего не пила и не курила, наркотики себе не колю и психотропное не употребляю. Он посмотрел на меня и выгнал из своего кабинета. Эх, слышала бы мама этого человека. Я решила немного остаться в медблоке и двинулась к знакомой палате. Шарлотта встретила меня бурной радостью и все время моего пребывания восторженно вещала про книгу. Когда я шла к ней, думала сообщить всю правду о происходящем. Но как я могу сделать это сейчас? Шарлотта так весела и беспечна, нельзя ее сейчас тревожить правдой. После моих рассказов ее точно будут мучить кошмары. Этого мне для полного счастья и не хватало! Доктор Аврелий вспомнил о палате Лотты через полчаса и заявился туда. Девочка как раз с придыханием рассказывала мне о горном тролле в туалете Хогвартса. Аврелий прервал этот рассказ и выпроводил меня из этой палаты. Он не слушал никаких протестов Лотты: на них он ответил угрозой вколоть ей сильнейшее успокоительное, если не заткнется. Я подобру-поздорову поспешила покинуть палаты и коридоры здания. Проходя мимо поста дежурных медсестер, чуть не столкнулась с Кейном. Добрался, значит, до нас. Я встретилась с ним глазами буквально на секунду, но даже за это короткое время успела заметить всю усталость и боль, что нес в себе этот человек. Кейн уже неравнодушен к чужому горю. Он точно приступит к разработке плана по спасению Финна. Надеюсь, его идеи будут лучше маминых. Страшно подумать к чему приведет ее план, если Кларк и Финн будут следовать ему. Они оба могут заплатить за свою отвагу жизнью. Погибнут двое, а не один. Двое. Двое. Двое. И что-то меня дернуло. Я сорвала с рук белые повязки и бросила их себе под ноги. Не нужны они мне. Чуть поджившие порезы снова начали кровить. Плевать на это. Пусть кровь течет, сама остановится. Пункты моего нового плана, больше смахивавшего на самоубийство, выстроились сами собой. Фортуна решила остаться на моей стороне. Я смогла незаметно выбраться за стены лагеря. В лесу я ничуть не скрывалась. Плевать, что земляне прочесывают лес. Пусть найдут меня. Пусть схватят. И они нашли... Четверо молодых воинов окликнули меня минут через сорок моего неторопливого движения по их территории. Я обернулась к ним и равнодушно осмотрела нацеленные мне в грудь луки. Чего они ждут? Почему не стреляют? Никто не ответил мне на эти вопросы. Оно и не нужно. — Отведите меня к главному, — проговорила я, подняв руки ладонями вверх. Оружия при мне не было. Его у меня отняли в час моего возвращения, и я не решилась просить его назад. Воины окружили меня и обыскали. Убедившись, что я безоружна, они повели меня через ручьи и кусты. Луки никто не убирал. В любое другое время я бы тряслась от страха, чувствуя нацеленную мне в спину острую стрелу, сейчас мне все равно. Я лишь хочу, чтобы все скорее закончилось. Мое желание частично осуществилось. Конвоиры остановились и сделали мне знак ждать. Ждать пришлось недолго. Двое моих конвоиров вернулись в сопровождение темнокожей женщины крепкого телосложения. Что-то было в ней знакомое. Где-то я ее уже видела. Только где? — Чего тебе нужно, небесная девчонка? — Женщина, не мигая, уставилась на меня. Ее взгляд пронизывал насквозь. Создавалось впечатление, что вместо глаз у нее рентген. — Или все же целительница из Луаги? Тондис, осенило меня, и я вспомнила. Женщину, заговорившую со мной, я уже видела в Тондисе. Это Индра — наместница того края и по совместительству глава деревни. — Я знаю, что вы ждете-не дождётесь казни мальчишки, — громко и четко ответила Индре я. И добавила, по-моему, слишком поспешно: — Я хочу занять его место. Повисла такая тишина, что упади булавка, все вздрогнули бы. Четверо молодых воинов смотрели на меня как на сумасшедшую. Не могу точно сказать, что они думают обо мне. Правда, сомневаюсь, что что-то хорошее. Постепенно всеобщее изумление проходило. Воины начали переговариваться о чем-то на своем языке. Я не старалась вникнуть в смысл слов. — Сколько тебе лет, девчонка? — внезапно осведомилась Индра. Неужели они примут мою жертву? Они отпустят Финна? Неведомое чувство тронуло мое сердце. Я не испытывала его ни в минуту, когда рисковала собой, спасая Морена, ни когда делила с Лоттой тяготы плена. — Шестнадцать, — не дрогнувшим голосом, не отводя глаз, ответила я Индре. Я не потеряю самообладания. — И зачем шестнадцатилетней девчонке занимать место убийцы? — поинтересовалась Индра. — Какая разница? Пусть приговорен мальчишка, но разве не может занять его место простая девчонка, вроде меня? Неужели вам не все равно кого резать и дырявить? Вновь повисло молчание. В глазах Индры я не увидела гнева. Мои слова не вызвали оного, зато заставили чему-то усмехнуться. — Интересная точка зрения да вот только неверная. Девчонки твоих лет обычно хватаются за мамкину юбку и прячутся за отцовской спиной. Я оскорбленно зыркнула на Индру. Как она про меня! — Я не цепляюсь за свою семью. Из родных-то у меня только сестра да мать. Не думаю, что им будет дело, если сдохну. Меньшая я, лишний рот. Убей вы меня, с нашей стороны вам отправят тортик да цветочки. У них будет повод для радости — Финн жив-живехонек, а его несостоявшийся убийца отправилась к создателю. На это Индра ничего мне не ответила. Молчали мои бывшие конвоиры, хотя почему бывшие, вполне возможно, что совсем скоро они проведут меня к месту моей скорой казни. Сильный рывок и холодное острое лезвие, прижатое к моему горлу, стали ответом Индры на тот бред, что я несла. Похоже, казни не будет, меня просто прирежут как скот. Жаль, я хотела хотя бы таким образом спасти Финна. — Значит, так. Слушай меня внимательно, девчонка, — прошипела Индра. — По нашим законам за преступление убийцы отвечает только убийца. Никто не сможет избавить его от этой участи, но коль уж ты так не хочешь жить… Индра отняла кинжал от моего горла, размахнулась и … — НЕТ!!! Мари! — Громкий девичий крик заставил меня вспомнить все нецензурные слова, какие я только знала. Октавия умудрилась разгадать весь мой замысел. Индра вернула кинжал в ножны и холодно посмотрела на испуганную растрепанную Октавию. Клянусь, ее глаза так и говорили: «Ну, что за дурные девки!». Октавия, волнуясь, пролепетала что-то на языке землян. Я не поняла, что она сказала и не старалась понять. Однако Индра поняла, кивнув моей подруге, она схватила меня за горло. — Запомни мои слова, девчонка. Убийца сегодня умрет, не пытайся что-то изменить. Все будет бессмысленно. Твоя смерть будет бессмысленна. — Она отпустила меня и с силой толкнула в руки Октавии. — Целительница будет жить до тех пор, пока сама не прольет кровь невинных. А теперь убирайтесь, и чтоб духу вашего здесь не было! Октавия потащила меня подальше от Индры и ее людей. Мы прошли не больше мили, когда я упала. Подруга остановилась и протянула мне руку, чтобы помочь мне встать. — Ты плачешь... Хорошо, значит, мне не нужно говорить насколько идиотским был твой план. Ты и без меня начала это осознавать. Я смахнула одинокую слезинку и встала на ноги. Лучше бы Октавии не знать из-за чего эта слезинка. Я не сожалела о своем решение. Мне жаль, что все сорвалось, и я не смогла спасти Финна. Мы прошли всего десять ярдов, прежде чем я снова упала. На этот раз я не смогла встать. Сильнейшая головная боль и кровь, текущая из носа и ран на обеих руках, впечатали меня в сырую землю. Я только могла свернуться калачиком и стонать. Я не слышала просьб Октавии подняться, не чувствовала ее прикосновений к себе. Все заняла ужасная боль, с каждой минутой все нарастающая. Внезапно все заполнил белый свет. Белый свет едва не ослепил меня. Понемногу он начал рассеиваться, и я смогла осмотреть, куда меня занесло на этот раз. Я лежала на холодных камнях, над моей головой висела огромная люстра, а за спиной стоял большой трон. Я попала в тронный зал. Боль отступила, и я смогла подняться на ноги. Нельзя тут оставаться, осенило меня. Убедившись, что твердо стою на земле, я сделала шаг, повернулась в сторону двери и, не раздумывая, двинулась к ней. Пусть этот зал трижды будет прекрасен, я здесь не останусь. — Не так быстро. Я не стала оборачиваться. Не за чем. Это может принести мне один вред. Дверь была у самого моего носа. Однако кем бы ни был говорящий, ему явно не понравилось мое поведение. Дверь мигнула пару раз ярким светом и растворилась. — Ты сама наказала себя. В ту же секунду мою голову прорезали крики, шипения, невнятные бормотания, которые складываясь, образовывали сами собой слово «Убийца». Сбежать от голосов я никак не могла, так же как не могла слышать лающий смех за спиной. — Что ж теперь мы можем нормально поговорить. Голоса замолкли, а меня неведомая сила развернула к трону и бросила у его подножья. Я без проблем смогла разглядеть человека на троне. Высокий, худой, абсолютно лысый мужчина. Его плотно обтянутый кожей череп заставлял содрогнуться. Черные, как сама ночь, глаза внушали дрожь и ужас. Нет, я точно не хочу с ним общаться или что-то иметь. — Что ты от меня хочешь? — Верной службы, хранительница. Преклонись передо мной, стань моей, и я оставлю тебя до срока воплощения в покое. Мои прислужники не тронут тебя. Ты будешь относительно свободна. — Ни за что! Я никогда не преклонюсь перед тобой, демон! Сама не ведая того, я признала его истинную сущность. Но точно не свою. У меня остались вопросы. Почему он называет меня хранительницей? Какая из меня хранительница? — Значит, ты будешь страдать, Мария, — глухо оповестил он меня. — Так или иначе, ты склонишь голову и станешь моей. Ты сделаешь это либо добровольно, либо я заставлю тебя это сделать. Ты станешь моей и отдашь мне тело, душу, молодость… Это болезненный процесс, девчонка. Но если ты согласишься сотрудничать со мной добровольно, я возвышу тебя, нареку своей королевой. А в день воплощения ты уйдешь без боли и страданий, растворишься в пустоте. — Ты не получишь меня, — прошипела я ему. В ту же секунду мою голову охватила такая боль, что слово «мигрень» кажется детским лепетом. Наравне с болью, возобновились голоса и видения. Последнее, пожалуй, самое страшное. Финн, Финн и Финн. Демон показывал его смерть во всех подробностях и после каждого эпизода истязаний парня спрашивал меня, не передумала ли я. Я не передумала. И это повторялось снова и снова, и снова. Внезапно все прекратилось, и не успевшая прийти в себя я чуть не оглохла от яростного крика демона. Я, как во сне, повернулась к нему и увидела, что это чудовище полетело со своего трона, и теперь стоит напротив высокого мужчины. На миг мужчина обернулся, и я смогла рассмотреть его благородное лицо. — Беги, Мария. Возвращайся! — приказал он мне. Я не шелохнулась, хоть и понимала, что надо уносить ноги. Чертыхнувшись, он нанес удар своему противнику неизвестно откуда взятым оружием и в один прыжок настиг меня. Я совсем не противилась, когда этот человек крепко взял меня за локоть и потянул в сторону. На меня подул теплый ветерок, и поддерживаемая неизвестным спасителем я сделала шаг. Демон не настиг нас, но в спину и мне, и моему спасителю полетел полный ярости и боли крик. Слов я не разобрала. — Мари, очнись. Кто-то тряс меня за плечи и обтирал лицо чем-то мягким и мокрым. Я открыла глаза и встретилась взглядом с Октавией. Она стояла около меня на коленях и сжимала в руке лоскут ткани. — Что случилось? — Язык еле ворочился. Пережитые ужас и боль понемногу отступали. — Ты упала, начала кричать, у тебя текла кровь, а потом ты замолчала. Ты просто лежала на земле, как подрубленная. Мари, нужно идти к врачу. Неизвестно, что за болезнь у тебя. Я молча кивнула подруге и приняла ее помощь. Возражать не было сил. Возражать я буду уже в «Лагере Джахи». Хорошо, что до него не меньше трех миль. Из больницы я легко смогу удрать. Не хватало, чтобы мама проведала про это происшествие. Я ей так и не сказала про повторяющиеся кошмары, про повторяющуюся мигрень. У нее и так проблем хватает. — Потерпи немного, скоро мы будем в лагере, — подбодряла меня Октавия. Она была права только отчасти. Мы действительно скоро были в лагере — нашем старом лагере. До «Лагеря Джахи» мы не дошли по милости Джона Мерфи. Он принес печальную весть. Финн и Кларк не добрались до бункера. По пути на них напали. Оглушенную Кларк Финн принес на шаттл.***
«Все пропало», — подумала Кларк, прежде чем провалиться во тьму. А ведь все так хорошо начиналось… Она, как мать и велела, взяв с собой Финна, отправилась на обед. За едой приняла извинения Финна по поводу его собственного поведения. Кларк понимала его. Он боится, и страх толкает его на необдуманные действия. Кларк смогла уверить его, что давно простила страшное преступление и утреннюю слабость. Измученное страхом лицо Финна чуть просияло. Меж тем Кларк расписала ему их план, прежде чем он доел горячий суп, и обрадовалась, заметив изменения, произошедшие с Финном. Он успокоился и начал говорить всякие глупости. До леса они добрались без проблем. Уж об этом мама позаботилась. Кларк и Финну никто не встретился. Они последовали совету их канцлера и направлялись к одному известному им бункеру. По дороге хранили молчание: оба знали, что земляне тщательно прочесывают лес, а до бункера еще далеко. Пока они входили в чащу леса, Кларк подсчитывала, сколько миль им надо пройти до убежища. Получилось около десяти. Она поделилась этой новостью с Финном, на что он хлопнул ее по плечу и сказал: «Прорвемся». И они прорвались. Ловко улизнули от одного отряда, миновали второй, не выдали себя третьему. Когда Кларк заметила четвертый отряд дозорных и сообщила о них Финну, тот только отшутился. Его настроение заметно улучшилось. Он чаще начинал шутить и посмеиваться, а один раз насвистел незамысловатую мелодию. Постепенно Кларк и Финн начали терять бдительность. Они громко переговаривались, шутили и затягивали короткие веселенькие песенки. Все песни и шутки оборвались, как только ребята услышали подозрительный шорох. Не стоило им так бездумно действовать, но это Кларк поняла много позже. А в тот момент, заслышав шум и порядочно струхнув, они сорвались с места и понеслись, совершенно не заботясь о тишине. Ветки трещали под их ногами. Им не удалось скрыться. Земляне догнали их. Что было дальше Кларк не помнила: один из воинов приложил ее камнем по голове. Девушка застонала, приходя в себя. Голова просто раскалывалась. Не открывая глаз, Кларк ощупывала местность вокруг себя. Руку холодил металл. — Финн... — позвала она, все также, не открывая глаз. — Ты где? — Я здесь, Принцесса. Лучше не вставай. Кларк открыла глаза. Она лежала на теплом мягком пледе, на металлическом полу челнока. Финн присел рядом с ней и погладил по щеке. В этом движении читалась любовь. Уголки губ Кларк приподнялись. — Не оставляй меня, Финн, — попросила Кларк. Она чувствовала, что боль от удара начала отступать. Ее порывало встать и начать действовать, но Кларк знала, что этого делать нельзя. — Я буду рядом, Кларк. Постарайся заснуть. Она послала любимому благодарственный взгляд, ее трогала его забота. Финн по-прежнему сидел рядом с ней, перебирал мягкие золотистые пряди волос. Его прикосновения несло Кларк успокоение. Девушка прикрыла глаза. — Не нужно ей пока спать. По крайней мере, пока она не выпьет это. Знакомый голос сестры вырвал Кларк из преддремного состояния. Мари подошла к ней. В руках она держала небольшую емкость, приятно пахнущую травами и ягодами. Кларк приняла из рук сестры питье и осушила емкость. Лекарство растеклось по венам. Дрёма приняла ее в свои объятья. В следующий раз она проснулась через несколько часов. Голова болела не так сильно. Лекарство Мари подействовало. Кларк смогла встать. И как раз вовремя. Ее сестра и Рейвен только не набрасывались друг на друга. — Земляне не примут никого, кроме убийцы. Они казнят Финна и ничто с этим не поделаешь. — Ну на это мы еще посмотрим! Если понадобится, я тебя отправлю им на растерзание. Ты же была в той же деревне? Вот и заплатишь за это! — Земляне не тронут меня. Кто трогает лекаря, что вылечил их детей? Земляне любят своих детей. Кларк успела ухватить Рейвен за руку и не дать той прибить Мари. — Хватит, Рейвен! Нам надо подумать как Финна спасти! — хрипло выкрикнула она. — Мари и Октавия останутся здесь. Все, у кого есть оружие, предлагаю сделать вот так. И она изложила свой план. План пришелся по душе всем, только из-за того что иного плана у них не было. Мерфи и Рейвен ушли проверить винтовки, Октавия и Мари шептались в тихом уголке. На ступенях челнока Кларк обнаружила Финна. Он смотрел на алое небо, глубоко задумавшись. Кларк положила ему на плечо свою ладонь. — Все будет в порядке, — тихо сказала она Финну. — У нас все получится. — Хочется в это верить. Знаешь, Кларк, когда все закончится, с тобой будет все хорошо. Я верю в это. — С нами будет все хорошо, — заверила Финна Кларк. Потом прильнула к его губам в нежном поцелуе. Вскоре Кларк, Мерфи и Рейвен засели в укрытиях и приготовились отразить атаку землян. Ребята крепко сжимали свое оружие и не шевелились. Раздались тяжелые шаги. В пятидесяти футах от них показались земляне. Щелкнул пистолет Кларк — она сняла его с предохранителя. Желание покинуть засаду пересилило ее благоразумие. Кларк выскочила, и это вполне могло стоить ей жизни. Но тут произошло то, о чем никто и помыслить не мог. Финн покинул безопасный челнок, подняв руки ладонями вверх. Его тут же схватили земляне. А Кларк все смотрела и смотрела ему вслед не в силах поверить, что это происходит наяву, а не в одном из ее кошмаров. Что Финна действительно схватили, несмотря на все их меры предосторожности. И что теперь его ждет самая ужасная и страшная смерть.***
Когда Кейт узнала о поимке убийцы, она возликовала. Боль притупилась. Девушка закружилась по шатру в ей одной известном танце. Она снова смогла уверовать. Ведь не просто же так боги ответили на ее молитвы. Они предали мерзавца правосудию. Почувствовав легкое головокружение, Кейт остановилась. Зеркала трельяжа отразили девчонку с давно немытыми волосами, облаченную в одежду, кою следовало постирать. — И это найтблида? Сопровождающая Хеду? — скривилась Кейт. — Ну и запустила я себя. Девушка подошла к своей походной кровати, открыла сумку и выудила оттуда свежую рубаху и брюки, прихватила мыло и гребень. Без увольнительной из лагеря уходить запрещалась и звание «найтблида» никак на это не влияло, за нарушение этого правила могло влететь сполна. Кейт, воодушевленная поимкой своего врага, решилась преступить все правила и запреты. Она смогла улизнуть из лагеря к ручью. Занятые подготовкой к казни военачальники не заметили ее отсутствия. Юная найтблида долго не задерживалась в своей импровизированной купальне. Вскоре она смогла никем не замеченной вернуться в лагерь. Единственным свидетельством ее ухода были постиранные вещи да влажная волна темных волос, спускающихся к самой талии. В шатре она присела к трельяжу и занялась волосами. Гребень с легкостью расчесывал чистые длинные пряди. Кейт дала волосам еще чуть-чуть подсохнуть и занялась прической. Она вплела в тонкие косички алые ленты — знак мести — и перевязала их крест-накрест черной ниткой в знак своей великой скорби. — Ну и денек. Полог приподнялся и в шатер вошел Алекс. Кейт оторвалась от зеркала и повернулась к брату. Лицо юноши отражало чувства, противоположные ее собственным. Брат был мрачен и серьезен. — По-моему лучший день в году, — улыбнулась Кейт, обнажив ровные белые зубки. Брат не ответил на ее улыбку, только осуждающе покачал головой. — Что же в нем хорошего? Близящаяся казнь? — Он этого заслужил! — воскликнула Кейт и вскочила со своего стула у трельяжа. — Он убийца! Хорошо, что его убьют! Алекс молча посмотрел на сестру. Та сжимала-разжимала кулачки. Ее ноздри немного раздувались. К щекам прилила кровь. — Нет в этом ничего хорошего, Рин. В тебе говорит боль и скорбь. Не могу тебя в этом винить. Ты любила Артигаса, а этот мальчишка убил его… — Не смей говорить так, словно я душевнобольная! — вскричала Кейт и яростно воззрилась на брата. Она хотела посмотреть на него сверху вниз, но одним желанием этого не добиться. Брат был на целую голову выше ее самой. — Я сомневаюсь, что здоровый психически человек будет радоваться страданиями другого. Ты не хуже меня знаешь, какой будет смерть убийцы. Несчастному можно только сочувствовать и молиться, чтобы кто-то решился прервать его страдания. Кейт могла многое сказать братцу, но все это не позволило бы ей переубедить Алекса. Он говорил так уверенно, что радость Кейт приутихла, и начинал пробиваться стыд. — Я видел этого мальчишку, Рин. — По-своему истолковал молчание сестры Алекс. — Ему страшно. Бедолага, знал бы он, что его жизнь оборвется не раньше появления первых звезд… Прибил бы его кто-нибудь — быстрая смерть лучше того, что несут древние уставы. Кейт вскрикнула. Редко брат позволял себе такое. Радость окончательно пропала. — Не говори так. Нас может кто-то услышать, — попросила она его. — Последствия могут быть ужасными. Губы Алекса тронула усмешка. — Кто нас услышит, сестренка? А даже, если так, одних слов будет мало, Лексе потребуются доказательства. Но все равно спасибо за беспокойство. Раз ты уже начала это делать то твоя нездоровая эйфория прошла, и ты снова становишься собой. Кейт ничего не ответила ему, и брат, видя, что разговор не клеится, направился к выходу из сестриного шатра. — Не потеряй саму себя этой ночью, Рин. Помни: слезы — защитная реакция организма на боль любого рода, чтобы там не нес Титус. Кейт проводила его надоумленным взглядом. С последним утверждением про слезы она в корне не согласна. Плач и слезы — признак слабости, а никак не «защитная реакция организма на боль». Нет, в этом брат неправ. А в другом… Кейт не могла точно сказать, что зацепило ее из сказанного братом, но после их разговора она долго сидела на своей кровати и смотрела в одну точку, а объявление об ужине предпочла просто игнорировать. Есть не хотелось совершенно.***
Стены больничной палаты меня словно сжимали в тиски. Несколько дней назад я была бы рада проникнуть сюда, чтобы свидеться с моей маленькой подопечной, а сейчас хотела оказаться как можно дальше от этого здания с его темными коридорами. Мне хотелось бежать так быстро, как только позволили бы легкие и ноги. А если устану, то просто упасть на сырой земле и забыться сном и плевать, что к утро у меня могла появиться ангина или еще какая-нибудь болезнь. Плевать, что меня могли бы с легкостью задрать самые безобидные на вид представители местной фауны. Так хреново я никогда себя еще не чувствовала: сердце бьется в груди так, что его можно услышать и в нашем старом лагере, горло пересохло и сложно говорить, руки трясутся, а хуже всего никуда не исчезающее чувство бесконечной вины. Оно жжет, разъедает, тихим голоском отдается в сознании. И я ничего не могу поделать с этим. Все мои усилия заканчиваются полным провалом. Сколько раз я пыталась все исправить? Не считала, но с каждым разом мне почему-то становится безумно больно, горько и досадно. Не ударь меня тогда в деревне Тео, кто знает было бы все это. Проклятый мальчишка, чтоб тебя... Я до побеления костяшек, до боли сжала кулак. Не помогло. Я все еще могу слышать его издевательское: «Привет небесная тварь». Господи, как же я его ненавижу! Мерзкий представитель Homo sapiens. Я прекрасно понимаю: он злится. Его семья убита, но при чем тут я. Те треклятые ракеты запустила Кларк, а не я. Это был ее план. Меня в тот момент вообще швырнуло под пол, и я несколько минут, показавшихся мне часами, оставалась во мраке. Тео все это не скажешь. Помнится в один прекрасный день Кейт спасла меня от двух малолетних убийц. Уж не входил ли в эту парочку мой дорогой друг Тео? Скорее всего, входил. — Мари, ты чего здесь сидишь? Сначала я не поняла что значит «здесь», а потом осмотрела обстановку вокруг себя и до меня дошло. От нашего старого лагеря после захвата Финна мы вернулись в «Лагерь Джахи». Ко времени нашего возвращения все знали о произошедшем. С нами появились Кларк, Мерфи и Рейвен. Мама тут же держала Совет, на который эта троица была приглашена, а вместе с ними половина верхушки «Лагеря…». Нас с Октавией не трогали, и мы смогли притаиться в больнице. Засели в одной из пустых палат. Вскоре Октавия оставила меня одну и куда-то ушла. Мне оставалось бродить по коридорам, что я и делала, пока не врезалась в дверь и не ввалилась в одно из пустых помещений. Здесь-то я и просидела до появления Октавии, глубоко задумавшись. Удивило ее ни сколько то, что я провела много времени в помещении, а то что все это время просидела на полу, поджав колени к груди. — Уже накрыли поесть. Пойдем ужинать? — У меня нет аппетита, — глухо отозвалась я, вставая на ноги. — Если ты хочешь есть, иди. Октавия скрылась. Я, сетуя на людей, что в любой, даже в самой кошмарной ситуации, могут думать как набить животы, побрела по пустым коридорам. Я не стала заходить в отделение, где лежали Линкольн и Шарлотта, а остановилась у большого окна в совсем другой части медблока. Здесь в скором времени хотят сделать терапевтическое отделение. — Возьми. Это единственное, что мне удалось стянуть. — Я обернулась. Октавия протягивала мне булочку, вкусно пахнущую сыром, и стакан с теплым чаем. — А ты? — вырвалось у меня. Мне не нужно говорить «Ты поела», подруга понимает меня и так. — Я брала себе то же самое, но уже успела прикончить. — Октавия демонстративно похлопала себя по плоскому животу. Мне ничего не оставалось сделать, кроме как принять из ее руку чай и булочку, поблагодарить за проявленную заботу и ничем не показать, что кусок не лезет мне в горло. С горем пополам я прикончила этот «ужин», и Октавия потянула меня в хирургическое отделение. Следующий час стал для меня пыткой. Я не могла спокойно сидеть, пока рядом был Линкольн, и пусть Октавия что-то щебетала, мне казалось: землянин смотрит не на свою любимую, а только на меня. — Ты ничего не смогла бы сделать, — отметил землянин в перерыве между болтовней подруги. Октавия притихла, понимая, что это точно адресовано не ей. — По закону моего народа нельзя казнить невиновного. Если находится человек, желающий занять место осужденного, он находит неприятности только для себя. Тебе очень повезло, что Индра была снисходительна к твоему юному возрасту и не отдала тебя в руки мастеров заплечного дела. Они бы доходчиво тебе объяснили, чем чревато твое рвение с помощью плетей. Вот тут-то мне действительно стало казаться, что я начинаю задыхаться. Перед глазами встала Индра, ее кинжал, направленный мне прямо в грудь, она отводит руку для удара. Интересно ударила бы она меня, не вмешайся Октавия? — Прошу прощения, но я слишком устала и пойду спать. Я не стала дожидаться реакции этих голубков и молча вышла из палаты. У самых дверей на улицу меня догнала Октавия. — Мари, Кларк простит тебя, когда все поймет. Твоей вины в том, что будет с Финном, нет. Я смогла ей вымученно улыбнуться и повторить, что очень хочу спать. Октавия отступила. Спать я не хотела. Я хотела одиночества. Его я как раз и получила, оказавшись одна в комнате. Недолго думая, я открыла окно и залезла на дерево, там устроившись, я смогла более-менее совладать с собой и заткнуть доставший меня глас совести. Острое нестерпимое чувство вины стало чуть менее болезненным, и я, наконец, смогла вспомнить о Кларк и подумать, как она переносит весь этот ужас.***
А Кларк в то время, как ее сестра сидела на ветке высокого дерева, свесив ноги вниз, стояла у забора «Лагеря Джахи» и почти ничего не видела перед собой. Рядом с ней стояло еще десятка два таких же подростков, как и она, и пол-лагеря людей постарше. Они все что-то говорили. Что именно Кларк не могла бы сказать и через полгода после этой ночи — самой страшной в ее жизни. Ночь с девятого на десятое октября она запомнит на всю жизнь и, даже спустя пятнадцать лет, сможет рассказать своим подрастающим детям все ее подробности, потому что именно в эту ночь она особенно остро почувствовала, что любовь и смерть взаимосвязаны. В настоящее же время Кларк просто стояла и тупо смотрела на высокие огни вдали. Хотя какая это даль? До места, где собираются принести в жертву мира Финна, нет и двухста ярдов. Она, наверное, смогла бы пройти этот путь не будь ей так холодно, больно и горько. И почему же все это несет любовь? Как такое светлое, прекрасное чувство может заставить корчиться и страдать? Почему так жестоко, безжалостно, несправедливо устроен небосвод? — Зачем они так ярко разожгли костры? — Дернула Кларк за рукав кофты Рейвен. — Чтобы мы могли все лучше видеть. Они хотят из этого устроить шоу, — ответила ей Кларк и ужаснулась собственным словам. Ее ужас длился недолго, на смену ему пришла злость. Злость на землян, на Мерфи, что не удержал Финна от рокового поступка. А главное злость на саму себя, что же это она уже вздумала хоронить Финна? До него всего сто пятьдесят ярдов. Немного. Она дойдет. Кларк сделала шаг к забору, и ее тут же окликнула стоящая рядом мать. Оцепенев, она и не заметила, как все еще действующий канцлер подошла к ней так близко. — Кларк, мы уже ничего не можем сделать. Нам не спасти его, — тихо сказала ей мама. — Мне жаль, милая. Кларк вздрогнула. Слышать в голосе, как ей казалось, самого стойкого человека слезы кошмарно. Она вспомнила выражение лица матери, ее бледность, когда она вернулась в лагерь и рассказала ей, что Финна схватили, а мать ей в ответ — земляне чуть не отправили на тот свет Мари. Тогда по лицу матери Кларк не могла прочитать, что ее беспокоит больше решившаяся судьба восемнадцатилетнего парня или страшные намерения, посетившие шестнадцатилетнюю девчонку. Загадка нашла свой ответ, после того как Эбигейл поведала дочери встречу с Индрой и ее людьми и рассказ землянки о личной встрече с «очевидно нелюбимой дочерью канцлера». Эбигейл сделала большой акцент в своем рассказе на последние слова, брошенные Индрой как бы невзначай: «Тебе бы, канцлер, обратить внимание не на убийцу, чья судьба уже решена, а на дочь. Младшие дети требуют большей заботы и внимания, а твоя, видать, не получает ни того, ни другого. Как бы не потерять тебе ее потом ведь кричи-не кричи, молись-не молись, а не вернешь». Во время всего этого рассказа Кларк сидела в кабинете матери, крепко вцепившись в подлокотники кресла, и думала, что создатель милостив к ее сестре. Он решил вместо нее забрать другого, равного ей и в отваге, и в сообразительности, и в некоторых слабостях. — Я не дам им его убить, — проговорила Кларк так тихо, что сама себя и слышала, и сорвалась с места. У нее нет сил больше стоять и смотреть у глухой к чужим горестям ограде. Это невыносимо. И Кларк двинулась к воротам. Люди расступались перед ней и не смели задерживать. У них нет на это приказа канцлера, Эбигейл Гриффин, — Кейн так и не забрал себе значок. Девушка добралась до ворот быстро, даже очень. — Куда ты? — Беллами появился незаметно, но его хватка оказалась очень крепкой. Кларк не смогла сбросить с себя его руку. Ей пришлось поднять на него глаза и столкнуться с беспокойством и болью, такой же какую испытывает она сама, в его взоре. — К Командующей. Я поговорю с ней. Я должна поговорить с ней. Беллами без слов убирает свою руку с ее предплечья. Он напряжен, но молчит. Весь его вид говорит: «Это бессмысленно. Судьба Финна уже решена. Ты ничего не сможешь добиться этим разговором». Он не произносит ничего из этого вслух. После недолгого молчания он спрашивает совсем другое. — Что ты ей скажешь? — Не знаю. — Голос срывается, и она хрипит. Горький комок встает поперек горла вызывает слезы, которые Кларк усиленно смаргивает. Мысленно она твердит: «Не сейчас. Только не сейчас. Поплакать можно позже в гордом одиночестве, чтобы никто не видел слез». Ей удается продолжить пусть и хриплым голосом. — Понятия не имею, но я пойду и попытаюсь. Она послушает… Наверное… Я не смогу стоять и смотреть, осознавая, что ничего не делала! — Протяни руку, — чеканит Рейвен. В ее голосе сталь. Решение Кларк отправиться на последние переговоры — надежда и для нее. Финн — самый близкий человек для Рейвен. Ради нее он пошел на многое. Год назад именно из-за Рейвен он сел в тюрьму. Он спас ее. Теперь ее черед спасти его, пусть и не своими руками. Рейвен Рейес сует в рукав послушно протянувшей руку Кларк длинный острый нож. — Если она откажется, убей ее. Пока будет суматоха, мы вытащим Финна. И Кларк кивает на это, вопреки всем своим мыслям и желаниям соглашается с безумным планом Рейвен. Хоть и понимает, что никогда не сможет поступить так, никогда не сможет убить Лексу. Кларк уже давно поняла, что пока она жива, у их народа есть мизерная возможность выжить. Лекса — то немногое, что сдерживает настроенных убивать и проливать кровь землян. С каждым шагом по твердой холодной земле в сторону горящих огней и шатров дается ей с огромным трудом. Сто пятьдесят ярдов вскоре оказываются преодоленными и родной дом с матерью, сестрой и другими людьми остаются позади. Если ее сейчас вздумают убить, никто не спасет. Она уже на территории землян и пришла сюда незваной. Ее хозяева имеют полное право расправиться с ней, и никто им не помеха. Земляне уже давно заметили ее, одиноко бредущую среди их натянутых шатров. Кларк удивляется, почему никто ее еще не убил. Ее просто пропускает вперед и не трогают. Они следят за ней и все. Кларк медленно брела вперед, не глядя под ноги или на землян. Над ней ярко светят звезды. Ночной холод заставляет покрыться открытые участки рук мурашками, а пальцы заледенеть. Нож холодит ее руку. Она продолжает идти, целенаправленно двигаясь в сторону самого большого шатра. Нужно увидеть Лексу. К шатру Командующей ее, разумеется, никто не пускает. Стоило Кларк сделать один-единственный шаг к нему, как Индра, стоящая на страже, подняла копье и направила его острием в грудь девушке. — Я пришла увидеть Командира. Индра не опустила свое копье, испытывая ее. Кларк сделала шаг, и кончик копья прорвал кофту и неглубоко вошел в тело. Теплая струйка крови побежала к животу. На кофте выступило небольшое кровавое пятно. Кларк, полностью игнорируя боль, сделала еще один шаг. Пятно увеличилось. — Пустите ее, — послышался властный голос Лексы, и Индра, выдернув копье из раны девушки, отошла в сторону. Путь был свободен. Кларк могла пройти дальше. Что она и сделала. Она дошла до шатра Лексы и застыла напротив Командующей. Вот он ее последний шанс. Сейчас либо Финн умрет, либо спасется. — Твоя жертва бессмысленна. Ты не можешь нас остановить, — спокойно объявила Кларк Лекса. Девушка вгляделась ей в глаза и успела заметить сожаление и сочувствие. — Да, — согласилась с ней Кларк. К чему спорить? — Но вы можете. Покажите моему народу насколько вы сильны. Докажите, что вы милостивы и великодушны. Что вы — не дикари. Позади нее раздался шум шагов и улюлюканье. Девушка обернулась и застыла. Земляне вели Финна к высокому столбу. Кларк встретилась с любимым глазами и почувствовала все, что мог чувствовать Финн: огромная вина и цепенящий страх. — Мы такие, какие есть, — тем временем парировала Лекса, и эти ее слова странным образом подействовали на Кларк. Ее руки сжались в кулаки, глаза подозрительно блеснули. — Тогда я тоже убийца! — выпалила она. — Я сожгла три сотни ваших, перерезала человеку горло. Кровь ваших людей и на моих руках. Возьмите меня! Последние слова прозвучали как мольба. Мольбой они и были. Кларк точно знала, что погибни Финн, умрет и она. Она не сможет жить как раньше, зная, что любимого больше нет. Ее жизнь превратится в череду серых похожих как братья-близнецы дней. — Но виновен Финн, — напоминает ей Лекса, и Кларк чувствует, как горький комок встает поперек горла. Слезы подступают к глазам. — Нет! — находит в себе силы возразить Кларк. Слезы наполняют глаза. — Он это сделал ради меня. Все ради меня! — Значит, он умрет ради тебя. Кларк вздрагивает. Судорога сводит тело. Голос садится и начинает дрожать. У нее уходит много сил, чтобы не дать рыданиям вырваться наружу. Она не может себе позволить такой роскоши. Также она не может просто уйти и бросить Финна здесь совсем одного на растерзание всем этим землянам. Они уж точно позабавятся как следует. Кларк едва удержалась на ногах, представив измывательства всей этой жестокой толпы над несчастным Финном. — Можно попрощаться? — тихо прошептала девушка, с надеждой посмотрев на Лексу. Она хотела этого, очень хотела. В последний раз прижаться к телу человека, любившего ее, почувствовать его губы на своих, его тепло. Лекса кивает ей, и Кларк медленно шаг за шагом идет к привязанному к дереву Финну. Путь всего в тридцать футов занял у нее до неприличия много времени. Она не могла идти быстрее — ноги стали словно ватными, а прикованные к ней взгляды землян скорости не добавляли. Когда она добралась до Финна и обвила его шею своими руками, подивилась насколько бледное его лицо. На нем не было ни кровинки. Губы, сильно прокусанные, покрывала корка крови. В глазах стоял животный страх. — Мне страшно, — прошептал он ей прямо в ухо. — Я знаю, они будут меня мучить и смерть не будет быстрой. — Никто тебя не будет мучить. Все быстро кончится, — отозвалась Кларк тем же шепотом. Она не могла говорить в голос, он сильно дрожал и срывался. Слезы катились по ее щекам. — Убей меня. Прошу тебя, убей. Кларк словно током дернуло. Горло сжал болезненный комок, а перед глазами вновь встали ужасающие картины будущей расправы над Финном землянами. Они его не пощадят, подвергнут таким страшным мукам, какие она и в самом ужасающем кошмаре не видела. Нож в рукаве жег кожу, потоки слез только усилились. Кларк знала, что должна это сделать. Должна. Иначе никак. — Прошу тебя, — хрипло шептал Финн. — Пожалуйста… Не отдавай меня им. Кларк крепко зажмурилась, сильнее прижалась к нему. Финн. Ее Финн… Она ощущала его слезы, падающие ей на шею, сильное биение его сердца, слышала хриплый шепот, снова и снова умоляющий о страшном, немыслимом, слишком тяжелом. Горький всхлип сорвался с губ, глаза застилала пелена слез. — Я люблю тебя, — сквозь слезы вымолвила Кларк. Быстрая смерть от ее руки — лучше всего этого надвигающегося кошмара. Единственное, что им осталось. Единственный способ вырвать его из рук этих кровожадных варваров, облегчить ужасную участь. — Ничего не бойся. — Она прижалась так близко, как только могла. Рукоять ножа скользнула в ладонь. — Не бойся. — Нож входит в плоть, словно она протыкает им кусок масла. — Все будет хорошо, — шепчет она, выдергивая оружие из смертельной раны. — Спасибо, Принцесса, — успевает прохрипеть Финн на последнем издыхании, его глаза закрываются, и Кларк отшатывается от него, мертвого, прочно привязанного к ужасному деревянному столбу. Скользкий нож падает в траву практически бесшумно. Осознание содеянного приходит спустя мгновение. Она. Убила. Финна. Рыдание рвется из горла вместе с криком. По щекам бегут не высыхающие дорожки слез. Сердце вспыхивает огненной болью. Пелена слез застилает все вокруг. Кларк слышит яростные крики землян, свист тетивы. Стрела до нее не долетела — симпатичный мальчишка семнадцати лет изменил мишень, которую избрала его сестра. Стрела улетела ввысь. Кларк плевать на недолетевшие стрелы и беснующихся землян. Она хочет просто упасть и остаться лежать на холодной земле, покуда сама не умрет. Боль сжигала ее изнутри. — Все кончено. — Раздался властный голос Лексы издалека. Кларк едва ли понимала его смысл. Все, что она понимала — Финн, его смерть и то, что она виновна в этом. Она не спасла его, а убила сама. И этого она никогда себе не простит. Как жаль, что Лекса не захотела казнить ее за этот поступок. Вместо казни ее, полуживую и не реагирующую ни на что, отправили в шатер Командующей, где и оставили ждать появления других ее людей.