***
Кларк смогла заставить себя проглотить не больше двух ложек той бурды, коей их подчивали. После она почувствовала тянущую боль где-то в желудке. К счастью, дальше голос в ее голове есть ее не заставил, напротив — велел встать и отнести жидкие помои на мойку. Кларк с готовностью все исполнила. С той же готовностью она отправилась в свою спальню, где поделилась кровью с плодом и взамен получила вкуснейший сок. Этот сок и насытил ее, и успокоил боль в животе. «Ты готова к исполнению приказов, девочка?» — Готова, — безэмоционально ответила Кларк. — Что я должна делать? «Иди к канцлеру твоего народа. Что делать дальше я сообщу позже». Кларк послушно вышла в коридор и, ловко лавируя среди вереницы коридоров, добралась до кабинета канцлера. Провожаемая заинтересованными взглядами встречающихся в коридоре перед кабинетом канцлера мальчишек Кларк постучала и вошла внутрь. «Будь милой. Это твоя мать». Кларк старалась никак не выказать своего удивления. Как эта уставшая женщина без маникюра и макияжа могла быть ее матерью? Неужели голос в голове шутить изволит. — О, милая! Ты как всегда пунктуальна. Проходи, присаживайся. «Исполняй!» — прошипел голос. Кларк, недоверчиво глядя на женщину, прошла к дивану и присела на него. В тайне она надеялась, что странная тетка, являющаяся вроде как ее матерью, сейчас скажет: «Не хочу тебя задерживать, можешь идти». Однако, конечно же, ничего такого не было. Канцлер разложила перед собой бумаги и начала выспрашивать ее обо всем. «Мои решения помогли нам сэкономить уйму времени и сохранить прикрытие Беллами», — подсказал голос через энное количество вопросов. — Мои решения помогли нам сэкономить уйму времени и сохранить прикрытие Беллами, — повторила Кларк. — Именно поэтому я и позвала тебя. Хочешь ты того или нет, но ты наш представитель. Скажи, пожалуйста, какие грандиозные планы по спасению наших детей пришли в твою хорошенькую головку, дорогая. «Этого я пока сказать не могу. Все очень сложно». Кларк с большим удовольствием повторила эти слова, надеясь, что теперь от нее отстанут, и она снова сможет надеть свое платье, застегнуть на шее кулон и пойти танцевать с Финном. Вот только канцлер была совсем другого мнения. — Но ты хотя бы начала их разрабатывать? — Конечно, мама, — повторила за голосом Кларк и изобразила подобие мягкой улыбки. Канцлер ощутимо расслабилась. Кларк видела, как она облокотилась на высокую спинку стула и облегченно выдохнула. Голос в голове девушки подтвердил, что ей удалось убедить свою так называемую «мать». «Ну, теперь-то я могу уйти отсюда?» — мысленно спросила она голос, стараясь внешне не подавать никаких признаков нетерпения. «Подожди. Совсем скоро пойдешь, а пока встань со своего места». Она поднялась с дивана. Канцлер, увлеченная своими бумагами, этого не заметила. «Подойди к двери и обратись к своей матери». — Она мне не мать, — прошипела девушка. Голос не ответил, зато канцлер оторвалась от документов и посмотрела на нее. — Ты что-то сказала, дорогая? — Н-не… Да, мам, я считаю, что мы должны ввести некоторые ограничения на выход за ворота лагеря. Все для блага особо умных детишек. Канцлер внимательно выслушала ее, на что-то кивнула. Кларк не знала понравился ли ей план. Хотя это можно было легко проверить, канцлер не сказала ей ни слова против проведения такой политики, значит, идея хорошая. Голос в голове утверждал, что предложение заставило Эбигейл Гриффин задуматься. Вполне возможно, что совсем скоро оно будет реализовано. Так или иначе Кларк это больше не должно волновать, она подала идею, черед руководства — отвергнуть ее или взять на заметку. Ее черед продолжить налаживать свою личную жизнь. Кларк так и слышала игру труб, скрипок, арф, перед глазами стояло красивое алое платье. Она хотела кружиться с Финном Коллинзом в вальсе.***
Повсюду был жар, но я почти его не замечала, несясь из последних сил по сухой, растрескавшейся под солнцем земле. Он близко. Я — его цель. Нельзя останавливаться. Пока я бегу — остаюсь в живых. Не обращать ни на что внимания. Пускай колет в боку. Пускай небо темнеет. Разразится дождем всего-то. Я должна продолжать бежать, совсем скоро степь кончится. Я смогу спрятаться. Старая Ивэнн не откажет мне. Она приютит и укроет. У нее ему не найти меня… Налетел ветер, взметнулось облако пыли. Кашне еле удержалось на голове. Только суховея мне не хватало для полного счастья. Пыль ограничивала поле моего зрения. Невольно я начала замедляться. Слишком поздно до меня донесся шелест. Из последних сил я рванула, и тут же новый порыв ветра принес мне в лицо раскаленный воздух и пыль. Я согнулась пополам от кашля. — Не стоило тебе бегать от меня, девчонка, — прогрохотал голос за спиной. Я не смогла даже посмотреть на своего преследователя. — Теперь ты присоединишься к остальным. Я передам Деметрию от тебя привет. Проснулась я, часто дыша. Мне не хватало воздуха. Создавалось ощущение, что неведомый преследователь ограничил меня в потреблении жизненно необходимого кислорода. К счастью, совсем скоро поток воздуха наполнил мои легкие. Я с удовольствием глубоко вдохнула, силясь поверить, что вернулась в нормальный мир, где за мной не гоняются демоны и не присутствуют кошмарные суховеи с песчаными бурями. Я, наконец, открыла глаза и спросонья несколько раз коснулась прикроватной тумбочки в том месте, где у моей располагались чувствительные сенсоры, пока не вспомнила где нахожусь. — Ты кричала, — заметила Октавия. — Что тебе снилось? — Не помню. Ладно, мне нужно в душ. Я практически пулей влетела в ванную, с такой же скоростью запрыгнула в душевую кабину, с закрытыми глазами крутанула вентиль. И только после этого осознала, что забыла раздеться. Я вылетела из душа мокрая насквозь, стучащая зубами от холода. — Это ненормально, — проговорила Октавия. Я же тем временем спешно застегивала на груди сухую блузку. — Я просто не совсем проснулась. Вот и все… — Неужели? — Изогнула бровь подруга. — А когда у тебя случился припадок рядом с нашим бывшим лагерем, тоже причиной был недосып? Тебе нужно к врачу, причем срочно. — О, со мной все в порядке, — вяло попыталась сопротивляться я. Октавия тут же вскочила с дивана, на котором сидела. — В порядке! В порядке! — воскликнула она. — В прошлый раз все сопровождалось криками, кровью, чем-то вроде обморока, этот раз не лучше: ты кричала и металась по кровати. Это, по-твоему, в порядке?! Пока это произошло только дважды, но что если нечто подобное случится еще раз. Ты можешь пострадать! «Моя милая подруга, — подумала я, — как хорошо, что ты не знаешь всей правды. У тебя и так слишком много собственных проблем, я не добавлю к ним еще и своих». — Ничего не произойдет. Не волнуйся. Я одернула на себе блузку и начала маленькими шажками отступать к двери. Пора сматываться, иначе боюсь Октавия выбьет из меня правду. А ей ее знать не обязательно. Понятное дело Октавия хочет мне помочь. Но правда в том, что узнай она все тонкости моей проблемы, она ничего не сможет сделать. Никто не сможет устранить мигрени, ощущение реальности и прервать жуткие картины, проносящиеся перед глазами, когда я сплю. Даже будь в нашей больнице аппарат МРТ не уверена, что медики что-то нашли бы. — Ты не можешь этого знать наверняка, Мари. Я, конечно, понимаю, что ты начинала учиться в меде. Ты знаешь больше меня по биологии и химии, наверное, на отлично сдала все спецпредметы, но лучше бы тебе сходить в соседнее здание. Не спуская глаз с О, я кое-как влезла в свои ботинки. — Пойду, если ничто не изменится после нашего чудесного ритуала единения, может быть. Я стремглав отперла дверь и выскочила в коридор, в спину принёсся негодующий крик Октавии: «МАРИ!!!». Я с улыбкой от уха до уха добежала до ближайшей лестницы и удачно выбралась из здания. Одно стойкое желание придавало мне скорости и сил двигаться дальше. Я хотела увидеть детей. Их я нашла быстро — достаточно было завернуть на уже облагороженную площадку с лавочками, газоном, располагающуюся по соседству со спортивным комплексом. Стоя на расстоянии ста ярдов от них, я явственно видела висящую вниз головой сорванца Розалину, о чем-то бурно спорящих Джулиана и Мэтта, играющих в мяч Джессику и Элению, читающую томик «Гарри Поттера» Лотту и уткнувшуюся в блокнот нервно кусающую ручку Лилиан. Они были так увлечены своими занятиями, что я на миг подумала: заметят ли дети, если я подойду к ним практически вплотную. Проверила. Результат — не заметили. И не удивительно! Как можно что-то заметить, когда Роулинг описывает в своей книге как Гарри и Гермиона спасали Клювокрыла, или, доказывая с пеной у рта какая модель автомата лучше АК-12 или М-16, либо же когда ломаешь мозг над идиотским уравнением. Я осторожно взглянула на цифры из-за плеча Лилиан. Элементарное линейное уравнение. Достаточно проделать нехитрую операцию — перенести неизвестное влево, а известное вправо и разделить на неизвестное. — Икс равен восьми, — сжалилась я над девочкой. Лилиан послушно записала на бумаге ответ, однако стоило цифре 8 встать на положенное ей место, девочка выронила ручку. — Мари! — ахнула она. Шарлотта захлопнула свою книгу, положила на скамью и подорвалась со своего насиженного местечка. Прошло не более нескольких секунд, прежде чем мою талию обхватило кольцо двух пар рук. Кто бы мог подумать, что девочки одиннадцати и двенадцати лет могут быть настолько сильными. — Ты вернулась! Вернулась! Целая и невредимая! Живая! — Шарлотта продолжала цепляться за меня, ее восклицания упали до бессвязного шепота. — Я не знала, что и думать… Нас гнали… Недоговаривали… Приставили конвой… — Все хорошо. Я здесь. Я рядом. Я успокаивающе погладила ее по щеке. Какая же она все-таки еще маленькая! Удивительно! Находясь рядом со мной, Шарлотта не старается быть сильной, она не стесняется выражать чувства и эмоции, обычно накатывающие на девочек ее возраста. — Просто крутяк. Теперь мы узнаем правда ли, что горцы — угроза номер один для нас всех, — в своей привычной манере поприветствовала меня Макбетом. Кажется, я уже начинаю принимать ее особый способ показать как она рада меня видеть. — Здравствуй, Розалина. Приятно видеть, что, пока меня не было, ты не упала духом и не утратила свою прекрасную способность хакера. — Мы также не забыли то, чему нас учила ты! Мы все такие же ловкие, быстрые и меткие. Мы не прекращали наши тренировки ни на день! — перебивая друг друга, затараторили Джессика и Эления. — Я в вас ни на минуту не сомневалась. Вы молодцы! — Я тепло улыбнулась девочкам и окинула каждого из семи ребят гордым взглядом. Подумать только: меня не было несколько дней, и все это время они тренировались, а не дурака валяли! Зря я думала поначалу, что их тренировки — пустая трата времени. — Конечно, то, как мы проводили время — чудесная тема для разговора, но может теперь пришла твоя очередь рассказать нам свою историю, какой бы невероятной она не была? Я вздрогнула, надеюсь это заметили не все. Мэтт спросил слишком громко. Возможно, его словам никто не придал значение. А если иначе? Что тогда делать? Я поймала на себе заинтересованный взгляд миссис Норис. Хорошо бы она ничего не слышала. — Всему свое время, Мэтт. — Я обняла рослого мальчика за плечи и зашептала ему на ухо: — Проводи меня к вашему тайному местечку, нам восьмерым нужно пошептаться. Понятливый Мэтт кивнул, и я его отпустила. — Народ, я видел у западной стены малину. Нам стоит ее собрать. Дети кинулись собирать свои вещи, а после этого повели меня к восточной стороне забора, где уже был заботливо проделан лаз — мой собственный лаз! Стоит ли говорить, что их местечко находилось на запретной для всех детей территории — за забором. Что ж когда мы доберемся до их тайного штаба, я смогу с уверенностью назвать этих детей своими.***
Октавия проводила задумчивым взглядом убежавшую подругу. Она не спешила бежать за ней и уговаривать посещать медиков. Если Мари не хочет, пусть не идет, однако для себя Октавия решила все. Случится с Мари что-то подобное еще раз и она, не мешкая, пойдет к ее матери. Пусть та решает, что нужно ее дочери, а что нет, потому что она, Октавия, устала приводить все доводы того, что ее кошмары и чудовищные мигрени — ненормально. Впрочем, это была не вся правда. Октавия осталась в своей комнате по другой маленькой причине, имя которой Кларк Гриффин. Октавия видела все изменения, произошедшие с сестрой Мари, и в тайне беспокоилась, что вскоре может наступить тот день, когда Принцессу спасти будет невозможно, поэтому стоит предпринять что-то сейчас. Позже может оказаться, что и спасать будет некого. — Ягоды минн обладают способностью прояснять разум, достаточно только выжать их сок,— вспомнились слова Линкольна, которые он ей сказал в одной из экскурсий по лесу. Октавия тогда еще усомнилась в силе невзрачных маленьких ягодок с бесцветным соком, сейчас же она тщательно выдавливала прозрачную жидкость и сцеживала ее в маленький стеклянный сосуд. — Столько, наверное, будет достаточно, — пробормотала Блейк, разглядывая маленький пузырек, на треть заполненный соком. Ее план помощи Кларк был до безобразия прост: пробраться в ее комнату, вылить сок минн в графин с водой и незаметно выбраться. Чисто теоретически ничто не должно было ей помешать: ключ-карта у нее есть — Мари забыла, сок тоже уже появился, если заметят можно всегда с три короба соврать про просьбу лучшей подруги. Заминки не должно быть. Все знают: они с Мари — подруги. Теория теорией, а практика практикой. План чуть не сорвался нечаянным столкновением в коридоре нужного ей крыла с Кларк собственной персоной. Сестра Мари окинула ее таким подозрительным взглядом, что у самой Октавии душа ушла в пятки. — Кто ты такая? И что делаешь здесь? — Я подруга твоей сестры. Меня попросили позвать тебя в лабораторию. Вик и Рейвен должны тебе сообщить важную информацию, — еле вымолвила Октавия, отчаянно надеясь, что Кларк ей поверит. Кларк с минуту недоверчиво морщила лоб и разглядывала Октавия под разными углами. — Не знала, что у Марты есть подруги, — пробормотала она и странно болезненно поморщилась, словно ей кто-то дал поддых. — Ты Николь, да? И снова это болезненное выражение лица. Сердце Октавии кольнула жалость к этой несчастной девушке, чья ситуация хуже, чем она даже могла себе вообразить. — Да-да, я Николь. А теперь иди к Рейвен и Вику, они очень ждут. Октавия старалась не думать, как Кларк разозлится, когда узнает, что ее нагло надули. Ведь Рейвен и Вик ее совсем не ждут! Пока важно спровадить ее куда подальше. Она облегченно выдохнула, когда Кларк скрылась за поворотом, и постепенно звук ее каблуков затих. Первая преграда пройдена! Октавия трясущимися руками провела ключ-картой по электронному замку, отчаянно надеясь, что здесь нет никакого устройства, считывающего отпечаток пальца или сетчатку глаза. К счастью, ей повезло, упомянутый прибор инженеры посчитали излишеством и не стали встраивать в дверь. Дверь в комнату дочерей канцлера распахнулась. Первый пункт ее плана был выполнен. Октавия проскользнула внутрь и бесшумно закрыла дверь. Первое, что бросилось ей в глаза — множество рисунков, плакатов, листовок. Октавия подняла одну из них, лежащую на пыльном трельяже, и присмотрелась к ней. Тонкая фигурка танцовщицы в изящном алом платье кружилась в танце с высоким юношей, поверх рисунка стояла жирная надпись «КЛАРК И ФИНН НАВСЕГДА». Младшая Блейк содрогнулась. Листовка упала обратно на столик. Разглядывая рисунки, устилающие пол, широко распахнутыми от ужаса глазами, она пробиралась к журнальному столику, на котором стоял стеклянный графин с водой. Октавия вылила в воду все содержимое маленького сосуда. Сок перемешался с водой. Октавия не сомневалась: Кларк даже не заметит, как выпьет ее маленький сюрприз. — Надеюсь, это поможет тебе, — прошептала она, выбираясь из комнаты. Как раз вовремя. Стоило ей пройти по коридору не более пяти метров, как прямо на нее чуть не налетела вооруженная охрана. Октавия поспешила скорее покинуть этаж привилегированных детей. Береженого Бог бережет, а ей совсем не хочется из благих намерений отправиться в каталажку. Спокойно ни ей, ни всему населению «Лагеря Джахи» отсидеться не дали. Ровно через пять минут, как она с гулко бьющимся сердцем упала на свою кровать, раздался наиужаснейший звук — по всеобщему оповещению население собирали на площади. — В связи с военным положением мы вводим с этого дня и этого часа всеобщий комендантский час и ограничения на возможность покидать стены лагеря, — сообщили им всем. И только сорок минут спустя, когда она вся кипела от негодования, Октавия узнала, что входит в число тех, на кого нововведения не действуют. Сержант Миллер ограничился коротким ответом на резонный вопрос «Почему?» — она входит в число военных, пусть и воюет своеобразно, а значит, ей полагаются те же привилегии и обязанности, что и военным, разумеется, на время ее увольнительной. Командование Индры никто не отменял. Октавия утомленно покачала головой. В ее обязанности входил отлов и уведомление дежуривших офицеров о всех нарушителях порядка. А учитывая, что военное положение предполагало суровые порядки, среди которых, как оказалось, были и телесные наказания, работенка не самая приятная. — Маразм какой-то, — прошептала Октавия, прочитав в пятый раз санкции, применяемые к нарушителям комендантского часа и границы лагеря. Она хотела для лучшего понимания ознакомиться в шестой раз, но влетевшая в комнату и усевшаяся на подоконник птица вынудила ее поступить иначе. Девушка отложила тоненькую книжечку, подошла к подоконнику. К лапке птицы был привязан свиток, Октавия отвязала его и развернула бумагу. «Ритуал состоится. Приезжайте сегодня к пяти в долину Синих Вершин для получения более подробной информацииТалия».
***
Кларк едва не трясло от клокотавшей в ней ярости. Подумать только: какая-то никчемная Николь… нет, Сара… нет, Аннет… нет… а впрочем, плевать как там ее зовут! Какая-то никчемная девка выставила ее полной идиотской и безнаказанно скрылась! — Посмотрите камеры! Эта дрянь не могла далеко уйти! Она должна ответить за обман и проникновение в мое жилище! Конечно, никакого проникновения она не обнаружила, но без этого обвинения никто не возьмётся всерьез искать эту безымянную невзрачную девку. А найти ее стоило, хотя бы для того, чтобы Кларк ей рожу за такую наглую ложь начистила. — К сожалению, мисс, мы не обнаружили следов взлома и проникновения, а сообщение вам заведомо ложной информации не принесло никакого ущерба, посему дело мы возбудить не можем, а следовательно, не можем и не будем смотреть записи видеокамер, которые в этом крыле из-за неисправности были отключены. Всего вам доброго, мисс Гриффин. Кларк в бессильной ярости наблюдала за удаляющимися людьми в погонах. Какие сволочи! Надо им видетиле взлом или причинение ей вреда. Как они смеют такое утверждать! Кто они, а кто она! «Дорогая, не пристало тебе равняться со свиньями». Кларк упрямо мотнула головой. На языке вертелись такие конструкции, за которые ее отец, никогда не применявший к дочерям ничего кроме слов и временного ограничения на пользование гаджетами, точно бы вымыл ей рот с мылом. «Выпей-ка водички, ты слишком нервная». Девушка снова взбрыкнула, но укол под лопатку быстро обуздал ее строптивость и непокорность. Почти добровольно она подошла к графину с водой и выпила целый стакан. «Вот и молодец», — протянул голос, однако Кларк его почти не слышала. Странное чувство охватило ее. Оно состояло из многих ощущений, главными из которых были ясность сознания и легкость. Кларк смогла, наконец, вздохнуть полной грудью и отделаться от ощущения невидимых оков. Стоило ей на миг прикрыть глаза, как в голове появилась яркая картина: маленькая девочка с распущенными черными волосами доверчиво смотрит большими серыми глазенками на другую — с длинными золотыми косами. А после они, заливисто смеясь, бегут наперегонки к раскинувшему руки светловолосому мужчине, в чьих серых глазах отражается такая любовь к обеим девочкам, какую Кларк в жизни не то чтобы не испытывала — просто не видела. Она открыла глаза совсем другим человеком. Все, в чем она сомневалась, все, что было затуманено и скрыто, наконец, открылось и встало на свои места. Те две девочки никто иные, как она и ее сестра, Мари. Мари, не Марта, только Мари. Да и подругу ее зовут не Николь, не Сара, не Аннет, а Октавия и только Октавия. И как она только могла забыть такое? «Ну, что, дорогая, будешь готовиться к свиданию?» — Нет. Ни к чему я не буду готовиться. И с этой минуты я смогу жить без тебя. Уйди туда, откуда пришел. Я не хочу тебя слышать и ощущать. Я сама командир своему телу! Кларк ожидала, что возникнут проблемы, но и в кошмаре не могла предположить что такие. Она чувствовала, как сломалась каждая кость в ее ногах и руках, потом они срослись и снова сломались. Это происходило бесконечно долго и прекратилось только тогда, когда голосу в ее голове надоело. Но даже тогда от нее никто не отстал. Кларк не контролировала свое тело в тот момент, когда ее потащило к мешку с плодами, данными Финном. Не контролировала она себя даже тогда, когда стала поглощать их в несусветных количествах, кормя собственной кровью. С каждым съеденным плодом память стиралась, а сознание затуманивалось. Наконец, произошел откат к тому моменту, когда она не знала ни настоящего имени своей сестры, ни ее подруги. Она тупо пялилась голубыми глазами на отражение в зеркале. «Прелестная девочка, чего ты хочешь?» — мягко спросил голос. — Танцев с Финном. «Они сегодня будут. Поздравляю тебя! Можешь начинать готовиться. Видишь как все легко: послушным и терпеливым девочкам достается лучшее. Ты согласна со мной, моя хорошая?» — Да, мой господин. — Склонила голову Кларк и принялась подбирать себе наряды. В сторону кувшина с водой она даже не думала смотреть.***
Очень старый поросший мхом, с дырами в крыше домик затерялся среди высоких кустов и не менее высоких секвой. Не приведи меня сюда дети, я бы никогда не нашла эту избушку. А если бы и нашла — не рискнула сунуться внутрь. Однако дети были другого мнения. Джулиан осторожно открыл ветхую дверь и проскользнул внутрь, следом за ним потянулись другие дети. — Мы же не останемся в хвосте? — заговорщицки подмигнула мне Шарлотта. — Конечно, нет! Я легко проскользнула в темное помещение старого дома сразу же после Элении. Внутри меня встретил запах сырости и кромешная тьма. Мне пришлось двигаться практически на ощупь, постоянно опасаясь навернуться на какой-нибудь полусгнивший стол. — Джулс! Зажигай фонарь! Хватит томить! — недовольно прокричала Розалина. Насколько я могу судить, она все еще находилась снаружи. Ответ Джулиана заглушил пронзительный визг Лилиан, следом за ним раздался шорох, шебуршание и вот, наконец, все стихло. Похоже, мыши нашли теплое местечко. — Лил, это же всего лишь маленькая полевая мышка! — воскликнул, судя по голосу, Мэтт. — Как их можно бояться? — Врубайте свет! — снова прокричала Розалина. На этот раз она уже была в темной избушке, стояла где-то на пороге. Я с ее первого крика гадала про какой свет несет девчонка. Не думаю, что в ветхой избушке проведено электричество, а если и проведено, то тут все вполне может вспыхнуть за минуту. Не свечи же они будут жечь с факелами. Не свечи и не факелы. Когда Розалина недвусмысленно намекнула Джулиану, что прибьет его, он включил… портативный фонарик. Все пространство тут же озарилось белым светом. В его лучах я успела рассмотреть и убогость обстановки, и перепуганное лицо Лилиан, и крышку люка, у которого стоял Джулс. — Внизу наше тайное убежище, — просветила меня донельзя довольная Джессика. Чем точно сказать не могу. У тринадцатилетних девочек есть много поводов быть довольными. — Я пойду первым, — объявил Мэтт и взял у Джулса фонарик. Совсем скоро все мы следом за ним спустились по металлической лесенке — точь в точь как в нашем с Лоттой бункере — в тайное убежище. Правда, их убежище раз в пять, а то и в десять было меньше нашего. Ребята провели для меня небольшую экскурсию по их возможному месту жительства. Скажу одно — после осмотра их мини-бункера, я начала считать тот, в каком жила, практически дворцом. Здесь был только один ярус, и он представлял собой одну жилую комнату с десятью двухъярусными кроватями, небольших размеров разделенные душ и туалет, маленькую кухню, в которой и готовили, и ели. Единственное большое помещение бункера — конференц-зал. Туда меня и привели после «экскурсии». — Здесь нас ни одна живая душа не услышит. Мы все хотели бы знать, что от нас скрывают. — Я расскажу вам, — кивнула я Мэтту, — только мне нужна карта. Шарлотта резво выскочила изо стола и меньше чем через минуту передо мной лежала большая карта местности. Кое-где на ней стояли надписи и условные символы. Например: в глаза бросалась сразу же жирно очерченная область, по центру которой стояла надпись большими буквами «МЕРТВАЯ ЗОНА (ДОЛИНА СМЕРТИ)». Кроме этой надписи попадались и другие: «ЛЕДЯНАЯ ПОЛНОВОДНАЯ РЕКА», «КРУТОЙ ВОДОПАД», «ЛЕСНОЙ КЛАН», «ОЗЕРНЫЙ КЛАН», «АЗГЕДА (ЛЕДЯНОЙ НАРОД)». — Мы все еще вносим поправки, — пробормотала Эления. Щеки девочки слегка покраснели. — Для рассказа мне хватит и этой канвы, — успокоила я ее. — Тогда, может, ты во время рассказа поможешь нам подкорректировать карту, — нерешительно предложила мне Лилиан, а Лотта так посмотрела, что я не смогла отказаться. Рассказывала я свою абсолютно негероическую историю с черной ручкой в руках, подписывая и обозначая значками на карте тот или иной населенный пункт или природный объект. В итоге «ЛЕСНОЙ КЛАН» был переименован в «ТРИКРУ», на карте обозначились Луага и Тондис, наш старый лагерь, наше новое местожительства и гора Везер. Бункеры я принципиально не стала никак подписывать. Когда я закончила, на лицах детей читался полный восторг. Я снова не знала, чем он был вызван. Надеюсь, что только картой, потому что если это реакция на мою историю, то она мне не нравится. Я не сделала ничего из того, что заслуживает восторга или восхищения. Этих чувств больше заслуживает Октавия — она спасла людей из-под завалов. А что сделала я? Ну да, помогала маме лечить раненых. Но ведь всего лишь помогала, точнее делала все, что она мне говорила, не лечила сама. Это не считается за большой поступок. Что еще со мной было? Ну попала в деревню, ну сидела с детьми, ну не спала полночи. Ничто из этого не подходит под описания ужасных лишений, я не голодала, не умирала от жажды, не попадала под разрушенное здание. Я находилась в комфорте и относительной безопасности в отличие от Октавии. — Это же полный крутяк! — Ничего себе! Да ты герой. — Хотела бы я быть такой же как ты! И еще тысячи восклицаний, на которые я не знала, что мне ответить. Потому что я вовсе не герой, просто девчонка, не желающая отдать в руки смерти свою семью и друзей. — Мари, мы все хотим попадать в такие истории как ты! — Лучше этого не бывает! Битвы — это слава, почет, известность, уважение. — Научи нас, как стать известными! Пожалуйста, научи! Я внутренне содрогнулась. В глазах этих детей горела такая мольба и надежда, что становилось страшно. Эти мальчишки и девчонки не представляют, что такое битва. Они не знают, что значит оказаться в самой гуще войны. Для них битва — это слава, почет, уважение. Дети даже представить себе не могут как сильно заблуждаются. Они хотят, чтобы я помогла им отправиться на передовую? Шиш им с маслом! Я на такое не пойду. Возможно, у меня и ничтожно малый воинский опыт, но я, по крайней мере, знаю, что представляет собой поле битвы — это кровь, грязь и смерть. Никакой розовой чепухи, написанной в глупых книжках. Ничего из этого. — Кто хочет лимонада? Лилиан несла в одной руке прозрачный вытянутый кувшин, а в другой — коробку со сластями. — Я за бокалами, — оживилась Джессика. Пока дети носились туда-сюда, пересыпали шоколадные пирожные на белое блюдо и разливали лимонад по бокалам, я отошла в сторону. — Ты не собираешься им помогать. Я чуть повернула голову на голос и тут же встретилась с зелеными глазами, которые смотрели непривычно серьезно и понимающе. Розалина так же, как и я рассеянно наблюдала за остальными. В ее руках медленно таяло пирожное, и пенился лимонад, но девочке, по всей видимости, было наплевать. — Нет. Рано им еще думать об участии в битвах, да и потом будет очень тяжело. — Ты серьезно так думаешь? — наверное, в первый раз за все время нашего знакомства Ро говорила тоном, лишенным обычной смешливости. — Я думаю, что людям, не достигшим шестнадцати лет, лучше думать об учебе, гульках с друзьями, чем рваться на войну. — Эти ребята выбрались из кромешного ада. Они видели многое, что лучше бы никому не видеть. Не у одной тебя шрамы, Мари. Розалина встала, закинула то, что осталось от пирожного в рот и запила лимонадом. Проходя мимо Джулса, она тряхнула рыжей шевелюрой, и это ее действие заставило шестеренки в моей голове шевелиться. Ее волосы были неровно подстрижены. Раньше я этому не придавала особого значения, но после слов о шрамах… Что я вообще знаю об этой девочке? Выбралась из пустыни, круглая сирота, дружна с честной компанией и за словом в карман не полезет. Но что же скрывается за обычно саркастичной, смешливой девчонкой, презирающей правила. Почему никого не заинтересовал вопрос, при каких обстоятельствах Розалина потеряла родителей? Конечно, нацепить лейб трудный ребенок намного легче, чем разобраться в подобных тонкостях. Вспомнилась карта, которую я помогала заполнять. Я ясно видела чуть заметную циферку восемьдесят пять в центральной части Мертвой зоны и четырнадцать на западе. Могло ли быть это число, означающее погибших? Вполне возможно. Но вот входят ли в него ее мать и отец… Заиграл джаз. Я взглянула из своего уголка на детей: Джулс лихо отплясывал вместе с Джессикой, Эления что-то обговаривала с Шарлоттой и Лилиан, а Розалина… Розалина заливисто смеялась над шуткой Мэтта, словно и не было той минуты, когда она практически говорила, что на ее сердце есть незаживающие раны, терзающие ее. Даже когда поутихла музыка, и та же Розалина откопала где-то старенький полароид, собрала всех нас вместе, влезла сама под камеру и сделала несколько фоток, я не могла перестать думать о Розалине Макбетом, осиротевшей в двенадцать лет.***
Как-то незаметно время перевалило за четыре часа вечера. Кукуканье кукушки, вылетевшей из старых часов, висящих на стене, оповестило меня и ребят о наступившем вечере. Нам пришлось спешно возвращаться, от ветхой избушки мы не шли, бежали, и тем не менее пробраться обратно в лагерь незамеченными никому из нас не удалось — у ограды нас уже ждала Октавия. На лице подруге мне удалось прочитать потаенное волнение. — Вы вовремя, — заметила она. — Еще немного и вас бы хватились. — Не хватились бы, — хмыкнула Макбетом. — До этого дня не хватались, сегодня не стало бы исключением. — Хватились бы, — твердо сказала Октавия и, не давая детям хоть что-то сказать, пояснила: — Канцлер Гриффин совместно с Советом по защите прав детей и прав человека разработала, приняла и объявила декрет об ограничении перемещений за стены лагеря на период военных действий. Теперь перед завтраком и отбоем, который не позже десяти вечера, будут устраивать переклички. И не приведи вас Господь не оказаться в эту минуту в лагере! Дети ошеломленно переглядывались, я не менее ошеломленно глядела на Октавию. Много же интересного произошло за два-три часа моего отсутствия! — Я так понимаю, военнослужащие не попадают в категорию людей, которым запрещен выход за стены лагеря. — Шарлотта подняла ясные глаза на Октавию, потом посмотрела на меня. — Правильно понимаешь. Мы можем и должны выходить за пределы и прочесывать лес в поисках неприятеля и таких как вы — излишне любопытных детей — и докладывать об их поимке. — Но ты же не доложишь о нас сейчас? — Моя крошка сделала умоляющее личико. — Мы ведь даже не знали о декрете! Октавия покачала головой и устало вздохнула. — Бегом в лагерь! — скомандовала она. Шарлотта тут же одарила ее полной благодарности улыбкой, от которой Октавия отмахнулась: — Я делаю это первый и последний раз и только потому что ты, Лотта, одна из Сотни. Дети, весело перебрасываясь словами, один за другим проникали через дыру на территорию лагеря. Как только утихла последняя нота их звонкого смеха, волнение подруги усилилось. — Мы должны уже как десять минут скакать во весь опор, — пробормотала она. — Чего? Нас кто-то ждет? — Когда ты улизнула из моей спальни, голубь принес записку. Записка от Талии и Синтии. К пяти мы должны быть в долине Синих вершин. Это насчет нашей с тобой церемонии. — Где эта долина находится? — Двумя милями западнее домика ведьмы. Теперь я полностью разделяла волнение Октавии. Нам туда не успеть. Будь у нас хоть какой-то транспорт, а добираться до туда пешком… Невеселые думы прервало бесцеремонное хватание Октивии меня за здоровую руку. — Хватит ворон считать! Мы должны ехать, если ты хочешь избавиться от чертовщины у тебя в голове. Мне не стоило задумываться о том, как мы доберемся до долины. У Октавии все схвачено. Две лошади уже ждали нас. — Во весь опор, — сказала она мне. — Во весь опор, — согласилась я. …Через пятнадцать минут быстрой скачки до меня дошло — галоп совсем не то, что мне нравится. Еще через десять я проклинала свою нерасторопность в бункере. Когда прошли следующие двадцать минут, я хотела, наконец, приехать и покинуть седло. Небольшие холмики, издали отливавшие синеватым светом, неустанно приближались. Это придавало мне сил. Я почти перестала замечать собственную усталость, незнакомый вороной конь стал казаться мне все более родным с приближением холмов. — Двести ярдов и поворот! — прокричала мне Октавия, сверившись с картой. Разумеется, скакуны преодолели эти двести ярдов на раз-два. Повернули. Выехали на тропу, ведущую прямиком на холм. — Осталось немного! — снова крикнула мне Октавия. Она могла этого не делать, я и сама отлично видела небольшой рубленый домик на вершине холма. Мы почти на месте. Достигли домика, который вблизи больше напоминал старую православную часовню, мы большим трудом, и первое время после приезда и я, и О просто пытались отдышаться. После, конечно же, спустились с коней и пошли к домику. Поднялись на невысокое крыльцо, у дверей замерли, переглянулись. Нужно постучать. Все-таки это забавно. Не так давно мы с Кейт стояли перед аналогичным выбором, а теперь все повторяется. — В любом случае там обычные люди, — пробормотала Октавия и уверено постучала в дверь. Она распахнулась раньше, чем я успела подумать о том, зачем нас отправили в часовню. На пороге, спрятав рыжие волосы под капюшон черного плаща, стояла Синтия. — Вы вовремя. Жрице это понравится. — Она придержала двери, пока мы входили внутрь. — Идемте. — Как все это странно. Она серьезна, — прошептала Октавия. — Еще как, — не могла не согласиться я. Синтия мне помнилась как девочка-бунтарка, желающая совершить подвиг. Веселая, смешливая девочка-бунтарка если быть точным. — Слушайте сюда обе, — обратилась к нам Синтия. — Все жрецы фанатики своей веры и готовы убить любого, кого подозревают в богохульстве. Будьте добры, не поленитесь, выкажите уважение и к ней, и к ее вере. От участия жрицы напрямую зависит итог проведение святейшего ритуала Братства. Я почти не удивилась, что Синтия знает о нашем решении стать побратимами, посестримами или как это называется. Если девушка ухитрилась проникнуть на военный объект, а позже, по словам Октавии, получить место в действующей армии, то наши секретики раскрыть девчонке, словно орешки пощелкать. — Мы все поняли. В чужой монастырь со своим уставом не соваться, — за двоих сказала Октавия. Синтия облегченно выдохнула и, кажется, немного расслабилась. — Тогда идите. Она ждет вас. Синтия не лгала. Стоило нам пройти внутрь маленькой часовни и попасть в кольцо света, как нас тут же усадили на лавку. Я неосознанно почесала за ушком вскочившего мне на колени черного котика, наблюдая за тем, как женщина из дома ведьмы и ночного леса устраивалась напротив. — Вижу, рвение в вас не угасло. Вы все еще хотите стать чем-то большим, чем обычные девчонки, связанные несчастливой долей и приятельством. Права ли я? — Мы хотим превратить нашу дружбу в силу, которой сможем пользоваться. — И честно сказать: мы будет очень благодарны вам, если с помощью ритуала, проведенного вами, каждая из нас обретет нечто новое. Например, сильного союзника, верного друга и… названную сестру. Ведь именно в этом весь смысл ритуала сделать одного фактически родным братом или сестрой другого? Я удивленно посмотрела на О. До этой минуты я не думала о предстоящем ритуале в таком ключе. А стоило, наверное, подумать ответы-то были на поверхности. В конце концов, само таинство называется ритуал Братства. — Что ж считайте, что проверку вы прошли. Но перед участием в ритуале вы должны… Что именно мы должны сделать перед участием в ритуале я так и не узнала. В ушах образовался гул, а сердце заколотилось в груди, как бешеное. Что-то было не так… Заныла царапина на руке, оставленная клинком Кларк. Кларк… Что же с ней? Разного рода мысли полезли в голову. Одна хуже другой. Сердце как будто решило занять первое место по количеству ударов в минуту. В какой-то момент я не выдержала и вскочила с лавки. — Мари, что случилось? — издалека донесся испуганный возглас Октавии. — Кларк… С ней что-то… Простите… Я умолкла и побежала к выходу из часовни. Мне срочно нужно ехать домой. Случилась или вот-вот случится беда.***
Вечер наступил внезапно, а вместе с ним стремительно приближалось время танцев. Кларк почти закончила макияж, как раздался стук в дверь. — Да-да открыто. — Готова, Принцесса? Финн Коллинз прижался плечом к косяку. Выглядел он потрясающе: уложенные темные волосы, идеально отутюженный черный смокинг с белой рубашкой и темно-синим галстуком, блестящие туфли на ногах. Юноша с интересом рассматривал ее. — Подожди минуточку, хорошо? — Как скажешь. Девушка быстренько припудрилась, посмотрела на себя в зеркало и, наконец, удовлетворенно выдохнула. Красавица. — Можем идти? — Конечно. Финн галантно подал ей руку, и они отправились в красивый зал, где уже почти все собрались. Зазвучали первые ноты прекрасной мелодии. Финн положил ей руки на талию и уверено ввел в общий поток танцующих. Она полностью отдалась легкому и возвышенному танцу, кружась в вальсе. Следующие полчаса Кларк наслаждалась танцами с любимым человеком и принимала одну истину. Терпение — всегда вознаграждается. — Любимая, идем со мной. Я хочу тебе кое-что показать. Кларк не пришлось упрашивать дважды. Само имя Финн у нее уже ассоциировалось с фразой — сейчас будет что-то интересное. Жгучий интерес и предвкушение свершения чего-то необычного притупил мизерные остатки чувства самосохранения. Кларк не обратила абсолютно никакого внимания, что они идут по заброшенному поросшему паутиной коридору. Ее сердце ожидало чудес и исполнение самой сокровенной мечты, какая может быть только у восемнадцатилетней девушки, совсем недавно достигшей этого возраста. — Мы на месте. — Финн остановился у ультрасовременной двери и толкнул ее. — Сейчас ты увидишь настоящие чудеса. Кларк вошла в богатую комнату вслед за ним и как только увидела интерьер, не могла удержать свой рот закрытым. Всюду было золото, серебро, драгоценности, мебель из красного дерева. Много мебели… — Присаживайся, — Финн кивнул на одно из изящных высоких кресел. Кларк послушно села, не переставая озираться по сторонам. Все великолепие никакие слова не могли передать. Финн в это время куда-то исчез, а когда вернулся в его руках были два изящных бокала, наполненные сиреневой жидкостью и украшенные лимоном. — За нас и этот прекрасный вечер. — Он протянул Кларк бокал. Они чокнулись и зараз выпили неизвестный девушке напиток, не имеющий никакого вкуса. — Спасибо за помощь, любимая, — странно сладким голосом пропел Финн. — Я никогда это не забуду. — Что… Никаких слов не понадобилось. Внезапно туманность в голове пропала, а комната перед глазами начала меркнуть, пока не превратилась в комнату самой Кларк. В ней повсюду горели десятки свеч. — Какого… Она судорожного вдохнула, оглядела себя. Изящное платье больше не казалось таким уж прекрасным и изысканным. Страшась увидеть самого нечистого, Кларк подняла глаза на Финна. Человеческое тело с черной рогатой головой демона. Алые глаза злобно сверкают. Дикий крик не слетел с губ девушки только, потому что она внезапно онемела. — Не надо шуметь. Что должно случиться, то случится. Я-то думал: ты никогда не догадаешься, ты и не догадывалась, пока та дрянь не подлила тебе в воду вразумительную сыворотку, даже мои фрукты не до конца убрали ее эффект. Впрочем, дорогая, дело совсем не в этом. То, что мне нужно, ты мне уже дала или почти дала. Я уже получил твою кровь, твою веру, твою душу, дело осталось за малым забрать твое тело и жизнь. Видишь ли, для моего плана мне просто необходима жизненная сила и тело такой особенной девочки как ты. Так что спасибо, крошка. Кстати, это было совсем не трудно. Лучше бы ты, дуреха, слушала представителя местного народа. Они успели мне насолить. Ну, ничего, у меня скоро появится способ отплатить им. Твоей жизненной силой, разумеется… Кларк почувствовала, как чудовище хватает ее подмышки и целует. После сильная слабость расползлась по ее телу. Она упала на пол и так и осталась там лежать, молча наблюдая, как свечной воск толстым слоем залепляет тонкую щель между дверью и косяком. Кулон, висящий над сердцем, тысячью щупальцами впился в ее тело, начал излучать фиолетовый свет. Силы стремительно покидали ее, а кулон разгорался все ярче и ярче. «Пожалуйста, помогите мне! — От стен отразилась ее безмолвная мольба. — Я не хочу умирать!» Через мгновение свет померк перед глазами несчастной, обманутой нечистой силой Кларк.***
Бешеный аллюр, каким я ехала домой, начисто выпал у меня из головы. Помню только всепоглощающий страх, горящую неизвестно от чего царапину да стреляющее болью плечо при каждом подскоке. Одним только чудом умная Тала не обессилила подо мной и смогла быстро принести меня к родным воротам. Я действовала на автомате: спешилась, взяла кобылу под уздцы, отвела в подобие конюшни и поспешила к центральному корпусу. Охваченная страхом с первой попытки я не попала к себе в комнату, а зашла для начала к Октавии и непонятно для чего прихватила выкованный в Тондисе кинжал. Когда осознала, где нахожусь — тут же покинула скромную обитель подруги. На лестницах и в коридорах стояла мертвая тишина, словно плохое предчувствие было не только у меня, но и всего, что меня окружает: в пролете между этажами внезапно погасла лампочка, ни с того ни с сего распахнулось окно, и меня окатило волной холодного воздуха — снаружи началась буря. Я, покрепче сжав рукоять кинжала, прижимаясь к ледяной стене, начала подниматься по лестнице. Страшно выл ветер на улице, распахнутое окно билось из стороны в сторону, отчего становилось жутко. Ситуация на этаже для привилегированной молодежи была не лучше. Свет вырубился и здесь. И это было самым безобидным из произошедшего. В крыле, где я жила, из-под одной из дверей шел странный фиолетовый свет. Мне не стоило удивляться, пугаться, шарахаться или как-то проявлять свои чувства. Я должна была уже привыкнуть, что чертовщина — часть моей жизни. Я должна была… Впрочем, это неважно, а важно то, что свет шел из-под нашей двери, и его ничто не удерживало, даже крепкая заклейка в виде толстого слоя свечного воска, практически приклеившего дверь к стене. Ни минуты не колеблясь, я убрала восковую заклейку и толкнула дверь. Первое, что я заметила — слепящее фиолетовое сияние. Нерешительно я перешагнула порог, абсолютно не понимая какого черта здесь творится и почему мне все еще страшно. Почему сердце все так же быстро бьется? Тук. Тук. Тук. Почти бесшумное передвижение стало для меня, представляющей собой один нервный клубок, взрывом бомбы. Я опустила взгляд на пол и тут же громко завизжала. Множество. Множество. МНОЖЕСТВО. Омерзительных, гадких, мерзких, отвратительных, противных, препакостнейших жуков с множеством ножек. Все они покрывали пол, копошились то тут, то там и двигались к источнику фиолетового света. Я посмотрела на этот источник, и мне стало совсем дурно. Ровно по центру комнаты лежала Кларк. Тело сестры, скрытое одним только бельем, покрывали россыпь синяков и загноившиеся, ничем не обработанные раны. Ее шею обвивала цепочка, на которой висел кулон. Кулон и вызывал фиолетовое свечение. Мерзкие насекомые продолжали ползти к моей сомлевшей сестре. Не контролируя собственного страха за сестру и отвращения к низменным тварям, я опрокинула на пол свечу. На моих глазах небольшой огонек начал поглощать неизвестно чем вызванных насекомых. Те жуки, что не рассыпались пеплом в пламени, бежали и исчезали в щелях. — Кларк! Господи, Кларк! Я сделала шаг к сестре и в тот же миг услышала сзади, справа и слева жуткое шипение. Змеи. Я замерла на месте, с затаенным дыханием наблюдая за смертоносным танцем трех гадин. Черная и две ярко-зеленые змеи вытягивались во весь рост, высовывали раздвоенные языки. Я попробовала сделать шаг и снова услышала яростное шипение. Змеи стояли между мной и Кларк. Они не давали мне помочь сестре. Проклятые гадины. Взявшиеся из неоткуда. Плод тьмы. Тьма питается страхом. Не глядя на зловещих рептилий, я сделала шаг. В тот же миг одна из змей взвилась, две другие подлезли ко мне практически вплотную. Не бояться, только не бояться. Я сделала еще один шаг, на всякий случай поудобнее перехватила кинжал. Как раз вовремя. Взвившаяся змея выбрала момент, чтобы броситься. Крови не было. Змея, проткнутая кинжалом, просто распалась черным облаком. Исчезли и две другие змеи, хотя я ничего не сделала. Змеи отправились туда откуда появились. Я рухнула на колени рядом с Кларк, дрожащей рукой дотронулась до ее шеи. Слабый, очень слабый пульс. От облегчения по щекам покатились слезы. Она жива. Слава богу, она жива! С трудом я поднялась на почему-то ослабевшие ноги. Не с первого раза нажала на кнопку вызова экстренной помощи. Секунды, потекшие до связи с диспетчером, показались мне вечностью. А когда ко мне кто-то обратился, я ничего не слышала и могла шептать пересохшими губами только одно: — Помогите… Кларк… она… Просто… помогите… Я сама упала на пол, абсолютно не слыша ответ, подползла к сестре. Вблизи ее тело оказалось ее более искалеченным, чем мне могло показаться с порога. Грудь, живот, ноги покрывало множество синяков и глубоких ран. На ее руках в области вен запястья виднелись хорошо просматривающиеся шрамы. Ей кто-то резал вены и залечивал их. Снова и снова, и снова. Господи, за что! Что она сделала? Меня сотрясло неожиданно нагрянувшее рыдание. Страх, неизвестность, дурное предчувствие все слилось в одно. Я дрожала, задыхалась. И куда бы ни смотрела, всюду видела искалеченное полуживое тело моей сестры. Громко затарабанили в дверь. Я не шелохнулась. Не было сил. Голова Кларк лежала у меня на коленях, ее кулон с крупным камнем по центру не переставал сиять. — Открывайте двери! Медицинская служба! Я медленно опустила голову сестры на пол. Нужно открыть двери. Если кто и может помочь, то точно медики, которых я вызвала. Как сомнамбула я встала на ноги и пошла открывать двери. Я не дошла до нее полшага, когда она распахнулась. На пороге — мама и еще трое в синей форме. — Что случилось? — Когда произошло? — Что вы уже успели сделать? Я предпочла не отвечать на их вопросы и вернуться на свое место у головы Кларк. Состояние Кларк не изменилось. Слабый пульс, множественные ранения и гематомы, общая бледность — все это медработника, скорее всего, уже занесли в свои протоколы. — …она была в Тондисе, когда произошел взрыв. Должно быть, посчитала, что все будет в порядке… — Донеслось до меня. — Госпожа канцлер, есть большая вероятность занесения в организм инфекции или, что все это — проявление невралгии. Нужно удостовериться в отсутствии у вашей дочери микроинсульта. Мы должны ее госпитализировать. — Госпитализируйте, оформляйте в одиночную палату, я скоро подойду. Я шокировано посмотрела на маму и вцепилась в Кларк. Почему нельзя оказать помощь здесь? Зачем в палату? Она же не… Нет, конечно, нет! Все будет хорошо… Все будет хорошо… — Девочка, отпусти ее. Кто-то мягко попытался разжать мои пальцы. Не вышло, я только сильнее вцепилась в плечо сестры. — Мари, будь добра расслабь руки, — мягко и успокаивающе проговорила мама. От ее тона или от всей этой ситуации у меня снова навернулись на глаза слезы. — С Кларк все будет в порядке. Нам нужно только удостовериться, что она не заработала серьезные патологии. Отпусти ее. Мне стоило большого труда разжать руки и отползти куда подольше, чтобы наблюдать за действиями медиков. Вот они ввозят в комнату каталку, перекладывают на нее Кларк и что-то говорят маме. Она зачем-то склоняется над моей сестрой и снимает с нее сережки, расстегивает цепочку кулона. После всех этих действий медперсонал с безжизненной Кларк покинули нашу комнату. — Вставай, Мари. — Мама тронула меня за плечо. Я не пошевелилась, тупо глядя на то место, где лежала Кларк. — Марихен, поднимайся на ноги. Сейчас не время погружаться в пучину страхов. То ли ее тон, то ли осознание того, что Кларк сейчас находится в надежных руках врачей и ей помогут, подействовали, но я приняла протянутую мамину руку, и она поставила меня на ноги. — Следуй за мной. Она привела меня в свой кабинет и плотно закрыла двери. Пока она шла к своему шкафу, я осторожно опустилась на край дивана. Неизвестно, что меня ждет во время этого разговора. — Твоя сестра пострадала от собственной наивности и доверчивости, — без обиняков начала мама. — Ты вовремя ее нашла, еще немного и это бы унесло ее жизнь. — Мама продемонстрировала мне кулон, снятый с шеи Кларк. — Значит, все закончилось? Она будет жить? Мама печально покачала головой, и у мне все сжалось внутри. Неужели Кларк умрет? Нет, нет, я отказываюсь в это верить! Моя сестра не может… — Она будет жить. — Не дала мне додумать мама. — Но все еще не закончилось. Ты должна кое-что сделать. — Все что угодно! Только расскажи мне, что именно случилось с Кларк. — Я не могу рассказать тебе всей правды. К этому ты пока не готова, зато ты уже можешь сделать то, что поможет твоей сестре. Мама встала с кресла, подошла к сейфу, висящему на стене, и выудила оттуда небольшую металлическую урну. — Это прах Финна Коллинза, — пояснила она, ставя урну передо мной на журнальный столик. — Ты должна развеять его и бросить в пламя этот кулон. Ну что справишься? — Справлюсь, — заявила я решительно, в тайне радуясь, что с моих глаз уже начали сходить следы слез. — Тогда можешь отправляться. Я кивнула, схватила оба предмета и направилась к двери. — Не забудь, кулон нужно бросить в огонь. Только в огонь, — напоследок напомнила мне мама. Буря ни на минуту не утихала: дождь лил как из ведра, ветер сильно раскачивал могучие ели. Пока я добиралась до конюшни, полностью вымокла. Тала мирно поедала овес. — Привет еще раз, девочка. Ты должна мне помочь. Я протянула руку сквозь решетку денника и погладила кобылу. — Это невозможно. Она недостаточно отдохнула, новая скачка убьет ее. А это коняга моей сестренки. Я чуть не выронила урну. Облокотившись о денник, стоял Алекс и пристально рассматривал меня. «Он спятил», — было первым, о чем я подумала. — Ты ушел в самоволку? Тебя же накажут! — Дорогуша, ты похожа на мою сестру, — усмехнулся он. — Ты должна беспокоиться о себе, а не обо мне. Если глаза меня не обманывают, случилось что-то плохое. Расскажешь? Я описала ему в каком состоянии нашла Кларк, о задании мамы, припомнила свои бывшие теории. Парень мигом посерьезнел. — Поедим на моей лошади. Дело серьезное. …Мы поднимались все выше и выше. Вихрь не сбавлял хода, повинуясь своему хозяину. Я сидела в седле перед Алексом, спиной прижимаясь к его груди, чувствуя, как он крепко придерживает меня за талию. — Далеко нам ехать? — спрашивала я еще в начале пути. — К вершине холмов, за границу облаков… Буря сменилась едва крапавшим дождиком, а потом и вовсе прекратилась. Изменялся и пейзаж с темной панорамы леса на просторные заливные луга. Сидеть в седле становилось все тяжелее и тяжелее. Дорога шла на подъем. Природа вокруг нас решила замереть. Затихнуть. Именно этот момент выбрал Вихрь, чтобы начать уставать. Я это чувствовала. Жеребец начал замедляться. Почувствовал подобное и Алекс. Он начал ласково трепать питомца по шее, совать под нос вкусности и уговаривать двигаться дальше, увещевая будущей сладкой наградой. Ему удалось добиться многого: Вихрь довез нас до самой вершины холма. С большим удовольствием я выпрыгнула из седла. — Синие холмы, — проговорил Алекс, — отсюда видны многие поселения. Я подошла к обрывистому краю холма. Алекс был прав. Тондис, Луага и еще множество других населенных пунктов как на ладони. Разумеется, в свете почти полной луны не все рассмотришь, но то, что я увидела, впечатляло. — Я займусь костром, нужно уничтожить эту гадость. Алекс слегка коснулся моего плеча. Я поняла: мне уже стоит развеять одну треть праха Финна. Серая пыль с измельченными костями — все, что осталось от улыбающегося, вечно позитивного парня с его большими ореховыми глазами. Нет больше ни его силы, проявляющейся в любви к Кларк, ни громких призывов, восхваляющих пацифизм, ни доброты с самоотверженностью. Война выжгла все. Сейчас и не скажешь, кто виновен в его гибели: горцы или земляне. Ясно одно: он пал в тот момент, когда поднял оружие на невинных. И ничто не смогло изменить его судьбу. — Прощай, Финн Коллинз, жертва Ковчега, горцев и землян. Упокойся с миром и не держи зла на живых. Спи спокойно. Серебристым облаком содержимое урны разлетелось над долиной в свете луны и звезд. Я окинула урну печальным взором и надежно спрятала ее в разросшихся кустах бурьяна. А позади трещал разожженный костер, и голос Алекса несколько раз повторил мне, что все готово. Костер освещал местность вокруг и был как раз таким, какой мне и нужен — небольшой, но жаркий. Пора, пожалуй, покончить с оплотом бед моей сестры. Кулон с большим красным камнем преспокойно лег мне в руку. Недолго ему в ней лежать… «Мари, дочка. Как долго я ждал возможности поговорить с тобой». Все вокруг перестало существовать для меня кроме этого голоса такого родного, любимого. Голоса, который я больше всего желала услышать, а лучше увидеть его обладателя. Мои губы беззвучно шевелились. Сама я не слышала никаких звуков, которые срывались с моего языка. Ни один звук, кроме папиного голоса, не доносился до меня. Он затмевал все. «Мы сможем встретиться. Скажу тебе больше: мы сможем встречаться каждую ночь. Открыть тебе секрет?» И снова я что-то шептала. Надеюсь, то о чем больше всего в жизни мечтала — вернуть папу. Если есть возможность, почему бы ей не воспользоваться? «Кровь. Одна капля и…» Голос оборвался, до меня донеслось шипение, какое обычно бывает, когда в огонь кидают что-то из низкосортного пластика. Я с удивлением обнаружила, что в моей руке нет кулона. — Бросил эту пакость в огонь. — Пожал плечами Алекс. Я посмотрела в пламя костра, заметила украшение и почувствовала сильное желание достать его и насытить кровью. Все, что угодно, чтобы папа снова был со мной. Все что угодно… — Эй, — Алекс, очевидно, заметил мое состояние. — Все в порядке? — Д-да, — шепнула я и с удивлением отметила, что мои щеки мокрые, а слезы, бегущие по ним, никак не хотят остановиться. Алекс, ничего не говоря, притянул меня к себе, погладил по голове. От пережитого, собственного бессилия и осознания того, что впервые проявила слабость при нем, я расплакалась, как маленькая девочка. — Ш-ш-ш-ш. Тише-тише. Все закончилось. Все закончилось, — бессвязно бормотал он. — Ты в порядке. Твоя семья в порядке. Все будет хорошо. Это только морок. Только морок. — Только морок, — прошептала я, уткнувшись ему в грудь. Не сомневаюсь, ткань его рубахи успела пропитаться моими слезами. Алекс, стоит отдать ему должное, не оттолкнул меня с отвращением, а продолжил гладить по голове, успокаивая. Прошло достаточно времени, прежде чем до меня дошел смысл сказанного. Голос, закравшийся ко мне в голову, — обман, иллюзия. Дав крови твари, сидящей в кулоне, я бы только переманила на себя демона, отец бы не вернулся. Нельзя вернуть одним желанием и кровью того, кто мертв. — Все было обманом. Это говорил не папа… — Алекс с сочувствием глянул на меня и кивнул. — Эти низменные твари любят такие вещи. Помучить жертву, вызывая голоса ее близких, им в радость. К счастью, все закончилось. Закончилось. Не верится. Я оглянулась на догорающий костер. Проклятый кулон расплавился, разрушился и совсем скоро уйдет в землю, где ему самое место. — Закончилось, — с облегчением прошептала я. — Пора возвращаться. Пока мы ехали домой, я поняла, как сильно устала. Потому и сильно удивилась, когда зажмурившись на пять минуточек, а после, открыв глаза, увидела над собой Алекса, заверяющего меня, что я дома, и Октавию, подтверждающую его слова.