***
Босая она бежала, сбивая ноги в кровь. Снег не чувствовался, ноги немели, пока количество ступенек на этой припорошенной снегом ледяной лестнице медленно уменьшалось. На прозрачных ступеньках время от времени оставались темные капли крови. Опора ушла из-под ног внезапно, она кубарем покатилась по ступеням, улетела к самому началу лестницы. Боль жаркой волной прошила все тело. — Помоги-и-и-и-и!!! — Громкий отчаянный крик разнесся где-то в вышине, под самым куполом этой странной башни. Крик заставил ее вскочить на ноги, заставил игнорировать ненужную боль. Нужно бежать. Нельзя позволить им ее забрать. Она вновь вскочила на первую ступеньку, игнорируя боль в ногах и теле, стала быстро пробираться на самую вершину этой крутой опасной лестницы. Каждая новая ступенька все истончалась и истончалась. — Кла-а-а-арк!!! — Крик стал громче, ужаснее, словно с его обладателем что-то творили. Кларк всей ногой ступала на самые верхние, самые тонкие ступени, рискуя свалиться с лестницы в чернеющую под ней бездну. — Я иду к тебе, я иду! Она ступила на тончайший лед платформы. Сделала шаг, другой. Повеяло леденящим холодом, невидимые льдинки впились ей в щеки. — Ты опоздала, — раздался замогильный голос за спиной. Кларк обернулась и прижала ладонь ко рту, сдерживая отчаянный крик. К высокому ледяному шесту была привязана по рукам и ногам сестра, на длинной белоснежной рубашке, расшитой черными нитями, расплылось огромное кровавое пятно, невидящим взглядом Мари смотрела ей в глаза. Ледяная платформа треснула. Под ногами раскрыла свои объятия бездна. Кларк подскочила на кровати, тщетно попыталась выровнять дыхание. Опять все тот же сон! Кошмар с разными декорациями, но одним и тем же сюжетом снился ей уже целую неделю. В конце обязательно Мари на ее глазах либо гибла, либо уже была мертва, а она могла только бессильно за всем этим наблюдать, не в силах помешать. Чтобы Кларк не делала, сон всегда заканчивался одинаково: не помогал ни быстрый бег, ни скачки через препятствия, ни попытки пожертвовать собой. «Кошмары рождают переживания за день, обработанные мозгом. Это образы, только и всего». — Пыталась она себе внушить после первого подобного кошмара, сейчас же Кларк просто вскочила с кровати, подошла к окну, отодвинула в сторону занавески и долго-долго тревожно вглядывалась в алое, точно кровь, зарево. — Куда ночь, туда и сон. Куда ночь, туда и сон. Куда ночь, туда и сон, — чуть слышно шептала она, заламывая руки. Безжизненное тело сестры до безумия пугало ее. Кларк не стала возвращаться в постель: и так понятно, что она больше не заснет. Вместо этого она быстро сменила ночную одежду на повседневную, плеснула в лицо воду из кувшина для умывания, кое-как расчесала волосы и поспешила спуститься в хозяйскую гостиную, вдруг Найле понадобится какая-нибудь помощь. Женщина уже не спала. Это Кларк заметила на самом подходе к комнате, когда же она переступила порог, ясно смогла рассмотреть закутанную в теплый платок Найлу, что сидела в плетенном деревянном кресле в дорожной одежде и задумчиво всматривалась в яркое пламя горящей свечи. Половица чуть скрипнула под ногой Кларк, и Найла встрепенулась. — А…это ты, — сказала она. — Что-то ты рано. — Не спалось. — Если ты хочешь позавтракать… — Только глотнуть воды, — прервала ее Кларк. Женщина кивнула, встала со своего кресла, отошла в сторону кухни и скоро вернулась с деревянной кружкой, до краев заполненной водой. — Благодарю. Холодная вода давала ей осознать, что она вовсе не в том страшном сне, где гибла сестра, а в реальном мире. Мире, в котором можно выжить. Найла вернулась в свое кресло и продолжила задумчиво смотреть на огонь. — Что-то случилось? — спросила Кларк, осушая кружку. Женщина тяжело вздохнула. — Пришло письмо из Норд-Пассо, — медленно начала она. — Мой отец сильно повредил себе ногу, муж отъехал в соседнее поселение, а Базилд в силу юного возраста не справляется с возложенными на него обязанностями. Мне нужно уехать, но Морико… Найла замолчала, страдание исказило ее лицо. — Она очень маленькая. Я никогда не брала ее в такую даль, тяжелая дорога — не для маленького ребенка… Кларк, поддаваясь каким-то своим чувствам, протянула вперед руки, коснулась ладоней Найлы и ободряюще сжала их. Она поставила на место Найлы, этой гостеприимной хозяйки, себя, представила на минуту, что бы она сама чувствовала, если бы с дорогими людьми что-то случилось, но другой дорогой человек не давал возможности поехать. — И теперь получается я не смогу поехать, — подытожила Найла. — Сможешь, — заверила ее Кларк. — Я присмотрю за малышкой. Женщина изумленно на нее посмотрела своими блестящими от непролитых слез глазами. — Но…но… Мне неловко такое просить… Ты не обязана… В конце концов, Морико — моя дочь, моя забота. Как это… — А Базилд — твой сын, и ему нужна твоя помощь и поддержка, — заметила Кларк. Найла с минуту внимательно на нее смотрела, словно искала подвоха в ее жестах или выражении лица. Ничего не найдя, она чуть нервно поправила на себе платок. — Не знаю из какого ты народа, но если Боги есть, пусть они пошлют тебе, твоей семье и всем вашим людям благо. — Спасибо. — Не думай, что ты будешь сидеть с Морико бесплатно, — предупредила ее Найла. — Я оставлю тебе десять серебряных йен. «Десять серебреников?» Кларк не успела никак выразить своего удивления или несогласия, как Найла вскочила с кресла и спешно куда-то удалилась. Вернулась она скоро, и в руки Кларк упали десять крупных серебряных монет. «Интересно, на что я только подписалась?» — подумала она, приготовившись выслушивать инструкции по заботе о ребенке от чуть успокоившейся матери.***
— Там будут сахарные яблоки? А сладкие животные на палочке? А…А…А… Пирожки с ягодами будут? Джулс скакал вокруг денника Гелиоса, как самый настоящий жеребенок, от переполнявшего его возбуждения мальчишка не знал, куда себя деть. Он уже успел погладить коня по шее, угостить его сахаром и морковью и засыпать Октавию вопросами. Сама Октавия с улыбкой смотрела на слоняющегося рядом ребенка. Джулс в последнее время был одним из ограниченного числа людей, что заставляли ее улыбаться. Мэл так и не вернулась. От Мари не пришло ни единой весточки. Джессике, Лилиан и Элении пришлось вернуться в приют — Коттон умудрилась выйти из запоя, и Октавия теперь могла рассчитывать на максимально ограниченные по времени встречи и то, если удавалось выхватить детей из сиротского блока. Их с Линкольном отношения продолжали становиться объектом всеобщего осуждения, а новая пассия Беллами никак не хотела становиться бывшей пассией. — Если ты хочешь попробовать поехать со мной, тебе придется одеться по погоде, — предупредила Октавия мальчугана. Джулиан вчера едва услышал, что она сегодня собралась на рынок землян, вскочил этим утром ни свет, ни заря и понесся к конюшням в чем был: в легкой пижаме, босиком. Сорвавшаяся в прошлые выходные поездка, когда Октавия уезжала на рынок исключительно как покупатель, в этот раз неплохо его подхлестнула, по крайней мере, не проспать. — Попробовать? — переспросил мальчик, вытаращив на нее глаза. — То есть я могу и не поехать? — Только если твой отец так решит. Видишь ли, на выезд с тобой я должна буду предоставить охране разрешение на твой выезд от твоих родителей, иначе ты не сможешь уехать. Такие вот правила. — В топку такие правила, — несколько расстроено протянул Джулс. — Мне тринадцать! Я взрослый! Мне даже карточку дали! Почему они требуют разрешения, как с какого-то малыша? Октавия спрятала снисходительную улыбку. Ох, уж эти тринадцатилетки! — Карта идентификации нужна для того, чтобы ты мог устроиться на неполный рабочий день и получать первый заработок. Хочу заметить, раньше ее выдавали с четырнадцати. А разрешения требуют у всех, кто младше пятнадцати, с пятнадцати можно выходить за территорию под свою собственную роспись. «В которой обязательно подписываются под фразой „В случае моей смерти охрана Аркадии и законные представители никакой ответственности не несут“», — мысленно отметила Октавия. Она хорошо помнила, как быстро Мэл подписала такую бумажку, практически не вчитываясь в текст. Ей было важно скорее уехать. Не проходило ни дня, когда бы Октавия не вспоминала про эту пятнадцатилетнюю девочку, отважившуюся самой разыскать Мари. Октавии хотелось, чтобы Мэл уже вернулась обратно в Аркадию и перестала приходить ей в страшных кровавых кошмарах. — Вот же блин, — повесил голову Джулс. — И почему мне еще нет пятнадцати? Вот же неудача! — Неудача? — переспросила Октавия. — Тебе повезло, парень. Живешь с отцом, подпишет он тебе сейчас разрешение, поедешь со мной смотреть базар, вечером, может быть, сласти будешь лопать. У некоторых нет даже этого. Джулиан чуть смутился, очевидно, понял, о ком она говорит, и закивал головой. — Да…да. Похоже, ты права. Ладно, побегу к своему старику за бумажкой. — Не забудь одеться по погоде! — крикнула Октавия вдогонку мальцу, когда тот, потрепав жеребца по шее в последнее раз, рванул из конюшни на улицу. Сама она неспешным шагом пошла к будке охраны. Нужно посмотреть журнал ухода и возвращения, быть может, Мэл уже вернулась. Монро выдала ей журнал без лишних вопросов. — Ты только осторожнее смотри, — попросила она. — Разумеется. Октавия аккуратно листала странницы, пытаясь найти фамилию Мэл, и одновременно с этим удивлялась, как у государства с достаточно продвинутыми технологиями журналы учета все еще бумажные. Фамилию Мэл найти не удалось. Она все еще не вернулась. — Не нашла, что искала? — Подавила зевок Монро. Девушке пришлось выйти в ночную, и теперь она только и хотела, что вернуться в свою комнату и лечь спать. — Нет. Октавия вернула ей журнал и чуть отошла от будки. Волнение за судьбу Мэл как никогда остро решило пробудиться в ней. Скоро ли эта девчонка вернется домой? Прошло уже столько времени! Кейн может скоро поднять военных по тревоге и отправиться искать еще одного подростка, Кларк с Мари они днем с огнем искали. Громко захрустел снег, то бежал одетый Джулиан, в руках он сжимал вожделенную бумажку. Октавия обернулась к мальчику и тут же столкнулась со взглядом мистера Эванза. Мужчина с неким беспокойством посматривал на сына-шалопая. — Мисс Блейк, — обратился он к ней. — Джулс говорит, что вы хотите взять его на рынок. — Верно. Мне нужен помощник. — Помощник? Дело в том, что мой Джулиан… — Папа! — Раскрасневшийся от мороза и смущения мальчик попытался не дать отцу высказать свою мысль, но мистер Эванз не обратил на его выкрик никакого внимания. — …он иногда проявляет беспечность, болтает без умолку. — Вот и замечательно, что болтает — будет покупателей зазывать. А если будет ворон считать, сладостей не получит. Она надеялась, что это позволит убедить обеспокоенного отца, и они с мальчишкой, наконец, смогут взять Гелиоса и уехать. — Но…но… я не думаю. — Мистер Эванз, не беспокойтесь. Я прекрасно понимаю, что беру с собой любопытного тринадцателетнего мальчугана, и все равно очень сомневаюсь, что Джулиан мне как-то помешает, — уверенно заявила она, надеясь поставить точку. — Ну, если вы так уверены. Что ж… Джулс, на два слова, — подозвал его к себе отец. — Как поговорите, приходи в конюшню, Джулс, — сообщила Октавия мальчику и поспешила удалиться. Лезть в чужие разговоры — дурной тон. Джулс прибежал, когда она выводила Гелиоса под уздцы из конюшни. Мальчишка с восхищением уставился на красивое и гордое животное, словно перед ним было произведение искусства. — Залезай давай, юный ковбой, — подтолкнула Октавия мальчика к жеребцу. — Ты этого сегодня хотел с самого утра. Она помогла Джулсу залезть в седло, запрыгнула в седло позади него и пустила Гелиоса спокойным шагом по территории Аркадии. На выходе Октавия вручила сонной Монро записку и пустила коня уже рысью. — Надеюсь, ты не боишься скорости! — задорно заметила она восторженному мальчику. — Нет! — крикнул он со смесью восхищения и восторга. — Лучше скорости нет ничего. Вперед, Гелиос!***
Блеск снега в свете утреннего солнца слепил, заставлял щуриться и морщиться. За несколько часов пути чувство страха от вышедшей по наши души погони чуть притупилось — лес, богатый высокими деревьями, многочисленными кустарниками и неглубокими оврагами, куда можно без опаски сигануть и спрятаться, давал какую-никакую надежду пережить день-другой и остаться незамеченными для людей Найи. Однако все имело свойство заканчиваться. Наша дорога по лесу не стала исключением. Я заметила это не сразу. Сначала расстояние между деревьями стало больше, после — поредели кустарники, и вот в один прекрасный час мы дошли до той части леса, где остались стоять редкие кустарники и одиночные деревья, а впереди далеко простиралась слепяще-белая пустошь. Неужели этот квест придется проходить снова? — Это же не то, о чем я подумала? — тихо спросила Мэл. — Если ты подумала, о том, что нам придется снова пересечь этот снежный кошмар, то как раз то. Я остановилась у края белоснежной поляны, вглядываясь вдаль и прикидывая насколько глубоким может быть снег. Сейчас не ночь, мы должны как можно скорее пересечь открытую местность и найти какое-нибудь укрытие. Если мои подсчеты верны, за этой равниной должен быть подъем, который приведет нас к реке. — Будем надеяться, что это не сложнее предыдущей пустоши. Я с опаской сделала первый шаг. Нога ушла в снег по щиколотку. Почти как в лесу. Сделала второй. Глубже не стало. Возможно, удача решила улыбнуться нам. — Бегом! — обернулась я к Мэл и сама сорвалась с места. Глубина не увеличивалась. Я ускорилась, заметив вдали что-то похожее на огромный куст, засеменила к нему, а когда достигла его, тут же присела рядом с кустарником, словно спасалась от огромного количества пущенных из лука стрел. Перевела дыхание. — Здесь бежать легче, — подметила тяжело дышащая Мэл. Я замахала на нее руками. — Не говори…дыши… Пока она пыталась наладить собственное дыхание, я высматривала вдали что-то похожее на укрытие, за которым можно спрятаться. Оно нашлось почти сразу же. Чуть более пышные кусты располагались от меня где-то в трехстах ярдах. — Подъем! — скомандовала я Мэл и сама преспокойно прыгнула в снег, не ожидая подвоха. Нога ушла чуть меньше, чем до колена. Бежать будет не очень удобно. Позади меня ойкнула Мэл. — Ничего-ничего, ночью мы проходили пустошь и похуже. Справимся! Перемещаться, меся ногами снежную массу, стало тяжелее. Я быстро втягивала носом морозный нос, отчего становилось неприятно, периодически падала вперед, не способная удержаться на ногах, и ощущала в обуви противные кристаллики снега, мочащие шерстяные носки. У новых кустов я устроила себе привал чуть дольше, чем в первый раз, хоть и понимала, что наше время очень ограничено, что нам нужно как можно скорее убраться с открытой местности и вновь затеряться. — Вставай, осталось ведь не так уж и много. — Мэл робко положила свою ладонь мне на плечо, и я почувствовала прилив сил. «Я должна бежать. Сейчас я отвечаю не только за свою жизнь!» Третья часть пустоши — самая длинная — не имела кустов-укрытий, снег в ней достигал моего пупка. Идти было максимально трудно, о беге не могло быть и речи. Бег в этой части пустоши — только напрасная трата сил. Снег плотно обхватывал меня за талию, в голову лезли пугающие мысли, носки и одежда стали стремительно намокать. Если не ускориться, можно тут зависнуть до первых звезд или до того момента как нас найдет Азгеда. — Ускорим шаг! Я постаралась быстрее шевелить ногами, ощущая, как в них от интенсивной работы вспыхивает жар, толкала вперед снег, продвигаясь в этом ледяном месиве. Мэл за спиной пыхтела, как трактор, в попытках не выдать то насколько сильно она устала. — Нет, так дело не пойдет! Я прошла не больше двух десятков ярдов, затратив на это непомерное количество времени. Пешком эту часть не преодолеть. Быть может, стоит воспользоваться другим способом? — Мари! — ахнула Мэл. А я, не придавая этому никакого значения, бухнулась животом в снег и поползла по-пластунски. Скорость заметно увеличилась. — Ложись и ползи. Только так мы уберемся с этой поляны! Я не видела легла ли Мэл, поползла ли она вслед за мной, продолжая продвигаться вперед, собирая на шерстяной платок кучу снега, отмораживая себе и без того замерзшие щеки. Твердую поверхность я встречала чуть ли не слезами радости, смело меняя передвижение по-пластунски на обычный шаг. Я выбралась на твердый утрамбованный снег, упала на спину и первым делом попыталась восстановить дыхание, рассматривая ясное голубое небо у себя над головой. Мэл, вся в снегу, упала рядом со мной. — Мы прошли очередной этап этого испытания? — неверяще спросила она. — Прошли. Сейчас приведем дыхание в порядок, отряхнемся, вытряхнем из обуви снег и пойдем дальше. — Я обернулась к ней, заглядывая в глаза. — Совсем скоро мы выйдем к реке, Мэл, а оттуда недалеко и до поселений Трикру добраться. Недолго нам осталось куковать в резиденции Найи.***
Кларк не знала, что именно Найла сказала своей дочери, но когда за женщиной закрылась дверь девочка не плакала и послушно последовала за Кларк по первому же слову. Сидеть с девочкой было просто: Морико послушно исполняла все, что требовала Кларк и не перечила ей. Кларк периодически моргала, пытаясь увериться, точно ли перед ней ребенок пяти лет. Пока глаза не обманывали ее. Морико сидела на плетеном ковре около очага и играла с тряпичной куклой, Кларк — быстро писала подобие отчета. Найла, конечно, не просила ее так заморачиваться, отчет был личной инициативой самой Кларк, но, наверное, она немного успокоится, когда прочитает о событиях и идеальном поведении девочки за весь этот день. Периодически Кларк отрывала глаза от отчета, прислушивалась к тихому пению девочки колыбельных своей кукле и возвращалась к недописанным строкам. В отсутствие матери обычно очень активный ребенок, как заметила Кларк после проведенного времени в этом доме, притихла, нашла себе максимально спокойную игру и не пыталась ничего спросить у Кларк, только проявляла чудеса послушания. Обед, как и завтрак, прошли максимально спокойно: Морико без слов протеста съела оставленную матерью еду, а по завершении трапезы Кларк без лишних проблем уложила ребенка на дневной сон, тщательно подоткнула одеялко и тихо прикрыла дверь в детскую. Кларк и сама была бы рада вернуться к себе в комнату и лечь спать, но последний кошмар никак не хотел уходить из головы. Прошло уже несколько часов с момента пробуждения, а она чувствовала все тот же всепоглощающий страх за жизнь сестры, опустошенность после осознания того, что попытки ее спасти были тщетны и злость на кого-то иррационального, кого-то, кто стоит за этим ужасом. Кто именно все это затеял она так и не увидела ни в одном из своих снов. На обеденном столе так и лежало несколько листов бумаги, перо, чернильница с того момента, как она писала подобие отчета. Кларк отложила отчет в сторону, притянула к себе чистый лист, обмакнула кончик пера в чернильницу и задумалась. Что именно ей стоит написать? Сказать, что она увидела кошмар придите-пожалейте? Нет! Точно нет! Тогда что же? Темно-синяя капля с тихим всплеском упала в чернильницу. Кларк перехватила перо удобнее, поднесла к листу и начала выводить строчки.Моя милая,
Здравствуй, как твои дела? Я давно не получала от тебя весточек. Надеюсь, у тебя все хорошо. Там, где я сейчас живу, достаточно холодно. Охота и рыбалка приносит неплохой доход, но я очень завишу от белковой пищи. Помнишь, как весело было на Ковчеге во время лекций о том, что мы, люди, должны быть выше своих желаний, должны отказаться от какого бы то ни было аналога-заменителя животного белка, должны питаться исключительно растениями? Ты тогда так долго смеялась, что я думала: ты не успокоишься никогда. Сейчас мне не до шуток — без животного белка у меня не будет ни сил, ни денег. Мне очень хотелось бы узнать, чем ты сама живешь. Можешь смеяться, но я беспокоюсь о тебе. Ты, конечно, когда будешь это читать наверняка, подумаешь, что я, верно, забыла как выпроводила тебя тогда, в трактире. Я не забыла. Я хотела тебя обезопасить, со мной ты была бы в большей опасности, чем без меня. Однако сейчас я волнуюсь, до той глуши, где я обитаю, периодически доходят не самые хорошие новости о происходящем вокруг. Думаю, до тебя они тоже доходят, и ты сама уже знаешь, что стоит избегать людей Лексы. Нынче они повсюду, поэтому прошу тебя: будь осмотрительна и чаще используй тригедасленг, особенно в общении с землянами. Я пишу это, потому что знаю тебя, и отлично понимаю, что домой ты не вернулась. Ты — вольная птица, а Аркадия и мамина опека не более чем золотая клетка. Это твой выбор и я его уважаю. Правда, если бы ты спросила, что я хочу сейчас больше всего на свете, я бы ответила: обнять тебя. Ты много значишь для меня, милая. И я скучаю.С надеждой на скорый ответ, а лучше встречу, твоя сестра. P. S. У меня дурное предчувствие. Будь осторожна.
Кларк отложила письмо в сторону, давая письму просохнуть. Письмо написано, как и три других, что она писала до этого. Тогда ей не пришло в голову их отправить, сегодня она не совершит такой досадной ошибки, адресаты получат свои послания. Она откинулась на высокую спинку стула. Дом Найлы безопасен, почему же ей так сейчас тревожно?***
Я оттерла мокрый лоб, нехорошо будет, если простыну на таком-то морозе, и немного перевела дух. После всей тяжести пути по пустоши, через лес и снова по пустоши преодолеть плавный подъем в гору оказалось той еще задачей. Подтаявший когда-то снег покрылся толстой коркой льда, а ту слегка припорошил тонкий слой нового. Подниматься по скользкой горке было тяжело, каждый шаг мог закончиться падением вниз, к самому подножью, приходилось обдумывать каждый свой шаг и периодически ловить равновесие. Мэл, ступающая за мной, периодически громко вскрикивала, ощущая уходящую из-под ног землю. Холодный ветер прошибал нас до костей, а лед и высота пугали до остановки сердца, но иначе не пройти. Риск сломать себе несколько костей все же ниже вероятности того, что люди Королевы нас поубивают. Последние ярды крутого пути были самыми напряженными и сложными, двигались мы максимально медленно, рассчитывали свой каждый шаг. Красное заходящее солнце не добавляло спокойствия. Когда же сначала я, а за мной и Мэл ступили на твердую нескользкую снежную землю, напряжение спало далеко не сразу, еще некоторое время на душе оставалось предчувствие того, что это еще не конец, что мы должны будем еще что-то преодолеть, куда-то подняться. Сидя в снегу, мы обе, уставшие и голодные, никак не могли поверить, что очередная часть странного челенджа: «Унеси ноги от замка Найи и останься в живых» выполнена, и мы вроде как живы. Мэл осторожно потрогала свои щеки, поднесла красные замерзшие пальцы к глазам, пытаясь удостовериться, что это и правда ее руки, а после заливисто громко засмеялась. — Мы преодолели это, — выдавила она из себя между приступами хохота. — Мы ушли еще дальше от замка-зла! Мы ушли! Совсем скоро мы скроемся от Королевы и ее людей! Она требовательно уставилась на меня, будто все еще немного сомневалась в том, что мы действительно уберемся с территории ледяного народа. — Конечно, скроемся. Мы уже почти сделали это. — Я порывисто схватила свою спутницу за замерзшие ладони. — Не сомневайся в этом, Мэл. Азгеде нас не удержать у себя, не превратить в своих рабынь. Мы с тобой слишком удачливы, чтобы стать невольницами этих людей. — Я и не думала сомневаться, — заверила меня Мэл. — Мы не повторим судьбы бедняги старьевщика. На последнем слове ее голос дрогнул, сама Мэл помрачнела и быстро-быстро заморгала, пытаясь задушить вновь подступившие слезы. Воспоминания о чьей-то смерти так быстро не проходят. Она глубоко вдохнула и выдохнула, с ее губ сорвалось облако белого пара. — Как же тут холодно, — поежилась Мэл, — и красиво. Я подняла голову к небу, наслаждаясь последними отсветами заката. Красиво — это точно. Да и про холод все верно. — Ты случайно не захватила с собой зажигалку или спички? — поинтересовалась я у Мэл. Она спешно стала шариться по карманам. Ответ на свой вопрос я узнала, окинув взглядом ее более чем огорченную физиономию. Похоже, придется вспоминать уроки выживания… — Нет, — вздохнула Мэл и как-то виновато на меня посмотрела. — Что теперь нам делать? Тут такой холод, если не согреемся, можем насмерть замерзнуть. — Будем выживать. — Я встала на ноги, отряхнулась от снега и хлопнула Мэл по плечу. — Не впервой! — Но как? — Найдем полено, ветку и много-много травы из-под снега, — беззаботно ответила я. — В общем, будем вспоминать некоторые уроки Пайка и импровизировать. В любом случае я считаю: умереть от холода — не круто. На лице Мэл отразилось некое сомнение. — Я этого никогда не делала, — призналась она. — Меня Пайк этому не учил. — Зато я делала, — заверила ее я. — Когда сваливаешь из отчего дома, следует владеть навыками выживания. Спички-то — не самый популярный товар у землян, а кремень с кресалом на вес золота. — Тогда как ты разожжёшь огонь? — Сейчас увидишь. Вместе с Мэл я нашла наиболее подходящее мне полено, срезала ножом нужный мне прут и стала все это готовить, пока моя спутница откапывала прошлогоднюю траву и таскала ее мне. В полене я проделала отверстие, обложила его травой, срезала кору с прута и вставила его в отверстие. — Мэл, притащи еще побольше хвороста! — крикнула я ей, а сама приступила к добыче огня. Высекать пламя таким способом я не любила. Процесс этот обычно достаточно долгий, муторный и энергозатратный, однако сейчас никакой другой способ не подойдет. Ручное трение — единственный способ не протянуть ноги. Мэл притащила охапку из травы и веточек разной толщины, положила все поближе ко мне, а сама примостилась в разумном отдалении, чтобы никак не помешать, но при этом видеть все. Я быстро-быстро терла ветку, ощущая, как стремительно начинают гореть у меня самой руки. Совсем скоро ладони начало колоть неприятной болью, но я и не думала останавливаться, только чуть снизила обороты. Вымученная яркая искра стала достойной наградой моему страданию. Искра подпалила охапку травы, разгораясь ярким пламенем. Я тут же начала подкидывать веточки, сначала максимально тонкие, потом потолще, подпитывая пламя. Смышленая Мэл поняла меня без слов, вскочила со снега, убежала и вскоре вернулась с несколькими крепкими ветками. Я приспособила ветки по своему усмотрению, складывая костер для обогрева. — Ты супер! — воскликнула она, падая на снег рядом со мной. — Я-то уж думала, что все нам трындец. Замерзнем к черту. — Из любой ситуации есть выход. Его только стоит найти. Жар огня прекрасно согревал. Замерзшие пальцы вновь получили чувствительность. Тепло приятно обволакивало тело и вызывало сонливость. Мэл широко зевнула и прикрыла глаза. Я тут же ее растормошила. — Не спать. Мы сейчас только обогреемся и пойдем искать ночлег. Мэл поморщилась. За этот день она, как и я, здорово успела устать и сейчас, вероятнее всего, очень хотела просто лечь в снег и забыться сном. Рискованная затея. — Расскажи про свою жизнь, — попросила я. — Или что-то еще. Мы столько времени провели вместе, а я так ничего практически о тебе и не знаю, кроме того, что ты со станции Фабрики. — Ну, я еще хотела быть врачом, но со специализацией моей станции это никогда бы не вышло, поэтому училась я на швею. Хорошо, что Ковчег решил спуститься на Землю, швеей я была бы не очень хорошей, — хихикнула Мэл. — На Земле, по крайней мере, ты не ограничен в профессии исключительно специализацией своей станции. — И кем же ты хочешь быть сейчас? — Врачом, как и раньше, — пожала она плечами. — Знаешь, мне хочется делать благое дело. А медицина — как раз та область, чтобы воплотить это желание в жизнь. — Медики могут спасти не всех, — мягко вставила я. — Многие желают помочь всем, всех спасти, но после внезапно перегорают от огромной череды смертей. Ты же знаешь, благое дело можно делать не будучи врачом или медсестрой. Мэл смутилась и чуть потупила взгляд. — Творить добро, спасать жизни, работая врачом, намного проще, чем пытаться вразумить твердолобых идиотов и вложить в их головы мысль, что война — худшая вещь, какую они смогут сделать. К тому же дипломатом стать намного-намного сложнее. — Врачом тоже непросто. Мы замолчали. В глазах Мэл плясал отсвет пламени, она сидела, погрузившись в себя. — Я просто хочу, чтобы царил мир, и люди не гибли пачками, — чуть слышно сказала она. Я никак это не прокомментировала. Кто-то, вроде мамы, мог бы ей сказать: медицина — предельно сложная профессия. Она эмоционально изматывает. Работать после ночного дежурства максимально тяжело, а терять своих первых пациентов больно. Не мне это говорить. Это должен делать практикующий врач, я же лишь студентка, не закончившая свое обучение. — Что это? — вдруг спросила Мэл. — Где? — я завертела головой. — Там… Вон там… Поверни голо… Да, да! Увидела? Я пригляделась. Вдалеке на фоне ночного неба и горящих звезд красовалось что-то напоминающее небольшой домишко. Если мы приложим еще немного сил, то вполне сможем подойти к нему и использовать это место в качестве ночлега. — Думаю, это отличное место для ночлега, — ответила я Мэл.***
Греть молоко и добавлять в него мед было малость непривычно. Последний раз, когда Кларк это делала, был на Ковчеге. Родители иногда задерживались на совещаниях, и ей приходилось разогревать по стакану молока себе и сестре в небольшом металлическом ковшике на электрической плитке и тщательно следить, чтобы химическое молоко не убежало и не запачкало всю кухню, а после добавлять в подогретый напиток малюсенькую капельку заменителя меда янтарного цвета. Проделывая все это сейчас, Кларк ощущала ностальгию по беззаботным временам своего детства. Вот бы вернуться в те годы, когда она еще не было повинна в смертях множества людей, когда единственной проблемой было убежавшее молоко или неуд по науке. Подогретое молоко с щедрой ложкой меда красиво смотрелось в детской деревянной кружке. Кларк перемешало напиток небольшой ложкой, подождала, пока он немного остынет, и только после этого маленькими шажками направилась в освещенную свечами детскую. Морико в зеленой ночной рубашке уже ждала ее, сидя в своей маленькой кроватке с вязаным зайцем в руках. — Время ночного молока, — улыбнулась ей Кларк и осторожно передала в руки кружку. — Оно сладкое? — спросила девочка, забирая молоко из рук Кларк. — С медом. Девочка сделала маленький глоток. — Я хотела тебе принести что-то вроде печенья, но не нашла его. Глаза Морико округлились. — Печенье? — удивилась малышка. — Сейчас же не паздник. Сладости только по паздникам! Вы и так дали мне сладкое молоко, мама обычно не делает его таким сладким. Девочка вновь жадно припала к своей кружке, оставляя Кларк задумчиво за всем этим наблюдать. Печенье исключительно по праздникам? Неужели семья Найлы настолько бедна, что не может позволить в обычное время есть столько мучного, сколько хочется? Но ведь они имеют собственный постоялый двор, занимаются торговлей! Или это только для того, чтобы дети не выросли полными с плохими зубами? Тоже не сходится. Земляне знают, что такое голод, и полных детей у них нет, напротив, родители пытаются кормить собственное потомство очень сытно, чтобы детей не настигла голодная смерть. — Благодаю вас. — Морико вернула ей кружку, спрыгнула с кровати и куда-то пошлепала босыми ногами. Ночная рубашка доходила ей практически до пят. — Мама говоит после молока нужно поласкать от. Можно мне… — Мама правильно говорит. Ступай, — кивнула ей Кларк. Малышка попыталась сделать книксен, но у нее вышло не так хорошо, как ей хотелось бы. Кларк ошеломленно проводила ребенка взглядом. Что же такого девочке сказала Найла? Как именно она представила ее, Кларк, дочери, что Морико с таким пиететом и уважением к ней сейчас относится? И ведь за весь день ни слова поперек не сказала! Это странно, очень странно. Кларк видела массу детей на Ковчеге всех возрастов, пятилетки носились и громко хохотали по всему больничному отделению, как маленькие вечные двигатели, ни минуты не могли усидеть на месте. А эта девочка... В присутствии матери она так же носилась, смеялась и рассказывала всякие нелепые истории, пытаясь развлечь ими Кларк, сегодня же она — тише воды, ниже травы, словно Кларк какая-то особа голубых кровей и перед ней нужно вести себя как взрослой: не позволять себе даже засмеяться и обязательно поклониться. «Не порядок это какой-то, — подумала Кларк. — Ребенок должен вести себя как ребенок». Послышалось шлепанье босых ног по деревянному полу, вернулась Морико. С личика девочки стекала вода, светлые волосы были чуточку влажными. — Пора ложиться спать, милая, — объявила ей Кларк. Морико без лишних слов залезла под одеяло, прижала к себе зайца и попыталась удобней устроиться на кровати. Одеялом она была накрыта сикось-накось, это Кларк заметила сразу же и также сразу же поняла: помощи эта самостоятельная крошка не попросит — то ли слишком уважает, то ли очень стесняется. Кларк расправила одеяло на девочке, тщательно его подоткнула и присела на самый краешек кровати. По идее ее роль няньки на сегодня окончилась, нужно было только погасить свечи в комнате, закрыть за собой дверь и уйти заниматься своими делами, но ее что-то остановило. Мама в их с Мари детстве так никогда не делала, значит, и она не будет! — А мама ушла не навсегда? — тоненько спросила ее девочка, не успела Кларк и рта открыть. — Не так как бабушка? Кларк отчего-то резануло по живому. Ушла не так, как бабушка… Вряд ли бабушка бросила семью и внучку, значит, кто-то помог. Перед глазами выросла гора Везер, вспомнились горы обескровленных тел, звериный оскал жнецов, клетки с землянами… Какая ужасная судьба! — Нет, солнышко, — мягко ответила ей Кларк. — Твоя мама, папа, братик и дедушка скоро вернутся, вы снова всей семьей соберетесь за одним столом. А еще Пятеро благословят вашу семью на ближайших праздниках. Лицо девочки просияло от радости. — Если обещаешь сразу же заснуть, я расскажу тебе сказку. — Да-да, — закивала девочка. А Кларк сама себе удивилась. Ну, какая еще сказка? Что она вообще придумала! Но, тем не менее, рассказ начала. — Когда-то давным-давно по небу плыл чудесный замок, его обитатели боялись ступать на землю. Но замок погибал, и они решили отправить плохих детей в место, которого боялись сами, узнать выживут ли те. В самом начале детей было сто, дети были одни на огромной безграничной планете, совсем без родителей, поэтому творили все, что хотели. Однако в один плохой день появились чудовища, злые и жестокие, они напали на детей. Некоторых детей похитили, чтобы взять их силу и удачу, но другие удачливые дети-хулиганы дали им сдачи. Они поняли, что вместе даже плохие дети способны на хорошие поступки. И своими хорошими качествами характера, своей отвагой и верностью вызвали уважение у чудовищ, заставили их отвернуться от темной стороны и обратить свой взор к свету. Сто детей привели свой народ к процветанию, стали героями своего народа, примером для подражания. На них ровнялись другие дети их народа, а летописцы описывали в своих рассказах их подвиги, но выше славы, выше гор золота и самоцветов, сотне детей, которые уже перестали быть детьми, было важнее чистое небо над головой, безопасные просторы местности, ставшей их домом. Все это они получили, стали по-настоящему счастливы и жили долго и беззаботно. Когда Кларк замолчала, Морико уже спала. Кларк аккуратно встала с кровати, поправила еще раз одеяло, окинула последним взглядом девочку, прежде чем затушить свечи. Лицо малышки было полно безмятежности. Она спала в теплой постели, в безопасных стенах дома. «Ее никогда не постигнет участь ее бабки, — внезапно осознала Кларк. — Морико никто не украдет у ее семьи, только чтобы выкачать из ее вен всю кровь. Эта девочка не испытает того ужаса, что довелось испытать сотням похищенных горцами землян. Морико теперь в безопасности. И ее брат тоже. И множество других детей. Везер больше не сможет причинить никому того зла, что причиняла до этого». Кларк тихо вышла за дверь комнаты, ощущая как понемногу чувство вины от того, что произошло на горе Везер начало ослабевать. «Вот бы еще все стало как в той сказке, какую я сочинила», — подумала она и вздохнула. До исхода сказки далеко. Сейчас, наверное, стоит радоваться мелочам и по возможности восстановить свою психику в безопасности дома Найлы. Кошмары точно не от здоровой головы!***
— Они, похоже, тебя обожают, — подмечал Джулс, посасывая большой сладкий леденец, пока они шли с рынка. — Меня обожают их дети, — хмыкнула Октавия. Мальчишка стрельнул в нее глазами и чему-то усмехнулся. Октавия не хотела даже думать, что Джулсу пришло сейчас в голову, мальчишка и так был редкостным балагуром. — Ну как тебе денек, герой-труженик? — поинтересовалась она между делом, отвлекая шалопая от перманентного желания повиснуть на какой-то арке и получить по шее от местных. — Обалденно! — воскликнул Джулс, отвлекся от леденца и деревянных арок и одарил Октавию полным восторга взглядом. — После этого дня я хочу теперь всегда ходить на рынки с тобой! Это же так интересно, весело, круто! Да лучше этой работы нет никакой! Мой старик теперь может даже не беспокоиться о моем будущем! Буду торговать, получать деньги и можно больше ни о чем не беспокоиться! Октавия расхохоталась. Она выпустила из руки узду Гелиоса и взлохматила волосы своему юному помощнику, не переставая посмеиваться. Наивность ребенка умиляла, но Октавия была готова отдать должное Джулсу: мальчик справлялся сегодня мастерски. То, как он зазывал людей и рекламировал товар, стоило бы заснять на камеру, чтобы хоть что-то осталось на память потомкам. Октавия даже немного пожалела, что видеокамеры у нее не оказалось сегодня под рукой, нечего показать отцу Джулса, чтобы тот мог сполна начать гордиться своим сыном. — Договорились, — отсмеялась Октавия. — Сколько хочешь получать в качестве зарплаты? Мальчик с треском раскусил карамель, деревянная палочка упала в снег, а он сам удивленно посмотрел на Октавию. — Зарплаты? — переспросил он. — То есть денег? Не сахарных яблок и леденцов? — Конечно же, денег! Сладости ты и так у меня получишь, а любой труд должен быть оплачен в твердой валюте. Мальчик долго на нее смотрел, позабыв про сахарное яблоко, что сжимал в руке. — Двести франков, — наконец, сказал он и, как бы извиняясь, добавил. — Я же не делал твой товар, а просто рекламировал его. Половина выручки — точно не моя. — Что ж четыреста так четыреста, — согласилась Октавия и пошла вперед быстрым шагом, не обращая внимания на изумленного мальчугана позади. Двести франков за работу Джулса — ужасная мелочь, этот ребенок заслуживает достойную оплату за свой труд, и она ее даст. Джулс должен знать, как она довольна его помощью. Найти такого смышленого ребенка — невероятная удача. Сильный ветер налетел на них внезапно. Октавия, морщась, натянула на себя капюшон, поправила шарф — постоянно обмораживать лицо ей надоело от слова совсем. Больше всего она хотела, чтобы кошмарная зима скорее закончилась, холод и снег в печенках сидели. У радостного Джулса снежный ветер не вызвал никаких негативных эмоций. — Что-то становится холоднее, — только и подметил он. — Потому что вечер. — Октавия стряхнула с волос снег, понимая, что сегодня снова вернется с белой косой. — Давай не будем задерживаться, чем скорее мы покинем рынок, тем скорее сможем поехать домой. Джулс кивнул и тут же впился зубами в сахарное яблоко, желая слопать все сладости до возвращения домой. Фонари и яркие огни множества лавок и мастерских позволяли без труда ориентироваться в пространстве и не налететь ни на что, даже глубокой ночью. Гасить огонь на рыночной площади было как-то не принято. Припорошенные снегом деревья были словно сказочные, однако Октавия в отличие от Джулса на это обращала мало внимания и уж точно не испытывала при виде этой красоты никаких романтических чувств: усталость и вечные проблемы перебивали все. Пусть она сегодня неплохо подзаработала, купила достаточно нужных для себя товаров, проблемы и страхи никуда не делись. О том, что она вообще-то осенью хотела официально стать воительницей, а не первоклассной швеей девушка старалась не думать. Слишком уж больно и горько тогда становилось на душе. Октавия хотела просто добраться до Аркадии, сдать Джулса с рук на руки, позаботиться об Гелиосе и принять горячий душ. Чьи-то громкие выкрики заставили их остановиться. — Что это? — удивился мальчик. Крики усилились, словно кто-то увидел нечто нехорошее. — Останься с конем, — велела она мальчику. — Я пойду, узнаю, что там творится. Она передала Джулиану поводья и пошла на звук, он доносится с самого центра рыночной площади и не предвещал ничего хорошего. В центре уже собралась толпа зевак, что только и могла, что ахать, охать и встревоженно шептаться. Октавия поняла: происходит что-то из ряда вон выходящее еще на подходе, когда же она начала пробиваться сквозь взволнованную толпу она увидела это «из ряда вон выходящее». По центру площади, вжимаясь крупом в один из фонарей и мелко дрожа всем телом, испуганно ржал гнедой конь. Был он полностью оседлан и обуздан и никак не походил на дикое животное. Конь не пытался пробить толпу людей, но при приближении человека бил копытами по снегу и пытался отогнать от себя подальше. Октавия посмотрела на несчастное испуганное животное и почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Утренняя тревога, сопровождающая ее сегодня весь день, доросла до самого настоящего всепоглощающего страха. Она не раз видела этого коня. Она знает его кличку! — Марс! — сорвалось с губ.***
Холодный обветшалый домик едва ли был пригоден для жилья. Я обошла все его уцелевшие комнаты с тлеющей лучинкой и не нашла ни одного целого предмета мебели: шкафы, столы, кровати, стулья — все было переломано, доисторическое постельное белье и старые одеяла истлели от времени и рассыпались горсткой пыли в руках. Единственная целая вещь в этом доме — старый камин с металлической решеткой. Его мы с Мэл совместными усилиями разожгли, подкинули в разгоревшееся пламя разломанное дерево стула и устроились у огня на холодных досках пола. — Как думаешь, мне теперь придется смыть свой грех кровью? — тихо спросила Мэл. Я тут же оторвалась от созерцания веселых огоньков пламени и полностью развернулась к ней. Мэл была спокойна, но в глазах отражалась подавленность. — Что ты такое говоришь? — Из-за меня убили человека, не будь я такой доверчивой идиоткой, он был бы жив. Теперь же… — Она театрально развела руками. — Я должна искупить свою вину! — Не надо, — твердо сказала я. — Не надо брать все это на себя. — Но я… Мэл отвернулась к огню, смаргивая слезы. — Старьевщика убила Найа, слышишь? Он мертв из-за Н-А-Й-И, не из-за тебя. Ты не перерезала ему глотку. Ты не захватывала его в рабство. Если кто и должен омыть эту смерть своей же кровью, это Найа. Спокойствие покинуло Мэл, она снова плакала, дрожа всем телом и заламывая руки. — К… чему ты… упомянула… рабство? — шмыгнула она носом, тщетно пытаясь успокоиться. — К тому, что Королева имеет право распоряжаться жизнями своих рабов. Она может их калечить и убивать. Обычно если раб становится бесполезным, долго на территории Азгеды он не живет. Рабы для Найи — всего лишь вещи, и с ними она особо не церемонится. — Как жестоко… — прошептала Мэл. Я обняла ее за плечи, притянула к себе, надеясь, что смогу ее успокоить. Чувство вины, внезапно проснувшаяся совесть и осознание того, к чему привели ее недавние действия — все это ужасно отражалось на самой Мэл. — Азгеда беспощадна, жестче этого клана на Земле нет никого. Так что тебе стоит сейчас успокоиться и попытаться простить саму себя. Ты не должна брать всю ответственность, Найа тобой манипулировала, а ты не могла этому сопротивляться. Все-таки вить веревки из таких-вот не особо осведомленных девочек, вроде тебя, легкое занятие. Мэл громко шмыгнула носом. — Как бы я хотела вернуть все назад или хотя бы найти способ, чтобы искупить все, что натворила. Пусть и ценой своей жизни… Я резко отстранила ее от себя, схватила за руку, чтобы Мэл точно не думала ни на что отвлекаться. — Забудь про искупление кровью или жизнью, слышишь меня? Ты не совершила ничего такого, за что бы требовалось платить такую высокую цену. Если тебе нужно прощение, я тебе его даю. Ты прощена. Только, молю тебя богом, хватит говорить что-то про кровь и смерть — это не шутки. Совсем не шутки. Мэл закивала, оттерла залитое слезами лицо. — Я постараюсь. Огонь разгорелся ярче и жарче, и совсем скоро я почувствовала, как глаза начинают слипаться — сказывался во всех смыслах тяжелый день. Мэл, прижавшись к моему плечу, уже давным-давно посапывала, день для нее, возможно, выдался даже тяжелее, чем для меня. Я сняла с себя шерстяной платок, чуть расстегнула кафтан и только после этого позволила себе закрыть глаза и провалиться в сон. Мне снилось нечто странное, словно рядом что-то весело трещало, обдавало меня теплом и едким дымом, и кто-то звал меня по имени. — Мари! — услышала я крик под ухом. — Проснись, Мари! Кто-то меня тряхнул. Резко открыв глаза, я увидела рядом с собой перепуганную Мэл, половину комнаты заполнил дым. — Я не знаю что случилось, — пролепетала она. — Но, кажется, мы горим. — Горим, — пробормотала я, а после смысл слов, наконец, дошел до меня. — Горим!!! Я вскочила на ноги, схватила с пола платок и закрыла им половину лица. Дым все больше и больше наполнял комнату. Нужно найти окно. Нужно срочно найти окно. — Стены разваливаются, их нужно только доломать, — неожиданно пришло мне в голову. Увлекая за собой Мэл, я влетела в небольшую разгромленную временем комнату. Стены местами были уже прохудившимися, чтобы расширить проход много сил не потребовалось. Мы вместе выскочили на свежий воздух, полетели прямиком в глубокий снег и постарались отползти подальше от пылающего дома. До меня не сразу дошло, что это был поджог, ибо камин, рядом с которым мы заснули, не поджег комнату, а когда дошло, было уже поздно. Воины Азгеды схватили меня и Мэл без всякого предупреждения и грубо куда-то потащили, мы не успели даже вскрикнуть. «Это конец», — поняла я, когда нас бросили в снег, как два мешка с картошкой. Ледяной народ во главе с Онтари стоял в достаточном удалении от горящего дома и смотрел на нас, как смотрят хищники на своих жертв. Нас разделяло расстояние вытянутой руки. Мэл оказалась на ногах значительно раньше меня. — Онтари, — услышала я ее голос, в котором сквозила надежда. Я тут же встала на ноги, попыталась сделать шаг по направлению к Мэл, но ноги отчего-то задеревенели. Мэл быстрым шагом направлялась к Онтари, а я не могла ничего сделать, чтобы ее остановить. Не могла даже крикнуть, что-то лишило меня голоса. — Отпусти нас, прошу тебя, — попросила Мэл, приближаясь к ней. — Хотя бы в знак нашей дружбы. Я передумала становиться частью ледяного народа и просто хочу вернуться домой. — Подойди ближе, — приказала ей ледяная девушка. Мэл доверительно сделала несколько шагов, а у меня, наконец, прорезался голос. — Стой!!! — крикнула я. — Она тебе не друг!!! Она — чудовище, такое же, как и Найа!!! Но Мэл меня не слушала, она упорно сокращала расстояние между собой и Онтари. — Какая хорошая девочка, — промурлыкала Онтари. Я почувствовала, что деревянность исчезла из моих ног и рванулась вперед. Стальной обхват за талию не дал мне сделать ни шагу. Воины Азгеды держали крепко. — Вот только мы не друзья и никогда ими не были. — Онтари молниеносным движением притянула Мэл к себе. — И ты больше не нужна нашей Королеве. Блеснуло лезвие кинжала, Мэл упала на белый снег с перерезанным горлом. Кровь в момент окрасила белизну снега вокруг нее в страшный алый цвет. Горло сдавило стальным обручем, я могла только открывать и закрывать рот, не издавая при этом звуков. Мир вокруг отключился, меня закинуло в вакуум, в который не проникали никакие звуки. Я не слышала заливистого смеха Онтари, не чувствовала, как меня били, как после мне вязали веревкой руки и ноги, ставили на колени. Единственное, что я понимала: Мэл мертва. Совсем мертва. Ее больше нет. Никто ее не вернет. Теперь я одна, по-настоящему одна. Пощечина обожгла щеку, вырвала из вакуума. Ухмыляющаяся Онтари была сродни монстру из фильмов ужасов. — Поздравляю тебя, Мари из Небесных Людей, совсем скоро ты поближе познакомишься с Азгедой!