***
Она снова видела все тот же сон. Неясное тревожное чувство гнало вперед. Босиком она бежала по извилистому занесенному снегом коридору. К высокой закручивающейся вверх лестнице, каждая ступенька которой — голимый лед, припорошенный хлопьями снега. В боку кололо, ступни уже давно изрезаны незаметными осколками льда, но она все бежала, пока не запрыгнула на первую ступеньку ледяной лестницы, а за ней и на вторую. Снег не чувствовался, ноги немели, пока количество ступенек медленно уменьшалось. На прозрачном льде время от времени оставались темные капли крови. Опора ушла из-под ног внезапно, она кубарем покатилась по ступеням, улетела к самому началу лестницы, сбивая в кровь локти и колени. Мерзкая боль прошила все тело. — Помоги-и-и-и-и!!! — Громкий отчаянный крик разнесся, где-то в вышине, под самым куполом этой странной башни, отразился от ее стен, разлетелся эхом. Неистовый крик заставил ее вскочить на ноги, заставил игнорировать ненужную боль. Нужно бежать. Нельзя позволить им ее забрать. Она вновь вскочила на первую ступеньку, игнорируя боль в ногах и теле, стала быстро пробираться на самую вершину этой крутой опасной лестницы. Каждая новая ступенька все истончалась и истончалась, открывая страшную бездну, что вот-вот распахнет свою чудовищную пасть. — Кла-а-а-арк!!! — Крик стал громче, ужаснее, словно с его обладателем что-то творили. Она всей ногой ступала на самые верхние, самые тонкие ступени, рискуя свалиться с лестницы в чернеющую под ней бездну. — Я иду к тебе, я иду! Ступила на тончайший лед платформы. Сделала шаг, другой. Повеяло леденящим холодом, невидимые льдинки впились в щеки. Она подняла голову к куполу, не сдержала испуганного вскрика. К высокому ледяному шесту далеко вверху за руки и ноги тонкой веревкой была привязана ее сестра. Лицо Мари перекошено ужасом. — Помоги-и-и-и-и-и-и! Крик Мари снова отлетел от стен, усиливаясь, громче этого крика был только треск страшной очень тонкой веревки. Бечевка была готова вот-вот лопнуть. Ноги сами понесли ее еще выше, с каждой новой ступенькой пасть бездны становилась все шире и шире, а треск веревки — громче. Ступени стали не толще листа бумаги, когда веревка не выдержала и лопнула, отправляя в свободное падение свою пленницу. — НЕТ! Не чувствуя никакого страха, она бросилась к краю ступени, балансируя над бездной, и выбросила вперед руку. Ладони коснулось что-то горячее. А после лестница поменялась на широкую прочную платформу. Она открыла глаза. Мари неверяще смотрела на нее. — Я не упала, — прошептала сестра. — Я жива. — Я держу тебя. Ты со мной. С тобой ничего плохого не случится. Ты жива. Ты не упала, — сбивчиво шептала она. Мари улыбнулась. — Ты спасла меня, сестренка. Теперь все хорошо. И растаяла. Кларк резко села на кровати, машинально посмотрела в незашторенное окно. Серел рассвет. Самое время вставать. «Снова этот сон, — подумала она, застилая постель. — Но сегодня он какой-то другой. Сегодня я, наконец-то, смогла спасти Мари, а не просто наблюдать за ее гибелью. Может, это что-то значит?» Вода в кувшине для умывания ледяная — самое то, чтобы проснуться, а потом быстренько перекусить и отправиться на утреннюю охоту или рыбалку. Как раз можно будет по хорошей цене продать рыбу или дичь, а то и все вместе отцу Найлы. Деньги лишними не будут. Быстро из старого комода она выгребла теплую одежду и переоделась. Весна хоть и наступила, но девятое марта — совсем не пора для легкой одежды. Кларк покинула свою комнату, когда серость утреннего неба едва-едва окрасил алый рассвет. Стоило бы раздобыть, где-нибудь лук или недлинное копье. Рыбу добывать легче копьем или стрелами, чем часами сидеть у лунки с удочкой. «Надо будет спросить об оружии Найлу, все-таки она его в последний раз убирала куда-то, — подумала Кларк. — Осталось только найти саму Найлу». Мельком она бросила взгляд на разбитое стекло наручных часов. Семь утра. Не такая уж и рань для многих путников, желающих остановиться в трактире. «Найла на расселении», — сразу же поняла Кларк и вернулась в комнату за платком. В обычное время она старалась не появляться в приемном помещении, где хозяева трактира встречали посетителей и заселяли их в комнаты, но сегодня особый случай. На охоту и рыбалку она уже давно не ходила, совсем скоро могут начать заканчиваться деньги. Не порядок. С платком на голове Кларк чувствовала себя чуть спокойнее. Она такая же как все. Ничем не выделяется. В приемную она на всякий случай вошла через улицу и остановилась неподалеку от стойки приема, но уверенный, пусть и не особо громкий голос успела услышать и почувствовать, как страшные тиски тревоги, сжимающие внутренности каждый день, начали разжиматься. — Меня зовут Эланор, — объявил девичий голос, — и мне здесь назначена встреча. Волосы Мари побелели от инея, лицо раскраснелось, а платок чуть сбился, но тем не менее это была она. Живая и здоровая она приехала прямо в эту несусветную глушь!***
Возвращаться обратно в сторону севера было очень страшно. В каждом встречном путнике виделись недавние мучители, что ни за что, ни про что приговорили к смерти. Каждый раз при встрече с новым подозрительным человеком сердце замирало в груди, а руки сами тянулись к оружию, и только сила воли не давала мне вытащить меч из ножен, обнажить его против невольного спутника. Я твердила про себя мантру Октавии: «Я не боюсь», убеждала думать о дороге и ехать дальше, не зацикливаться на своем страхе. «Нужно увидеть Кларк, — постоянно напоминала я себе. — Убедиться, что она в порядке, и вместе с ней поехать домой. К маме. Мы покинули ее вдвоем, вдвоем обязаны вернуться». Дорога была непростой. Чем севернее становилась местность, тем больше снега встречалось на пути и тем было холоднее. Как бы мне ни хотелось признавать обратное, но Октавия была права: моему ослабевшему после пыток, приключений в лесу и болезни организму было бы лучше вернуться в Аркадию, а не скакать несколько дней на север. Многодневные путешествия верхом были для меня ещё в новинку, оттого и мышцы так отреагировали. Задницу и бедра я отбила в первые же сутки пути, спина начала ныть — на вторые, голова от недосыпа заболела — на третьи, что неудивительно. Как может что-то не заболеть, если спать приходится урывками, почти не спускаясь с лошади. А спускалась я с Марса, только для того чтобы верное животное могло немного передохнуть, пусть и пару часов, а я сама — размять ноги. В отличие от моих путешествий зимой сейчас все было по-другому. За неприятное для меня время с дорог исчезли разъезды, путевые грамоты никто больше не спрашивал. Видимо, Лексе это уже было не нужно. Тем лучше для меня. До пограничного пункта, где и располагался трактир, в котором поселилась Кларк, к своему удивлению, я добралась к утру четвёртого дня пути. Едва ярко-алый поздний рассвет осветил небо, я спешилась у деревянного крыльца, привязала Марса к крытой коновязи, потрепала по гриве и вернулась обратно к крыльцу. «Я приехала. Самое время найти сестру», — подумала я и быстро отряхнула одежду от снега, оправила теплый платок и напомнила себе, что говорить в этих краях допускается только на тригедасленге — гоносленг будет звучать излишне чужеродно и подозрительно. Решительно толкнула дверь вперёд и быстро, чтобы уж точно не успеть передумать, шагнула в тёплое помещение. «Я на месте. В трактире, куда так долго ехала. Осталось совсем немного и я найду Кларк, а потом мы вместе вернёмся домой, и все будет прекрасно». Внутри в этот ранний час было немноголюдно, но мое появление привлекло к себе внимание служащих. Пока шла к стойке, ловила на себе со всех сторон чьи-то любопытные взгляды, хотя по идее ранний приезд путника сюда никого не должен удивлять, разные же бывают ситуации. — Доброе утро, — поприветствовала меня светловолосая молодая женщина, лет тридцати, — желаете остановиться у нас или только поесть? Есть хотелось, даже очень. За три прошедших дня питались я отвратительно. Перебивалась сухарями да ледяной водой. Пополам с Марсом. Бедная моя лошадка! — Я бы хотела сначала накормить свою лошадь, — сообщила я женщине за стойкой. — Если это возможно, пусть его хотя-бы на пару-тройку часов отведут в конюшню и дадут овса с водой. — Возможно, — кивнула мне женщина. — Сейчас сделаем. Она быстро кого-то подозвала к стойке и передала мою просьбу. Человек — тепло одетый мужчина — видимо, служащий, кивнул и вышел во двор. Я посмотрела ему вслед и поторопилась за ним. — Мой конь нервничает, если его трогают чужие, — кинула я женщине, выскакивая за дверь. Марс все ещё был привязан к коновязи, где я его и оставила, мужчина только-только хотел его отвязать, когда я крикнула с крыльца. — Стойте! Он не любит незнакомцев и может укусить. Давайте вы мне покажете, где здесь конюшни, а я отведу его туда сама? — Как желаете, — пожал плечами мужчина, но в голосе его звучало облегчение. Видимо, мой Марс — не первая лошадь, которая не любит чужаков. — Идемте. Я быстро отвязала коня и взяла под уздцы. Конюшня располагалась на заднем дворе трактира и была огорожена высоким сплошным забором, широкая калитка, в которую легко могла пройти лошадь, запиралась на ряд замков. Ни в одном из трактиров до этого я не видела такого отделения конюшни от двора. — Мы заботимся о сохранности коней наших постояльцев, — просто пояснил мне служащий, заметив мой удивленный взгляд. — Калитка запирается на три разных замка, ключи мы дает только постояльцам. Риск конокрадства минимален. Не беспокойтесь. «Интересно, сколько мне придется заплатить за такой сервис?» — подумала я. Служащий быстро отпер калитку и первым пошел к конюшне, я с Марсом последовали за ним. Конюшня для не особо большого постоялого двора была роскошной. Не меньше пятнадцати денников. Мне позволили занять ближайший к выходу. — Если желаете расседлать его, я могу… — начал было служащий. Я скептически взглянула на него и на свою лошадь. — Я сделаю это сама. Для хозяйских седел, потников и уздечек в конюшне отводился собственный шкафчик, который, как и все здесь, запирался на ключ. Я быстро освободила своего коня от всего лишнего и покинула денник. Едва я вышла, служащий наполнил поилку лошади двумя ведрами свежей воды, а в кормушку до краев насыпал овса. — Приятного аппетита, дорогой, — проворковала я и через окошко в двери погладила любимца по проточине. — Спасибо за твой труд. Передохни пока. Возвращалась обратно в трактир я в приподнятом настроении. Марс уже наверняка завтракает, совсем скоро я увижу Кларк. Что может быть лучше? Пока я отводила Марса в конюшню, людей чуть прибыло, но стойка, за которой стояла светловолосая женщина, была свободна. Отлично. — Расположили коня? — поинтересовалась она. — Да. — Вы остановитесь у нас? — Пока не знаю. — Тогда желаете поесть? — Это можно, — кивнула я, — но чуть позже. — Я чуть подобралась и уверенно объявила. — Меня зовут Эланор, и мне здесь назначена встреча. Не знаю на что я рассчитывала, пока ехала сюда, ни словом не предупредив Кларк, но объявление с губ уже слетело, ни что не поделаешь. Если меня захотят отсюда вышвырнуть, то хотя бы Марс чуть насытится. А я… — Эланор! Услышала я до боли знакомый и такой родной голос. Люди, что успели окинуть меня удивленными взглядами, расступились и пропустили к стойке ее. Она ничем не выделялась. Теплая одежда, толстый платок. Выглядела как все они. Но это была она. Кларк. Моя родная Кларк. Сестренка. В горле резко образовался комок. Как же давно я ее не видела. Мою любимую старшую сестру. Я не заметила, как оказалась в ее объятиях, в родных руках, прижата к мягкому свитеру совсем не из колючей шерсти. — Сестренка моя, — услышала я ее шепот. — Наконец-то ты здесь. Я крепко прижалась к ней, закрыла глаза, скрывая наполнившие их слезы. Она живая. Здоровая. Никто плохой не добрался до нее. — Выставите счет на мое имя, — услышала я быстрые слова Кларк. — Она сказала все верно. Я назначила ей встречу здесь. Я почувствовала, как Кларк чуть отступила, и открыла глаза. Мы отошли от стойки, но люди все еще таращились на нас. И, наверное, еще долго не перестанут. Такое представление не каждый день им показывают. Кларк поняла все без слов. — Давай выйдем отсюда? — предложила она тихо, чтобы никто не услышал наш родной английский. — Давай, — откликнулась я. Мы вышли на улицу, яркий свет после не особо сильного освещения приемной трактира ослеплял, морозный воздух успокаивал. Тишину между нами первой нарушила Кларк. — Это лучший сюрприз из всех, которые ты мне делала, — сказала она. — Спасибо. Ей не нужно было говорить за что именно было это «спасибо», я понимала и так. Как понимала и то, что заставила сильно ее переживать, бояться за себя, не спать ночами, подозревать самое худшее. — Прости меня, — практически прошептала я, — я должна была ответить на те письма, но почта… Они мне не дошли, и я… Я чувствовала, что ложь никак не выходит. Не хочет нормально складываться в слова. И от всего этого на душе становилось горько и гадко. Отвратительно. — Главное, что ты жива, — уверенно сказала мне Кларк и окинула своим фирменным взглядом старшей сестры. — Остальное — ничего страшного. Я вижу, что ты в порядке прямо сейчас, и я очень рада, что ты приехала. «Она тоже уже больше в порядке, чем не в порядке, — подумала я. — Но, кажется, та кампания теперь в прошлом». — Пошли назад, я должна оформиться здесь и снять комнату… — меня перебило громкое урчание в животе, на щеках загорелся румянец, отнюдь не от утреннего мороза, — и поесть. — Не беспокойся об этом, — сказала Кларк, — я все решу. Я хорошо знаю Найлу, а она — меня. Думаю, она позволит поселить тебя ко мне и решит вопрос с завтраком.***
Мари быстро принесли первую часть нехитрого завтрака — свежий только испеченный хлеб и теплое молоко, остальное должны были подать чуть позже. Пока немного, но лучше, чем ничего. Уж об этом Кларк быстро побеспокоилась, вопрос временного проживания сестры на повестке дня практически не стоял: Кларк за время проживания здесь успела хорошо изучить Найлу и точно знала как важны для нее близкие семейные отношения. Вряд ли она откажет в такой небольшой просьбе как поселить Мари в одну комнату с Кларк, но стоит все-таки получить ответ хозяйки. Кларк как раз и шла получать этот ответ, когда у стойки появился новый постоялец, и все внимание хозяйки трактира приковал к себе. Придется немного подождать. Подпирая стену, она наблюдала, как Найла что-то объясняет новоприбывшему, по гостевому залу ходят служащие, а Мари увлеченно поглощает свой завтрак, вторую его часть ей достаточно скоро подали. «Как долго она пробыла в дороге? — задумалась девушка. — Хоть и тщательно скрывает, но я же вижу как она устала. Не меньше двух суток наверняка. Или еще больше? Надо будет спросить куда ее жизнь завела, явно куда-то далеко. Она не из тех людей, кто любит ограничивать дальность путешествий». Очень скоро новый постоялец ушел в компании служащего, который должен был его заселить, и Найла освободилась. — Доброе утро, — улыбнулась ей Кларк и перешла сразу к делу. — У меня есть небольшая просьба. — Чем можем, тем поможем. Как и ты помогала нам, — откликнулась женщина. — Видишь эту девушку, — она рукой махнула в сторону Мари. — Это моя младшая сестра. — Эланор, которой ты здесь организовала встречу? — заинтересовалась женщина. — Да. Она. Мы очень давно не виделись, и я бы очень хотела, чтобы она жила со мной. Это возможно? — И быстро добавила. — Все затраты я беру на себя. На еду, ванну и все такое. — Твоя комната не такая уж и большая, — напомнила Найла. — Уверена, что уместитесь там? Обычно мы в маленькие комнаты не селим двух постояльцев, это некомфортно. — Уместимся, — заверила ее Кларк. — В тесноте да не в обиде. Мы все наше детство почти каждую ночь, пока мама не разгоняла, друг у друга в кроватях вдвоем спали. — Ну раз так, то живите и здесь вместе. Раз сестра она твоя младшая. Только вот в счете будет не только ее питание, дополнительные одеяла, подушка и парочка полотенец, не говоря уже о горячей воде, но и содержание в конюшне лошади. «Лошади? — подумала Кларк и не без гордости посмотрела на закончившую завтракать Мари. — Так вот как ты сюда добралась. Верхом! Сколько же ты на своего коня работала, трудяжка моя, умница?» — Хорошо. Пусть будет так, — согласилась Кларк. — Я надеюсь лошадь моей сестры будет получать хороший уход. — Разумеется, Кларк, — улыбнулась Найла. — Похоже, твоя сестра доела, забирай ее. Совсем скоро пришлю к вам человека, полагаю, твоя сестра захочет помыться с дороги. — Спасибо. — Сообщи мне, если еще что понадобится. Кларк кивнула Найле на прощание, подошла к столику Мари, обрадовала сестру и вместе с ней, повеселевшей, отправилась наверх, в свою комнату, которую теперь они будут делить вдвоем. Мари шла по лестнице достаточно бодро, но все равно немного да проскальзывало то, как она уже устала: то чуть споткнется, то рот зажмет, подавляя зевок. Горячая ванна и мягкая постель — для нее будут лучшим сочетанием. Двери комнаты появились перед ними достаточно быстро. Кларк отперла дверь, впустила внутрь сестру и зашла следом. — А тут достаточно уютно, — поделилась с ней Мари. — И кормят вкусно. — Поэтому я уже и живу здесь несколько месяцев. Ты давай раздевайся, за тобой скоро придут. Мари обернулась к ней с озорной улыбкой на губах. — Заберут? — с наигранным удивлением в голосе сказала она. — За что? Я же ничего не сделала! Эх, ну и власть в этих пограничных землях! Честного человека… Кларк слушала это с улыбкой, только сейчас понимая как же давно она не слышала эти смешливые интонации, не ловила на себе ее родной шаловливый взгляд. Оказывается она очень скучала по Мари, по своей самой родной младшей сестренке. — А куда можно вещи повесить и обувь поставить? — спросила Мари, снимая толстый палантин с головы. Рассмотрев получше платок, Кларк очень захотела купить себе если не такой же, то похожий точно. — Разувайся здесь, — она указала на неприметный угол при входе, застеленный толстой тканью — самое то, чтобы просушить мокрую от снега обувь. — Верхнюю одежду вешай сюда, — быстро распахнула платяной шкаф и достала оттуда свободную вешалку, — платок можешь на стенке шкафа просушить, а домашнюю одежду я тебе сейчас дам. Пока Мари снимала с себя все уличное, Кларк покопалась в шкафу и вытащила мягкие фланелевые штаны, легкую водолазку и пару теплых носков. — Вот держи, одевайся. — Спасибо, а то я забыла взять смену. — Щеки сестры чуть покраснели. — Ничего страшного. Она быстро переоделась и уселась на кровать, с любопытством все оглядывая. Кларк едва не умилялась такому вниманию к ее скромному жилищу. У нее самой на языке вертелось уйма вопросов, начиная с того, почему Мари в теплом помещении решила не снимать своих перчаток, заканчивая вопросом о том, как же она жила до этого дня, где была, что видела, но она молчала. Всему свое время. Пусть Мари немного осмотрится. — Одна кровать, — заметила сестра. — Одна, — кивнула Кларк. На лице Мари расплылась воистину счастливая улыбка. — Значит, спать будем как в детстве! — воскликнула она. — Это чудесно! — Знала, что оценишь. Кларк присела рядом с ней на кровать, невесомо разгладила покрывало рядом с собой. Мари, прикрываясь рукой, зевнула. — Сильно устала? — Да не то чтобы, — пожала она плечами, — но после ванны, я пожалуй отдохну. — Конечно. В дверь постучали. Вошедший служащий объявил, что ванна для постоялицы готова, внес в комнату корзинку с парой полотенец, подушкой, одеялом, наволочкой и пододеяльником и предложил проводить Мари до местного небольшого банного комплекса. Сестра с радостью согласилась, прихватив парочку полотенец и позаимствовав у Кларк халат, упорхнула за служащим. Едва дверь за ней закрылась, Кларк встала с постели и начала ее неспешно разбирать. Привычные заботы родом из детства, тогда она тоже бывало стелила Мари постель не из-за каких-то приказов мамы, а потому что сама так хотела. Потому что очень уж любила одну черноволосую девочку с двумя косичками. Сейчас коса одна, но любви меньше не стало. «Какое счастье, что ты живая и здоровая», — думала Кларк, чуть взбивая подушку. В шкафу она нашла вторую пару своей спальной одежды и положила ее на кровать. На душе впервые за долгое время царило спокойствие и умиротворение. Мари жива, с ней все в порядке, значит, этой ночью, Кларк в первый раз за долгое время сможет спать спокойно.***
Уютная комната, полная горячая ванна, большой кусок зеленого ароматного мыла — давненько я это не встречала. Вода приятно обволакивала натруженное уставшее от долгой тяжелой дороги тело, давая возможность немного расслабиться. «Только бы не заснуть здесь», — подумала я, ощущая как от приятной неги глаза начинают закрываться. После горячей ванны я точно засну, организм возьмет свое, ему нужно как-то восстановить силы, но не сейчас. Еще не время. Я резко села в ванне, немного расплескав по полу воду, что перелилась через края. От резкого движения заныла натруженная спина, засаднили почти зажившие ожоги. «Надо бы подумать, что делать дальше, как скрывать самые приметные следы зимних приключений», — задумалась я и посмотрела на искалеченные пальцы, еще раз напоминая себе, что пластина отрастет, и все вернется на круги своя. Но вопрос как я буду их скрывать до того момента, пока пластина не отрастет, все еще стоял. «Кларк заметит. Как пить дать заметит, если не заметила уже, — подумала я. — Гора Везер ушла в прошлое, слава Богу, а значит, она снова внимательна к деталям, скоро появятся вопросы. И что мне сказать ей? Почему я постоянно ношу перчатки? Мы же не живем в свите английского или французского двора, где это было модно… Стоп, мода. Но я ведь никогда не была тряпичницей, никогда не следила ни за какой такой модой, старалась одеваться так, как нравится мне, а не супер-новому журналу мод. Фигово все это. Ну ладно, как-нибудь выкручусь, что-нибудь придумаю». Я окунулась с головой в уже начавшую остывать воду, вынырнула, потянулась за мылом. «Главное уверенно говорить о всяких небылицах, чтобы Кларк точно поверила. Я же, по ее мнению, много путешествовала, ну вот за время пути и приобрела ряд новых привычек. Ношение парочки обалденных тонких перчаток, которые мне подарила Хельга, будет одной из них. Что было на Ковчеге, должно остаться там, все-таки жизнь уже другая. Как и я». Найдя какое-никакое разумное решение этой небольшой проблемы, я увлеченно начала орудовать мылом и мочалкой (очень-очень-очень мягко), после четырех дней пути на лошади стоило бы еще хорошенько постирать все свои вещи. Неловко будет, если от меня станет постоянно нести конским потом. Я вышла из ванной чистая, свежая и очень уставшая. Перчатки плохо налазили на влажные распаренные руки, но я добилась желаемого. Домашняя одежда, любезно предоставленная Кларк, была немного велика, но в целом ничего катастрофического. За дверьми банной зоны, разумеется, меня никто не ждал, добираться обратно я должна по памяти, как запомнила. «Вряд ли потеряюсь. Трактир небольшой», — подумала я. И намотала не меньше пяти кругов по коридорам, пока какой-то привратник не заметил мои мучения и не провел к комнате сестры. К тому времени все мои мечтания уже занимала мягкая кровать, а мысль о пережитых злоключениях и шрамах, которые они мне оставили, ушла на сто двадцатый план. Хочу спать. Точка. Ничего не знаю про то, что сейчас от силы десять-одиннадцать часов утра. «Я четыре дня в седле провела, имею право на отдых!» — Вот ваша дверь. Не теряйтесь больше, — улыбнулся мне привратник. — Благодарю. Я толкнула дверь и вернулась к Кларк. — С легким паром, — пожелала мне сестра. — Спасибо, хорошая водичка. И, не удержавшись, зевнула. — Ложись, давай. Отдохни. Пока ты ходила, я все устроила. — Кларк кивнула на кровать. Только тут я заметила, что на постели красуются полностью заправленные вторая подушка и одеяло, а поверх них лежит легкая пижама. — Ты чудо, — устало улыбнулась я Кларк и показала на пижаму. — Это ведь мне? — Кому же еще? — усмехнулась она. Не дожидаясь приглашения сменить одежду на более подходящую, я быстро переоделась. Как по заказу спать захотелось только сильнее. Наверное, Кларк как-то научилась заколдовывать одежду. — Надо бы постирать все те вещи, в которых я приехала, — задумалась я, меньше всего на свете желая искать в трактире прачку и просить постирать мои вещи. — Я договорюсь, — заверила меня сестра. — Не переживай ни о чем. Я откинула одеяло и заползла на кровать. Отодвинувшись к самой стенке, я повернулась к сестре. — Кларк, — позвала я ее. — Что такое? — Ты ведь споешь мне? Как тогда. — Конечно. Я почувствовала, как кровать чуть прогнулась под ее весом. Она села рядом со мной и тихо запела, как изредка делала это в детстве. Кларк пела нашу любимую детскую песню, колыбельную, которую всегда пела нам мама, которую пела я Лотте, которую Кларк мне уже пела тогда, перед моим уходом в составе авангарда к горе Везер.Ой люлі, люлі, Налетіли гулі, налетіли гулі, Та й сіли на люлі… [Ой, люли-люли, Прилетели гули, прилетели гули Да и сели на колыбельку]…
На меня накатило умиротворение и спокойствие. Теперь все хорошо. Я в безопасности. Я со своей сестрой. Скоро мы по-настоящему будем дома.***
За окном зажглись первые звезды, когда Кларк начала неспешно накрывать на праздничный стол. Живо вспомнилось Рождество и сюрприз, который ей устроила Мари. Что ж сейчас сама Кларк должна ответить ей тем же. Запланированная утром рыбалка все же состоялась. Как только Мари заснула, Кларк быстро собралась на реку и спустя полтора часа принесла Найле целое ведро жирной рыбы. Женщина, взвесив весь улов, не только ей заплатила, но и отдала одну из рыбин с советом пожарить на ужин. Так Кларк и сделала. Жареная рыба, вареный картофель, небольшие банки заготовленных хозяевами трактира помидор и огурцов и маленькая бутылка красного вина, подаренная Найлой, точно станут прекрасным ужином. Небольшой стол, который можно запросто приставить к кровати, Кларк двигала так мягко, как только могла, но он все равно наделал достаточно шума. Мари во сне что-то промычала и недовольно перевернулась на другой бок. Кларк посмотрела на распластавшуюся звездой на кровати сестру и не удержалась от умиляющейся улыбки. «Котеночек», — подумала она и поправила почти сползшее на пол одеяло. На приставленный к кровати стол она красиво расставила хозяйскую посуду, переложила в большие тарелки картофель, рыбу и овощи, разложила приборы, поставила бокалы под вино и занялась поиском свечей. Ужин хотелось провести не в полумраке. Когда стрелка на ее наручных часах достигла цифры «семь», она ласково, но настойчиво потрясла Мари за плечо. — Просыпайся, мышонок. — М-м-м, — сонно пробурчала Мари. — Проспишь ужин, — пропела Кларк. Мари что-то снова пробурчала. — Хотя знаешь, — куда громче сказала ей Кларк, — если не хочешь есть — не надо, мне больше достанется! Серые глаза Мари тут же распахнулись. — Фиг тебе, — хриплым со сна голосом сказала она, — я тоже есть буду. А что, кстати… Она не договорила, видимо, заметив уже накрытый стол. — Ого! — протянула Мари и потянулась. — У нас праздник? — У нас твой приезд. Давай одевайся, умывайся и садимся за стол. Мари не надо было говорить дважды, и десяти минут не прошло, как они обе заняли свои места за столом. Кларк достала из-под стола бутылку и разлила вино по двум бокалам. — Вино? — обрадовалась Мари. — Отличное начало! — Я думала, ты решишь вспомнить про заветы папы. — Это те, что никакого алкоголя до восемнадцати лет? — Именно. Никакого алкоголя до восемнадцати лет, пока вы обе живете на Ковчеге, — пародируя отца, проговорила Кларк. Глаза Мари азартно заблестели. — «На Ковчеге»! — выделила она. — Сейчас мы живем на Земле, а значит, правило теперь не действует. А если бы и действовало, — она взяла бокал за ножку, — мы уже столько всего пережили, что раз пять достигли совершеннолетия. За нас, Кларк, за всех кого мы любим и тех, кого с нами уже нет! — За нас всех! — поддержала ее тост Кларк. Бокалы звонко встретились. Обе девушки отпили вина и разложили еду по тарелкам. — Скажи, как ты жила все это время? — поинтересовалась Кларк, когда окончательно насытилась. — Путешествовала и работала. Совмещала приятное с полезным. — На ее губах появилась легкая улыбка, на лице отразилась тень приятного воспоминания. — У меня конь появился, представляешь! — С восторгом поделилась Мари. — Ничего себе. Лошади — дорогое удовольствие. Сколько же ты на него работала? — Не особо много, — махнула рукой Мари. — А как тогда… Мари показала в свете свечей запястье с выцветшим пятном на нем. Заживший ожог. — Спасла сына лидера деревни, — пожала она плечами. — Какими бы суровыми не были высокие чины, своих детей они берегут. — Что правда, то правда, — сказала Кларк. — В вопросах выживания на Земле дети лидеров, их наследие, играют огромную роль. И пригубила еще вина. Разговоры о детях уже давно не будили в ней страшные воспоминания, но все еще создавали неприятный комок в горле. — Жизнь — не только выживание, — серьезно сказала Мари. — Жизнь — не только выживание, сейчас я с этим согласна, но не тогда, когда нас загоняют в такие рамки, где или убей, или будешь убит. Как это было на горе Везер. На лице Мари отразилось понимание. — Тебе все еще больно? — спросила она. Кларк отвела глаза в сторону, отставила от себя бокал с недопитым вином. Потревоженные страшные воспоминания с мертвыми обожженными радиацией людьми едва не начали вновь проноситься перед глазами, увлекая ее в бесконечную пучину вины и боли. — Мне больно за тех невинных детей, которые погибли там. — Кларк сделала глубокий вдох, мысленно сосчитала от одного до десяти и выдохнула, успокаиваясь. — Но что сделано, то сделано, — продолжила она куда увереннее. — Иногда выборы бывают слишком жестокими, но от них зависит само наше существование. Горцы убили бы нас всех, а потом и землян. Они никогда не искали мирного сосуществования на Земле. Им не нужны другие люди, которых они и за людей-то не считают. Все это время мне стоило каяться не за итог везерской кампании, а за то, что случилось после. — Это еще за что? — Мари удивленно приподняла бровь. Кларк не мигая посмотрела на сестру. Неужели не понимает? Как такое вообще возможно? То, что она сделала с Мари, было по-настоящему жестоко! Или все же понимает, но делает вид, что ничего не произошло? Нет, так точно дело не пойдет. — Как будто сама не знаешь. Мари чуть поморщилась. «Все ты знаешь, мышонок, — подумала Кларк, — но зачем-то пытаешься сделать вид, что подобное — пустяк». — Кларк… — Нет, дослушай. Мне не стоило тебя усыплять и прогонять тогда, после Рождества. Ты хотела мне помочь, а я этого не понимала. — Тебе было плохо после Везер. Я все понимаю, — быстро вставила Мари. — Все равно. Это не оправдание. Нельзя просто так взять усыпить тебя, скрыться в закат и сказать: «Извините, я в печали. Идите куда подальше». Я очень рада, что мое трижды неверное решение не стало фатальной ошибкой, и я еще могу все исправить. Как бы Кларк не старалась, скрыть горечь, прорывающуюся в каждом слове, не получалось. Неприглядные поступки прошлого сейчас заставляли ее очень сильно о них жалеть, желать вернуться в прошлое и все исправить. «Мари заслужила вменяемую старшую сестру, а не ее подобие, что при первом потрясении решит поддаться апатии, заварить ей сонные травы и скрыться в закат, бросая совсем одну. Отвратительно, Кларк, просто отвратительно». — Я тебе многое не рассказывала, — ворвался в поток ее мыслей мягкий голос Мари. — Но на горе Везер были выжившие. Кларк ошеломленно на нее посмотрела. Как такое возможно? Радиация губительна для этих людей! Она сама видела тела. Горы тел. Обожженные, с выражением невероятной боли на перекошенных лицах. Видимо, мысли отразились на ее лице, потому что Мари смутилась так, что раскраснелась. Или это так на них начало действовать подаренное Найлой вино? — Я спасла с горы четверых детей и Майю. Они все были из Сопротивления, их родители помогали нам, укрывали наших ребят, поэтому, как выдался подходящий случай, я вытащила бедолаг из карантина, где их оставили умирать, запертых без воды и еды, и вживила костный мозг погибших ребят, — смущенно призналась Мари. — Может, так их смерть не будет напрасной. Кларк посмотрела на свою сестру, мысленно восхищаясь ее храбростью. Провернуть все это в горе… Мари восприняла ее молчание по-своему. — Я просто поняла, что наш мир — жестокое место, — зачастила она. — Но ведь и в нем можно найти что-то хорошее, какой-нибудь лучик света, правильно? Этим лучиком стала Майа для Джаспера. Не знаю, замечала ли ты это, но я заметила. Джаспер ее любит. Было бы ужасно, если бы она погибла. Джаспер слишком много дерьма пережил, чтобы получить еще столько же боли от смерти близкого человека. Я не хотела, чтобы он страдал и чтобы страдали те дети. Пусть это и капля в море, но я лучше спасу эту каплю. Вот. Мари опустила глаза в стол. Ее щеки пылали то ли от праведного гнева, что бедный Джаспер после всего пережитого мог потерять свою любовь, то ли от усилившегося смущения. Кларк взяла ее за руку. — Расскажи, как ты сделала это? — попросила она. — Как вывела их с горы. Костный мозг приживается не сразу. Мари подняла на нее глаза и самодовольно улыбнулась. — Позаимствовала снаряжение у горцев. Кислородных баллонов и противорадиационных костюмов на все возраста у них полно. Кларк прошиб холодный пот, когда она представила, как Мари, рискуя жизнью, что-то ворует у горцев. — Ты сильно рисковала, тебя могли поймать, — заметила она, мысленно ужасаясь такому исходу. — А меня и поймали, — безмятежно призналась Мари и закинула в рот небольшой кусочек вареной картошки. Кларк вздрогнула. — Но Алекс вовремя пришел на помощь. Мари чему-то мечтательно улыбнулась, и Кларк поняла чему. Вернее кому. «Он ей нравится, — подумала она. — Ну, и хорошо. Если этот Алекс такой замечательный, что уже в который раз ей помогает, пусть сближаются. Если она будет счастлива, я тоже буду счастлива». — Ты извини если что, — внезапно снова посерьезнела Мари, и Кларк очень удивила эта перемена и эти извинения. За что она извиняется? Ее награждать за храбрость нужно! — Я пошла не по твоему плану, ты, наверное, сердишься из-за этого? — Сержусь? — изумилась Кларк и крепче сжала сестрину ладонь. — Я горжусь тобой, Мари. Ты молодец! Тяжелый комок, что постоянно возникал в горле при упоминании детей горы Везер, стал меньше. Пять человек оттуда живы. Четверо детей живы. Хоть для кого-то та ужасная ночь не стала последней. Мари от небольшой похвалы на глазах расцвела, словно Кларк сказала ей не пару добрых слов, а крылья приделала. — Ты вспоминаешь о маме? — внезапно спросила сестра, задумчиво теребя рукав водолазки. — Вспоминаю, — совсем не задумываясь, кивнула Кларк и резко ощутила тягостное чувство в груди. Маму она не видела давно. Слишком давно. — Мама скучает по нам, правда? — Очень. Она хочет увидеть своих дорогих девочек дома, — ответила Мари и сразу как-то погрустнела. «Она тоже давно не видела маму, — поняла Кларк. — Надо бы вернуться домой, порадовать ее». — Тогда удовлетворим ее желание, — решительно произнесла Кларк, чуть сдвигая в сторону пустую тарелку. — Поедем домой к маме. Мари сразу же оживилась, даже глаза засияли. — Правда? — Правда. Но после твоего дня рождения. Семнадцать — красивая дата. Сестра удивленно на нее посмотрела. «Похоже, она даже и не помнила, что совсем скоро ей исполнится семнадцать лет, — подумала Кларк. — Мой маленький мышонок вырос». — Ты хочешь отметить мой день рождения здесь? — А почему нет? Пятнадцатое марта совсем скоро будет. До дома все равно не успеем доехать, — рассудила Кларк. — Но если хочешь дома праздновать, можем попробовать успеть… Мари покачала головой. — Да, нет, просто… — И замолчала. «Все это неожиданно для нее, для меня, для нас всех. Надо просто не давить и дать ей время. Когда пятнадцатилетие и шестнадцатилетие проходят в тюрьме Ковчега, небольшая растерянность от будущего праздника — норма». — Если хочешь, прямо завтра мы поедем домой и отметим твой праздник там, — мягко предложила ей Кларк. — Или останемся здесь и поедем домой позднее. Выбор в любом случае за тобой. Я сделаю так, как ты захочешь. — Кларк, я… — неуверенно заговорила Мари. Кларк подняла левую руку, и она замолчала. — Можешь не давать мне ответ сейчас. Подумай. — Хорошо. Я подумаю. Мари замолчала, но молчание продлилось недолго, совсем скоро она пустилась рассказывать интереснейшие истории о своих приключениях за все эти месяцы. Кларк слушала, не перебивая, и искренне радовалась за нее: месяцы Мари сложились намного лучше ее месяцев. Их посиделки за столом затянулись до самой поздней ночи, но они все не могли наговориться. Хотелось вспомнить каждый интереснейший день в малейших подробностях (Кларк жалела, что у нее таких дней все же меньше, чем у Мари). Когда же закончились дни их раздельного пребывания на Земле, они пустились вспоминать веселенькие деньки беззаботного детства… Праздничный ужин по случаю приезда Мари завершился, только когда небо за окном отчего-то начало сереть, а глаза вовсю слипались. — Знаешь, — шепнула Кларк сестре, когда они уже легли спать, — я должна тебе все показать. Ответом было сопение и чужое тепло на плече. Мари заснула, прижавшись к ней, прямо как в детстве, когда все было намного проще.***
— Познакомься, Кларк, это Марс. Марс, познакомься, это моя сестра Кларк. Можешь дать ему морковку и погладить,— посоветовала я Кларк. Она так и сделала. — Держи, Марс. Будем знакомы. Вот так. Давай. Молодец. Умничка. Морковка вкусная, сладкая, я сама ее для тебя выбирала. Мы должны подружиться все-таки оба любим одну прекрасную девушку. Я с улыбкой наблюдала за тем, как Кларк воркует с моей лошадью. Марс мягкими губами взял с ее открытой ладони порезанную на кусочки морковь. «Они подружатся, — подумала я. — Отлично!» Марс не любит незнакомцев, но незнакомцы, которые дают ему морковь и которых представляю ему я, совсем скоро должны стать знакомцами. — Он чудесен! — с восхищением сказала мне Кларк. — Такой красивый. Но почему Марс? Вроде же не агрессивный… — Потому что красный. Ну, вернее, гнедой. А цвет бога войны Марса — красный. А вообще его полная кличка — Марселус. — Марселус? — удивилась Кларк. — Интересное имя. — Я просто захотела парные клички для наших с О лошадей. Ее коня зовут Гелиос, моего — Марселус, — призналась я. — Бог Солнца и Бог Войны. Все интереснее. Кларк легонько погладила Марса по теплой шее. Пока она ворковала с Марсом, я разминала шею и прогоняла остатки сна. Вчера мы уж очень сильно засиделись, а сегодня встали не позже десяти утра. Не лучший распорядок дня. Весь день точно будет сонливость. Яркий солнечный свет подсветил бока оседланной лошади, и они стали казаться более красными, чем были на самом деле. Красиво. — Чем планируешь сегодня заняться? — поинтересовалась Кларк, наворковавшись с Марсом. Я на миг задумалась. Что мне хочется сделать сегодня? Вспомнилась примерная карта местности. Моя уютная пещерка, хорошее убежище от метели и холода, где я достаточно времени укрывалась от грабительских цен на комнаты в трактире, а еще от непогоды. Именно там перед чередой неурядиц я и оставила мешочки с деньгами. Уезжая, я планировала вернуться за ними. Стоит поставить галочку рядом с этим планом сейчас. Когда еще я здесь появлюсь? — Мне нужно кое-куда съездить, — призналась я сестре. — Одной? — Одной. Я чувствовала, что, возможно, это немного неправильно сразу же после своего приезда куда-то уезжать, но взять Кларк с собой не могла. Я должна съездить туда одна. «И попытаться закрыть на все замки ту ужасную историю с Азгедой», — подумала я. — Когда ты вернешься? — спокойно поинтересовалась Кларк. — Не загадываю, но постараюсь к вечеру. Сестра не стала пускаться в пространные речи и просто чуть сжала мое плечо. — Будь осторожна. И возвращайся к ужину. Буду тебя ждать, — сказала она. — Спасибо. Во взгляде Кларк сквозило некое понимание, и от этого мне было легче. «Она понимает меня, пусть и не говорит этого вслух, — подумала я. — Спасибо тебе, Кларк. Спасибо за это понимание, заботу и доверие». Я быстро запрыгнула в седло и пустила Марса со двора бодрой рысью. Мой замечательный конь был только рад отправиться в наше новое приключение. Я уехала с постоялого двора, ни разу не обернувшись. В прошлый раз, когда уезжала и оборачивалась на свое временное жилище, все закончилось слишком плохо. В этот раз все будет иначе. Пещеры находятся всего в часе-двух езды от пограничного пункта, а разъезды отозваны. Путь не займет много времени, но даст хорошенько обдумать предложение Кларк. Праздновать ли мое семнадцатилетие здесь или попытаться к нужному дню добраться до дома и отпраздновать его там. Все-таки это не только мой праздник, а еще и мамина почетная годовщина родов и первой встречи со мной, как она всегда очень гордо мне говорила. «Мы не успеем добраться до дома вовремя, — самой себе ответила я. — У нас одна лошадь на двоих, и Марс точно не выдержит нас обеих на своей спине, а, значит, он будет больше вьючной лошадью, чем верховой. Нам придется идти пешком по еще заснеженным дорогам, здесь — не Полис, снег может до колен доходить. Так какой же тогда смысл торопиться попасть к моему дню рождения домой, если мы, как бы не торопились, все равно не успеем? Лучше уж ехать после заветной даты». — Надо довольствоваться рационализмом и какой-никакой логикой, — сказала самой себе я. Я проехала не больше трех миль, когда дорога показалась мне подозрительной. Спешившись, я прошла немного вперед. Снег глубоким не был, под ним ничего опасного для хрупких лошадиных ног не скрывалось. Мои опасения были напрасными. Я вернулась обратно в седло. — Давай дальше, Марс, — сказала я коню и погладила по шее. Он отлично меня понял и той же рысью пошел дальше. «Если довольствоваться рационализмом, — продолжила размышлять я, — то мы точно должны остаться здесь до пятнадцатого числа, а уже потом ехать. К тому времени, возможно, чуть потеплеет и снега хоть немного станет меньше. А еще у нас будет время прикупить на рынке в Норд-Пассо, раз уж мы рядом находимся, маме подарок. Надо же как-то извиниться за тот побег». О том, что Норд-Пассо находится в опасной близи к Азгеде, я старалась не думать. Об этом можно подумать позже. Деревьев с каждой милей становилось все меньше и меньше. Совсем скоро мы покинем территорию лесов, выедем на большую равнину, а оттуда доберемся до сети пещер. «В принципе до Норд-Пассо можно добраться в экипаже. Надо будет потом это обсудить с Кларк. Сбегали из дома мы вместе, а значит, и подарок покупать надо вместе, а то и два подарка. От каждой из нас. Ладно, это обсудим позже». Марс выбрался на заснеженную равнину. Мои щеки и бедра уже во всю колол мороз. Хотелось добраться до нужной пещеры скорее. Конь обернулся ко мне и так посмотрел, что я, недолго думая, пустила его галопом по этой просторной равнине. Пусть хорошенько разомнет ноги, а я смогу почувствовать эту скорость. Галопа я уже давно не боялась. Как поняла, что он позволяет отлично проветрить голову. Нужная пещера выросла перед нами достаточно скоро, ноги резко стали ватными, и я очень неловко спешилась, почти рухнув из седла в снег. Сделала осторожный шаг вперед, ко входу, словно стояла не перед обычной пещерой, а перед входом в мавзолей и боялась кого-то потревожить. В памяти всплыли все те дни, как я нашла это место, как обустроилась в нем, обогрелась, как привела сюда Алекса. В груди что-то тягостно заныло. Я осторожно прижала обе ладони к шершавому камню открытого настежь прохода, не веря, что я действительно добралась до этого места. Что я живая и действительно вижу свое в недавнем прошлом место обиталища. Горячие слезы покатились по щекам внезапно. Только сейчас, оказавшись перед своей пещерой, я поняла, что именно ледяные ублюдки чуть со мной не сделали. Ни в день несостоявшейся казни, ни после не было такого стойкого ужасного ощущения как сейчас. — Но я жива. Жива вопреки всему, — прошептала я. — Я — Сививан, сестра Ванхеды. Я выжила и добралась досюда. Надо войти и, наконец, закрыть эту страницу своей истории. Решительно оттерев щеки, я подошла к Марсу, взяла его под уздцы и завела внутрь пещеры. Погода может измениться в любой момент. Нечего рисковать. Внутри было холодно, но полог в жилую часть пещеры еще висел. Хорошо, значит, это место никто чужой еще не нашел. Я откинула полог со своего пути, чтобы дневной свет, хоть немного осветил пещеру. В полумраке начала искать дрова и спички. Никакие пытки ледяных не могли заставить меня забыть, как я здесь все устроила. Нести охапку дров и сено к потухшему очагу спустя столько времени было непривычно, но яркий огонек на кончике спички нес скорее положительные воспоминания, нежели страшные, чудовищно страшные. Я смотрела, как сено занимается огнем, а после этот огонь, хоть и нехотя, начинает перекидываться на дрова. «Хоть немного станет теплее, — подумала я. — И светлее». Я зажгла от огня очага несколько свечей и закрыла полог. Не хватало еще топить улицу. Огонь ярко плясал в очаге, я прошла через пещеру и села на свою холодную кровать, осмотрелась по сторонам. Ничего не поменялось. Словно я и не уезжала, не страдала, не рисковала своей жизнью. — Как странно, — прошептала я. — У меня внутри уже все перевернулось, а здесь ничего не изменилось. Пещера никак не могла мне ответить, прокомментировать мои слова, посочувствовать. Стояла тишина, нарушаемая треском огня в очаге, весело пожирающего дерево. Я прикрыла глаза. «Так тихо. Тихо и спокойно. Самое то для изгнанницы или одиночки», — подумала я и резко распахнула глаза. — Вот только я не изгнанница и не одиночка. Умиротворению пещеры — не время. Я здесь забрать деньги и вернуться к Кларк. Одиночные путешествия — в прошлом. Одной быть опасно. Пора и телом, и разумом вернуться к семье. Я встала с кровати, ощущая как незримые оковы спадают с меня и разбиваются на куски. Любовно завязанные черные бархатные мешочки с деньгами лежали в своих тайниках, нетронутые, я с легкостью выудила их оттуда. В тайнике с золотыми монетами обнаружилась небольшая замерзшая чернильница, перо и пара пергаментов. Золото, серебро, медь. Носить с собой столько денег — опасно, но вряд ли со мной что-то случится, пока я довезу их до трактира. Разъезды за время существования отпугнули не только меня, но и разбойников. Я завернула мешочки с монетами в неприметную тряпицу и пока отложила ее на кровать. Баночка чернил холодила мне руки и одним только своим видом напоминала об обещании данном Октавии. Я так ей и не отписалась, что благополучно добралась до Кларк. Пора это сделать. Рядом с очагом тепло и я положила все письменные находки туда. Разморозка никак не испортит чернила, но придется подождать. — Хорошая я подружка, конечно, — пробурчала себе под нос я. — Октавия, наверное, сильно беспокоилась бы, если бы я ей не отписалась. Хотя почему, наверное, она же сама говорила: не получит от меня письмо — ломанется искать. Чернила полностью разморозились только час спустя. Я осторожно их перемешала, доводя состав до однородности. Подготовила себе место для письма: перетащила столик и циновку поближе к очагу, расположила на столике пергамент, чернильницу и перо, обмакнула кончик в ледяные чернила и начала писать. Строки давались мне легко. Их не приходилось вымучивать, выдавливать из себя.Октавия,
Не знаю, когда ты получишь это письмо, но я держу свое слово и сообщаю тебе, что доехала. Весь путь прошел без приключений, хоть и было жутко дискомфортно скакать в седле столько дней (тут ты была права). Но главное я встретила сестру! Кларк была на седьмом небе от счастья. Я это сама видела. Она уже скорее более, чем менее в порядке. Совсем скоро мы покинем эти чудесные края и вернемся домой. Правда, должна сообщить, что это будет после моего дня рождения. Но мы приедем. Если мама будет спрашивать обо мне, скажи ей, что мы с Кларк скоро приедем. Мы обязательно вернемся домой. Передай ей, что я ее очень люблю и скучаю по ней, пусть она не грустит из-за разлуки с нами. Скоро она нас увидит.Твоя подруга, Алесса.
Я быстро пробежалась по письму глазами и поставила точку. Теперь Октавия не будет беспокоиться, она узнает, что я в порядке. А скоро мы снова встретимся. — Пора собираться назад, — сказала самой себе я. — Еще ведь на почту заезжать. Я отложила письмо в сторону, подождала, пока чернила высохнут, поискала и нашла в пещере конверт, быстро запечатала письмо, жалея только о том, что не смогла покрыть его защитным составом. Письмо и сверток с мешочками денег я вынесла в сени, к Марсу, и разложила по седельной сумке. Прежде чем уезжать, затушила очаг. — Едем на почту, дорогой, — обратилась я к Марсу, выводя его на дневное солнце. Время уже давно было за полдень. — А потом возвращаемся к Кларк. Он согласно заржал. К Кларк я вернулась, когда сумерки уже давно опустились на эти края. Меня ждал накрытый стол, яркие свечи и заждавшаяся сестра. — Я приняла решение, — с порога сказала я ей, — мы отправимся домой после моего дня рождения.***
Утренняя рыбалка раз в два дня уже стала для Кларк какой-то традицией, вот только этим утром еще до рассвета по знакомой ей тропе она шла вместе с сестрой. Мари любопытными глазами осматривалась по сторонам. Выглядела она как когда-то в детстве, такая же любознательная, интересующаяся всем, что попадалось ей на глаза. — Если хочешь, после рыбалки могу показать еще интересные места, куда постоянно ходила, пока жила здесь, — предложила ей Кларк. Искренняя радость, как у пятилетки в Рождество, озарила лицо Мари. — Хочу, — кивнула она. — Я хочу знать как ты жила все эти месяцы. Покажи мне. Пожалуйста. Сердце Кларк сжалось от щемящего нежного чувства. Снова она поняла как же ей не хватало Мари, ее непосредственности. — Тогда обязательно тебе все покажу и расскажу. Когда еще вернемся сюда. Журчание воды встретило их задолго до того, как они увидели саму реку. До реки они добрались удивительно быстро. Когда она сюда попадала так скоро в последний раз, Кларк и не помнила. Зато помнила как тягостно ей было идти за рыбой на реку первое время, как всю дорогу ее тревожили гнетущее чувство безысходности и тревожности, потом стало не так паршиво, видимо, привыкла. Сейчас все по-другому: всю дорогу ее сопровождал звонкий голос Мари, ее негромкий веселый смех и спокойствие на душе. Находиться рядом с близким родным человеком — лучшая терапия для когда-то разбитого на куски и кое-как собранного сердца. — Какая красота! — восхищенно выдохнула Мари. Перед ними открылся заснеженный берег, блестящая гладь воды и алое небо. Рассвело. — Да, тут красиво, — признала Кларк и поняла, что сейчас — первый раз за все время ее нахождение здесь, когда она это открыто признает. — Ну что, добудем рыбки? — А как же! В глазах Мари загорелся азарт. Такого живого огня в глазах Кларк ни у кого в этих краях не встречала, люди были замучены домашними хлопотами и суровыми условиями жизни. «Моя сестра — живчик, — не без гордости подумала она. — Любая работа ей по плечу». — Бери копье, мышонок, будем добывать рыбу нечестным способом. — Тут рыбу копьями бьют? — удивилась Мари. — Я использовала лук и стрелы, слишком ленивая, похоже, чтобы с удочкой у проруби сидеть и задницу морозить. Кларк засмеялась весело и громко и сама поразилась тому, что может так открыто смеяться. — Тогда я тоже ленивая: хочется быстрее добыть и рыбу, и денег, — призналась она сестре. — Главное с этим не переусердствовать. Семь-восемь рыб и достаточно. — Браконьерство — зло, — поддержала ее Мари. Вдвоем они добыли восемь крупных рыбин с яркими плавниками и блестящей чешуей. А после Мари убила еще одну, последнюю — девятую. — Нам на ужин, — сказала она. — И на завтрак, и на обед. Часть мяса пустить на уху, часть зажарить. — Хочешь приготовить уху? — Хочу. Только ты ведь поможешь ее очистить? И она так посмотрела на Кларк, что отказать в столь малой просьбе показалось настоящим свинством. — Помогу. Уха вышла на редкость вкусная, а улов — дорогим, Найла денег для них совсем не жалела. — Надо будет маме подарок завтра купить, — сказала Мари тем же вечером, когда они обе занимались своими делами. — Что-нибудь красивое. Я знаю, местные мастера — умельцы делать красивые украшения. — Мама… — прошептала Кларк чуть слышно и покрылась красными пятнами стыда. Мысль, что маме надо что-то подарить ей отчего-то до предложения Мари и в голову не приходила. Отвратительно! — Надо, обязательно надо. — От нас Норд-Пассо недалеко. Может, съездим туда. Только надо нанять экипаж, Марс не увезет нас обеих. — Значит, наймем. Мама — это святое. Следующим же утром они уехали в Норд-Пассо, в город, в котором Кларк ни разу не была, хоть и жила относительно близко к нему. Ни на найм экипажа, ни на подарок матери — бусы из зеленых камней, Мари назвала их нефритами, Кларк не жалела никаких денег. Они обе совершили ошибку, покинув без какого-либо объяснения родной дом, дорогой подарок хоть немного искупит их общую вину. — Красивая вещица, — признала Мари, пока они ждали экипаж домой. — Надеюсь маме понравится. Она крутила в руках мешочек с бусами, заглядывала внутрь, ловила лучик солнца крупными гладкими камнями. — Обязательно понравится, — поспешила заверить ее Кларк, хоть и сама немного волновалась. Вдруг не угадали с подарком. — У нее и платье подходящее есть. Посчастливилось ей забрать его в числе небольшого количества личных вещей. — Тогда подарок будет не пятой ногой у собаки, — расслабилась Мари. А Кларк подивилась интересной метафоре. Где только услышала такую. Подъехал экипаж. Кларк быстро рассчиталась за поездку обратно в пограничную зону, и они с Мари залезли внутрь. Всю дорогу обратно она вертела бусы, которые отдала ей Мари. Зеленый цвет был любимым у мамы, хорошо помнила Кларк. Возможно, зеленые камни смогут залечить ту рану, которую они обе не нарочно ей нанесли. Кларк чуть прикрыла глаза. Каждая мысль о матери возвращала ее в безоблачное детство, когда она могла среди ночи, проснувшись от кошмара, прибежать к родителям, почувствовать их крепкие надежные объятья, их тепло. Сейчас такого нет. Их семья стала меньше. То время прошло. «Надо дорожить тем, что имеем сейчас», — подумала она. Вечерняя луна и звезды осветили постоялый двор. Этот день, можно считать, уже закончился. — Вот тут находятся две самые живописные сосны. Мне их особенно нравилось по утрам рисовать. — В один из дней поделилась Кларк с Мари воспоминаниями, показывая красоты местного леса. — А там домик одной доброй женщины, которая в один из дней напоила меня таким вкусным чаем, что даже жизнь обрела новые краски. — Новые краски, говоришь? — Кларк не видела Мари, но хитринка в ее голосе заставила ее обернуться. Небольшой снежок впечатался ей в плечо. — ЭЙ! — возмутилась Кларк. Мари громко заливисто рассмеялась. — Давай поиграем, пока есть снег. Мы же еще никогда на Земле не играли в снежки. Кларк задумчиво уставилась на влажный клейкий снег. — Хочешь поиграть в снежки? Мари закивала. — Ну, тогда держись! Она незаметно скатала шарик и кинула его в сестру, Мари со смехом увернулась и быстро слепила свой снежок. Они бегали по лесной поляне, лепили снежки и кидали их друг в друга, громко смеясь. Наслаждались простой веселой детской игрой. А когда устали от постоянной беготни, вдвоем скатали несколько огромных шаров снега и слепили самого настоящего снеговика. Первого в своей жизни. Взмокшие, все в снегу сестры посмотрели на свое творение. — Красивый, — сказала Мари. — Жаль, без лица. — Сейчас все будет. Мари скатала несколько маленьких снежков и старательно вылепила снеговику лицо. — Теперь он с лицом! Ну что, еще в снежки поиграем? В обычную серую повседневность, словно добавили красок, поняла Кларк спустя несколько дней. Смех, радость, счастье — то, что ей так не хватало, снова вернулись в ее жизнь. И это сделало ее саму намного счастливее. Очередным утром она посмотрела на календарь — четырнадцатое марта — и поняла: пора начинать собираться в дорогу. Семнадцатилетие Мари будет уже завтра, а шестнадцатого марта они покинут эти края.***
Я наслаждалась днями здесь. Красиво, тихо, спокойно. Страх близости пограничного пункта к Азгеде давно канул в лету. Люди в маленький уютный трактир приезжают, конечно, разные, но не в одном из постояльцев я не узнавала жителя грозного и жестокого ледяного клана. Мне очень нравились наши с Кларк нынешние будни: совместная готовка и рыбалка, беготня в лесу при игре в снежки, верховая езда на Марсе. Последний нашему активному отдыху, кажется, радуется больше нас самих. Когда еще он умудрится так нарезвиться на лесных полянах, как не на наших прогулках? Кларк расцветала на глазах. Когда я приехала она была просто очень спокойной и серьезной, выглядела как человек, только-только оправившийся после тяжелой болезни, сейчас создавалось ощущение, что ей значительно полегчало. Прекрасно, так и должно быть. Нельзя вечно жить прошлым, каким бы тяжелым оно не было, надо двигаться дальше. Небольшой снежок врезался мне в плечо. Я вынырнула из своих мыслей. — Эй, — возмущенно пробурчала я, — ты чего? — До тебя не докричишься, — пожала плечами Кларк, даже не пытаясь сделать вид, что снежок в меня кинул какой-нибудь дух леса. — Я зову-зову, а ты не реагируешь. Я демонстративно растерла место попадания снега, хоть и знала: Кларк на такие штуки не поведется. — А чего кричала? — Закончила делать зарисовки и собиралась возвращаться домой. Ты со мной? Я кинула заинтересованный взгляд на ее сумку, в которую она уже наверняка спрятала свой альбом и черные карандаши. Интересно будет посмотреть на свежие зарисовки, да и на улице уже холодно становится. — С тобой. Я замерзла. Ну и холодрыга сегодня. Кларк усмехнулась. — Пошли, мой замерзший мышонок, буду тебя отогревать. А то ратологов здесь днем с огнем не сыщешь. И она действительно меня отогрела: заварила горячий чай и завернула в теплый плед, а еще вручила свой альбом. Сразу же стало очень уютно. Узнаваемые места на альбомном листе, пусть это и была только планэрная зарисовка, множество горящих свечей, вкусный чай, мягкий плед — чудесный вечер. Чудесная неделя. — Можешь полностью просмотреть альбом, — сказала мне Кларк, накидывая на домашнюю кофту легкий плащ. — Ты куда? — Спрошу про почту. Я скоро. И она вышла за дверь, оставляя меня наедине с ее альбомом. Мне всегда, с самого детства, нравилось смотреть на ее творчество. Сейчас не стало исключением. Графическая работа за графической работой я погружалась в ее жизнь за все эти месяцы: блестящая река, ёлки, укутанные в снежные шапки, вечер на постоялом дворе, рутина приемного зала. Этот пограничный пункт точно займет особое место в жизни Кларк, когда мы отсюда уедем. До начала альбома оставалось всего шесть странниц, я хотела их быстро пролистать, пока не увидела детские лица. Множество детей. И почувствовала, как внутри что-то ёкнуло. — Дети Везер, — прошептала я. — Ты их решила запечатлеть, сохранить хоть какую-то память о них и их недолгой невинной жизни. Я поспешила побыстрее закрыть альбом, ощущая, что вторгаюсь во что-то запретное, требующего скорее упокоения, а не лицезрения. Погибшие дети и их портреты — личное для Кларк. Я не должна лезть в это личное. В это время открылась дверь и вернулась Кларк. В ее руках я увидела два конверта. Оба она протянула мне. — Счастливая. О тебе очень хорошо помнят, — сказала она и в шутку подмигнула мне. — Надеюсь, это не выписка о штрафах за неправильную езду верхом. — Если это штрафы, обязательно тебе сообщу. Оба письма пришли из Аркадии, но на одном из конвертов жирно рукой Октавии было написано «Вскрыть 15 марта», и я отложила это письмо в сторону, распечатаю завтра. Письмо без подписи удобнее взяла в руку и быстро вскрыла, в тайне радуясь, что это получилось сделать так легко. Оно было без защитного состава.Привет,
Пишу сообщить тебе, что благополучно добралась до дома. Похоже, охоту на всех мирных путников уже давно свернули. Надеюсь, что это действительно так, и ты доберешься нормально. Твое письмо мне еще не пришло, но это в принципе нормально, сейчас у меня — пятое марта, не думаю, что мое послание доставят очень быстро. Уж в слишком далекие дебри ты уехала. Заранее, кстати, сочувствую твоей несчастной заднице, но это наша вынужденная цена за езду верхом. В Аркадии сейчас все более-менее нормально. Коттон на детей даже не смотрит. Те ее бывшие воспитанники, кто был не так сильно болен, уже вернулись обратно в приют. В общем, жизнь более-менее налаживается. Думаю, скоро в нашу сторону придет тепло, и учителя начнут показывать малышам Аркадии первоцветы. Я и все наши общие знакомые очень ждем вашего возвращения. Джексон меня уже расспрашивал, куда я тебя дела, так что готовься к тому, что незаметно ваше возвращение точно не пройдет. Полагаю, стоит уже сейчас начинать продумывать легенду, вас забросают вопросами. С нетерпением жду нашей скорейшей встречи.О.Н.Л.
— О.Н.Л., — проговорила про себя я. — Октавия из Небесных Людей. Интересная аббревиатура. Может мне тоже стоит подписываться как М.Н.Л? Если письмо попадет не в те руки, его, возможно, не сразу расшифруют. Или сразу? — Ну что, штрафы? — спросила Кларк. — Не дождешься, — усмехнулась я. — О зазывает нас домой, говорит, что все наши знакомые с нетерпением ждут нашего возвращения. — Вернемся. Уже очень скоро вернемся. Пусть не беспокоятся. А сейчас не хочешь попробовать новые прически, как когда-то давно? Я вспомнила, как давно Кларк меня заплетала, и стянула резинку, расплела тугую косу. — Хочу. Ты умеешь красиво заплетать. Села на стул так, чтобы ей было удобно плести, и прикрыла глаза. Прекрасное место. Красивые пейзажи, теплый плед, горячий чай, любящая сестра и полное погружение в счастливое детство. Хорошо, что я сюда приехала.