WOAS. Rare Fandoms.

Норма никогда не была ему матерью — и теперь, наконец, Дилан больше не винит ее в этом. Норма никогда не была ему матерью, и никогда ею уже не станет — не потому, что не хочет, а потому, что Дилану это больше не нужно. Нет, он вовсе не зачерствел сердцем и душою, не выгорел и не отрекся от мечты всей своей жизни: быть нужным ей и любимым ею, он просто наконец-то узнал правду и все понял. Норма Луиза Бейтс всю свою жизнь невольно становилась жертвой и заложницей обстоятельств — удивительно, сколько горя перенесла эта хрупкая на вид, но потрясающе сильная женщина. Казалось, она была рождена для этого — для борьбы с трудностями, для отчаянных попыток защитить себя, для бесконечных провалов и для упорных подъемов с колен. Дилан не мог не восхищаться ею — особенно теперь, когда она наконец доверилась ему, когда по-настоящему впустила его в их с Норманом мирок, и когда позволила увидеть свою уязвимость. В детстве она казалась Дилану такой холодной и отстраненной. Он все еще так живо помнил это острое желание очутиться в ее объятиях хотя бы на миг, ощутить теплоту ее тела и ее запах… Но Дилан всегда получал лишь сдержанный кивок и вежливый вопрос о том, как он поживает, тогда как Норман стоял подле матери, держась за ее руку… Краткие визиты Нормы и Нормана в интернат, где содержался Дилан, все еще напоминали о себе горечью в горле. Он наконец смог простить ее, но вот забыть… Нет, забыть не сможет никогда. Как никогда и не забудет того, что каждое его случайное прикосновение неизбежно будет заставлять Норму вздрагивать. Он слишком похож на своего отца. — Ты в этом не виноват, милый, — тихо шепчет Норма, почти касаясь его руки своими пальцами, но, как всегда, останавливает себя на полуприкосновении. — Ты не виноват в этом. Даже я и Калеб, даже мы… Мы сами не понимали, что делаем. Никто не виноват. Только та ужасная жизнь, которая была у нас, только наши наивные сердца… — Я останусь в Уайт Пайн Бэй, чтобы присматривать за тобой и Норманом, — говорит Дилан, чтобы заполнить паузу, которая отчего-то гнетет его. Ему многое хочется сказать, но как-то не выходит. — Спасибо, милый, — Норма улыбается, и впервые в этой улыбке Дилан ощущает частичку тепла, которого ему так долго не хватало. — Я приготовлю для тебя комнату в доме. — Не нужно, мама, — это слово обжигает губы и язык, и у Дилана отчаянно щиплет глаза, он встает и торопливо моргает. — Я не хочу стеснять тебя. — Спасибо, — повторяет Норма, и еще долго сидит на ступенях и провожает Дилана задумчивым взглядом. Она никогда не сможет быть для Дилана матерью — и от этого ей горько и стыдно, но изменить себя Норма уже не может. Она солгала Дилану — на самом деле, она была виновата. Калеб — нет, но она — да. Она всегда знала, что именно делает, и что это плохо. Норма никогда не станет для Дилана матерью вовсе не потому, что он напоминает ей о грехе. Он напоминал ей о счастье, которое осталось в далеком прошлом и превратилось в страшную тайну, которой и должно остаться до самого конца.