WOAS. Rare Fandoms.

Дилан думал, что маленький мальчик Нормы никогда не станет ему близок. Дилан думал, что никогда не сможет побороть те горечь и ревность, что годами душили его, и все еще стояли комом в горле, когда он приехал в Уайт Пайн Бэй за матерью. Мать — какое громкое слово, и как оглушительно оно бьет наотмашь, словно резкая и злая пощечина. Дилан знает, что это слово должно вызывать совсем иные чувства — но он никогда не знал ни теплоты, ни трепета, ни чувства защищенности, которые должны сопровождать это понятие. Зато Норман знал — глядя на этого чистенького, ухоженного мальчика в отглаженной рубашке, Дилан испытывал удушающее желание растрепать эту гладкую прическу, сорвать с его шеи галстук-бабочку, который наверняка любовно повязала такая нежная к Норману рука Нормы, и разукрасить это лилейное личико домашнего ангелочка, которому почему-то досталось все. Все, что они должны были разделить на двоих. — Ты даже не сказала, что переезжаешь, — горько обвиняет Дилан мать, стоя на пороге ее нового дома, а она смотрит равнодушно и пожимает плечами, ей не жаль и она даже раздражена тем, что ее старший сын последовал за ней. Ей нечего ему дать — вся теплота давно отдана Норману. У нее нет для Дилана даже доброго слова — так уж сложилось, он даже не знает, кого в этом винить. Зато Норман, который маячит за ее спиной, проявляет снисхождение и великодушие. Как всегда, он оказывается лучше их всех. — Ты наверняка голоден, Дилан. Мама, мы ведь как раз собирались обедать. Дилан, ты ведь любишь пирог с курицей? Норма улыбается с гордостью — у нее такой чудесный мальчик! Хмурый Дилан входит в дом и чувствует себя паршивей некуда — он хотел бы ненавидеть идеального Нормана, но не может. Все силы уже давно уходят на презрение к самому себе — за то, что все еще надеется снискать расположение матери, которая холодна с ним, словно лед. От момента, когда ему просто неловко рядом со все понимающим и чутким Норманом, до момента, когда дрожащее тело младшего брата доверчиво жмется к его спине и они мчаться вдвоем на мотоцикле, проходит маленькая вечность. Дилан внезапно осознает, что расположение Нормы уже не так важно, как это доверие в глазах Нормана. Дилан внезапно осознает, что был так глуп, когда пытался взрастить в себе ненависть к брату. Норман ни в чем не виноват. Норман такой же, как и он сам — просто одинокий ребенок сложной женщины, который ищет тепла и понимания. Дилан внезапно осознает, что ему давно стоило прекратить попытки получить мать «как у всех». Дилан внезапно осознает, что иметь младшего брата гораздо лучше, чем иметь мать. От момента, когда он грубо прижимает разъяренного и агрессивного Нормана лицом к дверце старого холодильника, который достался Норме вместе с домом по сходной цене, до момента, когда он застает Нормана у плиты в халате матери, выпекающего блинчики с кокетливой улыбкой, которую так часто дарит всем Норма, проходит катастрофически мало времени. Безумие прогрессирует слишком быстро — и Дилан подспудно чувствует, что это процесс необратим. — Мы никогда не отдадим Нормана этим чудовищам, — отрешенно цедит Норма в лицо старшего сына, разъяренной тигрицей преграждая ему выход из комнаты. — Он не выживет в больнице. Ему не место среди сумасшедших. Поклянись, Дилан. Поклянись, или ты мне не сын! Дилан горько усмехается в ответ. Он и так никогда не был ей сыном — но разве имеет это какое-то значение для Нормы, если ее любимый мальчик в беде? Странно, но Дилан так солидарен с ней — ничто не может быть важнее Нормана. — Клянусь, что никто не узнает от меня даже под страхом смерти, что с Норманом что-то не так, — обещает он матери. Он впервые сомневается в правильности этого решения, когда Норман манерно поворачивается к нему, одетый в халат матери. — В чем дело, милый? Почему ты так смотришь на меня? — вопрошает Норман, копируя голос матери до мурашек по коже точно. Сомневаться поздно, когда Норман втыкает ему в горло кухонный нож — на цветастое платье Нормы, в которое он одет, брызжет кровь. Все, о чем Дилан успевает подумать перед тем, как свет в его глазах меркнет навсегда — это то, что Норме придется как-то справляться дальше одной. И лучше бы ей справится — потому что две Мамы в одном доме выжить не смогут.