WOAS. Rare Fandoms.

[Мари-Жанна — провидица Мемнона] 1. Матаес словно скала — большой, надежный. В его объятиях Мари-Жанна впервые узнала, что такое покой: кажется, в последний раз она спала так безмятежно, крепко и сладко будучи совсем еще девочкой. Последние годы сна в ее жизни катастрофически недоставало — бесконечные притязания и издевки Мемнона превратили ее в нервное существо, вздрагивающее от каждого шороха. Вот и теперь, сидя в палатке рядом с огромным аккадцем где-то посреди пустыни, Мари-Жанна невольно вздрагивает и вся съеживается, заслышав посторонний звук снаружи. — Там есть кто-то, — испуганно вскидывается провидица, готовая в любую секунду вскочить на ноги и… Нет, не броситься бежать — если Матаес чему и научил ее, так это тому, что умирать следует достойно, — она готова схватить в руки меч и обороняться. — Конечно, есть, — улыбается аккадец расслабленно. — Конокрад. Помнишь его? Такой страшненький, кудрявый, хилый и дико болтливый… — Ах, твой друг!.. — запоздало вспоминает Мари-Жанна и ей становится неловко от того, что великан Матаес посмеивается над ней и ее трусливостью. пусть и по-доброму. — Я совсем забыла о нем… — Я тоже, — подмигивает ей Матаес. — Это все потому, что никакой он мне не друг. — Я все слышу! — обиженно говорит конокрад по ту сторону полога. — Я надеялся на это, — смеется аккадец. — Может, оскорбишься и оставишь меня, наконец, в покое. Волокита с тобой здорово замедляет наше путешествие. — Ты это не серьезно говоришь, — заявляет конокрад и удаляется. Через мгновение до Матаеса и Мари-Жанны уже доносится его болтовня: он вдохновенно жалуется верблюду Матаеса на его же хозяина. — Без него будет скучно, — улыбается Мари-Жанна, глядя в непроницаемое лицо аккадца. — Я не бросаю тех, за кого хоть однажды взял ответственность, — отвечает на это Матаес. — Запомни это, провидица, и не вздрагивай больше. Я рядом — и ты в безопасности, до самого моего последнего вздоха. — Я привыкну к этому, — обещает ему Мари-Жанна тихо. Она так счастлива рядом с этим огромным наемником, что ей кажется — сердце не выдержит. *** 2. Матаесу это в новинку — заботится о ком-то столь же хрупком, столь изящном и ранимом, как Мари-Жанна. Он пришел во владения Мемнона, чтобы убить ее, а вышло так, что теперь дороже нее у него никого не осталось. Была ли провидица его судьбою, или его проклятием — этого он знать не мог, да и не хотел. Он вообще не верил в богов, к слову. Его погибший брат то и дело журил его за то, что Матаес всегда твердил, будто бы его судьба в его собственных руках. — Богохульник, — качал он головою. — Прогневив богов однажды, будешь вынужден нести этот крест до конца своих дней. — Сентиментальный и богобоязненный наемный убийца? — фыркал в ответ Матаес. — Оригинально, но не про меня. Богов он все еще не боялся, но после того, как обрел Мари-Жанну, склонность к сантиментам все же появилась. К примеру, он поймал себя на том, что просыпается на рассвете, чтобы полюбоваться тем, как она спит. Он даже конокрада перестал беспрестанно пинать, потому что Мари-Жанне этот тщедушный болтун нравился — а, значит, нравился и ему самому. — Мне так страшно, что все это — сон, — шепчет Мари-Жанна в палатке посреди пустыни, глядя аккадцу в лицо, и у Матаеса грудь словно кто-то сжимает в тиски: не вздохнуть. Он и сам боится, что провидица может дымкой растаять в его объятиях одним из рассветов — тех самых, которые он коротает, любуясь россыпью ее темных волос и смеженными ресницами. Матаес и не знал прежде, что счастье сковывает грудь тисками еще более крепкими, чем те, которыми орудует тоска: рядом с Мари-Жанной каждый день полон новых откровений. — Я буду рядом всегда, — обещает он миниатюрной провидице прежде, чем прильнуть к ее губам в нежном поцелуе. Мари-Жанна уже запомнила: аккадцы никогда не нарушают данных обещаний.