Судьбе наперекор

Кристиану снился сон: он был в постели с любимым, все его тело рвалось навстречу мощным толчкам, изнемогая от сладострастия, как вдруг дверь спальни открылась, и в комнату вошел Минел Ричардсон в сопровождении… Ройса. Кристиан в ужасе перевел взгляд на человека, чей член все еще двигался у него в анусе, и, леденея от отвращения и страха, увидел, что это один из тех бет, что насиловали его. И за спиной у первого маячит фигура второго. — Теперь вы видите, граф, как я был прав. О-барон де Випон — развратный потаскун, — усмехаясь, произнес Минел… и не Минел одновременно. Теперь метавшемуся в тисках кошмара Кристиану казалось, что на него с отвращением смотрит уже не сын судовладельца, а Джорджиан де ла Кур, который при этом томно льнет к Ройсу и мурлычет: — Посмотри сам, дорогой, на эту мерзость! Разве тебе нужны такие вот чужие объедки? Ройс приближается к распростертому под телом насильника Кристиану, и тот видит, как лицо любимого искажает отвращение… О-барон проснулся в холодном поту от собственного крика. Сердце суматошно колотилось где-то в горле, живот сводило болью. — Милосердный бог! Это сон, сон, просто сон, — зашептал он, судорожно шмыгая носом и вытирая слезы со щек. — Я не переживу, если он и в жизни посмотрит на меня с таким же презрением! Именно в этот момент Кристиан отчетливо понял, что возвращаться ему некуда. Не сможет он появиться перед Ройсом таким поруганным и обесчещенным. Он слишком любит его, чтобы быть принятым из жалости. Ройс наверняка решил, что его омега погиб, быть может, уже смирился с этим, пытается жить дальше, найти для себя новое счастье… Так пусть все так и остается. — Я запрещаю тебе надеяться и дальше! — все так же шепотом приказал себе Кристиан. — Он возьмет себе хорошего мужа. Выберет хорошего честного омегу и сыграет с ним свадьбу, он родит ему детей, и они будут счастливы, а вместе с ними и мой малыш, мой Уилли. Сердце Кристиана сжалось, боль стала почти невыносимой. — Уилли, крошка моя родная, увидеть бы тебя хоть на минуточку. Какой ты теперь стал? Какого цвета твои глазки и волосики? На кого ты больше похож — на папу или на отца?.. Юный омега скорчился и уткнулся в подушку, чтобы подступившие рыдания не разбудили мирно сопевших за занавеской Жака и Мэгри. Больше в ту ночь Кристиан заснуть не смог. К утру он совершенно измучился, так что пришедший проведать его Бертран поразился перемене — глаза его пациента совсем потухли, и без того худое и изможденное лицо как-то усохло, стало строже и взрослее. Это было ужасно, но за несколько часов юный омега стал старше лет на десять, если не больше… — Вы неважно выглядите, Кристиан, — участливо проговорил альфа. — Плохо спал. — Все дело в отсутствии свежего воздуха. Я решил: сегодня мы идем гулять. — Но… мне не в чем. — Эту проблему я решу с легкостью. Мне многие обязаны, и есть семьи, где дети уже выросли. А вы, мой юный друг, стали таким тощим, что вполне сойдете за подростка. Если в лицо вам не смотреть. Что произошло за эту ночь? Я просто не узнаю вас. Что-то болит? Кристиан покачал головой, отводя глаза. Бертран вздохнул, но настаивать на ответе не стал. Как и обещал, он вскоре принес сверток с одеждой — подштанники, бриджи, толстые вязаные чулки, грубые башмаки, рубашка, куртка и даже довольно толстый и теплый плащ. — Не изысканный наряд юного омеги из общества, но для того, чтобы прогуляться по окрестностям, вполне сойдет. Кристиан, смущаясь, принял дар, и вскоре из-за занавески выбрался угловатый и неуклюжий подросток лет четырнадцати. Причем подросток, у которого еще даже запах индивидуальный не проявился. То ли омега до первой течки, то ли бета, который еще просто слишком юн, чтобы пол мог определиться по одному лишь аромату. Этот момент — исчезновение аромата — сильно интересовал Бертрана как ученого, но обсуждать его с Кристианом он не спешил. Слишком болезненными для мальчика были любые упоминания произошедших с ним перемен. — Я, должно быть, ужасен? — смущаясь, спросил Кристиан, нервно одергивая великоватую куртку, а после невольно проходясь рукой по короткому ежику волос на своей голове. Как Мэгри и обещал, сбривать их перестали, но отрастало все очень медленно. Так, словно у организма юного омеги просто не было на это сил. Кристиан никому об этом не говорил, но сильно переживал из-за того, что опять лишился волос — своего главного, как он считал, украшения. Но Мэгри и так все понял и после долго ворчал: — Зато живой остался, а волосы — не зубы. Отрастут. Еще гуще и красивее будут, вот увидишь. Кристиан понимал это, но каждый раз, видя себя в маленьком осколке зеркала, испытывал легкий шок — сначала не узнавал себя, а после расстраивался. Кроме того, к нему перестали приходить течки. Стесняясь и краснея, он как-то спросил об этом Бертрана, и тот подтвердил то, о чем Кристиан догадывался и сам: стресс, который он пережил, не мог не сказаться не только на том, что у него пропал аромат, но и на других функциях его омежьего организма. Бертран уверял, что все со временем восстановится, но ожидание и неверие в хороший исход все равно были мучительными. Получалось, что Кристиан потерял действительно все: любимого, ребенка, свое положение в обществе. Тело стало болезненно тощим, сорванный голос так и остался хрипловатым. А теперь еще и выяснилось, что он перестал быть полноценным омегой, способным течь, а значит, и беременеть... И волосы. Последней каплей стали именно волосы, которые не желали расти как прежде и, кажется, даже сменили цвет. Теперь среди прежних разноцветных прядей стало меньше яркого и веселого, но больше совсем светлого, белого, и Кристиан не сразу понял, что это седина… Думать об этом дальше было просто невозможно, и Кристиан, тряхнув головой, повернулся: — Я готов. Пойдемте. Бертран улыбнулся ему в ответ. Таким — решительным и бодрым — юный омега нравится ему гораздо больше. Как врачу. Потому что как альфе он нравился ему любым: с запахом или без, с коротким ежиком волос или с роскошной косой, которая наверняка не так давно украшала голову Кристиана… Бертран иногда пытался представить себе, каким был этот прелестный даже сейчас омега в ту пору, когда блистал на балах в высшем обществе, когда лежал в постели со своим альфой… Об этом думать было больно, но прекратить Бертран просто не мог. «Кретин! — думал он об этом незнакомом ему человеке и бесился иной раз так, что разбивал в кровь кулак, засаживая им по чему-то достаточно крепкому, чтобы не сломаться, но позволить при этом выплеснуть эмоции. — Кретин, который не смог сберечь и защитить такое чудо…» Прогулка прошла сложно. Едва Кристиан переступил через порог, на него навалилась паника. Каждый встречный бета казался ему угрозой и пугал до влажных ладоней и заходившего бешеным ритмом сердцебиения, которое глухо и тяжело отдавалось почему-то в животе и в голове. Кроме того он быстро устал, но, Бертран, который, как выяснилось, всего этого ждал, не позволил своему пациенту сбежать обратно в безопасность жилища Ламаней слишком быстро. Он успокаивал, объяснял, указывал на очевидные вещи — ведь Мэгри и Жак тоже беты, а от них Кристи ничего, кроме добра, никогда и не видел. Юный омега кивал, стискивая холодными пальцами руку альфы, кивал и дышал — глубоко и размеренно, как ему и велел Бертран. Теперь выяснилось, что его новый костюм, который не предполагал наличия корсета, был исключительно правильным выбором. Поначалу это Кристиана очень смущало и даже казалось неприличным, но зато теперь дышать было легче. Так что в конце концов он все-таки сумел выдержать этот свой первый выход «в люди», чем после очень гордился. А вернувшись домой, он еще и порадовал заботливого Мэгри видом разрумянившихся щек. С этого момента они с Бертраном гуляли каждый день и проходили с каждым разом все больше. Иногда панические атаки были сильнее, иногда вообще обходилось без них. Но Кристиан учился с ними справляться и получалось у него все лучше. Оба — и врач, и пациент — не могли не радоваться этому. Кристиан стал крепче и уже не задыхался, пройдя пару кварталов. Окончательно окрепнув физически, он вызвался помогать Мэгри по дому и, глядя на уверенные действия омеги, тот только удивлялся. — Откуда юноша из благородной семьи знает, как делать шкварки? — однажды не выдержал он. — Да уж знаю, — рассмеялся Кристиан. — И это, и еще многое другое. Последние годы мы были очень бедны. Я помогал нашему няню, а потом получил возможность все хорошенько освоить самостоятельно — пару месяцев я полностью вел дом. — Ты был домоправителем? — И домоправителем, и поваром, и стирал, и гладил, и убирался… — Это как же так получилось? — В плену, — Кристиан вздохнул, поняв, что увлеченный воспоминаниями проговорился о том, о чем хотел бы умолчать. Теперь же избавиться от любопытства Мэгри не было никакой возможности, и немного поупиравшись, юноша все ему рассказал. О том, что работал платным компаньоном у сына того самого Ричардсона, и о том, как на их корабль напали пираты. — Нас отвезли на Тортугу, и пока Минел ждал выкупа, мне и пришлось поработать на него и на Черного Ройса — нашего похитителя. — Ройс? — подозрительно переспросил Мэг и прищурился. Кристиан, все время своего рассказа улыбавшийся светло и мечтательно, сразу угас. — Да, — подтвердил он. — Это он и был. Я полюбил его и однажды… Потом привезли деньги за Минела, и нас отправили на родину. Только там стало ясно, что я забеременел. — И что же он, этот альфа? Кристиан, не замечая того, вновь начал мечтательно улыбаться. — Он приехал за мной. Оказалось, что этот пират богат и знатен. У нас родился сын - маленький альфочка, мы собирались сыграть свадьбу… — юноша вдруг резко помрачнел и уперся взглядом куда-то в пол. — Но все это было ДО. Теперь я живу ПОСЛЕ. — Если бы я не знал тебя достаточно хорошо, я бы решил, что ты все это выдумываешь. — О нет, Мэгри. Я не вру. — И все-таки я считаю, что ты совершаешь глупость, продолжая прятаться от этого своего Ройса. — Я все решил, Мэг. Прошу тебя, не вмешивайся. Бета в ответ лишь неодобрительно качал головой. Жизнь в маленьком домике на окраине столицы приобрела почти семейный размеренный темп. Мэгри и Кристиан занимались домом, готовили или шили. Жак в этом семействе, состоявшем из двух людей одного пола, явно был главой семьи, по сути альфой, взяв на себя роль добытчика. Да и по невольным оговоркам Мэгри, который поболтать любил даже больше, чем вкусно поесть, в постели занимал характерную для альфы позицию сверху. Обоих это полностью устраивало, и Мэгри переживал только о том, что семья по понятным причинам была лишена возможности завести детей. Теперь же, с появлением Кристиана, Мэг был полностью счастлив и иногда даже молился, благодаря бога за этот подарок, сделанный ему и Жаку на склоне лет. Кристиан тоже был рад, что все сложилось именно так. За этим спокойствием, этим распорядком, за своими ежедневными обязанностями он прятался от воспоминаний, которые ночами все равно нет-нет да настигали его, погружая в пучину отчаяния. Конец такому существованию пришел однажды вечером, когда смущенный и бледный Бертран, как обычно вечерком зайдя в гости к Ламаням, а вернее к Кристиану, выложил на стол газету. Вид у нее был неважным — в нее явно что-то заворачивали, а потом эту обертку выбросили. Но тем не менее она была целой, и сквозь пятна явственно были видны строки и заглавия статей. Бертран молча ткнул пальцем в одну из них, напечатанную в разделе светской хроники. — По-моему, вы, Кристиан, должны об этом знать… Юноша разгладил газетный лист и судорожно вздохнул. «Лорд Ройс Уитуорт, граф Майенн сообщает о своей помолвке с графом Джорджианом де ла Куром. Это уже третье объявление о помолвке молодого светского льва. Первое было опубликовано семь лет назад, и тогда предметом страсти молодого Уитуорта был тот же прелестный омега, который тогда носил фамилию де Вилль. Однако тогда Джорджиан оставил жениха. Следующее сообщение о скорой свадьбе графа Майенна было сделано в прошлом году и на этот раз в качестве его нового жениха был упомянут о-барон Кристиан де Випон. Но через месяц после помолвки юноша был похищен злоумышленниками и, судя по всему, погиб. Теперь на повестке дня у молодого Уитуорта вновь Джорджиан, который за эти семь лет успел побывать замужем за престарелым графом де ла Куром и успешно овдоветь. Какой будет судьба этой, уже третьей по счету помолвки графа Майенна? Любит ли бог троицу и можно ли считать вдовствующего графа де ла Кура третьим женихом в жизни наследника герцогского титула Ройса Уитуорта, или все-таки первым? Кстати, нам стало известно, что не так давно граф Майенн оформил усыновление на некоего младенца-альфу, который был к тому же объявлен его законным правопреемником в части наследования всех его личных средств и графского титула. Интересно, что же по этому поводу думает его будущий супруг — прелестный Джорджиан?» — Уилли, — надтреснутым голосом пролепетал Кристиан, дрожащими пальцами гладя строки. — Он признал его! Но, Бертран, почему Джорджиан? Почему он? Злой, алчный, никогда не любивший никого, кроме себя?.. Кристиан взволнованно уставился в лицо молодому альфе, как будто тот что-то мог ему объяснить. — Ты сам выбрал такую судьбу, — мрачно фыркнул Мэгри. — Такая судьба выбрала меня, — резко парировал Кристиан. — Да, я потерял Ройса, но я не хочу, чтобы этот… этот… омега был рядом с моим сыном! — Но что тут можно поделать? — развел руками Бертран. Кристиан обхватил себя руками, постоял немного молча, а после вдруг развернулся и пошел в угол комнаты за свою занавеску, сказав: — Простите меня, но я должен подумать.

***

Наутро Кристиан уже знал, что будет делать. Жак позавтракал и отправился на работу — в порту стоял сильно поврежденный зимними штормами бриг, и Ламань, который был мастером на все руки, нанялся ремонтировать его. Как только он ушел, юноша присел возле Мэгри. — Ну что, надумал? — без обиняков спросил тот. — Да, Мэг, но мне понадобится твоя помощь. — Ох, ну рассказывай. — Ты должен пойти в дом, где живет Ройс, и найти там Нэна Торнтона. Это мой нянь. Он вырастил еще моего папу, а теперь заботится о моих братишках. — И что я ему скажу? — Что его воспитаннику нужна помощь. А после приведи его сюда. — Так он мне и поверил! — Тебе придется убедить его, Мэгри. Скажи ему, что тебя прислал «братишка» Джека. — О боже, а это-то кто? — Это альфа — племянник Нэна. Мы росли вместе. — Ну что ж, будем надеяться, там не решат, что я из числа твоих похитителей, и не спустят на меня собак. Двумя часами позже полный, но очень подвижный и энергичный бета решительно стучал в заднюю дверь городского особняка герцога Соиссонского. До сих пор все рассказы Кристиана были для Мэгри какой-то сказкой из красивой жизни богатеев, и вот теперь, когда они начали обретать реальность, ему было не по себе. Бета поежился, но заколотил в дверь еще бодрее. — Сейчас, сейчас, не шумите! — раздался голос, и пожилой слуга открыл дверь. — Кто вы и что вам надо? — Я… Мне бы повидаться с Нэном Торнтоном. — С Нэном? — удивленно переспросил старик, меряя посетителя недоверчивым взглядом. — Сейчас поищу его, но вам придется подождать на улице. Мэгри, отнюдь не расстроенный этой перспективой, только облегченно вздохнул — первая часть пути была пройдена. Ждать пришлось довольно долго. «Это ж подумать только, — размышлял Мэгри, притопывая ногами, чтобы не так сильно мерзнуть, — дом так огромен, что надо ходить добрых полчаса, чтобы найти в нем человека. А вдруг этот Нэн не захочет выйти? Что мне тогда делать?» Но опасения Мэгри оказались напрасными. Дверь отворилась, и на пороге возник маленький старичок-бета. Мэг заглянул в его проницательные острые глазки и с облегчением понял: они смогут поладить. — Что тебе нужно, милок? — ворчливо спросил Нэн. — Я… Меня зовут Мэгри Ламань, господин Торнтон. Я должен вам кое-что передать от «братишки» вашего Джека. — У Джека нет брата, уж кому это знать, как не мне. — Он не родной ему, а названый, зато вам довелось вырастить и его, и папу этого мальчика, а теперь заняться и его родными братьями. — Я не верю вам! В глазах старика добродушный толстяк Мэгри увидел такую боль, что невольно схватил его за руку и зачастил: — Я не вру. Он жив и послал меня, чтобы я проводил вас к нему. — Великий Боже! Ты услышал мои молитвы! Я сейчас же пойду скажу… Мэгри сильнее сжал руку старого няня и настойчиво произнес: — Пока он решил открыться только вам, господин. — Но почему? — Пусть он расскажет сам. Мне его доводы кажутся глупостью, но мальчик многое пережил и теперь настроен очень решительно. Вы пойдете со мной? — Да! Конечно, да. Сейчас предупрежу и оденусь. На пороге старик приостановился и обернулся. — Вряд ли вы из тех, кто похитил моего мальчика. Не настолько же они глупы, чтобы рассчитывать на выкуп еще и за меня. Качая головой, Нэн скрылся за дверью. Часы внутри дома как раз били полдень, когда старик вновь показался на пороге, и беты отправились в путь. До окраины добирались довольно долго. Нэн уже начал уставать, когда его спутник свернул к маленькому домику в конце улицы, и вскоре они уже были у дверей. Домик был бедным, но содержался в идеальной чистоте. Нэн сразу отметил это, и почему-то порядок в доме тут же рассеял все его опасения. У окошка, спиной к свету стоял худой до болезненности, очень коротко стриженный подросток, у которого еще даже запах не сформировался. Но вот мальчик шагнул Нэну навстречу и тихим, чуть хрипловатым голосом поздоровался: — Здравствуй, Нэнни. В груди у старого беты что-то оборвалось. Никто не называл старого няня так, кроме его воспитанников, но… этого мальчика он не знал. — Не узнаешь меня? Если уж даже ты… — Подойди поближе, — дрожащим голосом позвал старый бета. — Мне трудно рассмотреть. Подросток подошел вплотную и, опустившись на колени, поднял лицо к свету. Нэн смотрел и не верил. Эти волосы, которые вроде бы стали светлее, но все равно сохранили свое неповторимое бликующее разноцветье… Эти серые глаза… Казалось, только они жили на изможденном лице мальчика. Старик протянул руку и неуверенно дотронулся до впалой щеки. — Кристи, мальчик мой, это действительно ты? — Да, Нэнни. Я сильно изменился? — Для меня ты всегда прекрасен, родной ты мой. Мэгри, стоявший в стороне и утиравший слезы, обильным потоком струившиеся по его круглым щекам, вдруг почувствовал себя лишним и потихоньку шмыгнул на кухню. — Нэнни, мне нужно твое содействие. Ты должен мне помочь устроиться на работу в дом герцога. — Что ты выдумываешь, Кристиан? Я отведу тебя домой и объявлю, что ты жив… — Ты не сделаешь это, Нэн. — Но почему? — Я так решил. Так ты поможешь мне? Старый нянь только покачал головой. — Сначала ты должен мне все рассказать! Подумать только! Мы выплакали все глаза, думая, что он умер, а теперь — здрасте вам! Помоги ему устроиться на работу в дом, где он должен быть хозяином. — Посмотри на меня, Нэн. Гожусь я в хозяева графского дома? Можешь не отвечать, я сам вижу. Садись. Я все тебе расскажу, но сначала… Как Уилли? — С этим-то все в порядке — ест, спит и толстеет. Тяжелый, как камушек — мне уж не поднять. Уилли! А о женихе своем любимом ты не хочешь спросить? — Теперь он не мой. И ты это знаешь, Нэн. Он ведь уже обручился с другим, не так ли? — Да, все верно, но… Он любит тебя. Ты бы видел его, когда стало ясно, что ты не вернешься. Он искал тебя много месяцев, изверился, стал злым, циничным. Теперь ему все равно… А может, и того хуже. Иногда я думаю, что эта его помолвка… Понимаешь, он словно наказывает себя этим самым Джорджианом. Кристиан молчал, глядя в сторону. И Нэн вздохнул, качая головой, а после все-таки уселся к столу. И только тогда его воспитанник начал свое горестное повествование.