И здравый смысл против чувств. И да, и нет.
Ему действительно было плевать, что сейчас происходит на улице. Праздник на соседской лужайке, лающие друг на друга дворняжки или кто-то бухой решил затеять драку. Совершенно, мать его, все равно. Книга по анатомии казалась совсем ненужной. Плед на кровати комкался, как последняя сука, когда Чонгук мало-мальски шевелился. Челка, которая никак не хотела отрастать, лезла ему в глаз и кисть руки уже ломило от частоты движений, чтобы ее убрать. Орущие сосунки под окнами были лишь прекрасным, необходимым дополнением к тому, чтобы Гук хрустнул шеей. Медленно встал, размеренно дошел до подоконника. И, на хрен, захлопнул с размаха эти окна. В два быстрых шага он вернулся к смятой кровати и грубо схватил книгу, которую оставил открытой. Страницы перевернулись, и нужная оказалась под несколькими уже прочитанными. Не рассчитав резкость своих движений, он начал листать странички и — ну да, спасибо, обожаю — порезал средний палец. Гребаная анатомия. Не было и речи, чтобы идти сейчас до большой коробки с таблетками и прочим. Он слишком раздражен. Из глубокой, ровной раны сочилась кровь, и, задаваясь вопросом — Почему бы не додуматься до этого сразу? — Чонгук сунул порезанный палец в рот. Подойдя к зеркалу, чтобы порыться в небольшом ящике рядом и найти какой-нибудь старенький пластырь, Чон заметил кое-что занимательное в своем отражении. В его рту вместо одного пострадавшего пальца, находятся два и — тебе не нужно это — сам того не замечая, парень сунул их уже по вторую фалангу. Не смея отойти от зеркала, Гук очень сосредоточенно посмотрел себе в глаза: И даже не придумаешь оправдание? Чон изжигал себя взглядом, параллельно опускаясь на колени перед своим отражением. Отлично. Мы не остановимся, верно? Не сегодня. Парень опустил свои ягодицы на пятки и начал разводить колени все шире. Во рту было уже три пальца, и, интенсивно их сося, Гук сопротивлялся желанию закрыть глаза. Вторая рука нерешительно — будто разум еще боролся с просыпающейся похотью — скользила по телу, но ощутила лишь грубую материю футболки. Со сдержанным в районе влажных губ и фаланг на пальцах стоном, кисть второй руки опустилась к паху, скрытому под тонкой тканью пижамы. Плавно, с языком между пальцами одной руки и хлопковой тканью под пальцами второй, он ложится спиной на пол и как-то совсем нелепо пытается оттянуть резинку на домашних штанах. Половина ладони, уже обильно смазанная, вынимается изо рта и спускается по подбородку, пачкая его слюной. Нежно касается шеи, чуть царапая ноготками, и в следующую секунду, так привычно, проводит по уже приподнявшемуся члену. В голове крутилась мысль за мыслью, на какую из вещей, стоящих на ближайшем столе, парень с воем насадился бы. Где-то в уголке сознания Чонгук был в ярости на психотерапевта, который посоветовал выкинуть все его игрушки невообразимых размеров и форм. Всевозможные зажимы, шарики, лубриканты. Самодельные плети, удавки, анальные пробки. Его хорошие. Взять бы этого доктора сейчас и показать ему, психу ненормальному, какого это. Не со зрелой, уже непривлекательной женой раз в несколько месяцев. А с кем-то, кто Чонгук. Чон представлял много раз, как встает с кресла по другую сторону стола от кресла доктора и садится к тому на колени. Школьные брюки бы обтянули его бедра, а большие мужские ладони с редкими морщинами повисли бы в воздухе. Совсем на секунду, на жалкий миг нерешительности чисто для приличия. А следом сжали бы юношеские ягодицы, прижали бы хрупкое тело еще ближе. Представлял, как разрывает все бумажки о своем состоянии, об этом жалком диагнозе. Как неугомонно вылизывает язык мужчины своим. Как его берут на этом столе с рамками для фотографий, на которых изображены его жена и две девочки близняшки. Это было одно из его самых диких желаний: Он хотел, что его растягивали канцелярскими предметами, которые стоят в стакане на углу стола, а потом безостановочно трахали толстым желанным членом, добавляя внутрь длинные причудливые статуэтки, которыми обставлен весь кабинет, и на которые Чонгук обычно смотрел каждый раз, когда ему было особенно некомфортно. И на всю стену был бы портрет этих двух девочек и его жены. Пусть будет портрет всей его семьи. Тех, кто вручал ему дипломы о докторской степени. Тех, кому он рассказывает за бокалом вина о сложных подростках. О том, что к ним нужен индивидуальный подход. Пусть на этой стене будут изображены все. И все они будут смотреть на этот стол. Где опытный психотерапевт и примерный семьянин вдалбливает в дерево малолетку с сексуальным расстройством. На последнем, рычащем сквозь зубы стоне, Чонгук распахивает глаза и видит самое ожидаемое, что мог увидеть после. Как кончает себе в руку. Дышит отрывисто. В чуть грязном зеркале видно парня с непослушной челкой, которая местами прилипла к его лбу. Он опускает голову и видит во второй руке длинный флакон лака для волос. Ведет по нему взглядом и обнаруживает, что тот наполовину в Чонгуке. Медленно вытаскивает его и отбрасывает в сторону. Снова ложится на спину и вытягивает ноги. Рукой цепляет что-то. Поворачивает голову. Открытый тюбик с какой-то дешевой смазкой на черный день. Очевидно, валялся где-то рядом, был самым ближним. Парень закрыл глаза. Громко сглотнул. Порезанный палец все еще саднило.***
Мин, сморщив брови, смотрел на девушку перед собой. Девочку. Она говорила что-то очень скомкано, с опущенными ресницами. Это, наверняка, казалось ей очень годной пародией на все те дорамы, просмотром которых, она увлекалась по вечерам. Юнги слышал лишь обрывки фраз, думая о том, что личико ее совсем детское, и парень был почти уверен, что она совсем недавно сменила серую форму на синюю. Мин начал замечать ее около месяца назад. Она мелькала везде, куда обычно направлялся юноша. Видя ее сейчас впервые лицом к лицу, он ничуть не удивлен, хоть и искренне надеялся, что до этого не дойдет. Девчонка подкараулила Юнги, когда он оказался совсем один (упустим то, что Мин, как всегда, заметил ее и, решив, что пора подводить ее слежку к логическому завершению, подыграл), подсуетилась, затащила в пустой спортивный зал, в который попасть вне уроков и тренировок достаточно сложно. Зачем же такая длинная речь? Пытается компенсировать отсутствие их диалогов в течение месяца, что она лишь глазела на него? — Так, — перебивает ее парень громко, но учтиво, осознавая, что перед ним стоит совсем ребенок. Девочка замерла. Она так много верещала за последние пять минут, что это молчание — интересно, что рот ее по-прежнему открыт — кажется чем-то по ту сторону. Болтливые, простодушные подростки. Похож ли был Мин на жалкого бестактного ублюдка? Да, скорее всего. — Ты не хочешь быть моим парнем? — осипшие и банальные вопросы, мокрые длинные ресницы. — Я не собираюсь прочерчивать какие-то границы, — сказал парень. — Совсем. Не спрашивай только, просто отвали… — Почему? Мину захотелось сморгнуть ее. Увы, он уже почти что зажмурил свои глаза, но она все еще стояла перед ним. И задавала свои дурацкие вопросы. — Люди придумали, что им нужна красная жирная линия, делящая на до и после, чтобы быть с другим человеком. Не поняла, — маленький седовласый старец, что сидел в голове Юнги, покачал головой. Эта девчонка ничего не поняла, нужно разжевывать. — Ты спрашиваешь у человека разрешение, в то время как нужно просто находиться рядом, осознавать чувства постепенно. Пока вам не станет казаться вполне естественным, что вы идете куда-то вместе и вместе оттуда уходите. Щеки девочки уже высохли, но краснота осталась. Она опустила взгляд в пол и сомкнула, наконец, свои губы. — Я пойду, — мне дорого мое время. Кивнув собеседнице, Юнги, не оборачиваясь больше, широкими шагами пошел к выходу из спортзала. Первое, что увидел Мин, дернув ручку и открывая дверь, это толпа тесно прижавшихся друг к другу девочек. Они энергично шептались и, заметив парня, одна из них почти крикнула «смотрите, один», не забыв ткнуть в его сторону пальцем. Как все переоценено. Они рассчитывали, что из зала выйдет пара, держащаяся за руки? За всю жизнь Мин лишь пару раз цепнулся маленькой ручкой за руку мамы и принимал иногда руку помощи друга. Дойдя до дверей в мужской туалет, Юнги не думая, зашел туда. Помыть ладони. Включив кран и отрегулировав воду, он взял в руки мыло. Где-то глухо послышалась стандартная мелодия звонка и шипящий незнакомый голос. Мин, с мылом в руках и роем мыслей в голове, чисто по инерции склонил голову к источнику звука. А после повернул кран, сделав напор чуть слабее. — Что-то важное? — неглубоким голосом, но таким твердым. Подобные повелительные интонации, ухмыляется Мин, достаются лишь по наследству, не иначе. — Передай отцу, что это меня никак не касается. Парень немного отошел от раковины и выгнул спину, почти прикладывая ухо к каждой двери по очереди. — Может, прекратишь?— мыло из рук Юнги вылетает, громко шлепается на пол и скользит до самой крайней кабинки. — Я все сказал тебе. Вешаю трубку. Снова неясные звуки и дверь резко распахивается. Не исключено, что ее, блять, с ноги херанули. Пара черных лакированных туфель успела сделать около трех шагов, и — ого, как высоко ногу поднять может — их хозяин оказывается на полу. Что-то было в этой трехсекундной тишине. Что-то в ней, определенно, было. Помещение наполнилось заливистым смехом Юнги. Парень напротив поднял на него тяжелый, усталый взгляд. — Не уссысь. Мин как-то ненужно доброжелательно улыбался. — Ты нашел моего дружка? Черноволосый юноша немигающим взглядом смотрел на зеленый пиджак выпускника. Потом решил опустить глаза вниз и заметить розовую средних размеров сволочь. Пнул этот кусок мыла носком ботинка в сторону Юнги и скривившись: — Держи своего дружка при себе. Юнги многозначительно посмотрел на позу лежащего перед ним парня. Руками подпирает спину, ноги расставлены чуть шире ширины плеч и согнуты в коленях. Тот внимание к себе заметил сразу, но поспешно — как ожидал от него Мин — сдвигать свои ноги не стал. В продолжении этого разговора не вырисовывалось и капли пользы. Стоит домыть эти неугомонные руки и уйти. Просто уйти. Прямо сейчас. — Как на полу? Удобно? — На любителя, — быстро отреагировал юноша, смотря на собеседника с любопытством. — Придерживаюсь того, что важно не где… — А с кем? — А как. Юноша вытянул ноги вперед. Это что за жест? Еще поболтаем? Парня на полу ситуация явно забавляла: — Тебе никуда не пора? — Тоже думаю, что за херня. — Почему не в форме? — Мин только сейчас заметил, что на нем нет пиджака. В этот раз выразительно смотрели уже на самого Юнги. — Я не учусь здесь. Фраза утонула в школьном звонке. Длинный, громкий школьный звонок. Он почти не слышен. В воздухе между двумя висело что-то оглушающее. Можешь просто встать с гребаного пола, и разойдемся? — Продолжишь здесь валяться? — Не нравлюсь снизу? — осмыслить вопрос времени не дали. Юноша неестественно мотнул головой и, решив, наверно, что да, пора, кое-как начал подниматься. В голове Мина и мысли не было, чтобы помочь. Здоровый парень, подумаешь, шлепнулся на кафель. Смотря на чужие попытки встать так, чтобы не показать свою боль, Юнги все же решил не особо смущать парня своим надзирательным взглядом и отошел назад к раковине. Вода все это время хлестала из смесителя. Сполоснув руки, парень почувствовал, как его толкают немного в бок. А две раковины по бокам тебе чем не угодили? Юноша сунул руки под струю воды. Присмотревшись, Юнги заметил, что его странный собеседник оттопыривает подальше от воды палец с заклеенным на нем пластырем. Этот чудик абсолютно неуклюжий или что? Парень повернул кран с водой и вытер руки о свои брюки. — Мыло подними, — бросил он напоследок и, больше не оборачиваясь, потопал к двери на выход. Она за ним захлопнулась. Грубый.***
— Посмотри же, — Хосок ближе подвинул экран ноутбука к лицу Юнги. — Ты хоть раз чувствовал в рисунках столько…всего? Мин равнодушно бросил взгляд на фотографию чьего-то рисунка. Из-за солнца на экран попадали блики, и видно было лишь половину. Но, боже, Хосок каждый пять минут в восторге от чего-то, поэтому есть ли смысл стараться разглядеть что-то новое? — Не полностью разделяю твой восторг. — Что?— Чон Хосок помолчал еще некоторое время. — Ты совершенно далек от искусства, Мин Юнги. — Совершенно далек от искусства, — передразнивает старший и отодвигает ноутбук от своего лица. Мимо пробегает толпа «синих». На рукавах пестрят вышивки с нумерацией разных классов. Такие шумные. Отвратительные. — Дети, — смеется по-доброму Чон, продолжая листать фотографии из электронного альбома. Да, дети. Их школа считалась одной из нескольких самых элитарных в городе. И на то, естественно, были весомые причины. Не упоминая интерьер и оборудование, можно заметить в школьном холле стоящие вдоль длинных стен стеллажи с кубками и грамотами, присужденными когда-то ученикам. Вот только хотят трахаться эти порочные дети и в сельских школах и в престижных — одинаково. — Слышал, тебе сегодня признавались в любви, — будничным тоном бросил Хосок, щелкая мышкой и вызволяя Юнги из своих мыслей. Парень даже не нахмурился. Было ясно, что об этом начнут болтать. — Себя, очевидно, девчонка не особо уважает. Треплется о том, что ее отшили, — Чон усмехнулся и повернул голову в сторону Юнги, кусая губу. — Хорошо, что ты не нагнул ее, честное слово. — Хосок, лучше иди на хер с этим, — старший парень резко вскинул голову, которую уже успел положить на стол. Чон рассмеялся: — Тише, эй, я лишь пытался тебя разговорить, — парень начал искать на экране папку с файлами, в которых находилась биография каждого, с кем он хоть раз обмолвился словом. — Она ребенок совсем. Зовут Юн Тхуан. Перевелась к нам из одной малобюджетной школы. Могу заверить, что нужен ты был ей лишь для твердой почвы под ногами. Юнги всегда удивлялся нераспространенному хобби друга. Хочет все обо всех знать? Как говорил ему сам Хосок, это единственное, что избавляло от стресса. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. — М-м, — небрежно издал Мин. — Значит, не остановится. — Думаю, что скоро в том зале будет стоять японец из параллельного. Сгодится ей для начала. Для начала. Прямолинейность Чона всегда казалась Юнги очень правильной. Мин начал вспоминать картинку сегодня в спортзале. Отрывки их разговора. Быть с кем-то? Такое понятие, как супружеская неверность, как выяснилось, было в его семье чем-то совсем обыденным. Мин не знал, догадываются ли они об изменах друг друга, но для Юнги все стало слишком очевидным сразу. Родители подали самый яркий пример той гнили, что может быть между двумя людьми. Зачем кричать о принадлежности к кому-то, а потом вылизывать кожу не своего человека? Это было отвратительнее всего, что видел парень когда-либо. И становиться таким же? Но все это время перед глазами парня был и пример слепой верности. Он повернул голову в сторону друга, сидящего рядом. Тот неугомонно что-то печатал, смотря на экран. — Если бы я встретил этого парня вживую, я бы обязательно с ним познакомился. — Мм? — не понял Мин. — Все о том же, парень, все о том же. Нереально рисовать так. Я слабо представляю какой он любовник. — Девственник с богатой фантазией? — Или с натуры пишет, — вероятно, Чон обсуждал это с ним серьезно. Он серьезно обсуждал с ним, трахался ли какой-то парниша, что огокакздорово рисует. — Зайдешь сегодня? — да, просто сменить тему. — Может быть. Что-то принести? Принеси уже что-то кроме своей, блять, показушной активности — думает Мин. Достает пачку сигарет из кармана. Почему так дешево пытаешься скрыть, что тебя снова ведет? — думает Мин. Случайно замечая косой взгляд старосты школы, Юнги обаятельно улыбается, кладет пачку назад в карман, незаметно все же доставая одну. Перестань уже. На нем. Зацикливаться, — громко. Очень громко думает Мин. — Захвати минералку, — хрипло бросает он и ломает никотиновую палочку в пальцах.***
Знаю, что сила в звенящей монете и справедливости нет. Верю, что на этой планете каждый барыга и он же клиент.
Платят и ладно. Так думает парень, когда шеф дает ему листок A4 с адресами и лимитом времени. Он оборачивается на открытый гараж, куда работники должны приносить коробки. В ящике на мопеде уже лежит несколько, а все, кто не разносчики еды, вытирают здесь об таких ноги. Игнорировать приказной тон в этой работе было легче всего. — Если клиент потребует возврата денег за долгую доставку — платишь из собственного кошелька, — кричит ему вдогонку шеф, а Юнги на это лишь позволяет закатить себе глаза. Куда спокойнее сиделось бы за кассой в каком-нибудь магазинчике или расставлять в нем же ассортимент. При всем желании, можно было найти и более дорого оплачиваемую работу. Но. Мин начал превышать скорость, с легкостью обгоняя легковушки на «семейном» рычаге. Немного длиннее положенного волосы чуть развевались в силу их возможностей. Если бы парень был еще и отчаянным, то отпустил бы руки и развел их в стороны. Ближайший адрес был за следующим поворотом, и с лирикой пришлось прекратить. Он был спокоен за сохранность доверенных ему коробок сзади. Они всегда оказывались верными товарищами. Выловив взглядом тот самый поворот, Мин, немного сбавляя скорость, начал перестраиваться. Если хорошо поразмыслить, то ему не нужна была эта подработка. Любая не нужна была. Просто иногда ему хотелось немного безумия. До трясущихся пальцев хотелось. Подъезжая к жилому дому, Юнги отметил, что этот двор ему знаком. Поднимается по лестнице. Стучит в дверь. На встречу выходит девушка, торопливо прикрывая свое тело халатом, позволяя увидеть смуглую кожу. Волосы были уложены аккуратно, сказать, что она вскочила и побежала к двери, можно с натяжкой. — Служба доставки, — обычным голосом сказал Мин. Она смотрела ему в глаза спокойно. Спешить ведь было некуда, да? — Вы так быстро. Поразительная доставка, — улыбаясь, сказала девушка, оценивающе рассматривая фигуру парня напротив. Да, оцени мой жилет с криво нарисованным куском пиццы на нем. Роскошно, думаю. Подхватить эту игру казалось очень заманчивым. Он тоже мог бы томно помолчать. Мопед с остывающими заказами и лица людей, скрючившиеся от голода, его пыл остудили. — С вас пять тысяч вон. Она смотрела на него еще минуту или чуть больше. Эта тишина казалась уместной сейчас. Ситуацию оба понимали до конца. — Я не могу расплатиться сейчас, — неужели. — Мой молодой человек отошел на пару минут. И деньги… Дальше он знает все, что она скажет. — Я мог бы принять безналичный расчет. Сам того не желая, парень вложил в эту фразу чуть больше интонации, чем было необходимо. — Да, ты мог бы. Девушка грациозно смахнула с плеча черные длинные волосы, отвлекая внимание. Следом к ее ступням упал легкий халат, который еле скрывал ее обнаженное тело до этого.