Я жду того, кто первый Поймет меня, как надо И выстрелит в упор.
Парень сидел на земле, поджав губы, и, перечитывая уже скомканный в руках лист бумаги. «…Болезнь вашего сына — не болезнь тела. Поврежденное сознание можно исцелить. Рекомендуем пройти курс лечения извращений и нравственных патологий». Чонгук дочитал до точки и, откидывая голову назад, сунул бумажку в карман. Родители снова не сдержали обещания. Очередной безымянный доктор.***
В голове не так много мыслей. Лишь одна. В этом кабинете теплее, чем в предыдущем. — Как думаешь, у тебя есть проблемы? — доктор смотрит парню в глаза и улыбается. Ситуация кажется для обоих слишком обыденной. Еще один пациент, который считает себя умнее всех. Еще один мужчина в очках и халате перед Чонгуком. Их разделяет широкий стол и папка на нем. С его именем. Отвечать на вопросы психологов, казалось игрой: ты даешь ему мысль, а он тебе диагноз. Не хитрое дело догадаться, что тебе стоит сказать этому человеку напротив; что он хочет услышать. Что скажет твоим родителям. Что они на это ответят. И сколько заплатят за то, что ты ему сказал. — Считаешь ли ты, что тебе необходимо лечение? Чонгуку захотелось рассмеяться. Заливисто, до истошного крика. Хохотать, пока не пойдет вода из глаз. Горькие, несъедобные слезы. Так и не пролитые наедине с собой. Всего лишь пропитавшие все, что под кожей. Он никогда не отказывался от лечения. Сколько раз ему предлагали терапию? Вы хоть знаете, что это, доктор? Процесс, целью которого является облегчение, снятие или устранение симптомов и проявлений того или иного заболевания. Заболевание. Снятие симптомов. Облегчение. Есть секрет, из-за которого все это бесполезно. Ведь Чонгук позволяет увидеть другим лишь часть. Существует что-то, что появилось и спряталось глубоко внутри коры головного мозга. И что сам Чон запихал еще дальше. Об этом трудно думать. Еще труднее не думать об этом совсем. Ему не хочется, чтобы эти зрелые люди, которые считают мозг Чона совсем простым, ведь решают ограничиться парой бесед, пытались искоренять его настоящую проблему. Он сам это устранит. Лишь он сам. Это только его голова. Его мысли. Пока Чонгука окружают врачи, родители думают, что все в норме. Все правильно. Доктору достаются деньги, а Чон не получает омерзительных материнских советов. — Как часто в карте под этим вопросом вы пишите «нет», услышанное от пациента на этом стуле? Пожалуйста, пишите…***
Хосок оставил юношу на два года. Тот был экспрессивной малолеткой. Размахивал руками, когда кричал и поправлял все время длинную лямку рюкзака, что висел на костлявом плече. Он призывал Хосока прекратить, отстать от него, отцепиться уже. Чону очень хотелось заткнуть уши, но он никогда не мог позволить себе этого. Хосок не имел права на власть над этим мальчишкой. С их первой встречи было ясно, кто кого будет пасти. Выхватив рюкзак из рук пацаненка, Чон начал остервенело вытряхивать содержимое. Помимо ручки, десятка монет, тяжелой связки ключей и остальных безделушек на пол выпали пара пакетиков с порошком, две упаковки одноразовых шприцев и несколько пластиковых небольших баночек. Хосок прекрасно знал, что увидит на этом полу. Он отбросил рюкзак в сторону, скривившись. Посмотрите на него. В грязных уличных ботинках топчет в комнате чистый хосоковский ковер. И это не о ковре. — Ты ведь клялся мне, — прошептал он, зная, что его слышат вполуха. Тэхен размеренно подошел к потрепанному, отброшенному подальше рюкзаку. На услышанное парень сморщил нос. — Я врал тебе каждый третий раз, — он начал подбирать вещи с пола. — Ты хоть представляешь, сколько дури я уже продал в этом городе? — Да. Да, я знаю… Прос… Просто, я думал, что ты переболеешь. Голос Чона привычно осип на последнем слове. Ким поднял голову. — О, неужели? — он рывком закрыл молнию и забросил рюкзак себе снова за спину. Хосоку сложно. — Ты слишком самоуверенный, — прекратизамолчихватит. — Мы оба знали, что я не останусь здесь. Ким небрежно бросил взгляд на часы в телефоне, показывая, что теряет здесь время зря. — Ты хотел стать актером, Тэхен, — остановисьпередумайненадо. — Ну, — он улыбнулся. Одна из последних улыбок на этих губах. — Я оказался способнее, чем шляться по сцене на камеру, м? Кто-то давит ботинком Хосоку на горло. Тем самым — уличным и грязным. Юноша подходит к окну, в которое влезал в эту комнату с девяти лет. Он игнорировал дверь. Как и Чона, сгорающего в пепел сейчас. — Если серьезно. Ты, — он показывает пальцем в старшего. — Должен осознать, что я больше не буду играть с тобой в этой песочнице, что ты создал. Тебя не будет больше волновать где я, с кем я и что делаю. Чон не сглатывал слюну уже около десяти минут. Ее просто нет. Во рту сухо. В голове совсем пусто. — Тэхен, прекрати немедленно, — еще немного и у Хосока появится голос, чтобы кричать. Еще чуть-чуть. — Достаточно. Подросток усмехнулся и выскочил из окна, приземляясь на асфальт. Чон не видел, в какую сторону тот пошел. Он опустился на колени, смотря стеклянным взглядом в подоконник. В бездумной до этого голове начали скакать мысли: Больше не буду играть с тобой в этой песочнице, что ты создал. И Хосок оставил юношу на два года. Он никогда не оставлял его.***
Может, плевать? По соотношению дат и тем в тетради, он вычислил класс. Узнал имя и фамилию по почерку из его общедоступных докладов. Еще бы кто пояснил, что же все-таки происходит. С ним, в его голове, хотя бы вокруг. Этот коридор давно пропах дешевыми девчачьими духами и, плохо скрываемым, мальчишеским потом. Давно ли Юнги носился так из кабинета в кабинет, игнорируя замечания и капли влаги, что стекали по его спине, впитываясь в рубашку? Неужели, один из этих прыщавых скачущих оленей заставил Юнги кончить от дрочки в своей комнате? Он стоит около класса на четыре года младше и вглядывается в табличку с номером. Снова и снова. Ожидая, что цифры исчезнут. Значит, исчезнет и проблема, что в мозге уже натерла мозоль. — Это Мин Юнги? Сбоку послышался шепчущий голос. И второй. — Не уверена… Зеленый пиджак. Эй, — девчачий голос тихо шикнул в сторону. — Это Мин Юнги? В шести метрах от него скапливались девочки в синих пиджаках. Юнги больше всего хотел прямо сейчас развернуться и уйти, но тетрадь в его руке жгла кожу. Мин почувствовал себя одной из известных личностей, что приходят в кафе и об этом уже знают все в твиттере. Он выдохнул и развернулся лицом к маленькой шепчущей толпе. Те несинхронно дернулись и отвернули от него свои лица, делая вид, что это не они выдвинули, если не в мировые, то в топ сплетен этого этажа хэштег «МинЮнгиЗнаетОСуществованииЭтогоКрыла». Можно продолжить тянуть время бестолковыми мыслями, но нельзя. «Извините, Чон Чонгук в этом классе?» — нет, ошибки быть не должно. «О, здрастье, ты, да, ты, рыженькая, подойди. Знала, что твой одноклассник рисует члены? Не корявые пиписьки на полях, а вполне, ничего такие…» — р-р-р. «Простите, не подскажите, как выглядит, блять, Чон Чонгук?» — а какая разница, как этот сопляк выглядит? О чем с ним, прикажите, разговаривать? Пора уже просто предпринять что-то. Юнги поймал взглядом, выходящего из кабинета парня с маской на лице и в капюшоне. Эти малолетки считают себя слишком крутыми, чтобы носить форму или что? Ну, он, вроде, кажется тем самым, кто нос в чужие дела не сует. Мин цепнул его за локоть и быстро проговорил: — Эй, пацан, не подскажешь, за какой партой сидит Чон Чонгук? Юноша медленно вытащил из уха наушник, что не был виден раньше. Его глаза, расположенные над маской, казались спокойными и рассудительными. Поспешно отвечать он явно не собирался. — Чон Чонгук. Где его место? — предпринял Юнги еще одну попытку. — Вы ему кто? — голос совсем тихий. Мин даже не сразу сообразил, что у них таки начался диалог. — Ты простужен? Просто скажи, где он сидит. Я должен отдать ему одну вещь. Парень опустил глаза на тетрадь в руке Юнги. — Я могу отдать ее ему, если Вы спешите. О, мальчик, не оставайся с ней наедине. — Я должен отдать лично. — Должны? Юнги осекся. Он ведь сам думал о том, чтобы сделать все без лишней драматичности. Нужно быть честным с собой, он хочет увидеть лицо этого художника. — Мы старые знакомые, давно не общались. Так, где он? — М-м, он не здесь сейчас, в любом случае. Если у Вас, все же, есть время, то могу проводить. Чертчертчерт. Хотелось же просто кинуть эту вещь на парту и выйти. Не бегать за ним. Стоп, парень. Ты «зеленый». Ты Мин Юнги. На тебя работает твоя репутация, релакс. — Пошли. Только по-быстрому. Юноша вставил наушник обратно в ухо и хмыкнул. Этот звук показался громче голоса, которым он говорил все это время. Они шли около десяти минут. Многие здоровались по дороге со старшим парнем, но руку он пожал лишь несколько раз. Два, если быть точным. Дойдя до двери, за которой таились швабры и метелки, ожидающие своих лучиков света, парни остановились. — Он там, да? — Юнги не скрывал свою легкую улыбку. — Можете проверить, если хотите. Мин дернул ручку двери на себя, но она, как и ожидалось, не поддалась. — Парень, она закрыта. — У нас есть ключ. Юноша проворно вставил ключ в скважину и провернул два раза, отходя на шаг, и, ладонью, призывая попробовать снова. Мина потихоньку охватывала истерика. Теряя основную вменяемую мысль, он снова дернул и распахнул дверь. Внутри было темно и пахло хлоркой. — Здорово. Отлично погуляли, но… Парень сзади толкнул его в плечо внутрь и, почти припечатывая рукой к стене, зашел следом, захлопывая дверь и проворачивая ключ уже изнутри. В маленьком помещении воцарилась тишина. Что? Спустя какие-то мгновения, властным юношеским голосом рассекли тишину: — Отдать кое-что, да?