* * *
Это начинается с настойчивой головной боли, которая лишает Шерлока возможности сосредоточиться на чём-либо, кроме ожидания. Даже Джон в конце концов начинает ощущать физическое беспокойство, потому что весь облик Шерлока просто излучает смятение. Джон знает, что предстоит – он и раньше видел наркоманов в муках абстиненции – но, Шерлок ведь никогда не вписывается в параметры нормального, ожидаемого или обычного, и он не знает, чего ждать на самом деле. Он просит, чтобы в палату принесли телевизор – они не могут просто пялиться на стены, им нужно отвлечься. Джон лениво щёлкает каналы, пока Шерлок отворачивается как можно дальше в противоположную сторону, насколько ему позволяет обездвиженная нога. Его глаза закрыты. Час спустя, когда предложения сетки вечернего вещания ВВС больше не могут отвлекать его внимание, Джон встаёт со стула и включает лампу на потолке. Шерлок сдавленным мычанием протестует против яркого света, и Джон приглушает его и прохаживается возле кровати. – Прекрати пялиться, – говорит Шерлок нетвёрдым голосом, хотя глаза его по-прежнему закрыты. – Просто проверяю, как ты. – Лоб Шерлока поблёскивает от пота, беспокойные пальцы теребят край простыни. Джон замечает подергивание мышц на руке. Шерлок открывает глаза и зевает, что скорее говорит о разворачивающемся синдроме отмены, а не об обычной усталости. Джон проверяет время по настенным часам и даёт Шерлоку таблетку парацетамола из пластикового стаканчика на тумбочке. Шерлок с недовольной гримасой запивает ее стаканом воды. – На вкус как пепел, – говорит Шерлок и кашляет в течение нескольких минут. Его последний снимок грудной клетки показал начальные признаки воспаления, и ему назначили антибиотики, вечерняя доза которых медленно стекает через инфузор, настроенный медсестрой час назад. Пульс Шерлока медленно, но неуклонно поднимается в течение последнего часа, а из носа начинает течь. – Майкрофт делал это для тебя раньше? – спрашивает Джон тихо. – Делал что? – Шерлок трёт пальцами веки. – Оставался с тобой. Шерлок открывает глаза и начинает барабанить пальцами по матрасу. – Когда мы были моложе, несколько раз – да. С тех пор у него денег стало больше, чем терпения, и его подход изменился на угрозы принудительной госпитализации. Он никогда не уважал мои методы воздержания. – Я и понятия не имел, что действительно есть такой метод – быть сумасбродом, который избегает полезных советов профессионалов. – Когда доходит до этого, у опыта определённо преимущество перед академическими знаниями. В голове Джона всплывает образ: Шерлок Холмс на собрании Анонимных Наркоманов. Вероятно он довел бы всех до слёз своей дедукцией менее чем за пять минут, а затем ушел, признав всю затею совершенно бесполезной. – Что смешного? – спрашивает Шерлок с возмущением.* * *
Избавление от комбинированной героиново-кокаиново-и-бог-знает-какой-ещё зависимости было бы адским испытанием даже для относительно здорового и более вменяемого человека, каким Шерлок был прежде. Детоксикация с множественными травмами и, как Джон подозревает, с некой вариацией посттравматического стресса – поистине душераздирающее зрелище. Бόльшую часть последствий огнестрельного ранения Шерлок перенёс в блаженном беспамятстве. Сейчас же он находится в мучительном сознании. Зофран оказывается бессилен облегчить симптомы. Как и лофексидин. Как и всё остальное, что Джону и его коллегам из отделения интенсивной терапии приходит на ум. Теперь не только фактические травмы причиняют Шерлоку страдания. Сейчас, когда опиоидные рецепторы лишились прежнего уровня стимуляции, все его нервные окончания пришли в возбуждение, и каждая клетка его тела стала источником боли. Нормальные ощущения прикосновений перестали существовать, его разбитое тело воспринимает всё как боль – острую, жгучую, колющую, ноющую или дергающую – в зависимости от прихоти мозга. От холодного пота кожа вокруг штифтов так зудит, что между мольбами как-то унять это Шерлок выкрикивает угрозы, что отрежет её сам как только доберется до армейского ножа Джона. Его начинает подводить память – он забывает, какой сегодня день, и как он сюда попал, и что ему только что сказали. Джон терпеливо повторяет. Забывчивость не похожа на опиатную абстиненцию и, должно быть, связана с какой-то другой наркотической группой. Джон надеется, что Майкрофт приложил копию списка к истории болезни, но не может заставить себя снова взглянуть на него. Они просто должны сосредоточиться на том, чтобы пережить это. Беспокойство оказывается одной из самых тяжёлых проблем. Это не привычная, свойственная Шерлоку непоседливая гиперактивность, но болезненно тревожное, параноидальное, погранично-диссоциативное состояние. Запасы эндогенных гормонов удовольствия истощились под воздействием кокаина, и теперь любая слабая тревога беспрепятственно разрастается в полномасштабную паранойю, а волнение по поводу самых незначительных вещей легко переходит в панику. В какой-то момент Шерлоку начинает казаться, что его сознание и тело пытаются отделиться друг от друга. Когда он рассказывает медсёстрам, что его руки становятся прозрачными, ему назначают короткий курс нейролептиков. Это оказывается благословением, и Шерлоку удаётся заснуть на всю ночь. Этой ночью Джон уходит домой в надежде немного отдохнуть, но просто лежит на диване в темноте, уставившись в потолок и в любую минуту ожидая звонка из больницы. Утром Мэри молча обнимает его, благоразумно воздерживаясь от любых комментариев. Она просто держит его, пока он не понимает, что если немедленно не освободится из её рук и не выйдет за дверь, реальность сметет его и оставит рыдать лёжа на полу, потому что он совершенно выдохся, больше, чем в Афганистане, больше чем когда Шерлок был ранен. Он совершенно, до конца выжат, и знает, что бόльшая часть его работы всё ещё впереди. Джон возвращается в больницу, чтобы продолжить игру на минуты. Минуты, затем – часы. Время никогда не тянулось так медленно.* * *
Кокаин оставляет после себя мучительный голод, нескончаемый аппетит, который эффективно сдерживается тем фактом, что отмена героина вызывает у Шерлока рвоту до тех пор, пока внутри больше ничего не остаётся, и ещё долго после этого. Эпидуральная анестезия успешно притупляет боль, пока Шерлок находится в покое, но с напряжением на его сломанные рёбра во время рвотных спазмов она совершенно не справляется. Когда он не опорожняет желудок, то растирает сводимые судорогой мышцы ног, пока в руках совсем не остаётся сил, и тогда падает на кровать, бледный, дрожащий и беспомощный. На третий день этих мучений беспокойство Джона начинает стремительно расти. К вечеру дыхание Шерлока становится неглубоким и частым, всё его тело сжимается и напрягается как пружина. Он делает только маленькие глотки воздуха, чтобы свести движения грудной клетки к минимуму. Их лихорадочный ритм не позволяет как следует функционировать нижним отделам легких. Его брюшные мышцы обессилены рвотой, и он обхватывает трясущимися ладонями грудную клетку, чтобы придержать сломанные рёбра. Из-за дефицита кислорода на губах появляется синеватый оттенок. Несмотря на протесты Шерлока, Джон включает свет, затем берёт стетоскоп, оставленный кем-то из персонала. Шерлок вздрагивает, когда холодный металл касается его спины. Большую часть дня он сидит, отказываясь откинуться на кровать, потому что любое прикосновение к его раздражённой гиперчувствительной коже ощущается как огонь. Показатели сатурации постоянно снижаются начиная с полудня. Джон вызывает медсестру, чтобы запросить анализ газов артериальной крови. Хотя он на самом деле не лечащий врач Шерлока, медсёстры и врачи интенсивной терапии позволяют ему некоторую свободу – присутствие Джона, который за всем присматривает, облегчает нагрузку на них. Медсестра возвращается через несколько минут с результатом. Шерлок наклоняется вперёд, глаза закрыты, руки вцепились в бортик кровати, мышцы шеи напряжены, словно он изо всех сил старается удержать себя от глубокого вдоха. Джон понимает, что не стоит касаться его, чтобы привлечь внимание. – Шерлок? Родной? Остекленевшие, воспалённые глаза распахиваются. – Тебе надо дышать как следует. Шерлок делает неглубокий осторожный вдох, сглатывая и морщась. – Больно... не... могу, – с трудом произносит он, делая паузы на вдох после каждого слова. Эпидуральная анестезия выставлена на максимум. Все обезболивающие, что были в их арсенале, кроме опиатов, уже применены. Джон бросает взгляд на показатели монитора. Цифры не улучшаются. Он бесшумно чертыхается и снова поворачивается к Шерлоку. – Слово за тобой. Я бы сказал, у нас есть примерно десять минут, прежде чем они будут вынуждены вмешаться и подключить тебя к аппарату искусственной вентиляции. Я могу вызвать реаниматолога, чтобы он принял решение дать тебе морфий. С твоей толерантностью, риск для дыхания будет меньше, чем сейчас. – Не... вернусь... на... исходную, – выдыхает Шерлок и заходится кашлем, боль бьёт со всей силы, и его глаза наполняются слезами. Джон хватает кислородную маску, включает подачу и, несмотря на слабые протесты Шерлока, прижимает её к его лицу. Шерлок категорически отказывался от неё раньше, но сейчас Джон держит её крепко, не позволяя тому отстраниться. Спустя несколько мгновений, Шерлок сам сжимает маску обеими руками, его веки опускаются, и он практически пьёт живительный поток из маски. Раздаётся стук в дверь, и не дождавшись ответа, входит Майкрофт, в одной рубашке, держа в руках пиджак. Когда он видит, что происходит, встревоженно замирает на месте. – Джон? – Это, блять, прекратится прямо сейчас, – сурово говорит Джон и отходит от кровати, направляясь к двери. – Побудьте с ним, – велит он Майкрофту, который бросает свой пиджак на стул поблизости и встаёт рядом. Джон уже собирается выйти из палаты, когда Майкрофт снова окликает его и шагает навстречу, чтобы задержать. – Вы в курсе, что Шерлок переоформил на вас доверенность на случай потери им дееспособности? – спрашивает он Джона, понизив голос. Джон останавливается. – Что? Доверенным лицом всегда был Майкрофт, что было совершенно логично. – Когда? – спрашивает Джон, украдкой взглянув на Шерлока. Тот по крайней мере ещё в сознании. – После того как вернулся. – Я не... – Если он должен получить седативное и быть подключён к аппарату искусственного дыхания, и вы решите, что в его интересах начать заместительную терапию или назначить ему морфий, я доверюсь вашему мнению. Я – как там в просторечии говорится – прикрою вашу спину. Ничего не ответив, Джон, спотыкаясь, торопливо выходит в коридор. С чего Шерлоку это делать? Если он не доверяет Джону своё прошлое, с чего ему доверять Джону свое будущее? Или он просто надеется, что Джон учтёт его собственные желания, вместо того, чтобы задавить их, как делает его брат? Это должно быть каким-то посланием. Должно быть. Это загадка, и Джон должен срочно её решить. Должно быть что-то, что сработает. То, что не обманет оказанное доверие. Лихорадочно шагая по коридору, Джон ломает голову в поисках хоть чего-нибудь, чего угодно. И тогда решение приходит само собой, ясное как день. Старый трюк, который сейчас почему-то редко используется, но вполне безопасный и простой в осуществлении. Это идеально. Это великолепно. Это сработает. Должно сработать.