Сага о Вигмаре

Следует, пожалуй, сказать, что с теми тремя парнями, сидевшими у костра, ничего особенного потом не случилось. Ибо сломанная рука, павший в поездке конь и утонувший во время схватки меч – события не из тех, что считают важными. А вот Гисли и впрямь повезло. Уже через месяц после Йоля, объезжая вместе с отцом хутора, он встретил добрую и красивую девушку по имени Астрид. И хоть семья её, в которой нашлось ещё четверо дочерей, была не очень богата, поговаривали, что лежит на девушке благословение Хольды. Была Астрид большой мастерицей прясть и такать: её ковры и кружева охотно покупали жёны и дочери ярлов и платили за них полновесными марками серебра. Свейн, которому пришлись по душе и выбор сына, и будущая родня, еще трижды ездил на хутор Трёх Елей, и как-то само собой вышло так, что, обговорив выкуп за невесту, величину её приданого и долю имущества, которую она получит в браке, на Имболк(16) объявили о помолвке, а на Остару(17) справили свадьбу. Вигмар тоже приехал. Одарил, как должно, жениха с невестой и их родителей. И говорили потом, что подарки эти были такими, каких не постыдился бы и Хакон ярл. Вигмар, однако, был хмур и задумчив, на девушек не смотрел и к пиву почти не прикасался, если только это не нарушало обычаев. В том же году он трижды ходил в вик(18) – последний раз уже во время осенних штормов – и взял очень большую добычу. На привезённое им серебро осенью и в начале зимы были построены ещё два корабля: оба – боевые дрэки. Из чего люди заключили: младший сын Бьёрна того и гляди станет сэконунгом(19), для которого море роднее, чем суша. Одни осуждали его за то, что не много внимания уделяет он одалю(20), часть которого рано или поздно достанется ему в наследство. Другие, напротив, одобряли, говоря, что на суше славы не найдёшь и ловить её надо в море. Как бы там ни было, но ходили слухи, будто, возвращаясь из похода, побывал Вигмар в Сигтуне и в Уппсале(21), беседовал там со жрецами и приносил щедрые жертвы Одину, Тору и Фрейру. Когда же по его возвращении в Оленью Долину Бьёрн завёл разговор о том, что пора бы найти достойное применение богатству и часть его отдать не только за корабли, но и за разумную невесту, Вигмар противиться не стал, но и большой радости не выказал. В ту зиму они много ездили по гостям, навещая старых друзей и побратимов Бьёрна, но когда дни стали длиннее вороньего клюва, отец Вигмара стал всё чаще ворчать, что, видно, ещё до выезда из усадьбы дорогу им перебежала волчья всадница(22). Сказать по правде, у него были причины так думать. Иначе с чего бы их раз за разом преследовали неудачи в этом деле? Одна девушка оказалась уже помолвлена, другая ещё не вошла в возраст, третья сразу отрезала, что не поедет она жить в ледяные пустоши Нифльхейма(23), четвёртая как раз уехала погостить к родне, пятой жених отчего-то не пришёлся по нраву, шестую не устроила доля имущества. На седьмой Бьёрн отчаялся и начал подумывать о возвращении домой. К равноденствию они вернулись в усадьбу, и вот тут-то, видя слёзы матери, Вигмар рассказал о том, что произошло на берегу фьорда позапрошлым Йолем. Узнав о проклятии Хольды, Бьёрн озадаченно почесал бороду, а Ингрит спросила: - А не приходило тебе в голову, сын, что речь идёт о священном огне? Вигмар усмехнулся и ответил ей так: - Может, ты и считаешь меня неразумным ребёнком, мать, но об этом я подумал в первую очередь. Был я в Сигтуне и в Уппсале и три ночи провёл между священных огней, словно Гримнир у Гейррёда(24). И в поход я ходил не только за серебром и трэллями. В Миклагарде(25) я прошел между священных огней их Белого Бога, который, говорят, помогает всем. Я проходил через чистый огонь, зажжённый на Мидсоммер и на Йоль, но ты видишь сама, что это ни к чему не привело. - Обращался ты к Одину и Фрейру? – спросил Бьёрн. – Приносил ли им щедрые жертвы? - Я делаю это на каждый праздник, отец, - мрачно ответил Вигмар. – Но, сдаётся мне, прогневил я не только Хольду, но и её дочерей. - Что ж, - развёл руками Бьёрн, - значит, таков твой орлёг. Там, где не помогают ни молитвы, ни жертвы, остаётся только ждать и терпеть. Ты ещё достаточно молод, чтобы не торопиться с женитьбой, а там, может, Боги станут к тебе более благосклонны в этом деле. В ту зиму Вигмара редко видели в усадьбе. Гораздо чаще он находил себе дело в лесу. И хоть Ингрит ворчала, что сын почти не бывает дома, так же, как и все, радовалась шкуркам песцов, соболей и куниц, которых он всякий раз приносил. А поскольку благодаря ему на кухне не переводились куропатки и тетерева, перо которых годилось на перины и подушки, жаловаться Бьёрну на своеволие сына ей не приходило в голову. Однажды, вернувшись с охоты и вымывшись в бане, Вигмар прилёг на своём спальном месте в длинном доме и уснул. А когда проснулся, понял, что уже вечер и что здесь он не один. Мать и отец сидели у огня и беседовали. Бьёрн сидел на полу, на медвежьей шкуре, а Ингрит – на скамье: она расчесывала мужу волосы и как раз говорила: - Ох, Бьёрн, часто я думаю теперь, не сделали ли мы хуже, когда назвали сына в честь Гуннара, но другим именем. - О чём это ты? – проворчал Бьёрн. Она вздохнула. - О том, муж мой, что родич наш, похоже, не слишком торопится помочь Вигмару своим покровительством. Может, он обижен и следует почтить его жертвой? Бьёрн задумался, а потом сказал: - Не часто услышишь от женщин разумные речи, но это, пожалуй, одна из них. - Если так, то, может, ты поговоришь с сыном, а то меня он не послушает, - сказала Ингрит. - Хорошо, - согласился Бьёрн. – Я сделаю это утром. Они говорили потом ещё о чём-то, но Вигмар уже не слушал. Он отвернулся к стене, делая вид, что спит, но уснуть так и не смог: уж слишком крепко засела у него в голове мысль о Гуннаре Сварте. Поднялся он ещё затемно, оделся, взял своё копьё, лук, огниво, нож и лыжи и отправился в лес, на ходу размышляя о том, какая жертва порадовала бы родича. Ночью выпал свежий снег, и когда стало светлее, Вигмар увидел множество разных следов. Среди них лисий был самым отчетливым, и Вигмар решил, что стоит пойти по нему. След провёл его через распадок к ручью, а потом, петляя между камней, увлёк за собой в холмы. Мало кто назвал бы Вигмара нерасторопным, но в этот раз он засомневался в том, правы ли люди, потому что как бы быстро он ни бежал, рыжий хвост зверя мелькал между деревьев далеко впереди. К полудню Вигмар начал подумывать, что лис просто издевается над ним. Лукавая тварь то и дело подбегала на расстояние выстрела, но стоило только Вигмару потянуться за стрелой, как зверь срывался с места и исчезал в сугробах или кустарнике. Дважды Вигмару казалось, что в тех местах, где вертелся лис, сугробы просели, но поверил он, что это и в самом деле так, только на третий раз, когда наткнулся на проталину в точности там, где зверь какое-то время сидел, помахивая хвостом и насмешливо скалясь. Тогда Вигмар вынул стрелу, наложил её на тетиву и громко сказал: - Сдаётся мне, приятель, что ты сродни троллям! И труслив ты в точности, как тролль! Он понял, что не ошибся, поступая так, потому что зверь тут же возник прямо перед ним, на расстоянии выстрела. Вигмар был готов к его появлению и мгновенно спустил тетиву. Лис метнулся в сторону и опять скрылся в осиннике. Вигмар побежал за ним, держа наготове вторую стрелу. Заметив, где в просвете мелькнула рыжая шкура, он снова вскинул лук, но тут раздался громкий треск, и прямо на него из осинника выломился разъярённый лось. Это был могучий самец, из-за суровой зимы всё еще не сбросивший рога. Вигмар бросил лук и рванул с плеча кожаный ремень, удерживавший копьё. Лось нагнул голову и с рёвом ринулся вперёд. Вигмар видел, что не успеет нанести удар, и попытался увернуться. Правая лыжа вдруг зарылась в снег и, видно, наткнулась на кочку, так что Вигмару пришлось опереться на копьё, вместо того, чтобы выставить его перед собой. Лось уже готов был поднять его на рога, как вдруг прямо перед его мордой полыхнула ослепительная вспышка рыжего пламени. Зверь от неожиданности шарахнулся в сторону, разворачиваясь и открывая бок. Вигмар не стал ждать ещё большей удачи и изо всех сил метнул копьё. Оно вошло зверю под лопатку и, похоже, достало остриём до сердца, потому что лось вдруг замер, неловко переступил подгибающимися ногами, покачнулся и рухнул. Вигмар тоже сел на снег, потому что ноги отказывались стоять. Лис уселся в отдалении и дважды насмешливо тявкнул. - Странно ты поступаешь, тролль, - отдышавшись, сказал Вигмар. – Если хотел отомстить за оскорбление, зачем было мне помогать? Лис растянулся на снегу, задрав лапы, извиваясь и размахивая пышным хвостом, так что стало похоже, будто он покатывается со смеху. Покачав головой, Вигмар поднялся и, вынув нож, подошел к туше. Работы тут было немало: следовало освежевать и разделать добычу, часть мяса спрятать в снегу, а другую часть, сделав волокушу, доставить в усадьбу. Едва он взялся за огромные рога, чтобы повернуть тушу на бок, как они сами собой отвалились, едва не поранив ему ноги. Лис опять радостно запрыгал, и нетрудно было догадаться, что каждый неловкий поступок дает ему повод для веселья. Однако всё изменилось, когда Вигмар проколол жилу на шее лося и стал сцеживать кровь. Тролль нетерпеливо заскулил, и попытался подобраться поближе, опасливо поглядывая на торчащее в снегу копье и лежавший рядом с ним лук. - Трусишь, ведьмино отродье? – усмехнулся Вигмар, вспарывая лосиное брюхо от паха до грудины и выворачивая внутренности. – Ладно уж, иди сюда. Если по справедливости, то в этой добыче есть и твоя заслуга. И, сказав это, бросил изрядный комок потрохов подальше от туши. Лис взвизгнул и молнией накинулся на свежатину. Жрал он быстрее, чем огонь поедает сухое дерево: пока Вигмар отделял от туши голову и голени, от кучи потрохов ничего не осталось, кроме больших алых пятен на снегу. Тролль же, облизываясь, развалился неподалёку и с любопытством наблюдал за разделкой. Закончив работу и схоронив часть мяса в снегу под стоявшей на краю опушки елью, Вигмар взял копьё и направился в осинник, собираясь срубить несколько молодых деревьев, чтобы связать волокушу. Тролль отнёсся к этому спокойно и, проводив его взглядом, свернулся в клубок, видно, собираясь вздремнуть. Вигмар только головой покачал, подумав о том, что, должно быть, проклятие Хольды изрядно отдалило его от людей и приблизило к нечисти, раз тролль чувствует себя рядом с ним так же спокойно, как охотничья собака. Когда всё было должным образом сделано, в лесу почти стемнело, а Вигмар присел на край волокуши, чтобы немного передохнуть. Взгляд его упал на лосиные рога, закреплённые в передней части самодельных саней, и он наконец вспомнил, зачем вообще отправился в лес. - Эй, тролль! – обратился он к лису, шнырявшему неподалёку. – А ведь ты, видно, неспроста вывел меня на лося. Это будет хорошая жертва, ведь корабль Гуннара Сварта скальды называли «носитель костяной короны». До сих пор казалось мне, что этот кеннинг(26) означает оленя, но теперь я точно знаю, что это «Лось». Лис подобрался поближе и, усевшись на снег, широко улыбнулся. Зубы его были белыми и острыми, как у касатки. - Сдаётся мне, что родич будет рад новому носовому украшению для своего дрэки, так что отправлюсь-ка я не в усадьбу, а прямиком к кургану. Луна светит ярко, небо чистое – к полуночи как раз доберусь. Тролль вдруг забеспокоился: подскочил, отбежал к лесу, тявкнул, потом вернулся, завертелся на месте, не приближаясь, и снова отскочил. Вигмар поглядел на него и решил, что мысль о ночном походе к кургану пришлась ему не по душе. - Что? – сказал он. – Опять струсил, отродье великанши? Лис вдруг оскалился, припав на передние лапы, зарычал, а потом злобно затявкал – совсем как собака, которой погрозили палкой. Вигмар равнодушно пожал плечами. - Что ж, дело твоё. Не хочешь идти со мной – отправляйся в свой Ётунхейм(27). Тролль тявкнул в последний раз – почти обиженно, – развернулся и, махнув пышным хвостом, исчез в осиннике. Вигмар же подобрал копьё, встал на лыжи, накинул на плечо лямку и, рывком стронув волокушу с места, пошёл в сторону холмов. Там он собирался свернуть на закат, к Раудфьорду, где на одном из увалов высился курган Гуннара Сварта. Надо сказать, что время он рассчитал верно, потому что к фьорду вышел незадолго до полуночи. Спустившись по распадку к увалу, Вигмар увидел курган. На его северной стороне вздымался гребнем снежный намёт, а на южной из-под белой пелены проглядывали камни. Луна была полной и светила ярко, так что было хорошо видно, куда ступать, чтобы не переломать лыжи. Вигмар оставил волокушу шагах в тридцати от кургана и, взвалив на плечо огромные рога, не уступавшие размахом орлиным крыльям, поднялся по склону. Там, у подножия рунного камня, он положил рога на землю, смёл рукавицей снег с надписи и сказал: - Приветствую тебя, славный родич. Я принёс тебе дар, который, думается мне, тебя порадует. Мои отец и мать хотели почтить тебя, когда давали мне имя, и надеялись, что твоё покровительство будет не лишним. Однако вышло так, что, кажется, прогневил я не только Мать Прях. Прости, что редко я славил тебя, поднимая рог с пивом, но, если мне суждена долгая жизнь, надеюсь, я исправлю свой проступок. Здесь и сейчас перед лицом Богов я обещаю, что каждый Самхейн(28) лучшее сокровище из военной добычи будет становиться твоим. Взамен я прошу лишь одного: подскажи мне, как снять проклятие Хольды. Сдаётся мне, если я от него не избавлюсь, то сам превращусь в какую-нибудь нечисть вроде Гренделя(29). Позорить же свой род и славных предков – худшая судьба из возможных. Поклонившись до земли, Вигмар спустился с кургана и, набрав в перелеске хвороста, развёл огонь с подветренной стороны, у подножия южного склона. Когда лосиное мясо слегка прожарилось, он взял большой кусок и отнёс его на вершину кургана, положив с другой стороны от рогов, и лишь после того, как должное было исполнено, поел сам. И почти не удивился, услышав шелест крыльев над головой и заметив мелькнувшую на снегу тень. Большой ворон спустился на рунный камень и, потоптавшись на нём, сипло каркнул. Это был хороший знак, потому Вигмар усмехнулся и сказал: - Здравствуй, тёзка. Раздели со мной пищу и передай поклон моему родичу Гуннару Сварту. Ворон снова каркнул, слетел на мясо и принялся жадно рвать его острым клювом. Вигмар же сидел у огня и ждал, что будет дальше. Насытившись, ворон взлетел на камень, умостился на нём и, прикрыв веками блестящие бусины глаз, задремал. Сведущему человеку понять намёк было нетрудно. Вигмар поднялся, принёс с волокуши лосиную шкуру и, перевернув её мездрой вниз, улёгся возле огня, ибо походило на то, что родич собирается побеседовать с ним во сне. Так оно и вышло. Едва Вигмар закрыл глаза, как луна скрылась за облаком, стало темно, и курган открылся. Вышедший из кургана и приблизившийся к огню мужчина показался Вигмару знакомым. Это было не удивительно, потому что очень похожее лицо он видел всякий раз, глядя в спокойную воду. Волосы родича были черны, как оперение ворона, сидевшего у него на плече, и выглядел Гуннар почти как живой человек, если не обращать внимания на то, что кожа его имела цвет зимней луны, а глаза отливали звериной зеленью. Вигмар решил, что следует поприветствовать старшего родича стоя, дабы не выглядеть неучтивым невеждой, и ему удалось подняться на ноги, хотя он сильно сомневался, получится ли это сделать во сне. - Приветствую тебя, родич, - сказал он. – Я благодарен, что ты откликнулся на мой зов. По душе ли тебе мой подарок? Гуннар посмотрел на него горящими волчьими глазами, потом неторопливо кивнул и, повернувшись к западу, указал рукой на другую сторону фьорда. Вигмар взглянул туда, где тёмные, обдуваемые ветрами скалы, на которых почти не задерживался снег, охраняли вход во фьорд. А те внезапно приблизились, словно он в одночасье стал великаном и в один шаг оказался рядом. И чем дольше он смотрел, тем больше ему казалось, что это не те скалы, не тот фьорд, да и земли эти принадлежат вовсе не халейгам(30). Каждая вещь здесь как будто имела некую скрытую суть и была совсем не тем, чем казалась. «Смотри!» - прозвучал у него в голове бесстрастный холодный голос. И в тот же миг на вершине одного из чёрных утёсов Вигмар увидел огонь. Гуннар положил правую руку ему на плечо, и оказалась она так же холодна, как заледеневшая на морозе сталь. Вигмар стиснул зубы и подумал, что не стоит давать родичу понять, будто что-то не так, потому ничем не выказал, что терпит сильную боль. Гуннар сделал шаг, и Вигмар шагнул вместе с ним, стараясь не думать, что под ногами – пустота. Они разом оказались вблизи этого пламени, и тогда Вигмар не сумел сдержать возглас удивления. На утёсе сидел уже знакомый ему рыжий лис - тот самый. Только теперь он выглядел немного иначе: шкура его переливалась красным, чёрным и золотым, точно жар большого костра, а над острыми ушами и хвостом, которыми он непрестанно подёргивал, взвивались золотые искры. Воздух вокруг него дрожал и тёк, как бывает возле открытого огня. Гуннар отпустил его плечо и, сурово нахмурившись, жестом показал: «Молчи!» Затем вынул из висевших на поясе ножен длинный меч с заострённым концом. Едва он поднял клинок, как по лезвию пробежали юркие змейки зелёного огня. Лис не замечал чужого присутствия, и Вигмар про себя решил, что тот по какой-то причине не видит их с родичем. Гуннар же одним взмахом начертил в воздухе перед троллем руну Льда. Волны огня и света продолжали двигаться, но лис замер, и только глаза его вспыхнули яростью: видно, понял он, что нечто невидимое творит над ним колдовство. Однако было уже поздно: Иса сковала его, и ни убежать, ни броситься на незваных гостей он не мог. Гуннар опять взмахнул мечом – трижды, - и на чёрных камнях вспыхнули три Турса – три одинаковых руны, окончательно пленившие тролля. Между ними легли три руны Науд – Принуждение. В воздухе полыхнула Хагал - Изменение. И завершила дело Перт, раскрывающая истинную суть. Девять могучих Рун, девять Сил – по числу миров Иггдрасиля(31). Лис заскулил и начал меняться. Его лапы удлинились, превратившись в ноги и руки. Вытянулось и посветлело тело, голова лишилась узкой острозубой морды и приобрела очертания человеческой. Огненная шкура отступила с живота и груди, с боков и бёдер, обратившись буйной копной волос – по-прежнему переливчатых, подобных пляшущим языкам пламени. Вигмар ещё не успел ощутить недостаток воздуха от того, что затаил дыхание, а перед ними уже стояла молодая девушка с белой кожей, на плечах, груди и лице густо усыпанной золотистыми веснушками. Пламя длинных рыжих волос окутывало её, будто плащ. Лицо её было узким, подбородок – острым, а глаза – жёлтыми и немного раскосыми, отчего сходство с лисой оставалось явным. Она повела головой, как зверь, который принюхивается, и сказала: - Не знаю я, какое колдовство вас скрывает, но ведомо мне, что вас тут двое. Один живой, потому что пахнет кровью, а второй мёртвый, потому что пахнет землёй. Покажитесь, если вы не трусы! Вигмар, зачарованный её дикой красотой и звонким голосом, шагнул было вперёд, но родич остановил его, вскинув меч поперёк груди. Ледяной голос снова прозвучал в его голове: «Стой на месте! Это лишь другой облик, но не истинная суть!» Похоже, что так оно и было. Потому что с девушкой вдруг начало твориться неладное. Она оскалилась, согнулась и закричала так, будто что-то причиняло ей невыносимую боль. А потом вдруг вспыхнула бешеным пламенем, рухнула на четвереньки и стала расти так быстро, что захватывало дух. Тело её вновь покрылось огненной шерстью, лицо превратилось в оскаленную звериную морду, гигантские лапы крушили камни, сверкающие расплавленным золотом когти взрыли гранит, будто мягкий дёрн. Всё ещё тлевшие в воздухе и на земле руны полыхнули ослепительным светом и погасли – их магия просто сгорела, когда над выгнутой спиной огненной лисы неудержимым, свирепым штормом взвились до неба пятнадцать огромных хвостов пламени. Вигмар успел только выдохнуть: «Грюла(32)!» - как Гуннар схватил его за плечо, и утёс вместе с беснующейся на нём огненной великаншей стал стремительно удаляться, пока не исчез в ночной темноте. После того, что довелось увидеть, морозная ночь накануне Имболка, знакомый до последнего закоулка Раудфьорд, заснеженный курган и мёртвый родич, стоящий рядом, показались Вигмару такими же привычными и родными, как его спальное место в длинном доме усадьбы. Он зачерпнул горсть снега и, умывшись, почувствовал, что лицо саднит, словно он сутки провёл у кузнечного горна. - Ты видел, - гулким и по-прежнему бесстрастным голосом произнёс Гуннар. – Только этот Огонь поможет тебе. Грюла, дочь Сурта(33). Огненная Лиса. Дикое Пламя Муспельхейма(34). Приручи его – и заклятье падёт. - Ты, верно, смеешься надо мной, родич, - хмуро сказал Вигмар. – Она – один из самых могучих Духов Севера. Как мне поладить с ней? - А разве не сама она пришла за тобой? – ответил ему Гуннар. – Значит, и ты ей зачем-то нужен. Узнай, зачем - и поймешь, как следует поступать. Тогда Вигмар поклонился ему и сказал: - Благодарю тебя, родич. Я последую твоему совету. Гуннар же усмехнулся и молвил так: - Не самый богатый дар ты мне принёс, но для меня он дороже, чем ты думаешь. Достойный подарок требует такого же отдарка. Возьми, - и протянул Вигмару свой меч вместе с ножнами. – Сдаётся мне, он тебе ещё понадобится. Пользы от него больше живому, чем мёртвому. Сделан он двергами(35) и заклят против великанов(36). Если кто-то из них окажется поблизости, он даст знать об этом. Вигмар бережно принял меч у него из рук и ещё раз поклонился. Гуннар улыбнулся и, кивнув на прощание, пошёл к кургану. Ворон кружил у него над головой. Когда чёрное нутро земли раскрылось, чтобы принять в себя то, что ей принадлежало, Гуннар вдруг обернулся и, указав на ворона, произнёс: - Если будет нужна помощь, без которой не обойтись, скажи об этом ему. Он передаст мне весть. Прощай. Курган замкнулся за ним, а ворон сел на камень и, нахохлившись, замер. Стало тихо. Посыпался мелкий снег. Вигмар повернулся к костру и увидел самого себя – спящего, закутавшись в лосиную шкуру. От этого зрелища по спине пробежал мороз, и Вигмар, положив себе же под руку меч Гуннара и закрыв глаза, представил, что ложится у костра. Едва он это сделал, как наступила темнота. Проснувшись, он сел и огляделся. Меч действительно лежал рядом, и Вигмар на треть выдвинул его из ножен, чтобы убедиться, что ему всё это не мерещится. Взглянув на курган, он заметил, что лосиные рога исчезли, и непохоже было, что их засыпало снегом. Ворон тоже куда-то пропал, но стоило Вигмару оживить костёр и отрезать кусок мяса от второй лосиной лопатки, как тот тут же объявился и, важно прошагав по снегу, уставился на жарившийся над огнём ломоть. Вигмар усмехнулся, отрезал от куска почти половину и положил её на лосиную шкуру рядом с собой. Ворон с подозрением поглядел на него и подобрался поближе. Вигмар сидел, не шевелясь, несмотря на то, что оставшийся над огнём кусок мяса начал уже подгорать. Ворон опасливо ступил на шкуру, вытянул шею и, схватив ломоть, отбросил его в сторону – подальше от человека. И только после этого принялся за еду. Когда же с мясом было покончено, он взлетел и уселся на край волокуши. Вигмар поел, пожевал свежевыпавший снег, во рту тут же превратившийся в воду, присыпал кострище, свернул шкуру и положил её на волокушу. А потом впрягся в лямку и зашагал в сторону Оленьей Долины. 16) Имболк – один из восьми солярных праздников; день переходной четверти на солнечном календаре, на полпути между зимним солнцестоянием и весенним равноденствием; отмечается при первых признаках весны. 17) Остара – праздник весеннего равноденствия 18) вик – (др.- норв.) а) залив; б) морской поход 19) сэконунг – (др. – норв.) морской конунг, так называли военных вождей, не имевших своего наследственного земельного владения и большую часть времени проводивших в морских викингских походах 20) одаль – родовое наследственное земельное владение 21) в Сигтуне и Уппсале – Сигтуна - город в центральной Швеции, расположен на берегу озера Меларен, связанного проливом с Балтийским морем; основан ок. 1000 г. н.э.; один из важнейших торговых, политических и религиозных центров раннего средневековья. Уппсала – город на обоих берегах реки Фюрисон недалеко от её впадения в озеро Меларен; главный религиозный центр скандинавского язычества; прославился своим гигантским языческим храмом. 22) волчья всадница – хюндла, ведьма; по преданиям хюндлы ездили верхом на волках, используя в качестве узды змей 23) Нифльхейм – «обитель туманов» — в германо-скандинавской мифологии один из девяти миров, земля льдов и туманов, местообитание ледяных великанов, один из девяти миров Ясеня; в сказаниях говорится, что Нифльхейм находился к северу от изначальной бездны Гинунгагап 24) Гримнир у Гейррёда – Вигмар намекает на песнь Старшей Эдды, которая называется «Речи Гримнира» и рассказывает о том, как Один(Гримнир) вынужден был провести девять ночей между костров, разведённых по приказу конунга Гейррёда, подозревавшего в нём злонамеренного врага. 25) Миклагард - Константинополь 26) кеннинг – иносказание использовавшееся в скальдической поэзии 27) Ётунхейм - в германо-скандинавской мифологии — один из девяти миров Ясеня; земля, населённая великанами-ётунами; по легендам был сотворён асами к востоку от Мидгарда для Бергельмира и его потомков; от Асгарда Ётунхейм отделяет река Ивинг; Ётунхеймом правит король Трюм; главное поселение Ётунхейма — Утгард; также упоминаются расположенные там Железный лес и Каменные горы. 28) Самхейн (Самайн) – праздник уборки урожая и окончания полевых работ, один из восьми солярных праздников; на полпути между летним солнцестоянием и осенним равноденствием; знаменовал собой окончание одного сельскохозяйственного года и начало следующего; длилось празднество семь суток (по трое суток до и после самого Самхейна 29) Грендель - страшное чудовище из англосаксонской эпической поэмы «Беовульф» 30) халейги – жители Халогаланда 31) Иггдрасиль – «Конь Одина», Ясень, Мировое Древо, удерживающее вселенную, состоящую из девяти миров 32) Грюла – огненная великанша, дочь Сурта. 33) Сурт – огненный великан, владыка Муспельхейма; согласно предсказанию вёльвы (провидицы) в Рагнарёк его орды двинутся на север, чтобы сразиться с богами-асами; битве Сурт убьёт Фрейра, его меч срубит мировое дерево Иггдрасиль, и это станет началом гибели всего мира. 34) Муспельхейм - в германо-скандинавской мифологии один из девяти миров Ясеня, страна огненных великанов, огненное царство, которым правит великан Сурт со своей супругой Синмарой. 35) дверг(и) – согласно Старшей Эдде, тёмные альвы, жители Свартальвхейма, непревзойденные мастера кузнечного и ювелирного дела (фактически гномы) 36) великаны – ётуны и хримтурсы, представители наиболее древних волшебных рас вселенной Ясеня; по представлениям скандинавов великаны далеко не всегда отличаются огромным ростом; они могут выглядеть как угодно и способны менять облик, прикидываясь предметом, животным человеком и т.д.