Friend or Foe. Part 1

У всех в жизни случаются моменты, когда хочется уединиться и подумать. Когда таковые наступали у Гарри, он впадал в достаточно глубокий транс, начиная анализировать все, что он сделал – или не сделал – не так. В последние где-то четыре месяца, впрочем, его несчастную голову в такие моменты занимал еще и очень важный вопрос, на который ответ все не находился. Почему Луи все еще с ним? Почему он все еще не разочаровался и не бросил его, не фыркнул, в ответ на идиотские поступки и мелкие происшествия, и не выставил его с работы и из своей жизни. Было бы справедливо, наверное. Или просто логично. Впрочем, кто такой Гарри Стайлс, чтобы рассуждать о логике, верно? Все дело было в том, что после первого свидания, состоявшегося в тот самый понедельник после удачных выходных у Луи, последовало еще одно, а затем еще и еще. Это было удивительно для Гарри, радовало, конечно, но устрашало. Хотя поводов для страха Томлинсон не давал, но, вместо этого, Стайлс все время предоставлял достаточно их для смеха – и, возможно, даже издевательств, в особо тяжелые дни. Почему-то Томлинсон не надрывал живот от смеха над его поведением – и не выставлял на посмешище, во всяком случае, прилюдно. Даже когда на первом свидании Гарри, с его весьма развитой аллергией на орехи, заказал себе дивный десерт, в котором, как оказалось, было предостаточно арахиса. Оказалось это в тот момент, когда спустя минут десять после первой ложечки, вместо ответной реплики со стороны Стайлса, Луи услышал свистящие вдохи и хватающего ртом воздух, собственно, собеседника. Почему этот идиот не носил с собой лекарство – известно одному Санта-Клаусу, однако администрация ресторана быстро пришла на помощь, и после укола парень смог дышать гораздо свободнее, хотя приятно красный оттенок цвета лица преследовал его до самого дома. Луи боялся, что парень задохнется теперь уже от стыда. Открывать рот Гарри боялся – поток глупостей так и сидел на языке, а позориться сильнее он не хотел. И плевать, что это было уже невозможно, чисто теоретически, опозориться еще больше, но сам факт, а так же невероятно-красивый Луи, в темно-синей рубашке и прямых черных брюках, сидевший рядом и мило гладивший руку, справляться с собой не помогал. Да что вообще могло помочь ему, после такого позора? Парень искренне надеялся, что в тот момент, когда такси высадит его у дома, у начальника и несостоявшегося-а-очень-жаль партнера хватит такта, не смеяться над ним перед водителем. Ну, должен ведь остаться человек, перед которым он еще не опозорился, верно? Вот и Стайлс так думал. Но машина остановилась у дома Луи, а это значило, что Гарри будет коротать полминуты поездки к своей квартире в одиночестве. - Ты так и собираешься тут сидеть? – вырвал его тогда из тоскливых размышлений Томлинсон, который открыл дверь и уже выбрался наружу, и стоял, разглядывая Гарри, чуть склонив голову. Немой вопрос, видимо, был настолько явно читаем в глазах нерадивого аллергика, что начальник лишь тяжело вздохнул и протянул руку: - Да трижды я бы тебя отправил к тебе домой, чтобы ты сожрал себя живьем, а затем еще немножко закусил арахисом, а я бы лишился начальника отдела, который только-только начал работать на прибыль. Идем, - сделал акцент на последнем слове тот. - Но я… - Если ты сейчас попробуешь себя опустить снова, я вытащу тебя, убью и закопаю где-нибудь на ближайшем дворе у соседей. - Луи, тут у всех квартиры, - укоризненно протянул Гарри, все еще сомневаясь в собственной адекватности – и в том, что слух не подводит его, вкупе с глазами. - Ради тебя – найду специально. Простите, - обратился мужчина к водителю такси, с которым уже давно расплатился, так что тот весьма нетерпеливо наблюдал перепалку на заднем сидении, - не подскажите, где тут рядышком домики с уютными задними двориками, где может найти последнее пристанище мирный трупик? Судя по взгляду, который получил Томлинсон, таксист не только знал, но уже примерял, как будет закапывать пассажиров, что все не могли прийти к общему знаменателю. Все эти глупые дроби. Дальнейших возражений Луи не потерпел, вытаскивая Гарри за руку и захлопывая дверь как раз вовремя, чтобы машина покинула площадку перед квартирным комплексом в целостном состоянии. Ну, хотя бы тут совесть Луи должна же была быть чиста. Гарри больше не препирался, странно затихнув и не реагируя на шутки (ладно, не такие они уж и смешные были, но мог ведь и хмыкнуть, ради приличия. Ох уж эта молодежь, никаких манер…), а это говорило о многом. Той ночью они почти не спали – разговоры шли обо всем на свете, о жизни (Стайлс, я должен знать, на что еще у тебя фобии, кто-то в этом доме обязан это помнить!), о детстве (Будь я твоей сестрой, я бы тоже на тебе пытался научиться плести косички. Впрочем, ты бы уже был лысым), а так же о том, о чем даже не догадались бы заговорить, если бы речь не зашла совершенно случайно (я даже не буду спрашивать, почему ты считаешь, что мятный шампунь вкуснее клубничного, просто не буду). Встреча за встречей, вещи друг друга, зубные щетки и полки для одежды, ночь за ночью в квартирах друг друга, по очереди – хотя Луи предпочитал свою квартиру, поскольку там всегда была еда на завтрак и что-то перекусить вечером, ибо все съестные припасы у Стайлса не задерживались. Ну, если уточнить, то странно задерживались. Словно бы по какому-то древнему закону подлости кудрявоволосых, у него всегда заканчивалось что-то одно. Либо чай, либо молоко, яйца, хлеб, сыр, хлопья – черт, да однажды у него волшебным образом не оказалось воды, поскольку он забыл купить большую упаковку. Гарри Стайлс и жизнь, и как с этим мириться. Луи думал, что может писать по этой теме руководство. На удивление, такое вот сосуществование его не раздражало, а дивная рассеянность и неуклюжесть Гарри не вызывали желание убить (ну, изредка если. Ладно, не изредка, но все же гораздо реже, чем могли бы, между прочим), лишь меланхолические размышления на тему того, сколько и чего еще можно нанести себе и окружающим вреда, чтобы вселенной этого показалось достаточно. Вселенная очень любила, по видимому, Гарри. Во всех смыслах, а иногда даже без подготовки и анально. Больно и обидно, печальнее всего – совершенно несправедливо. Но самой кудрявой неуклюжести вкупе с нерасторопностью жизнь казалась прекрасной сказкой, эдакой помесью всех диснеевских в одном флаконе – и, ну вы понимаете, принц тут выбрал не очаровательную незнакомку, а вполне знакомого зеленоглазого неудачника, как считал Стайлс. Что и возвращало его к предмету размышлений его в редкие часы уединения с самим собой и сладкими потоками мыслей. За что, как, почему и, что очень важно, сколько еще? В те моменты, когда он позволял себе задумываться над последним вопросом, паника накрывала его с такой силой, что начинали дрожать мизинцы на ногах – а ведь до этого он даже не подозревал, что это возможно. Луи Томлинсон – невозможное возможно, с тысяча девятьсот восемьдесят… а, ну и черт с ним, не в том суть. Вольготно рефлексируя в горячей ванной, Гарри лениво рассматривал, как лопаются пузырьки пены на его руках, глубоко вдыхая аромат какой-то успокаивающей пены для ванн с многообещающим эффектом кожи как у младенца после первого же применения. Почему никто не обещает жизни, беззаботности младенца? Гарри глодали сомнения, что он хоть когда-нибудь, в таком случае, решил бы повзрослеть. Дело в том, что именно вот в этот насущный момент, парня заботила одна очень серьезная проблема, к которой он никак не мог подступиться. Ну и, понятное дело, сказать о ней Томлинсону, которого напрямую это касалось, тоже никак нельзя было. А дело было в том, что за все это время, Стайлс банально не знал, кем он, все же, приходился Луи. Казалось бы, их отношения-не-отношения тянулись уже достаточно долгое время, за которое они успели перезнакомить всех друзей – впрочем, Лиам не отзывался так уж хорошо о Стэне, но это было терпимо, - отметить день рождения Луи, Рождество (раздельно, с семьями, но неважно) и Новый год, а на днях был день рождения еще и Гарри, но они удивительным образом умудрялись не разговаривать о них самих. Вернее, Стайлс мягко обходил стороной эту тему и упоминания о ней, поскольку Луи все равно не давал не то что прямого ответа на смежные вопросы, но с огромным успехом отвлекал и переводил стрелки. Так что Гарри понял, что тут он ничего не добьется – если не припрет к стене и не потребует объяснений, но проблема была в том, что это начинало давить. Огромным грузом на и так, в общем-то, непонятные отношения. Кто они? Вроде бы и друзья, друзья по сексу? Да нет, ведь сначала был секс. С другой стороны, они весьма часто ходили на свидания – без арахиса, теперь уже – так что их вполне можно было назвать парой. Наверное. Неопределенность действовала на нервы кудрявому, а тот, в свою очередь, выводил из себя Томлинсона. В довершение ко всему, хозяин квартиры, которую снимал Гарри, продлевать договор отказывался, поскольку, неожиданно, он разводился с женой, и им нужно было делить имущество. Что было совсем не на руку – хотя и контракт заканчивался лишь через две недели, мужчина очень просил съехать пораньше – и даже возвращал деньги за это время. Проблема была лишь в том, что ни одна из квартир, которые предлагали в агентстве по съему жилья, ему не нравились – неуютные, неудобное расположение, странный район, странные соседи… и да, он привередничал, но это было оправдано, ему ведь там, вообще-то, жить. Так что безуспешные размышления о его непонятной личной жизни – и квартирном положении – приводили парня в отчаянье, из которого, казалось, совсем не было выхода. Гарри вздохнул, выпуская воду и смывая с себя пену под струей душа. Он никогда не был помешанным на контроле фриком, но было неплохо знать, что хоть что-то в жизни зависит от тебя. Но на работе был Луи, в постели – Луи, а квартиры уже почти не было. Восхитительные перспективы на пороге двадцатичетырехлетия, фыркнул про себя парень. На кухне его ждал неконтролируемый сюрприз – ну, все тот же, но неожиданно появившийся там, поскольку Луи должен был задержаться на работе на дольше, а не весело махать вилкой и уплетать чудесно пахнущую лапшу с креветками. Совершенно нечестно. И Гарри понял, что катастрофа неизбежна. - Что празднуем? – ровно спросил Стайлс, все же пытаясь не допустить ссору. - Четверг, - пожал плечами мужчина, показывая на соседнюю тарелку: - Угощайся. Я не хотел сегодня идти куда-то ужинать, так что… вот. Гарри медленно сел, отчаянно пытаясь прикусить язык и не дать следующим словам слететь с языка. Не помогло: - То есть, ты не хочешь со мной светиться на людях? Не поднимая взгляда от еды – и особо не вникая в разговор – Луи отправил в рот очередную порцию лапши: - Бред какой. Мы с тобой часто где-то бываем, почему бы сегодня я так поступил? - Мне тоже интересно, - Гарри чуть повысил голос. - Хватит, давай не начинать этого, ладно? – в глазах Томлинсона явно виднелась усталость, и парню было его жалко, но еще больше жалко себя, глупое поведение, которое, к сожалению, не оправдывало его, потребность принимать решения самостоятельно выводила из равновесия, а проблемы и мысли слишком накрутили. - Ну, почему же, а я бы хотел знать сейчас. У нас все время не сейчас, вокруг да около, все обходим и заминаем. - Подожди, - Луи устало потер виски и зажмурился. Когда он распахнул глаза, взгляд его чуть прояснился. Томлинсон включил рабочий режим. – Ты сейчас о чем конкретно? Формулируй, пожалуйста, проблему. - А ты не видишь? – почти вскипел Гарри. – Ну что же, я скажу. Ты замечательно устроился, просто восхитительно. У тебя всегда под боком есть кто-то, с кем можно обсудить дела, с кем можно поговорить о работе и не только, кто добровольно согласен выполнять все, что ты прикажешь, этот же человек тебе готовит завтраки, периодически кормит и всячески обожает и пляшет вокруг. Ночью этот же человек с тобой спит, повинуясь во всем, что только вздумается. Все это, конечно, за просто так. А вот тебе, оказывается, так сложно сказать человеку о том, что ты чувствуешь. Что хочешь. Кто этот человек для тебя. Зачем он тебе. Да, черт тебя дери, ты даже в шутку ничего сказать не можешь, цепенеешь сразу же, улыбаешься и бежишь за пивом, за мороженым, да за чем угодно – лишь бы не проговориться, не сказать что-то. Стайлс не кричал, он почти не повысил голос – почему-то ему казалось, что так, наконец-то, им удастся договориться, прийти к чему-то, понять. Что он, возможно, услышит то, что хочет. Черт, да ему просто хотелось называть человека, с которым практически живет и трахается, своим парнем. Своим. Спасибо хоть Луи давно еще сказал, что спать ни с кем другим он не разрешает – и сам не будет. Впрочем, какая разница. Как обычно, Луи замер на месте, не донеся креветку до рта, но сразу же улыбнулся: - Гарри, ты начинаешь истерику, это глупо. Давай я заварю тебе чаю, а ты пока иди ложись. Сегодня был тяжелый день. - Вот! Ты снова это делаешь! – Гарри сорвался. Он понимал, что это совершенно по-идиотски, но Луи не нужно было мириться с тем, что он непонятно кто человеку, который ему безумно нравится, с тем, что его выселяют из дому – и он не может найти что-то такое, что сможет назвать домом хотя бы через время. Ему не нужно было. Глаза Томлинсона прищурились, и он чуть наклонился вперед: - Стайлс, не повышай на меня голос. Твои слова вообще бессмысленны, мы оба знаем, что это неправда, - четко проговорил каждое слово мужчина. - Мы оба знаем, что это правда! – ладно, но ведь это и была правда. Видимо, пробить Луи было сложнее, чем склепать Гарри обратно. - К черту, Гарри. К черту. Сегодня я буду ночевать у себя, а тебе советую хорошенько выспаться и разобраться в своей голове. Ты меня удивляешь, неприятно удивляешь, все ведь было так хорошо… - с этими словами Томлинсон оказался в прихожей, где снова натянул на себя пальто, где еще оставался снег, местами, и обул ботинки. – Спокойной ночи, Гарри. Он тихо притворил за собой дверь, не оборачиваясь и не замедляясь. Кажется, вот это уже был перебор. Неожиданно в груди стало как-то тоскливо и, почему-то, страшно. Наверное, Луи понял, что ему и даром не сдался такой вот… друг, с обязательствами. И теперь, вместо того, чтобы довольствоваться хотя бы таким общением, он лишил себя любого. Вот теперь, почему-то, Гарри даже перестал себя жалеть. Так и надо ему, очевидно же. Сам дурак и все такое. Если бы он сдержался, если бы он… Впрочем, Луи сказал выспаться, значит, завтра они смогут поговорить? Завтра они…? Наверняка это не конец. Близко к нему, но еще не конец, верно? Сжав виски руками, совсем как Луи перед этим, он почти на автомате прошел в кухню, где убрал всю еду в холодильник, а после – молча, беззвучно, лег на кровать, подтягивая к себе ноги. Он слишком давно не спал один. Он слишком привык. Он слишком. Впрочем, нет. Это Луи слишком. А без Луи – никак. Оставалось ждать лишь завтрашнего дня.