We Are Good

- Накорми меня. Глаза Ифаня вылезли на лоб, когда Чанёль угрюмо зашёл в квартиру, побрёл к дивану в гостиную и плюхнулся на черный диван. Он притащил с собой черный пластиковый пакет и небрежно кинул его на журнальный столик. Ифань с удивлением проследил, как Чанёль схватил пульт и защелкал по каналам. Как будто за последние сорок два дня его отсутствия ничего не произошло. Между настоящим и прошлым, с той последней встречи с Чанёлем образовалась пропасть. - Чт… - начал Ифань, но Чанёль его перебил. - Я голоден, - он надул губки, и Ифань прекратил все расспросы. Чанёль вернулся. Уже было девять вечера, и Ифань давно расправился с ужином. Он прошёл в гостиную и уставился на черный пластиковый пакет. - Разве ты не купил что-нибудь поесть? – Ифань посчитал, что в эту игру можно играть вдвоём. Но Чанёль поглядел на него очень странно, когда тот поднял пакет и шумно вытряхнул содержимое. Там был новый кошелёк и паспорт. И всё. Осознание оглушило Ифаня. Чанёль сбежал из дома. - Я рассказал ему, - произнёс Чанёль так, как будто докладывается Ифаню, – ему не понравилось. Но всё в порядке. Через два месяца я получу диплом, найду работу, и ты тоже. Всё будет хорошо. Но по тону Чанёля не казалось, что всё будет хорошо. Создавалось ощущение бездонного колодца, когда бесконечное эхо заставляло верить в то, что сказали. И только сейчас Ифань понял. - Ты всё спланировал, - изумленно пробормотал он, - абсолютно всё. Моё увольнение, твоё окончание учёбы. С опозданием он вспомнил сцену, когда однажды назвал Чанёля интриганом. Он знал, что Чанёль хочет его защитить, но в данный момент, не слишком-то он был благодарным. - Я ждал, - твёрдо поправил его Чанёль, - мы ждали. Длительное время тишину нарушала лишь болтовня телевизора, пожалуй, слишком громкая и бессмысленная для ушей Ифаня. - Иди домой, - наконец сказал он отрывисто, и Чанёль поник головой. Внутри что-то треснуло и распространилось так быстро, что он был не в силах остановить этот разлом. Его мир рушился от слов Ифаня. - Я не могу, - Чанёль уже не мог скрыть отчаяние в голосе. Но Ифань уже схватил его за руку и потянул с дивана. Он не просил его. Он не просил становиться Чанёля кем-то вроде него. Сиротой. У Чанёля была семья, то, чего так жаждал Ифань. Когда он был маленький, жажда была наваждением, и он хотел этого так сильно, что иногда даже мог чувствовать вкус желания. На вкус оно было как металл, как кровь. И Чанёль не хотел. Мысль о том, что Ифань мог нести ответственность за это, была невыносимой. Он был зол на Чанёля, на себя. Возникло дикое желание что-нибудь разрушить. - Возвращайся к отцу, - процедил он, подталкивая Чанёля к двери, жестко, до боли сжимая его руку, но парень не оказывал сопротивления, когда Ифань его выпроваживал, позволяя обращаться с собой, как со сломанной куклой. - Н-не надо, - сломано прошептал Чанёль, когда Ифань захлопнул дверь прямо перед его носом. Звонок затрезвонил минуту спустя. Ифань опёрся на дверь, но не открыл. После получаса звонков, Лу Хань наконец выполз из своей комнаты, хотя он всегда старался не вмешиваться в личную жизнь Ифаня. - Можно, я открою? – коротко спросил он. Ифань тупо уставился сквозь Лу Ханя, но его разум был в отключке, и парень побрёл в комнату, не получив ответа. Он до сих пор не был уверен, стоит ли вмешиваться. Достав свой телефон, он набрал Джонина. Когда звонки прекратились, Ифань открыл дверь, ожидая увидеть Чанёля. И он сидел там, опираясь на стенку, склонив голову между коленей и свернув спину под таким невероятным углом, как будто кто-то перерубил его пополам изнутри. Ифань не задавал вопросов, он сомневался, а нужны ли слова вообще. Но когда он приблизился, Чанёль вернулся в нормальное положение. Его истерика казалась устрашающе безмятежной. - Он не отвергал нас, он не отвергал тебя. Я был единственным, от кого отказались. Он до сих пор о нас не знает, я не говорил. Всё, что я сказал – это то, что мне нравятся парни. Он сказал, что это неправильно. Он сказал, что я его опозорил. Он сказал, это потому что моя мать умерла, и некому было меня воспитывать. Он сказал, что это была моя вина. Он сказал, что это была её вина. Он сказал, что она любила меня слишком сильно. Он сказал, что она не должна была меня рожать, раз собралась умереть так рано, - глаза Чанёля поникли и он поднял голову, но на его глазах не мерцали даже слёзы. Весь яркий блеск погас. Его голос был удивительно ровным и равнодушным, когда он повторял такие жестокие слова, ввергнувшие Ифаня в шок. Только тогда он заметил слабый отпечаток руки на левой щеке Чанёля и понял, что этот кусок был намеренно вырезан из рассказа. Ифань нежно прикоснулся к красной отметке и почувствовал дрожь в ответ, отголосок того, что его отверг самый близкий родственник. - Я не сбегал и не хотел уходить. Я умолял. Я умолял так сильно, но меня только выставили за дверь, - Точно так же, как ты только что. - Я делал всё, что он от меня хотел. Я стал всем, кем он хотел. Я надеялся, что он полюбит меня так, как моя мама. - Всю жизнь я был хорошим сыном. Но больше я не хороший. - Я ему не нужен. Равно как и тебе. В мгновение ока, с трясущимися руками Ифань притянул его к себе, отчаянно пытаясь извиниться утешить. Чанёль не оттолкнул его, но и взаимностью не ответил. Он продолжал сбивчиво бормотать в оцепенении, а его слова глушились о рубашку Ифаня. Но тот слышал их настолько хорошо, как будто это был пронзительный крик, а не глухой шёпот. - Он сказал, что я ему больше не сын, раз я гей. Он сказал, что я ему больше не сын, раз я гей. ★ Чанёль уже долгое время не вставал с постели. Снаружи он выглядел вполне здоровым и невредимым, но он, как и многие, был сломан изнутри. Такие люди кровоточат, пока не видишь, они страдают так тайно, что можно прожить целую жизнь и ничего не заметить. Но Ифань знал. Каждый день он просыпался возле Чанёля, гладил его по волосам и мягко спрашивал: - Я на работу, с тобой всё будет в порядке? Чанёль всегда кивал и отвечал согласием. Но они оба знали, что он не в порядке. Но здесь мало что можно сделать. Мир не остановится из-за разбитого сердца, и неважно, насколько несправедливым это кажется. Жизнь продолжается. У Чанёля не было причин вставать и двигаться дальше. И вроде бы в этом не было ничего сложного, но он просто уже больше не видел в этом смысла. Он с трудом искал в себе силы подняться с постели и сделать хоть что-нибудь. Он боролся, но быстро сдался. Значительно лучше просто сдаться и лежать на кровати. Это так просто. А жить – слишком сложно. Душ, еда, занятия – всё уже не казалось таким важным. Одеяло спасёт его от всего. Жизнь сконцентрировалась под тёплым коконом. Он уже не считал дни. Ему уже всё равно. Но одной холодной ночью, когда свет погас и Чанёль уже собрался свернуться под тёплым одеялом, думая, что он уже всех отверг, он услышал от Ифаня: - Прости. Одно слово разрезало все слои его защиты. Через некоторое время, он осторожно высунул голову, но глаза Ифаня были закрыты. Чанёль не мог увидеть его глаз, но когда он глянул вниз, то увидел уголок одеяла, оказавшегося в руках Ифаня. Его пальцы были сплетены с тканью вместо пальцев Чанёля. Они до сих пор связаны друг с другом, даже во сне. Чанёль почувствовал бешеное биение сердца и то, как всё снова заболело, когда он вспомнил одно своё обещание. Казалось, прошла уже вечность. Я стану твоим домом. ★ Жизнь не может состоять только из любви. Ифань уже понял, что жизнь может быть жестокой, но он не хотел, чтобы это знал Чанёль. Поэтому, когда на следующее утро он проснулся и увидел возле себя Чанёля, сидящего на краю кровати в чистых джинсах и футболке, выглядя так, словно он только вышел из душа, ему хотелось сказать: «Не уходи, останься». Чанёль молча улыбнулся. Это была одна из самых любимых улыбок: когда уголки губ уже растянулись, но ещё не определились, поползти им вверх или вниз, поэтому так и задержались где-то в середине. Прошло уже так много времени с тех пор, когда Чанёль улыбался в последний раз. Он поднял руку и провёл пальцем по губам Чанёля. Это то, что он так хотел защитить, но всё разрушилось. - Тебе идёт моя футболка, - сделал комплимент Ифань, что окончательно отвлекло от того, что произошло три недели назад, и было громадной жирной ложью. Его белая футболка с V-образным вырезом выглядела огромной на истощавшем Чанёле. И в конце концов это значило, что пояс джинсов был спрятан подолом футболки. Чанёль бросил попытки затянуть пояс, он скрутил его несколько раз так, чтобы он сидел на бёдрах. Ноги казались слишком короткими. Но у нищих нет выбора. - Ты и трусы мои надел? – подначил Ифань. "Я уже и забыл, какая ты задница", – подумал Чанёль, но это явно лучше, чем бы он спросил: «Ты в порядке?», когда очевидно, что нет. И это будет сидеть в голове и мыслях ещё долгое время. Чанёль не был уверен, как долго, но надеялся, что это скоро пройдёт. Ему не нравилось грустить. Он только ещё шире улыбнулся в ответ. - Ты собираешься пойти на занятия? – спросил Ифань. Чанёль снова молча кивнул. Притягивая его к себе за руку, Ифань положил Чанёля на себя. Его кости казались такими хрупкими. Он не осознавал, что его объятия стали сильнее. - Я… - прохрипел Чанёль от того, что так давно не разговаривал. Он прочистил горло. – Я хочу это, чтобы быть хорошим. Теперь наступила очередь Ифаня хранить молчание. Он начал поглаживать Чанёля по голове, признавая, что это уже стало привычкой – запускать пальцы в его каштановые волосы, успокаивая Чанёля, словно он до сих пор был ребёнком. Но Чанёль – не ребёнок. Ему уже двадцать два года. В свои двадцать два, Ифань вкалывал на трёх работах, оставляя на сон всего пять часов в день. Убирая руку Ифаня, Чанёль освободился от его объятий и тихо проговорил: - Я больше не ребёнок. Ифань снисходительно улыбнулся: - Просто я не хочу, чтобы ты повзрослел слишком быстро. - Все когда-нибудь взрослеют, - показная храбрость вдруг исчезла, и Чанёль почувствовал себя потерянным. Он до сих пор не готов выходить в мир, но есть ли у него выбор? Он всего лишь ребенок, который повзрослел за ночь, а новая оболочка висела на нём, как неродная. Опуская голову, Чанёль затеребил подол футболки Ифаня. - Мне нечего терять. Ему даже не принадлежит футболка, которую он надел. Хотя, Чанёль не думал, что ему принадлежит хоть что-то в этой жизни. Он боялся. Но Ифань взял его за руку и без слов сказал, что это то, что у него есть. Через щель в окне просочился сквозняк. Прошлой ночью Ифань не обратил внимание на то, как плотно закрыто окно. Неудивительно, что было так холодно. Выглядывая в окно, Чанёль подумал, что видит намёк на почки. - Уже почти весна.