***
Второй день он провел за границами квартиры, как можно дальше от Джесси, которая осталась на попечение сиделки. Эобард чувствовал: их связь, которую он невольно образовал, становилась только крепче лишь от одного присутствия на расстоянии четкого взгляда. Он не знал, как это убрать, он не мог это убрать, так же как и не мог навредить девочке, но форменное упрямство и последние очаги сопротивления не давали опять просто уступить этот раунд в пользу отцовских чувств. Как оказалось, найти для себя занятие, лишь бы отвлечься от постоянных порывов вернуться назад к дочери, оказалось труднее, чем Эобард ожидал. Старлинг Сити, бесспорно, был занятным местом, будь он в своем привычном амплуа Обратного Флэша или хотя бы профессора Тоуна. Ни то, ни другое с ним теперь не вязалось. Пришлось пытаться увлечь себя покупкой костюма на похороны Тесс и просматриванием информации на Харрисона Уэллса и будущий проект С.Т.А.Р. Лабс. Последнее, впрочем, оказалось весьма удачной задумкой. Не чувствуя привычной мигрени, Эобард с головой окунулся в просмотр уже изданных изобретений звездной пары ученых, Харри и Тесс, и только запланированных — столь примитивных для его времени, но совершенных для этого. Он делал пометки, записывал свои идеи, знания и наблюдения — ученая деятельность всегда захлестывала его с головой, и он мог заниматься этим часами, не чувствуя усталости. Но под вечер позвонила сиделка и ему нужно было возвращаться. Эобард заказал кофе с собой в кофейне, в которой он просидел весь день и ушел в уборную, освежить лицо прохладной водой. Холодные капли медленно стекали с его лица, пока он протирал пальцами уставшие от длительной работы за ноутбуком глаза. Мужчина покрутил голову в разные стороны, разминая затекшую шею, и внезапно замер, встречаясь с собой взглядом в зеркале. Короткие темные пряди, застывшие под глазами синяки и заострившиеся контуры лица. Эобард иронично усмехается — пару недель хорошего отдыха могли бы исправить это, будь они в его распоряжении. Человек в зеркале криво отразил натяжение губ, кидая изогнутые тени морщинок на лицо. Эобард оцепенел, скользя цепким взглядам по контурам чужого лица. Не его. Он неуверенно поднес руку к лицу, прежде чем прикоснуться к своим щекам, провести по скулам. Натянуть упругую кожу под давлением пальцев, все не переставая напряженно всматриваться в искореженное отражение на гладкой поверхности. Это была маска, чужой слепок, который вдруг жутко захотелось содрать, добраться до настоящей плоти сквозь кровь и переплетение живых тканей. К чему-то, что хоть отдаленно будет напоминать его прошлого. Это лицо было похоже на неровную кальку настоящего. И были ли этому ощущению причиной воспоминания Харрисона, которые казались намного ярче и живее, чем это гнусное изображение, или что-то другое, что-то, тревожащее Эобарда намного глубже — ответа не было. Но желание разорвать себя на части и добраться до середины душило легкие мужчины, вызывая лихорадочный приступ удушья. Эо крепко схватился за края раковины, чувствуя, что еще чуть-чуть и керамика треснет под его давлением. Мантра тихо и низко заговорила в его голове, медленно переходя на шепот с его губ: соберись, соберись, соберись… — Ей, ты в порядке? — Эобард вздрогнул, широко открывая закрытые по порыву глаза. Он резко поднял голову, смотря в отражение в зеркале, на незнакомого мужчину, что стоял позади него и обеспокоенно всматривался в его напряженный стан. Его отражение в зеркале выровнялось. Эобард рассеяно мотнул головой, стирая с лица последнее капли воды, и, несмотря на оклик постороннего, быстрым шагом вышел из уборной, забирая свой заказ, вещи и поспешно сбегая из заведения. Вся его жизнь пребывала в постоянной спешке, а сейчас он хотел, чтобы время немного притормозило. Чтобы он нашел способ от схождения с ума.***
На третий день Джесс впервые заплакала. Была глубокая ночь, как оказалось, подходящее время для работы, в меру дневных перебоев с электричеством. Обосновавшись в глубине квартиры, в кухонной зоне, откуда свет не долетал бы до мирно спящей Джесси, Эобард просматривал последнее новости Централ Сити, подыскивал приемлемое жилье. Разбавления равномерного гудения компьютера и стука клавиш гулким грохотом и натужным плачем он никак не ожидал. Рывок красной молнии пронесся по помещению, отбрасывая насыщенный алый цвет на разлетевшиеся стопки бледных бумаг и папок. Могло произойти что угодно: в гостевой в конце концов могла продолжиться тотальная деформация стен и потолка, безрассудный грабитель решил сыскать здесь поживы или…. Или его могли отыскать призраки времени. Но выжидая в настороженной стойке возле кровати Джесси и пристально всматриваясь в ночные тени, разбросанные по всем поверхностям, он не видел ни опадающих кусков стен, ни посторонних личностей, ни зловещих фантомов. Из знакомой обстановки квартиры выбивался лишь перекинутый порывом грозового ветра пластиковый вазон с цветами у подоконника и развевающиеся, подобно морским парусам, бесцветные занавески. Плач Джесси так же стих. Эобард раздраженно выдохнул, чувствуя как от напряжения свело его мышцы. По первому же мимолетному порыву, зову опасности, он, не раздумывая, пренебрег всей осторожностью и использовал спидфорс. И ради кого? Ради какого-то малолетнего ребенка, чьим отцом он даже не являлся? Мужчина с зарождающимся внутри досадным гортанным рычанием рывком обернулся в сторону ребенка, чувствуя, как по венам опять проносится энергия. Нужен лишь еще один порыв… Эобард застывает, наталкиваясь на заплаканный, испуганный взор, на доверчиво протянутые в его сторону руки. Джесси тихо хнычет, тянется к нему, кажется, дрожит, и он не может вытянуть из себя этот последний порыв. Вместо этого он мешкает пару длинных мгновений и делает неуверенный шаг к ней и вместе с ощущением ускользающего из тела спидфорса подхватывает её к себе на руку, свободной рукой стирая влажные дорожки на пухлых щеках. Маленькие пальчики вцепляются в ночную футболку, пока девочка еще дрожит на крепких руках, и Эобард выдыхает теплое дыхание на её голову. — Потеряла меня? — звучит даже и без капли подразумевающейся насмешливости. Мужчина, отвлекая, качает ребенка на своих руках, успокаивая тихим, спокойным шепотом — таким, какой нужен и ему самому. — Я здесь, все хорошо. Джесс все еще хныкает, но намного реже, истерика сходит на нет. И Эобард все равно не может заставить себя задуматься над этой ситуацией. «Потом» — простой ответ.***
На четвертый день хоронили Тесс. Эобард едва ли мог вспомнить количество лиц, что успели пройти мимо него, высказывая свои соболезнования. Они все были затянуты в однообразную черную одежду, как будто пытаясь скрыть свои личности, но мужчина и не сильно горел желанием узнавать их. Он видел среди всей этой безликой толпы двоюродных брата и сестру Тесс, но за всю похоронную процессию они перекинулись только одним приветственным кивком — не удивительно, если учитывать то, что именно его винили в её смерти. О, как недалеко они были от истины. Грозовая погода все еще не отпускала Старлинг-Сити. Эобард отдаленно, в стороне от основной толпы, стоял под зонтом, вместо однотонного голоса священника вслушиваясь в ритмичный стук капель о навес и немигающим взглядом скользя по бледному лицу женщину, которую он должен был любить. В похоронном бюро постарались на славу. Все мелкие царапины и дефекты на её молочной, с синеватым оттенком коже были профессионально загримированы, волосы солнечного цвета аккуратно уложены на мягкой подушке, а нежно кофейное платье со своими мелкими складками мягко и не вызывающе подчеркивало какой красивой когда-то была эта женщина. То, чем Харрисон восхищался в ней, наравне с её умом. Эобард поджал губы, чувствуя, как задрожали его веки. Вид Тесс, её мертвая бледность, лишенное тепла и улыбки лицо вызывали неприятный отклик, сворачивали внутренности в тугой узел, вынуждая напряженно сжимать пальцы в кулак и сглатывать застрявший в горле горький комок. Голос священника стих. Эобард ощутил влажную дорожку на своей щеке, которую тут же стер и поспешно отвел взгляд, лишь бы не заплакать. Черные промокшие одеяния зашуршали от движения, люди стали медленно подходить к гробу и топтаться возле него, высказывая свои последние слова уже мертвой женщине. Медленно бежевую ткань её платья украсили бутоны цветов, что вкладывали родственники, друзья, коллеги. Очередь дошла и до Эобарда. Он медленно склонился над Тесс, всматриваясь в бледные тени на коже, и рвано выдохнул. Все же, она была красивой. Будь у них возможность, шанс, он бы без сомнения попытался заслужить её расположение и ту любовь, которую она дарила Харрисону. Он не хотел сейчас спорить с самим собой: были ли это его, Эобарда, собственные чувства или же навязанные впитанным сознанием — на короткие мгновения они вносили в его жизнь ранее неведомые, вызывающие волнующий трепет чувства, и за это он был благодарен. Его сухие губы в интимном, прощальном жесте прижались к её губам, разделяя все несказанные извинения Эобарда и прощания Харрисона. После всего, она была такой же безвольной жертвой той войны, которую он вел с Флэшем, как и Нора. Они не должны были умирать. — Я никогда не забуду тебя, — слова на выдохе растворились в пропитанном грозой воздухе, и Эобард легко отстранился от женщины, вкладывая белую розу в её руку, лежащую на груди. Его взор застилала прозрачная влажная пелена, которую, отходя от гроба, он усердно стирал со своего лица, не позволяя ни единой слезе слететь с его лица. После всего, это уже была лишь пустая оболочка, тело, лишенное духа и сознания — лишь один процент от того, чем была Тесс. Но он попрощался. Пути до квартиры он вспомнить не мог, как будто его сознание отключилось на всю поездку в такси с кладбища до парковых аллей. В квартире его встретила сиделка и взволнованно, как надоедливая наседка, носилась вокруг него. Её пустой треп даже не проникал сквозь стену, что построилась в его голове, пролетал все мимо и мимо, избавляя Эобарда от раздражительного фона. Он не слышал соболезнования женщины, не слышал прощания, не слышал громкого хлопка входной двери. Его голову заполняла звенящая пустота — впервые за всю жизнь Эобарда, и он чувствовал себя потерянным, безвольным. Ему однозначно нужно было чем-то заполнить время, отвлечься от переполнивших тело неуместных чувств, но он не мог заставить себя даже подняться с пола, оторваться спиной от стены и убрать руки со своей головы. Он думал, что у него еще есть время, что еще не поздно дать задний ход и предотвратить слияние личности Харрисона с его собственной. Что он сможет воспротивиться всему этому, как всегда выиграть эту шахматную партию и не дать неудобной частице Уэллса создать какую-либо угрозу для его планов. Он ошибался. Он проиграл еще в тот момент, когда посреди темной усыпанной осколками и деталями автомобиля трассе уступил стремлению Харрисона к дочери. Эобард иронично хмыкнул и зарылся пальцами в темные волосы. Прикрыл глаза, с трепетом выдыхая, и безудержно засмеялся, разрывая пространство комнаты нотками отчаяния, признанного поражения и переполняющейся последней каплей чаши эмоций. Его обыграли в его же игре. Удивительно. То, что смех перетек в истерику, он заметил только в тот момент, когда по его щекам ручьями текли слезы. Судорожные, лихорадочные всхлипы вырывались из груди, не заглушаемые никакой силой воли. Все то, что копилось в нем за последнее несколько недель, теперь вырывалось наружу, проливая свет на битые части его души. Он чувствовал себя хуже, чем в ночь убийства Норы, когда все его тело было одной сплошной раной, а спидфорс мучительно, по крупицам покидал каждую клеточку его тела. Его как будто ломало изнутри, чтобы потом перестроить на новый лад. Внезапно по квартире пронесся пронзительный детский плач. Эобард мгновенно повернул голову в сторону Джесси. Девочка была развернута в его сторону, цеплялась пальцами за деревянные столбцы перегородки и заливисто рыдала, орошая лицо крупными каплями. Мужчина рывком поднялся на ноги, размашистыми движениями стирая влагу со своих щек, и быстрыми шагами оказался возле девочки, бережно подхватывая её под руки. — Хэй, малышка, — Джесс громко всхлипнула и протянула руки к нему навстречу, пытаясь найти тактильный контакт ладошками, прежде чем вновь залиться слезами. — Тш, Джесс, ну ты чего. Эобард осторожно прижал её к себе, укладывая на груди, и глубоко вдохнул, сглатывая горечь и утирая еще одну волну непрошенных слез со своих глаз. Девочка должна была бояться его, она не должна была так доверчиво цепляться пальцами за белую рубашку и беззащитно прижиматься к его груди. Но она как будто чувствовала, что что-то в нем оставалось, что-то от её отца. Что-то светлое. Что-то связывающее их. — Тише-тише, милая, — Эобард медленно раскачивался, баюкая девочку на своих руках, и в мимолетном порыве прижался к её голове губами. — Это папа глупый, вот и плачет. А ты не плачь, милая. Он тепло выдохнул в её макушку, поглаживая по спине, и прислушался к стихающим всхлипам, едва заметно приподнимая уголки губ в улыбке. — Мы будем в порядке… — продолжая охрипшим, но заботливым голосом, он неспешно подошел к окну, всматриваясь в подтеки дождливой погоды на окне. Сейчас он действовал на одних эмоциях, как бы непривычно это не ощущалось для его тела. — Я обещаю тебе, Джесси, все будет хорошо. Девочка не плакала. Он тоже. Впервые за последнее время он чувствовал себя спокойным. Вечером того же дня Эобард перетащил одноместную кровать в уголок Джесси, обосновав её как раз рядом с её детской кроваткой. Арендаторы могли засунуть свои возмущения куда подальше — радостная, веселая улыбка Джесси стоила этого. Он просидел с ней до поздней ночи, наплевав на все советы сиделки, и лишь когда девочка начала засыпать сидя, мужчина выключил свет и уложил дочь рядом с собой на кровати, позволяя ей прижаться к его руке. Эобард дал обещание, которое у него еще был шанс выполнить. А пока, после всех лет, он все же мог заслужить каплю чего-то подобного, отдающего уютом и миром.***
К полудню пятого дня они были уже на полпути к Централ Сити.