Отрывки памяти

      Римус вместе со школьниками оказался в больничном крыле Хогвартса. Он помог мадам Помфри перенести пострадавших и наблюдал, как лодыжку Джинни исцелили в два счёта. С Невиллом тоже не оказалось особых проблем, и мадам Помфри обещала отпустить мальчика в течение часа. Ушибы Полумны, хоть и были довольно многочисленными, на деле оказались несерьёзными, а вот Рон с Гермионой требовали особого внимания.       Люпин дождался момента, когда мадам Помфри закончила первичный осмотр и заявила, что сможет поставить всех ребят на ноги. Это принесло ему короткое облегчение, и, понимая, что работа закончена, Римус засобирался к выходу из замка.       — Выздоравливайте, — пожелал он детям и уже торопливо направился к двери, когда его остановил возглас Джинни.       — Профессор… то есть, Римус… с вами всё в порядке? — натянуто спросила она. Римус развернулся и понял, что несколько пар глаз уставлены на него в ожидании подробностей. Всё это время Люпин молчал, а дети оставались в неведении касательно битвы возле Арки Смерти.       Если честно, он совсем не хотел, да и не мог говорить о произошедшем.       — Кто-то… что-то случилось? — заметив оторопь Люпина, мадам Помфри пыталась подбирать слова как можно деликатнее. Она вообще славилась своей культурой и приятной интеллигентностью, которой порой недоставало многим. Мадам Помфри оставалась такой всегда, даже во времена его учебы в Хогвартсе. Во времена, когда «Мародёры»…       Сердце кольнуло, выпустив в кровь новую порцию боли. По лицу Римуса пробежала судорога.       — Сириус Блэк упал в Арку, — Невилл нашёл слова первым, и все тут же перевели на него взгляды. Нос ему уже выправили, и мальчик говорил правильно, полностью выговаривая все слова. — Беллатриса Лестрейндж оглушила его.       Джинни охнула и прижала руки ко рту. Рон вынырнул из объятий сна и завертелся по сторонам.       Римус встретился взглядом с мадам Помфри. Она дрожала, а в усталых глазах целительницы стояли крупные слёзы. Не удержавшись, волшебница чуть слышно всхлипнула, все ещё покачивая головой, не веря тому, что случилось. Подобно Римусу чуть ранее, в Комнате Смерти, у мадам Помфри просто не укладывалось в голове, как Сириус Блэк мог перестать существовать за один короткий миг.       Только сейчас Римус заметил, как сильно она постарела. А ведь для целительницы они навсегда останутся детьми, которым нужна забота. Мадам Помфри потеряла ещё одного негодяя, частого завсегдатая этого крыла, а ещё — храброго, обаятельного, живого мальчишку с поразительным лающим смехом. Сириус не был в составе учеников уже много лет, однако Хогвартс сегодня лишился члена семьи.       Все молчали, и только Полумна нашла, что сказать.       — Мы очень соболезнуем Вам, профессор, — по привычке сказала она. В отличие от остальных ребят, Полумна и Невилл знали Люпина только в пределах школы, когда тот преподавал в Хогвартсе. Полумне не требовалось ничего объяснять, каким-то образом она сама догадалась о силе его связи с Сириусом, и за это Римус был очень ей благодарен.       Обернувшись к ней, Люпин коротко кивнул, а затем почти бегом направился к воротам замка.       Воздух был удушающим, тяжёлым, он сдавливал гордо со всех сторон. Римус шёл, сгорбившись и опустив глаза, впервые мечтая покинуть школу как можно скорее. Столько знакомых мест. Столько воспоминаний. Столько отрывков из памяти, которые причиняли боль. Вот здесь они сидели после экзаменов СОВ, а там, с той стороны, Гремучая Ива…       Все школьные воспоминания Римуса были связаны с Бродягой, а теперь его нет. И больше никогда не будет.       Выйдя за пределы замка, Люпин с облегчением вздохнул и, заметно поколебавшись, трансгрессировал на площадь Гриммо.       Оказаться внутри было ещё болезненнее. Здесь всё напоминало ему о Бродяге, и, оказавшись в доме, Римус постарел на несколько лет.       В кухне его уже ждали Кингсли с Аластором Грюмом.       — Как Тонкс? — не здороваясь, спросил Римус. Он заметил повязку на голове Грозного Глаза.       — В больнице святого Мунго, — тихо ответил Аластор. — Ей сильно досталось от Беллатрисы, но целители сказали, что она выкарабкается. Молодой организм, — он слегка пожал плечами, — справится с чем угодно. Правда, Тонкс пока без сознания.       — Странно, что ты сейчас не с ней, — сказал Бруствер.       — Не пускают, — отмахнулся Грюм, и на его изрешеченном лице просквозила досада. — Сказали, приходить не раньше завтрашнего утра. Если хочешь, — магический глаз уставился на Люпина, — можем сходить вместе.       Люпин кивнул в знак согласия. Все молчали. Никто не решался заговорить о Сириусе, и Римус втайне радовался этому. У него больше не было сил. Он так устал сражаться, бороться со смертью, вымаливая время для себя и своих друзей, что желания жить такой жизнью у него больше не было.       Кингсли долго смотрел на Римуса, и, слегка спохватившись, взмахнул волшебной палочкой. С полок слетели три стакана, а из погреба показалась бутылка с огненным виски. Наполнившись до краев, один из стаканов подлетел к Люпину, уткнувшись ему в рукав мантии. Римус не глядя принял напиток, до хруста сжав стекло в ладонях.       — За Сириуса… — тихо произнёс Грозный Глаз, и трое залпом осушили стаканы. Затем Римус, не сказав ни слова, повернулся и направился к выходу. На него накатила смертельная усталость, ему не хотелось никого видеть, и единственное, в чём Римус хранил надежду — это в долгом, бесконечном сне, который никогда не закончится. Ему не хотелось ждать появления Дамблдора, слушать сообщение о начале Второй магической войны, о появлении Волан — де — Морта и изменениях в Министерстве. Узнавать о том, что в доме больше небезопасно, по крайней мере, до тех пор, пока не обнаружено завещание Сириуса или о том, что временно штаб переносится в другое место во избежание вероятных проблем.       Ему было на всё наплевать.       Кингсли хотел что-то сказать Люпину вдогонку, однако Грюм остановил его.       — Не трогай его, пусть идёт. Парень сегодня потерял часть себя. Ты же знаешь, как они с Блэком были дружны.       — Они были одной семьей, — протянул Кингсли.       Римус поднялся в свою комнату, изо всех сил игнорируя помещение с вывеской, хранившей имя его лучшего друга. Оказавшись в своей тихой крепости, Люпин наглухо запер дверь. К его удивлению, у оборотня хватило сил, чтобы помыться и привести себя в порядок. Заветный сон больше не шёл к нему, и, посидев немного в оцепенении, Люпин потянулся к чемодану.       Старые карточки, как обычно, ждали его в специальном конверте. Римус вытащил их все и, перетасовав их, оставил в руках ту, где был вместе с другом. Поднявшись на ноги, он поставил карточку, прислонив её к стенке, а сам сел за стол и снова и снова рассматривал пожелтевшую по краям фотографию.       Его друга больше нет, а значит, эпоха «Мародёров» официально окончена. У Римуса сжалось сердце. Бродяга. Сириус с Джеймсом приняли его в самый тяжёлый момент. Сириус был тем, кто предложил Поттеру стать анимагами, чтобы поддержать Римуса. Сириус провёл несколько лет, обучаясь такому колоссальному труду ради того, чтобы Люпин не оставался один. Сириус доводил его своими насмешками, постоянными намёками о ликантропии, хвастался своими успехами и журил Люпина за назначение старостой. А ещё заступался за Люпина, когда кто-то задавал вопросы о его отсутствии, выгораживал Римуса перед учителями, беря вину на себя за их общие шалости. Утешал его, когда Лунатик потерял мать и всегда делал всё, лишь бы Римус не оставался один. Делал всё, лишь бы из глаз Люпина исчез этот дикий отблеск одиночества, который так пугал его самого.       А теперь его нет, и больше никогда не будет. Нет Джеймса, нет Лили, нет Бродяги. Сейчас Римусу было стыдно перед друзьями. Он жалел о том, как мало общался с Блэком в последнее время, пропадая на заданиях вместо того, чтобы сидеть взаперти с Бродягой. Римус был выжжен, опустошен, отравлен собственной болью, и не было никого, кто мог бы его утешить. Сейчас Римус как никогда нуждался в Тонкс, но её тоже не было рядом, и он остался один в этом огромном холодном мире.       Возможно, это и к лучшему. Люпин вновь посмотрел на друга, улыбающегося ему на фотографии. Да, так будет лучше. Люпин потерял так много близких, и ещё одну потерю он точно не выдержит. Грюм и Кингсли были правы. Сегодня Люпин потерял часть себя, часть своей семьи, человека, которому он был по-настоящему нужен.       Не сдержавшись, Люпин закрыл лицо и, дав волю чувствам, тихо заплакал.       Это так трудно — сказать своему другу «прощай».

***

      Первая мысль, которая пришла в голову — боль. Кстати, о голове. Где-то со стороны затылка кровь дико пульсировала, и Нимфадора невольно поморщилась. Она с трудом открыла глаза, втайне опасаясь нового прилива боли.       Глаза долго фокусировались, настраиваясь на работу, и, наконец, спустя пару мгновений туман исчез, и Тонкс разглядела знакомые родные глаза. Нимфадора тут же выдохнула, задыхаясь от неожиданной радости.       — Римус, — тихо произнесла она. Люпин слегка улыбнулся и крепче сжал её руку.       — Ты сейчас в больнице, — осторожно сказал он. — Но не волнуйся, — спешно вставил замечание Римус. — С тобой всё будет в порядке.       — И тебе здравствуй, — прозвучал голос слева от неё. Тонкс повернулась и обнаружила Аластора Грюма. Слишком резко. Голова тут же закружилась, а к горлу подступила желчь. Дора снова поморщилась.       — Ладно, ладно тебе, я пошутил. Не поворачивай голову слишком резко. Да это и ни к чему. Ты же помнишь, — Грюм указал на свой магический глаз, — у меня обзор куда шире твоего.       — Выглядишь отвратительно, — произнесла она, не сдержав улыбки. Голова Аластора была перевязана белоснежным бинтом.       — Знал, что ты оценишь. Я вообще не хотел его носить, но целители настаивали, — заявил Грозный Глаз. — Но завтра точно избавлюсь от этой мороки.       Тонкс осторожно вернулась к Люпину и осмотрела его как следует. Римус молчал и лишь продолжал сжимать её ладонь. Тонкс попыталась припомнить, как Римус выглядел в последний раз, перед битвой, и кое-как сообразила, что Люпин успел переодеться.       — Похоже, я долго была в отключке, — протянула метаморфиня.       — Со вчерашнего дня, — кратко ответил Люпин, и его взгляд почему-то помутнел. За это время оборотень должен был отдохнуть, однако круги под глазами почему-то стали ещё ярче.       — Как там ребята? Вы их отыскали? Как Гарри? — тут же выпалила она.       Римус и Грюм переглянулись.       — Нечего волноваться, — начал издалека Аластор. — Поттер цел и со вчерашнего вечера находится в школе, под контролем Дамблдора. Грейнджер и Уизли в больничном крыле, но с ними всё обойдётся.       — Здорово. Значит, всё хорошо?       Грозный Глаз снова обменялся тревожным взглядом с Люпином. Это не укрылось от Нимфадоры, и девушка нахмурила лоб, пытаясь сообразить, что эти двое от неё скрывали. Боль никуда не пропала, и мысли с трудом перемещались в мозгу, заставляя Нимфадору ещё больше нервничать.       — Что случилось?       Римус опустил глаза в пол. Грюм напряжённо вздохнул. Он был так близко, что Нимфадора расслышала, как у него в груди что-то клокочет.       — Есть ещё одна новость, — Грюм положил свою костлявую ладонь ей на плечо. Может быть, для поддержки, а может, чтобы Нимфадора не вздумала вставать с места. — У нас есть потери.       Грюм решил сообщить всё напрямик, не давая шанса для пустого обмана.       — Кто-то из наших? — в неверии спросила Дора и услышала, что со стороны её голос звучал совсем глухо, и к тому же дрожал от напряжения.       Римус продолжал изучать пол, не произнося ни звука. А ведь в такую минуту Люпин был бы почтительным, вежливым человеком — он оставался таким всегда, при любых обстоятельствах. Значит, здесь правда что-то не так, раз Римус так раздавлен.       О, нет. Среди них был только один человек, потерять которого Люпин боялся больше всего на свете.       — Сириус? — шёпотом спросила она. Римус кивнул, не зная, что ответить. А, может, ком по-прежнему стоял у него в горле, и Люпин предпочитал молчать, чтобы сдержать эмоции.       — О, Римус, — позабыв о страхе боли, а также о ладони Аластора Грюма, всё ещё сжимавшей плечо, Тонкс выпрямилась и тут же полетела в объятия к оборотню. — Мне очень, очень жаль…       Шокирующая новость подействовала и на неё. К глазам подступили слёзы, и Тонкс заплакала. Всё-таки, как ни крути, они с Сириусом приходились друг другу роднёй, и теперь часть её семьи была вырвана с корнем. Тонкс плакала, жалея себя, жалея Орден, потерявшего соратника, жалела Гарри, снова осиротевшего, и, конечно же, Римуса, который остался совсем один.       Сейчас она так жалела, что не могла быть с ним рядом в этот печальный момент. Двое — лучше, чем один, особенно, когда смерть стоит на пороге.       Объятие Римуса было крепким. Люпин аккуратно поддерживал её спину и чуть притянул девушку к себе, перехватывая на себя её вес. Это принесло облегчение, и боль Нимфадоры немного утихла.       — Мы сообщили твоим родителям о произошедшем. Они скоро будут здесь, — устало произнёс он.       Нимфадора разомкнула объятия и, вдруг засмущавшись, вернулась на подушки. Слова о родителях привели её в чувство, и, всё ещё ощущая жар на щеках, девушка перевела взгляд на Грюма. Тот вовсе не злился и, кажется, сделал вид, будто ничего не случилось. А, может, это было действительно так, однако для Нимфадоры присутствие Римуса было уже фантастическим. Он так упорно избегал её, а теперь сидел здесь, проявляя заботу… От такого и выздоровление пойдёт легче.       — Нимфадора! — послышался вскрик со стороны двери, и в проёме появились двое: дородный мужчина с мягкими чертами лица, а также утончённая женщина с седеющими волосами, поразительная похожая на Беллатрису Лестрейндж.       Тонкс снова поморщилась. После нескольких замечаний все перестали называть девушку полным именем, и только мама оставалась собой, каждый раз заставляя дочь краснеть, злиться и начинать изъявлять претензии заново.       — Мам, ну я же просила не называть меня так…       Увидев Андромеду, Римус неловко вздрогнул. А он и забыл, как сильно та была похожа с родной сестрой. Той самой садисткой, которая убила Сириуса…       Люпин с трудом сохранил равнодушный вид и, вновь опустив глаза в пол, поднялся на ноги и уступил место матери Тонкс. Андромеда тут присела на стул, даже не проводив Римуса взглядом. Она плакала, сжимая в руках аккуратный накрахмаленный платок, и, вытерев новые слезы, протянула ладони к дочери, пытаясь потрепать её по щеке.       — Спасибо, — поблагодарил Тед вместо супруги. Римус коротко улыбнулся и отошёл в сторону, давая возможность Теду протиснуться ближе. Грозный Глаз неуклюже крякнул и, наконец, отошел в изголовье. Теперь родители свесились по обеим сторонам от дочери, и орденовцы почувствовали себя лишними. Грюм тут же засобирался домой, а Римус вспомнил о профессоре Макгонагалл, лежащей тут же, в этой палате. Извинившись перед Тонкс и её родителями, он отошёл в сторону кровати Минервы и просидел возле волшебницы около получаса.       Когда Люпин хотел незаметно покинуть палату, Тонкс всё же его заметила и окликнула оборотня по имени.       — Ты… вы ещё придёте? — с неприкрытой надеждой спросила она. Тонкс не была уверена, что Люпин захочет приходить сюда сам, в одиночестве. К тому же, вокруг имелись посторонние уши, а Нимфадоре не хотелось высказывать свою привязанность при родителях. Ей не хотелось смущать его.       Андромеда, Тед и Дора уставились на Люпина, и Римус почувствовал себя неуютно. Он не любил подобного рода давление, особенно сейчас, находясь в больнице. Особенно сейчас, когда он окончательно решил дистанцироваться от Тонкс — правда, ещё не решил, как вести себя в то время, пока девушка идёт на поправку. Он, право, не может бросить её сейчас, в этот трудный момент.       — Даже не сомневайтесь, — подала голос Минерва, которая тоже услышала вопрос Нимфадоры. — Римус обещал принести мне несколько книг, да ещё пару кроссвордов. Они от нас уже никуда не денутся.       Тонкс улыбнулась ему самой лучшей улыбкой из всех, а Римус подумал, что избавиться от Нимфадоры теперь будет не так-то просто.