Отрывки памяти

      Прекрасным солнечным днём неподалеку от маленькой деревушки послышался странный хлопок, и спустя мгновение на дороге появились двое: высокий седеющий мужчина и девушка с неприлично яркой причёской. Трансгрессировав, волшебник сначала посмотрел ей в глаза и, только поймав Тонкс взглядом, решил осмотреться по сторонам.       — Нам нельзя трансгрессировать возле дома, — пояснил он. — Отец живёт в деревне вместе с маглами. Могут возникнуть вопросы.       — Без проблем, — после краткой проверки они устремились по узкой тропинке. Римус шёл медленно, Тонкс — вприпрыжку. Неподалёку виднелась небольшая деревушка с низкими домиками, посреди которых возвышалась местная церковь.       — Когда ты был здесь в последний раз?       Люпин напряг память.       — Я заезжал к отцу после того, как уволился из Хогвартса, — признался он.       — Вы не виделись так долго? — с ужасом спросила Нимфадора.       Люпин пожал плечами.       — Спустя недолгое время возобновилась работа Ордена. Стало как-то не до этого.       — И ты ещё говоришь, что я редко вижу свою семью, — с укором произнесла Тонкс.       Люпин нежно приобнял её. Возможно, Нимфадора и правда была права. На протяжении своей одинокой жизни Люпину всегда не хватало таких вот замечаний.       — Зато теперь у меня есть ты, — произнёс Римус. Это было самым весомым аргументом из всех возможных, ведь работа в Ордене привела к их знакомству.       Нимфадора мягко улыбнулась ему. Люпин этого ждал и, не сдержавшись, порывисто поцеловал её. Вскоре они направились дальше, вступая в границы уютного поселения. Обогнув главную площадь и церковь, они направились в самый конец улицы.       — Мои родители переехали сюда, когда я заканчивал Хогвартс. На всякий случай решили поселиться подальше, — тихо произнёс он. Нужный дом располагался последним — почти на границе леса.       Увидев знакомые ворота, Римус занервничал. Он не видел отца уже несколько лет, а теперь снова оказался дома и, к тому же, не один, а с Нимфадорой. Всё это время Люпин поддерживал связь с отцом с помощью писем, а иногда общался с Лайеллом через сеть каминного пороха. Перед прибытием он предупредил отца о приезде, правда, больше ничего уточнять не стал.       Открыв входные ворота, Римус и Тонкс оказались на небольшом участке с высокой изгородью и быстро направились к входной двери. Возле входа Люпин замялся и решил перевести дух. Заметив его тревогу, Дора понимающе улыбнулась и сжала его руку.       — Не волнуйся, — несмотря на разницу в возрасте, Тонкс была куда мудрее Римуса. — Он ведь тебя так ждёт. Всё в порядке.       — Ты готова? — спросил он, понимая, что на самом деле поддержка нужна лишь ему. Сердцу стало совсем тревожно.       — Готова, — шёпотом ответила она.       Сделав глубокий вдох, Люпин постучал в дверь. Наступило тревожное молчание, и Римус с Тонкс напряжённо вслушивались с тишину. Затем эта тишина сменилась чьим-то суетливым и быстрым шагом, а спустя ещё один краткий миг дверь распахнулась перед гостями.       На пороге стоял седовласый волшебник с таким же мягким взглядом, как у Римуса. Он был немного пониже сына, а на его лице не было знакомой Нимфадоре бледности, хотя голова волшебника стала совсем седой. Лайелл жадно изучал наследника из-под стёкол узких очков, сияя от радости.       — Римус!       Перешагнув через порог, Люпин — младший крепко обнял отца. Тонкс застыла на пороге, переминаясь с ноги на ногу, а затем, устав смущаться, тихонько прошмыгнула внутрь. Лайелл продолжал обнимать сына и поначалу не заметил гостью.       — Я так рад, что ты приехал, — выпустив Римуса из объятий, Лайелл продолжал вглядываться в уставшее лицо сына. Воспользовавшись моментом, Дора успела рассмотреть комнату как следует. Они находились в круглой прихожей с открытыми дверями по бокам, из которых светило солнце. Неподалёку от входа расположилась высокая вешалка, и Дора обрадовалась, что успела её заметить. Мало ли что, с её-то везением…       Похлопав отца по плечу, Люпин спешно обернулся к Тонкс и, осторожно взяв её под локоть, подвёл ближе к Лайеллу. Люпин — старший бросил удивлённый взгляд на девушку, особенно задержавшись на её волосах. Тонкс тут же засмущалась, и цвет волос замерцал, как мигающая лампочка.       — А это Нимфадора, — начал Римус. — Мы…       Он осёкся на полуслове. Готовясь к визиту к отцу, Люпин так и не придумал, как лучше представить Дору Лайеллу. Римус ведь не мог привести её и прямо на пороге сообщить о том, что Тонкс — та, которую он любит.       К счастью, его выручила сама Нимфадора. Сегодня ей предстояло выпутывать Римуса из сложных душевных ситуаций. Несмотря на смущение и алые щёки, метаморфиня протянула Лайеллу руку.       — Мы познакомились в Ордене, — заявила она. Лайелл, всё ещё впечатлённый способностями метаморфини, завороженно пожал ей ладонь.       — Вот оно что… — протянул он и после этого перевёл взгляд на Римуса, а затем снова вернулся к Тонкс, соображая, что происходит на самом деле. Прихожая погрузилась в молчание, неловкое и неуклюжее, пока Лайелл не пришёл в себя и не прокричал:       — Да что же мы стоим! Давайте, я помогу вам…       Лайелл тут же подбежал к Нимфадоре и помог снять дорожную мантию.       — Простите. Гостей у меня почти нет, я позабыл, каково это — ухаживать за другими, — осторожно признался он. Римус закатил глаза, а Дора не удержалась от сдавленного смешка. Ситуация была знакомой до неприличия.       — Ой, а это Вам, — спохватившись, Дора протянула волшебнику коробку со сладостями, специально купленную по этому поводу в Косом переулке. Тонкс с особым рвением хотела испечь что-то сама, однако Римус быстро остудил её пыл, посоветовав перенести знакомство с кулинарными шедеврами на следующий раз.       — Спасибо, — Лайелл бережно принял коробку. — Я очень люблю шоколад, — признался он, придвинувшись ближе, будто рассказывал Доре самый важный секрет на свете. Тонкс засмеялась над его заговорщицким тоном.       — Что ж, может, пока посидим в гостиной? — предложил Лайелл. — Обед не готов, стоит подождать ещё немного…       — Может быть, Вам помочь? — тут же с готовностью спросила Тонкс. Вообще-то, метаморфиня всегда отличалась дружелюбием, но все остальные, едва услышав о её неуклюжести, тут же отказывались от предложенной помощи в любом виде.       — О, нет, нет, отдыхайте, — Люпин — старший смущённо улыбнулся, и эта улыбка была Доре до боли знакомой.       — Давайте лучше помогу я, — предложил Римус. На его лице играла усмешка. Очевидно, он представил масштабы трагедии в кухне на тот случай, если бы Лайелл принял предложение Тонкс.       Люпин — старший заколебался.       — Ничего страшного, — сказала Дора. — Я пока тут осмотрюсь, — предложила она.       — Что ж, тогда можете посидеть в гостиной, — Лайелл отвел её в ближайшую комнату, свет из которой был самым ярким.       Люпины вскоре покинули её, а Нимфадора осталась одна в маленькой комнате отдыха. В гостиной всё говорило о своих хозяевах. Небольшой патефон и старый приёмник, книжный стеллаж и стопки газет характеризовали Люпинов как нельзя лучше. Стены увешаны небольшими картинами, а на столике множество фотографий. Пройдя в сторону кресел, Нимфадора тут же направилась к ним и протянула руку к одной из потускневших рамок. К её удивлению, карточка оказалась магловской — изображённые на ней люди оставались на местах, застыв в своём времени. С фотографии на метаморфиню смотрела молодая пара — Лайелл и Хоуп, мама Римуса. Юные родители её любимого, счастливые и смущённые, смотрели прямо в камеру. Хоуп, с лёгкой улыбкой на устах, крепко держалась за Лайелла, а тот, сияя, был ошеломлён собственным счастьем.       — Это старое фото. Сделано ещё до того, как мы поженились.       Дора не заметила, как Люпин — старший оказался рядом. Как и Тонкс, Лайелл любовался фото, а в его потускневших глазах виднелись остатки воспоминаний. На лице отца Римуса сияла улыбка.       — А почему она не волшебная? — спросила она.       Лайелл рассмеялся.       — Мы тогда только встретились. В те времена всё было старомодно, совсем не так, как сейчас, — произнёс он. — Познакомившись с Хоуп, я поначалу не решался сказать, что был волшебником. Так что пришлось изображать из себя магла, — усмехнувшись, произнёс Лайелл. — Это фото сделано в парке, многие друзья Хоуп гуляли там. Очень по-магловски…       — Но она ведь приняла вас? — спросила Дора. В отличие от её семьи, у Люпинов было всё по-другому. Ведь её отец, Тед, хоть и был выходцем из маглов, всё же учился в Хогвартсе. Здесь история звучала совсем иначе.       — Да, приняла, — подтвердил Лайелл, кивая. — Хоуп была такой понимающей… Что бы ни случилось, она продолжала верить в меня, представляете? — Старший Люпин смотрел на фото с тоской и печалью. — Без Хоуп моя жизнь потеряла весь смысл. Не знаю, как бы я справился без неё, особенно, когда с Римусом случилось несчастье. Я винил в этом только себя…       Послышался громкий кашель, и, вздрогнув, Нимфадора и Лайелл посмотрели в сторону двери. Римус молча наблюдал за ними. Его лицо было непроницаемо, но Дора догадалась, что он уловил часть разговора. Обсуждение нападения Сивого всегда было ему неприятным, и Люпин был готов сделать всё, чтобы как можно быстрее переменить тему.       Лайелл это знал и посмотрел на сына виновато и с некоторым отчаянием.       — Обед готов. Думаю, его лучше есть горячим, — произнёс он.       — Да. Отличная идея, — опустив голову, Лайелл повёл Нимфадору в сторону кухни. — По правде сказать, хозяин из меня неважный… — всё ещё чувствуя неловкость, хозяин дома поспешил сменить тему.       — Я тоже, — усмехнувшись, ответила Дора. — Я жутко неуклюжая.       — Не может этого быть! — картинно заявил он, и Тонкс поймала себя на мысли, что Лайелл ей очень понравился.       — Очень даже может, — вставил замечание Римус. — У нас много времени — ты ещё успеешь оценить всё своими глазами.       Втроём они последовали на кухню и принялись за обед. Лайелл рассказывал Доре о своей работе и поразительном знакомстве с супругой. Это время было для Люпина самым счастливым, и Лайелл не скупился на красочные истории.       — Мне было почти тридцать. Направляясь в тот лес ловить боггарта, я и не думал, что встречу свою судьбу…       Впрочем, Нимфадоре тоже было, что рассказать. Лайелл порядком удивился, узнав, что метаморфиня была мракоборцем, и, тем более, любимицей самого Грюма.       — Невероятно! — удивлялся он. — Никогда бы не подумал, что у Аластора могут быть любимчики.       — Вы знаете Грозного Глаза? — с любопытством спросила Дора, принимая кусочек шоколадного торта.       — Мы встречались, — признался Лайелл, разливая всем чай в широкие фарфоровые чашки. — Как-то перекинулись парой слов. Это было очень давно. Тогда все части тела у него ещё были на месте…       Лайелл говорил, а Нимфадора слушала, пытаясь понять, на кого из родителей похож Римус. Внешне, должно быть, он больше напоминал Хоуп, а вот характер унаследовал от обоих. Временами в Лайелле проглядывались знакомые ей черты характера, мелкие привычки и лёгкость общения. Однако истинное дружелюбие и сочувствие Римус приобрел у Хоуп — для этого у человека должна быть большая душа, больше, чем обычная ненавязчивость. Тонкс пожалела о том, что никогда не сможет её увидеть.       А ещё Лайелл сохранил чувство вины и старался избегать любых вопросов, связанных с одиноким детством своего сына. Римус тоже не касался этой щекотливой темы, позволяя сохранить тон ужина в тёплой уютной атмосфере.       Немного погодя Люпины и Тонкс вернулись в гостиную, где Лайелл снова вернулся к прошлому, перебирая старые фото вместе с Нимфадорой. Воспользовавшись моментом, Римус тихо произнёс отцу:       — Я ненадолго поднимусь наверх. Скоро вернусь.       И, медленно поднявшись с дивана, почти бесшумно ступил по узкой лестнице в сторону спален. Первой из них была бывшая детская, где до сих пор хранились школьные книги Римуса, его форма и даже значок старосты факультета, за эти годы ставший совсем потускневшим. Родители бережно хранили всё, что было связано с их единственным сыном. Правда, после смерти матери в доме стало немного запущено, но так даже лучше. Всё осталось таким, как было при ней.       Люпин недолго постоял здесь, где хранилась часть его прошлой жизни, а затем, вздохнув, направился дальше, туда, где осталась часть его сердца. Приоткрыв дверь, он прошёл в родительскую спальню и прислонился к одной из стен.       После первого полнолуния Римусу было труднее всего. Ему было пять, он был напуган, а кости ломило от жуткой боли. Вернув себе былой облик, мальчик первым делом побежал к матери и проплакал у неё на груди, сидя на полу родительской спальни. Так продолжалось каждое полнолуние, пока Римус не вырос и перестал плакать, смирившись со своим горем. Правда, привычка приходить сюда осталась за ним, и, снова став человеком, Римус пробирался в комнату, где его всегда поджидала Хоуп. Она укрывала его одеялом, протягивала чашку заготовленного чая и, прислонившись к кровати, говорила с сыном обо всем на свете.       Хоуп была для него целым миром. Римус был одиноким, и мама была его лучшим другом, единственной, кому он мог рассказать всё. Обретя друзей, таким откровенным Римус больше никогда не был, но во время каникул всё равно приходил к матери, чтобы поговорить. Это была часть их мира, которая никогда не менялась. Люпины переезжали, меняли дома и улицы, города и деревни, однако эта привычка осталась с Римусом до конца.       Он стоял, прислонившись к стене, наблюдая за местом, где сидела бы Хоуп, доживи она до этого дня. Люпин потерял счёт времени, когда дверь в спальню скрипнула и внутрь проскользнул отец.       Римус тут же встрепенулся, словно очнувшись ото сна.       — Где Дора? — тут же спросил он.       Лайелл улыбнулся.       — Не переживай, с ней всё в порядке. Она решила посмотреть площадь, немного размять ноги. Должно быть, решила оставить нас наедине.       Слова отца его успокоили, и Римус снова начал разглядывать место на полу возле окна. Лайелл встал рядом, догадавшись о мыслях сына.       — Я тоже по ней скучаю. Каждый день. Не могу дождаться дня, когда встречусь с ней снова…       — Ты думаешь, что вы встретитесь? — скептически спросил сын. В загробную жизнь он не особо верил.       — Конечно! — искренне возразил отец. — Мы так сильно любили друг друга. Думаешь, этого недостаточно? Нет, — он покачал головой. — Хоуп ждёт меня, я в этом уверен. Возможно, я просто не успел что-то сделать…       Римус молчал, слушая слова Лайелла. Он с детства завидовал такой любви, которая была у родителей. Они обожали друг друга, поддерживали, мирились со своими ошибками. Хоуп всегда была преданной мужу и такой терпеливой, что в такое положение дел было трудно поверить. А Лайелл находил в супруге поддержку, в которой всегда нуждался.       — Кстати, мне очень понравилась Нимфадора, — как бы между прочим заметил отец.       — Правда?       — О, да! Замечательная, изумительная девушка. Очень яркая! — Лайелл рассмеялся над собственной шуткой. — И очень находчивая. Я, конечно, сразу понял, что к чему, — добавил он и посмотрел на Римуса. — Раньше ты никого сюда не приводил.       — Ты меня осуждаешь? — спросил Римус. Его голос чуть дрогнул. Где-то в глубине души он боялся, что Лайелл не одобрит его выбора. Будет призывать к его совести, говорить Римусу, что этот роман — сплошная ошибка, с его-то здоровьем…       — О, нет, что ты, и в мыслях не было! — Лайелл замахал руками, отгоняя вопрос сына, как навязчивую тревогу. — Наоборот, я рад, что ты кого-то встретил. Конечно, она совсем дитя…       Люпин умолк, а Лайелл продолжал говорить, тщательно подбирая слова.       — Мне кажется, мы все рождаемся одинокими и страдаем с первого дня, проживая эту нелёгкую жизнь. Но если ты встретишь кого-то, кто скрасит твоё одиночество и разделит любые страдания — значит, в этой жизни есть какой-то смысл. Наши страдания окажутся не напрасными.       Лайелл никогда не разговаривал с ним так, откровенно и очень по-философски. После смерти матери в нём что-то сломалось, и прежде родные люди предпочитали справляться с болью поодиночке, отдалившись друг от друга. А теперь Лайелл раскрывал сыну душу в надежде на то, что это ему поможет.       Какое-то время они молчали, а затем Лайелл спохватился:       — Кажется, я знаю, что тебе нужно, — тихо произнёс он и, сорвавшись с места, направился к комоду.       Римус с удивлением проследил за ним взглядом.       — Ты это о чём?       — Сейчас… мне нужно тебе кое-что отдать…       Лайелл копошился в ящике, выискивая какой-то предмет.       — Вот оно! — воскликнул он и, сияя от счастья, направился назад к сыну. — Думаю, тебе это скоро понадобится…       Лайелл протянул Римусу небольшую квадратную коробку из синего бархата. Римус вскинул брови.       — Ну же, открывай! — поторопил его отец.       Внутри оказалось кольцо с круглым камнем, и, едва заметив его, у Римуса сжалось сердце.       — Я не могу, — тут же возразил он. Его пальцы дрожали. — Оно же мамино…       Прежде, чем он сумел что-то сделать, Лайелл закрыл коробку и сжал её в руке сына. Он выглядел счастливым, а лицо отца просветлело от радости.       — Я уверен, на моём месте мама сделала бы то же самое, — сказал Лайелл. — К тому же, ты бы не привёз сюда девушку просто так, верно?       Слова Лайелла его смутили. Римус снова открыл коробку и заворожено вглядывался в кольцо, знакомое ему ещё с детства. Он и не знал, что отец сохранил его. В горле образовался комок и, теряя, дар речи, Люпин — младший прохрипел:       — Спасибо, папа…       Римус крепко обнял отца.       — Ладно, будет, — Лайелл похлопывал его по спине. — Возможно, мы тут задержались. Думаю, тебе стоит догнать её и вместе навестить маму…       Завершив объятия, Римус кивнул. Спустя четверть часа он нагнал Нимфадору, гуляющую по тихим деревенским улочкам.       Подойдя к ней, Люпин схватил Дору за руку.       — Мы могли бы навестить кладбище, если хочешь, — предложил он, указывая на небольшой участок за церковью. — А потом отец ждёт нас к чаю.       Улыбнувшись, Дора кивнула.       — С тобой всё в порядке? — тихо спросила она.       — Да, — ответил Римус, чувствуя, как в кармане мантии бережно спрятана коробка из синего бархата.