Отрывки памяти

      Когда Римус и Нимфадора добрались к дому родителей, то обнаружили Теда и Андромеду, сидящими на своей кухне. Остальная часть дома погрузилась во тьму. Дромеда сидела неподвижно, закутавшись в старый клетчатый плед. Под её глазами виднелись тёмные круги, на щеках блестели слёзы, а пальцы подрагивали от недавнего потрясения. Тед, такой же блеклый, стоял напротив супруги с чашкой горячего чая, умоляя Дромеду сделать хотя бы глоток.       — Нет, нет, я не буду… — миссис Тонкс мотала головой из стороны в сторону, и её волосы выглядели совсем растрёпанными, что шло в разрез с привычным аккуратным обликом.       Тонкс ворвалась в кухню, Римус бежал следом за ней.       — Мама!       Андромеда поднялась с места и издала натянутый вопль, сбросив ненужный более плед. Чашка чая опрокинулась со стола, и Римус зачарованно наблюдал, как напиток растекался по полу. Люпин втянул носом воздух. Ромашка. Это от боли…       — С вами всё в порядке?       Люпин подошёл к Теду, который посмотрел на зятя с нескрываемой радостью.       — Кажется, да. К нам приходили Пожиратели. Они пытали нас…       Голос Теда сорвался от страха. Глаза стали выглядеть чересчур большими на его измождённом лице.       — Они прорвались сюда вскоре после полуночи, — мрачно заявила Дромеда, всё ещё обнимая дочь. — Их было четверо. Обыскав дом и не найдя ничего, Пожиратели принялись за нас…       Римус вздрогнул и посмотрел на родственников совсем другим взглядом. Дора тоже была в растерянности. Да, на свадьбе Пожиратели тоже вели себя грубо. Но они не могли ведь… они ведь не могли…       На лице Андромеды подрагивали мускулы. Их всё ещё сводило от острой боли, которую мать Нимфадоры пыталась спрятать. Тед тоже оставался подавлен, и, приглядевшись, Люпин заметил, что волосы тестя блестят от пота.       — Круциатус, — шёпотом произнёс Тед, и на уставших глазах проступили слёзы. Шок, полученный от общения с Пожирателями, начал давать о себе знать. Андромеда, заметив колебания мужа, снова начала всхлипывать. — Они пытались что-то узнать у нас о Гарри…       — …но мы ничего не сказали, — закончила за него Андромеда. Теперь она смотрела только на Римуса. — Мы ничего не сказали им…       Люпин благодарно кивнул. Подобно Доре, он смотрел на Тонксов с ужасом, не представляя, как им удалось пережить этот сложный вечер. Круциатус. Римус знал, что боль от заклятия была адской. Как правило, его жертвы сами просили о смерти, и лишь немногие могли сохранить мужество. Впрочем, и сильных нельзя назвать победителями. Долгопупсы навсегда останутся в больнице святого Мунго…       Следующий час прошёл в суматохе. Римус и Тонкс приводили Теда и Андромеду в чувство, заставив их принять нужные зелья и отправиться спать, чтобы прогнать ужас с редеющей ночи. Не желая оставлять родителей в доме одних, Нимфадора предложила Люпину заночевать здесь. Возражать Римус не стал. Он видел, что Тонкс оставалась взвинченной и никак не могла успокоиться. А волноваться ей, всё же, не стоит…       Они поднялись в бывшую детскую, а ныне — то, что осталось от спальни Доры. Тонкс быстро уснула, уступив под напором усталости, и вскоре посапывала у него на плече, а вот Люпину повезло куда меньше. Он наблюдал рассвет сквозь плотные занавески спальни, замечая, что первые лучи света были совсем тусклыми, почти неживыми. Сон не шёл в руку, накапливая головную боль. Мигрень усиливалась с каждым часом, становясь невыносимым атрибутом живого кошмара.       Разглядев комнату в лучах холодного солнца, Римус увидел множество ярких игрушек Тонкс, оставшихся с разных времен её детства. Стены кое-где поблекли, однако на них всё ещё виднелись рисунки Доры, сделанные метаморфиней в юном возрасте и бережно сохранённые Андромедой и Тедом. Их любовь к дочери была безграничной, и они сохранили комнату в виде живой картины.       Вид этих рисунков почему-то успокоил его, и Люпин рухнул в тяжёлый, удушливый сон. На этот раз это было что-то, связанное с детством. Что-то, связанное с воспоминаниями. Что-то реальное, что-то настоящее…       В комнате было темно, а в голове картинки размывались в яркие пятна. Душно. Окно в маленькой детской открыто настежь, и лёгкий ветер играл с занавеской. Та время от времени ударялась в окно, создавая мерный ритмичный звук, убаюкивающий его…       Снова провал в пустоту. Мальчик вынырнул только, чтобы услышать чей-то чужой голос. Голос далёкий, доносящийся откуда-то издалека, из непроглядной ночи…       — Баю, баюшки-баю…       Римусу кажется, что ему это приснилось. Да. Он, всё ещё спал в своей детской, а напротив, возле двери, горел яркий ночник, бережно установленный мамой накануне вечером. Римус не боялся темноты, но со светом всегда комфортнее. К тому же, ночник был частью магловской жизни, символизирующей всю любовь Хоуп. Заметив привычный свет, мальчик перевернулся во сне и положил ладони под ухо, погружаясь обратно в сон.       Снова послышался чей-то хриплый смех, но юный Люпин не расслышал его. Как и родители, чья спальня выходила на другую часть дома. Почуяв угрозу, сверчки мгновенно умолкли, зарывшись где-то в густой траве, однако и их молчание никого не смутило. Хозяева мирно спали, не ведая никакого подвоха.       — … не ложись на краю…       Римус открыл глаза и снова прислушался. Где-то хрустнула ветка, и мальчика это испугало. Ему показалось, что он снова услышал голос, какой-то хриплый и совсем незнакомый. На долю секунду ему стало страшно, и Римусу захотелось убежать в спальню к родителям. Правда, поколебавшись, Люпин передумал вставать с постели. Голова казалась свинцовой, а сон был таким сладким… к тому же, ему не хотелось подводить отца. Лайелл сказал, что Римус уже слишком взрослый, чтобы бояться кошмаров.       Мальчик вернулся ко сну, уткнувшись в подушку, и тут же уснул крепким сном, какой бывает лишь у детей, любящих приключения. Римус был резвым мальчиком и, к тому же, весьма дружелюбным. Родители так им гордились….       Окно снова скрипнуло, на этот раз протяжно и долго. Тихий удар, и с подоконника спрыгнул кто-то тяжёлый. С минуту он вглядывался в темноту комнаты, пытаясь разглядеть, где находился.       Лицо Сивого озарила кривая улыбка. Разглядывая игрушки, он понял, что попал туда, куда нужно.       — Придёт серенький волчок… — ухмыляясь, Фенрир тихо протянул песню. Маленький мальчик с каштановыми волосами свернулся калачиком, и лица Римуса Сивый пока не видел. Зато чувствовал его запах, такой свежий и ароматный… Сивый втянул носом воздух, наслаждаясь им.       Сердце Фенрира заколотилось. Он радостно обернулся в сторону распахнутого окна. Полночь. Луна, спрятанная за облаками, тянулась к нему, звала ближе. Кровь забурлила в жилах, и Фенрир издал радостный вопль. Превращение началось…       Римус открыл глаза. Какой-то треск разбудил его, и мальчик поднял голову, осматриваясь по сторонам. Темнота окружила его плотным кольцом, и детский страх вернулся с прежней силой. А ещё появился какой-то запах, заставивший мальчика неприятно поморщиться. Это был запах гниения, как от дохлой птицы, что они с отцом разыскали в лесу.       Мальчик развернул голову, чтобы увидеть ночник, и понял, что света возле двери больше нет. Испугавшись непонятного кошмара, мальчик тихо всхлипнул, а затем почувствовал удар в тело. Запах гнили стал ближе и ещё неприятней. Мальчик пронзительно закричал, а затем оборотень прокусил его бок…       … Римус сел на кровати, тяжело дыша. Его руки дрожали от вновь пережитого страха. Прошло столько лет, а Люпин всё помнил, храня в памяти худший день в своей жизни.       Римус осмотрелся и понял, что находился в комнате один. Подскочив с кровати, он тут же распахнул окно и выглянул на улицу, жадно вдыхая свежий воздух. Ветер обжигал пот, но Люпину было плевать. Его не возьмёт никакая простуда. Уже нет…       Надышавшись, он кое-как успокоился и закрыл окно. Одеваясь, Люпин бросил взгляд на рисунки, которые так понравились ему прежде. Теперь, в свете дня, они казались ему отвратительными — ведь каракули напомнили Люпину о своём детстве.       А ведь Тонкс ждёт ребёнка! Римуса передёрнуло от отвращения к себе. И как он вообще посмел сблизиться с ней? Запоздалое сожаление пронзило сердце, больно ударившись в тело. Что же он наделал? Несомненно, ребёнок будет таким, как он. И что теперь делать? Он не переживёт, когда увидит это…       Ноги стали свинцовыми, и спуститься вниз стало почти невозможно.       — А, вот и ты, — обернувшись к нему, радостно произнесла Нимфадора, едва завидев Римуса на пороге кухни. Он натянуто улыбнулся в ответ. Тед с Андромедой тут же поднялись с места и вежливо поздравили Люпина с прибавлением. Должно быть, Тонкс воспользовалась моментом, чтобы сообщить родителям новость. Ведь для неё она оставалась хорошей, а значит, радостное событие должно обрадовать любимых родителей.       Люпин без труда заметил, какими были улыбки Тонксов, и лишний раз обрадовался тому, что Дора ничего не заметила. Римус принял поздравления сухо и вежливо, так же, как их произнесли Андромеда и Тед. Смотреть в глаза Тонксам он избегал. Римусу было стыдно за то, что случилось, и, похоже, Тонксы тоже это почувствовали. Напряжение так и витало в воздухе, и лишь Нимфадора не обращала на это внимания.       Когда сова принесла свежий выпуск «Пророка», Люпины и Тонксы обсудили вопрос возвращения Доры в мракоборческий центр. Римус счёл идею слишком опасной.       — Я согласен с Римусом, — быстро согласился с ним Тед. — Это очень плохая идея. Думаю, тебе лучше поберечь себя и не пускаться в подобную авантюру.       — Да, — Андромеда кивнула. Казалось, она впервые так легко согласилась с супругом. — У тебя теперь много других проблем, которые предстоит решить…       Она встретилась взглядом с Люпином. Римус разглядел в них боль и тщательно скрываемые слёзы. А ещё где-то в уголках глаз Андромеды виднелся страх, огромный и очень сильный, набирающий обороты с каждой минутой. Они молча разыгрывали представление, чтобы не навредить Доре, пряча реальные чувства внутри. Римус отвёл взгляд. Конечно, они его ненавидят…       Родители Тонкс предложили Люпинам задержаться у них на пару дней. Воспользовавшись моментом, Римус трансгрессировал к дому в Йоркшире, чтобы забрать вещи. Идею о пребывании в доме Тонксов Люпин принял спокойно — ему казалось, что это ещё пригодится.       Остаток дня Римус больше молчал, поддерживая беседы только из вежливости и медленно погружаясь в пучину отчаяния. Он поймал себя на мысли, что, должно быть, Доре стоит наслаждаться таким моментом. Когда родится ребёнок, мирной жизни придёт конец. А впереди — череда позора, тревог и бесконечных переездов. Римус хорошо помнил лицо своей матери, когда та паковала вещи, готовясь перевезти их на новое место…       Ночью Люпин уже не ложился. Встречать новый кошмар ему не хотелось. Тревога и страх накапливались внутри, и Римус сидел на кухне с кружкой остывшего чая, пытаясь разгадать в чаинках свою судьбу.       — Не спится? — послышался тихий голос. Люпин поднял голову и увидел Андромеду, кутавшуюся в свой халат.       — Да.       Люпину всё ещё было стыдно перед волшебницей. Он разрушил жизнь их единственной дочери, а теперь ещё и внука… Вздохнув, Римус продолжил крутить чашку в руках.       Поколебавшись, Андромеда подошла к чайнику и снова его подогрела.       — Чай уже остыл, лучше будет его освежить.       Спустя минуту она долила кипятка в чашку, а также достала ещё одну, заварив чай и себе. Андромеда устроилась напротив, готовясь к разговору.       — Римус, я хотела спросить… — неуверенно начала она, оглядываясь в сторону коридора. Там было тихо. Тед с Нимфадорой продолжали смотреть свои сны. — С тех пор, как Дора сказала нам про ребёнка, я всё время думаю…       Люпин поднял на неё взгляд. Под этим взглядом Дромеда почему-то стушевалась, однако закончила вопрос до конца.       — Он будет… таким же? Он будет оборотнем, да?       Римус вздохнул, и миссис Тонкс восприняла этот вздох как отказ от ответа. Дотронувшись до его руки, она с жаром заговорила: — Я же вижу, как ты встревожен. Всё это время, что вы здесь. Ты словно и ждёшь, как бы остаться одному и о чём-то подумать. Пожалуйста, Римус, расскажи мне всё, как есть. Скажи мне, что станет с моей дочерью…       — Я не знаю, — он покачал головой, не собираясь врать. — Я не знаю, Дромеда. Я никогда не видел, чтобы такие, как я…       Облокотившись о стол, Люпин спрятал лицо в ладонях и заговорил глухо, быстро выговаривая слова.       — Простите меня, — в его голосе отражалась вся боль и отчаяние. Люпин был сломлен и делился откровением с той, которая его так не любила. Но Андромеда была единственной, кто мог выслушать Римуса. — Я не думал, что это вообще возможно! Я… я не знаю, чем это закончится. Я боюсь, что он станет таким, как я. Не знаю…       Андромеда вздохнула. Возможно, где-то в глубине души она ожидала другого ответа. Миссис Тонкс терпеливо смотрела на Римуса, не испытывая ничего, кроме жалости к этому уставшему, несчастному человеку. Почему-то ей снова вспомнилась та злополучная встреча в Хогвартсе, когда Сириус, ещё младшеклассник, подходил к ней, чтобы поздороваться и представить кузине своих друзей. Римус выделялся среди «Мародёров» бледностью, а ещё наличием ярких и свежих шрамов, но в остальном казался обычным мальчиком. Таким же ребёнком он выглядел для неё сейчас, сидя напротив, несмотря на то, что разница в возрасте между тёщей и зятем была совсем небольшой.       Ей захотелось как-то его утешить, и Андромеда нерешительно протянула к Римусу руку, а затем, набравшись смелости, погладила его по волосам, как сделала бы Хоуп, оставшись она в живых.       — Может, всё ещё обойдётся? — призналась она. В их жизнях настал момент, когда Андромеда решила утешить Римуса. Ей хотелось хоть как-то ободрить его. — Тед считает, у нас есть шанс. Мы говорили об этом весь вечер. Тед полагает, что оборотнем ребёнок не станет — ты ведь сначала был человеком…       Ей стало неловко, и Андромеда осеклась и убрала руку. Быть человеком. Она осознала, как много придётся потерять Доре, чтобы сохранить семью в гармонии. Андромеде стало больно. Жизнь складывалась совсем не так…       Римус мотал головой из стороны в сторону. Он убрал руки от лица, и Люпин был таким расстроенным, что стал больше похож на помешанного.       — Я так жалею обо всём, что случилось. Я ведь люблю, её, понимаете? — признался он. — Я никогда не желал ей зла. Мне хотелось, чтобы у Доры была нормальная жизнь, а теперь… теперь…       Дромеда покачала головой.       — Ты ничего не можешь сделать.       Люпин задумался. Ребёнок родится, хочет он этого или нет. Этого уже не исправить. Но что ему сделать, чтобы хоть как-то облегчить Нимфадоре жизнь? Ведь её будут считать отверженной, даже если ребёнок родится здоровым. Ей придётся жить с меткой оборотня, и в этом виноват только он сам…       Решение пришло спонтанно и было таким абсурдным, что сам Люпин поначалу не очень ему поверил.       — Я могу уйти, — вдруг сказал он, поднимая голову. Голос Римуса был отрешённым, совсем неуверенным. — Я могу уйти, и тогда ей больше не придётся меня стыдиться…       — Это её расстроит, — волшебница покачала головой, не соглашаясь с решением зятя. К глазам Андромеды подступили слёзы. Это предложение буквально сбивало с ног своей жестокостью.       — Но это может сработать. Тонкс и ребёнок… — голос Люпина сорвался. Образ мальчика снова проявился в его голове, но на этот раз счастливый, другой, с надеждой на будущее. У Люпина скрипнуло сердце. Ведь если он оставит Тонкс, с ребёнком всё будет в порядке. Она сможет начать жизнь без него, может, даже с кем-то другим, и всё образуется. Люпин с тоской представил себе новую жизнь Нимфадоры без такого никчёмного, жалкого мужа, как он. Там, в неизвестном будущем, Тонкс будет смеяться и радоваться обычной жизни, совсем не тревожась о том, что скажут люди…       Эта фантазия придала Римусу смелости.        — Они не должны страдать из-за моей ошибки, — после паузы процедил Люпин. Голос успел поменять окрас и зазвучал жёстко. Такое решение проблемы набирало силу, превращаясь в реальный план.       Миссис Тонкс посмотрела на Люпина с сомнением, однако заметив, что в оборотне что-то сломалось. Как будто дверь к настоящему Римусу снова захлопнулась, и рядом с ней появился другой, совсем чужой для них человек. Дромеда защищала дочь, в то же время оставаясь на стороне Римуса. Обе стороны были для неё правильными, и волшебница не могла сделать выбор. Родственники оживленно спорили до тех пор, пока на кухне не стало светать. Так и не придя к общему решению, они решили взять паузу и закончить обсуждение в другое время. Весь следующий день члены семьи оставались спокойными и нарочито вежливыми друг с другом, разыгрывая очередной фарс для счастливой Тонкс и стараясь ничем себя не выдать.       Впрочем, перерыв вышел недолгим. После появления заметки в «Пророке» о магловских выродках всем стало ясно, что к оборотням будут относиться ещё хуже. Римус окончательно замкнулся в себе и с трудом подключался к общим разговорам. Безумная идея становилась реальней, вытягивая из Люпина все соки. Возможно, внутри него и правда что-то разбилось, уничтожив надежды на счастливое будущее. Стекло треснуло и испортило вид на семейную жизнь, такую безмятежную прежде.       На следующую ночь Римус и Андромеда собрались снова и, пригласив на разговор сонного Теда, долго обсуждали идею плана, согласно которому Римус должен покинуть Тонкс.