Распускаясь, огненный цветок Окрапляет лепестками жара, Поднимаясь вверх — под потолок — Всполохами едкого пожара. А туман клубится под ногами, Выдавая чувства с головой. Пусть же это будет между нами: Не желаю я судьбы другой. Пусть сгорю в чаду своей же воли, Пусть сожгу с собою небеса. Уж такие нам достались роли, Такова она, моя стезя…
~•^«^•©•^»^•~
В висках набатом стучало сердце, отдаваясь пульсирующей болью. Впрочем, Саваде было глубоко плевать на всякие неудобства, когда прямо перед ним раскидывала лепестки огромная огненная паучья лилия. Разноцветные отростки-тычинки, казалось, шевелились, а жар от цветка жёг кожу лица. Тсунаёши прикрылся рукой, пытаясь выследить среди этого хаоса своего одноклассника. Тщетно. Клубы грязно-серого не то тумана, не то просто пыли и дыма заполняли почти весь зал. Что-либо разглядеть было невозможно. И только кроваво-алым пятном цвела лилия. Тсунаёши раздосадованно шикнул, чертыхнувшись про себя. В голову ударило нехорошее предчувствие. Когда в помещении повисла гробовая — иначе не скажешь — тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом осыпающихся штукатурки и бетонной крошки, Савада струхнул. Потому что по воздуху поплыл до одури знакомый, до тошноты омерзительный… запах гуля. Экзорцист сцепил бескровные пальцы на пистолете. Плохо. Очень плохо. Он сглотнул и ступил в белёсую завесу, вытягиваясь, как струна. Слева послышался булькающий кашель. Савада резко ломанулся туда, надеясь, что Гокудера жив. Здоров, может, и не очень… но жив, по крайней мере. Тсуна рассёк рукой воздух, стараясь всмотреться в белёсую завесу, сжимая пальцы в кулаки. Руки дрожали. Где-то сзади послышался скребущий звук. Что-то хлюпнуло. Хриплое дыхание едва ли не обожгло затылок. У экзорциста всё похолодело внутри. Он замешкался лишь на долю секунды, сжимая пистолет сильнее, взводя курок. В глухой тишине щелчок прозвучал, как выстрел. Савада дёрнулся в сторону, выпуская пол-обоймы за спину. Уши тут же заложило, а в голову ударил противный звон вместе с захлебнувшимся воем гуля. Парнишка мотнул головой, пытаясь избавится от шума. По белёсой пелене поползл остаточный чёрный туман впремешку с пеплом. Савада быстро огляделся. Пока ничего. Он выудил мобильник. — Давай, давай, давай, — едва ли ни скуля, тараторил шатен, слушая мерные гудки. — Да? — Живо дуй в южное крыло, четвёртый зал, второй этаж. Быстро, Юкио, быстро! — нервозность сквозила во всей торопливой речи семпая, поэтому Окумара лишь кивнул — чего Савада не мог увидеть, — и просто сбросил звонок. Тсунаёши хрипло выдохнул, борясь с дрожью во всём теле. Дело за малым — отыскать — чёрт возьми! — одноклассника. Вот только ни зги не видно. Как же всё достало! Парень вздохнул и опустил дрожащие руки, не торопясь убирать пистолет за пояс. Возможно, здесь ещё есть гули, но их эмонаций, вроде как, не видно. По залу ещё расползался запах гнили и разложения, а под потолком уже затухала огненная лилия. Савада передёрнул плечами, аккуратно продвигаясь вперёд. Через мгновение спотыкаясь о… кого-то? — Черт, — тихо выругался шатен, хватаясь за лицо Хаято. Тот, казалось, был ни жив, ни мёртв. Серая — а местами и сильно обожжённая — кожа, лихорадочные пятна на лице, сбитое хриплое дыхание через раз — казалось, оно вот-вот оборвётся, — кровавая пена у рта, вся рубашка заляпана багровыми кляксами и чернеющими дырками и едва ли не полное истощение. Полутруп. Не иначе. Савада рвано выдохнул, чувствуя, как его колотит. Ещё немного истраченного пламени — и наёмник окочурится. Да ещё и гуль… Не мог полутруп появиться в академии с бухты барахты. Его либо вызвал какой-то экзорцист, либо… — Чёрт… — с досадой выдохнул Тсуна, прекрасно чувствуя шлейф призыва от одноклассника. Ну почему ему так везёт?! — Семпай, что здесь?.. — Юкио закашлялся. Голос его звучал, словно гром. Туман почти рассеялся. — Семпай? — Сюда давай, — отозвался Тсунаёши, резко вскинув голову в сторону кохая. Окумура поспешил на голос Савады и быстро оказался возле Гокудеры, ощупывая пульс. — Жив, — констатировал Окумура. — А то я без тебя не догадался, — огрызнулся шатен, сводя брови на переносице. Брюнет поджал губы на раздражительность семпая. Его понять можно, в принципе. Но тот мог бы быть и помягче. Юкио поправил очки и выдохнул, размышляя, с какого бока подобраться к лечению… больного. Тсунаёши заметил блеснувший лучик в не очень освещённом зале. Пока Юкио пытался понять, с какой стороны лучше подобраться к обрабатыванию ран наёмника, его напарник неспешно направился к стене, которая, казалось, пострадала сильнее всего. Под ногами шуршала штукатурка и пыль. В носу свербило, и парнишка постоянно морщился, силясь не чихнуть. В пальцах оказалась какая-то подозрительно знакомая вещица. Тсуна сжал в ладони ещё не остывшую серебрянную цепочку с небольшим крестиком, от которой фонило гнилью и гарью. Металл начал нагреваться...***
— ...олько ещё мне вытягива… — в голову ворвался чей-то ворчащий голос, — …бя из переделок? Очнись, говорю! — щёку обжёг хлёсткий удар. Голова сама собой мотнулась в сторону. — Семпай! — чуть ли не взвизгнули, видимо, из дальнего угла комнаты. И кто же так переживает за него, Гокудеру? — Ты так его убьёшь! Уйди от него! — Да знаю я, — недовольно пробухтел первый голос. — Но его надо в сознание привести… — Хаято еле продрал один глаз и увидел, что размытое пятно замахнулось. — Не надо! — второй подскочил к кровати, и началась возня. Потом прозвучал какой-то рокот, и обоих «спасителей» сбил со стула у кровати здоровенный… погодите, лягушка?! Гокудера застонал от прострелившей всё тело боли. Возня тут же прекратилась, а здоровенная лягушка просто исчезла. Пепельный блондин кое-как перекатился на бок, поджимая ноги, силясь избавиться от боли, что тугим узлом затянулась внутри. Виски сдавило, и парень сцепил зубы покрепче. — Сюда бы Солнце, — с досадой выдохнул Савада, спихивая с себя кохая. Юкио недовольно сверкнул очками и мазнул взглядом по наёмнику. Юноша фыркнул и отошёл к столу с различными медикаментами и прочей врачебной дрянью. Тсуна поморщился и подсел к однокласснику. — Сколько пальцев видишь? — шатен помахал перед лицом Гокудеры тремя пальцами. — Четыре?.. — сипло выдавил Хаято. — Семпай, у него не сотрясение, а истощение, — со знанием дела вклинился Окумура. Савада недольно зыркнул на брюнета через плечо, поджав губы. Тот фыркнул и отвернулся к столу. — Тем не менее, он увидел на один палец больше, чем нужно, — Тсуна не удержался от колкой шпильки в сторону напарника. — Как себя чувствуешь? — экзорцист потрогал кончиками пальцев бинты на голове одноклассника и пластырь на всю щёку. Хаято поморщился. Пусть сотрясения и не было, но головой тот шмякнулся знатно. — Словно меня катком переехали, — Гокудера хотел весело отфыркнуться, но лишь закашлялся, стараясь не выплюнуть лёгкие. — Тихо-тихо, не каждый день пробуждаешь такое… пламя, — с заминкой протараторил шатен, помогая Хаято перевернуться на спину. — Да и вызывать эту… дрянь… — парнишка выразительно скривился и сморщил нос. — Пробу?.. Что?! — пепельный блондин едва не подскочил, но Тсунаёши вовремя надавил тому на плечи, вынуждая лежать смирно. — Да тихо ты! — шикнул Савада. — В твоём возрасте пробуждать пламя несколько… тяжелее. У тебя, похоже, есть склонность к некоторым… кхм… видам… Эм… Юкио, ты скоро там? Ему бы успокоительного, — шатен обернулся на напарника. Тот сверкнул голубыми глазами из-за стёкол очков, не отрываясь от перетирания каких-то трав. Но промолчал, добавляя в ступку белёсые корешки. «Какие мы, однако ж, гордые!» — про себя фыркнул Савада. — Короче, склонность к призыву нежити. Не нечисти, а именно нежити. Проще говоря, ты кто-то вроде некроманта. Имеешь врождённую склонность к вызову нежити, но управление у тебя… мягко говоря, ни к чёрту, — продолжил Тсуна. Окумура хмыкнул. — Гокудера-кун, будь добр, больше в незнакомых местах никуда не влипай и не трогай то, что трогать не следует. Даже простые цепочки. — Но как?.. — Вообще ничего не трогай, — торопливо перебил одноклассника Савада. — Это тебе не «праздные будни» наёмника, где опасность — только пламя, яд да оружие. У экзорцистов в запасе много каких противных штучек припрятано по рукавам. И, поверь, одержимостью дело не закончится. Поэтому, Бога — в которого я не верю — ради… Прошу, Гокудера-кун, не влипай в неприятности! — взмолился шатен, сведя ладони вместе и поднеся их к губам. В пальцах парнишки путалась серебрянная цепочка с оранжевыми отблесками. Хаято проникся и сбледнул с лица. Юкио только как-то весело хмыкнул, высыпая перетёртые травы в стакан. Появившийся из ниоткуда Укобак услужливо залил всё кипятком и, приветливо протараторив что-то Саваде, исчез. Тсуна нахмурился, уперев на пару мгновений взгляд в пустой, как показалось самому Гокудере, угол, и кивнул с серьёзной миной. — Ладушки, разбирайтесь тут, а я, пожалуй, пойду. Надо же добавить Фелю пару седых волос, — губы дрогнули в усмешке. Он хлопнул напарника по плечу. — И, Юкио, постарайся не пришибить этого самоубийцу в ходе лечения. Малолетние террористы — личности с тонкой душевной организацией, знаешь ли. На этих словах Гокудера вспыхнул, но задушил своё возмущение, чтобы ненароком чего не ляпнуть. Всё же он прекрасно понимал, что вляпался во что-то действительно… неприятное. И попахивало всё это весьма дурно. А вляпался-то он, Хаято, по собственной глупости и импульсивности. — Ты переоцениваешь мои возможности, семпай, — Окумура несколько недовольно посмотрел на Тсунаёши. На сегодня шуточек Савады ему хватило, что читалось во взгляде исподлобья. Шатен фыркнул и махнул рукой: — Не скучайте! Пойдём, Кракен. Никому я не нужен, кроме всякой нечисти! — юный гений всплеснул руками, притворно возмущаясь. Словно из воздуха появилась здоровенная лягушка, что в припрыжку поскакала за экзорцистом, весело гудя. Хаято растерянно моргнул, силясь понять, откуда только что выскочило… это. Он посмотрел на поджавшего губы «врача». Тот с раздражением сложил руки на груди и сверлил взглядом дверь. Нехорошим таким взглядом сверлил. Гокудера дёрнул плечом, тут же сморщившись от лёгкой боли в суставе. Вивихнул, что ли? Или выбил? — Он всегда такой? — всё ещё сиплым голосом протянул пепельный блондин. Окумура хмыкнул. — Ты ещё Шуру не видел. Вот от кого у него такая… поганая манера речи, — в тоне экзорциста сквозила неприкрытая неприязнь. Но и странная теплота была в голосе. И это сбивало наёмника с толку. — Не обращай внимания, — Окумура махнул рукой, прикрывая глаза. — Семпай так выражает своё беспокойство. Это… бзик у него такой. Но как же порой раздражает! — тут брюнет прикусил язык, понимая, что сболтнул лишнего. Он кинул взгляд на притихшего наёмника и помотал головой. Надо взять себя в руки и приступить к врачебной практике. Хаято хмыкнул. Юкио тут же сунул ему под нос стакан с отваром. И сделал он это с таким видом, словно пепельный блондин был ему по гроб жизни обязан за эту мутную жёлто-зелёную водичку с мятным запахом. — Пей, — в приказном тоне произнёс экзорцист, сверкая странным взглядом из-под стёкол очков. Гокудера простонал в голос.***
— Интересная личность этот Гокудера Хаято, — Фель задумчиво провёл пальцами по полям белого цилиндра. — Какого чёрта ты позволил ему использовать призыв? — удерживая свои эмоциональные порывы в узде — по крайней мере, очень старательно это делая, — шатен сжал кулаки. Он и не заметил, как перешёл на «ты». Вид Хаято — тогда, в том зале — натянул внутри болезненную струну, которая сейчас жалобно выла в груди. Парнишка покрепче сцепил зубы. — Ты же ректор. Так какого дьявола не смог перекрыть врата? — Мефисто лишь растянул губы в едкой усмешке. — Мефисто Фель, — с нажимом произнёс Савада. — Ну-ну, Тсунаёши-кун, — ректор спрятал глаза под полями шляпы. — Не распространяй в моём кабинете свои меазмы. Их, кажется, видно уже и без твоего чудного дара. Давящая аура экзорциста тут же схлынула. Тсуна подобрал свой туман к ногам. Тот был уже не привычного оранжевого цвета, а рыже-алого. Туман густыми клубами окружал хозяина и буквально вспыхивал искрами в сторону демона. Шатен шевельнул пальцами, из всех сил стараясь успокоиться. Парнишка вздохнул. — Почему? — сам себя спросил Фель. — Наверное… потому что нам нужны способные кадры. И ты, Тсунаёши-кун, как никто другой знаешь это, — демон, приподняв поля белого цилиндра, кинул из тени странный взгляд на экзорциста второго ранга. Савада поджал губы. — Чтобы этот мальчишка раскрыл свой дар, нужно было его к этому подтолкнуть, — Мефисто поднёс сведённые ладони к губам. — Таким образом? — нарочито спокойным тоном, граничащим с бешенством, едва ли не пропел Тсунаёши. — Он же чуть коней не двинул! Чуть в собственном пламени не сгорел! — сорвался на крик он, резко громыхнув ладонями по столешнице. Органайзер с ручками свалился на пол, и Фель чуть поморщился от контраста голоса юного гения, хлопка ладоней о дерево и звона ручек. — У него Ураган! Ураган, чёрт возьми! [1] — Результат… — демон не успел договорить. — Ни черта он не оправдывает! — прорычал Савада, кинув в лицо ректору едва ли не раскалённую до бела цепочку, и резко крутанулся на пятках. Фель поймал металл и тут же бросил его на стол — на руке был красный отпечаток мелких звеньев. Серебро было янтарно-золотым от жара. [2] Мефисто вздохнул, когда от громкого хлопка дверью с полок попадали некоторые фигурки, а со стен свалились две рамки. Мужчина снял с головы шляпу и помассировал виски. От воплей Савады у него, кажется, скоро начнётся мигрень. А от его выкидонов, чего доброго, ещё и седина появится.***
Когда Тсуна спустился в медкорпус, то обнаружил, что Юкио уже смылся, а вот Гокудера листал какую-то книженцию, нацепив на нос прямоугольные очки. Шатен дёрнул уголком губ, обозначая улыбку. — Я думал, у стрелков отличное зрение, — экзорцист неспешно подошёл к больничной койке, присаживаясь на самый краешек. Хаято вздрогнул — видимо, погрузился в чтение с головой, — поднимая жадно поблёскивающие глаза на одноклассника. — У меня дальнозоркость, — кашлянул наёмник, стягивая очки с носа. — Небольшая, — он смущённо пожевал губами, закрывая книгу. Савада мазнул взглядом по обложке и тут же демонстративно скривился. Хаято хлопнул глазами, непонимающе разглядывая перекошенное лицо экзорциста. — Кто тебе дал демоническую фармакологию? — Савада аккуратно вытянул фолиант из рук пепельного блондина и сгрузил на тумбочку. Гокудера замялся. — Юкио, да? — Ну… я попросил чего-нибудь полистать. А он мне… сунул эту книгу, — Гокудера кивнул в сторону фармакологии. Тсунаёши вздохнул и задрал рукав, обнажая тёмные линии рисунка. Под ошарашенным взглядом Хаято он вытянул из печати небольшую пухлую тетрадь, больше похожую на записную книжку. — Что это? — Полистай на досуге. Мы здесь… — экзорцист задумчиво постучал пальцем по подбородку, — на пару дней точно. В любом случае, времени у тебя — вагон и малая тележка, — Савада махнул рукой. — Своё в Тру Кросс ты уже отгулял. По крайней мере, на ближашие пару недель. Поэтому поваляешься здесь. Наёмник гордо вскинул подбородок, как бы не соглашаясь, но послушно открыл тетрадь с аккуратным почерком. Тёмно-синие линии чернил складывались в родные итальянские слова. И пепельный блондин с жадностью впился в текст. Однако на втором же предложении поперхнулся и, не моргая, уставился на одноклассника. — Это… — Записи Примо, — со снисходительной улыбкой кивнул Тсунаёши. — Изучи их внимательно. Особенно часть об Урагане, — на эти слова Гокудера закивал, как китайский болванчик, благоговейно поглядывая на несколько торопливые строчки. У него в руках реликвия! Ему дали в его грубые перебинтованные и обожжённые пальцы такую ценность! Тсуна легонько улыбнулся и мотнул головой. Хаято сейчас напоминает не забитого брошенного щенка, а счастливого птенчика. Растрёпанный ворох пепельных — отчего-то экзоцисту кажется, что больше седых — волос, восторженное выражение на лице, глупая улыбка и блеск в глазах. И почему-то пальцы подрывника кажутся Саваде неправильными. Слишком длинными для простого человека, музыкальными. Тсуна дёрнул плечом, остатки улыбки растаяли на его губах. Это не его, Савады, дело. Жизнь этого восторженного мальчишки, так охотчего до знаний и сверхъестественного, до становления наёмником не должна волновать его, Тсунаёши. Потому что наше прошлое принадлежит нам и только нам, другим в него ходу без разрешения и веской на то причины нет. — И, Гокудера-кун… — экзорцист уже стоял в дверном проёме, сжимая пальцами деревянный косяк. Плечи его были напряжены. Тсунаёши зажмурился, и тёмно-рыжие ресницы затрепетали. Савада не мог сейчас посмотреть на наёмника. Вот именно сейчас воспоминания обухом обрушились на вмиг потяжелевшую голову. Внутри что-то надрывно зазвенело, и парнишка вцепился пальцами в ткань футболки, стараясь удержать горький ком в себе. Потому что этот цвет волос напомнил юному гению пепел в его собственной чёлке. Он вздохнул и чуть надломанным голосом выдавил: — Постарайся не сгореть, ладно?.. Савада стоял спиной, поэтому Гокудера так и не увидел, как в янтарных глазах заблестели слёзы…