***
К сожалению, небо было глухо к его молитвам… Чай в кружке был ещё слишком горячим и обжигал губы и нёбо. Пальцы покалывало, а виски ломило. Он каким-то боком умудрился подхватить простуду. И пусть она сойдёт на второй-третий день, но неприятные ощущения… совсем не радовали. Зима наступит через месяц-другой, выпадет снег, а пока приходилось терпеть слякоть, дождь и насморк. Не спасали даже травяные настои. А может, Тсунаёши просто уже перепил этих чудо-корешков? Савада мотнул головой и тут же сморщился от боли в висках. На улице, слава Всевышнему, дождя нет. Зато небо хмурилось и грозилось вот-вот обрушиться на грешную землю ледяными струями. Парнишка дёрнул плечом, делая маленький глоток. На языке остался привкус лимона и мяты. Мысли витали где-то далеко. А вот глаза упирались в миску с бардово-малиновой сладостью. Нана ушла в магазин, наказав приболевшему сыну выпить чаю с малиной. А малину Тсуна недолюбливал. Вот и сейчас он прожигал взглядом сначала окно, за которым с неба давили свинцовые тучи, а потом — миску с вареньем. От созерцания собственной будущей экзекуции экзорциста отвлёк стук в дверь. А потом послышался шлепок об пол, тихий смех и ругань. Гокудера и Ямамото. Определённо. Тсуна вздохнул и, шмыгнув носом, отправился открывать дверь. — Доброе утро! — слишком возбуждённо для мрачного наёмника воскликнул Хаято, давая брюнету под рёбра острым локтём. Штанина того была мокрой. Такеши охнул, схватившись за бок. — Утро добрым не бывает, — недовольно пробубнил шатен, открывая дверь пошире, кивая бейсболисту. Тот в ответ улыбнулся, потирая бок. Бить Гокудера любил и умел, а колотить Ямамото оказалось на диво приятно. Чем наёмник не приминул пользоваться, когда только вздумается. — И вообще, сейчас уже за полдень, — добавил Савада. — Хотя весь день темно, как в… кхм. — Вообще, обещали грозу к вечеру, — заметил Такеши, стаскивая с плеча чехол. О дерево глухо звякнул металл. Бейсболист виновато улыбнулся под мрачный взгляд экзорциста. Тот поджал губы, обвиняюще смотря из-под сведённых тёмно-рыжих бровей. — С битой катану таскать нельзя, сколько раз тебе это говорить? — Тсунаёши неторопливо повёл гостей на кухню. Чайник был вскипячён буквально пару минут назад, поэтому экзорцист уже сейчас мог угостить их. — Прости, — а в голосе ни грама раскаивания, только смешинки и задор. Ямамото любил смеяться. Пусть его улыбка ограждает его от неудач и злости окружающих. Так казалось самому парнишке. Так он и поступал, раздражая своей постоянной улыбкой всё сильнее, не замечая этого. Просто не хотел замечать. Поэтому-то вокруг него зона отчуждения, несмотря на славу, бегущую впереди перспективного бейсболиста. В ответ Савада хмыкнул и снисходительно глянул через плечо. Забавный. Ямамото сам по себе оказался довольно… занимательным человеком. Никогда в руки меч не брал, а пальцы так профессионально сжимали эфес… Тсуна сразу понял, что у мальчишки это в крови. Дар. Или проклятие, разрушающее любые зачатки нормальной жизни. И пусть самому Саваде пришлось упорно тренироваться, чтобы достигнуть успехов во владении холодным оружием, зависть его не брала совершенно. У него это была просто вынужденная форма перестраховки, чтобы знать и понимать, как противостоять разным противникам. Поэтому он без зазрения совести отдал клинок в руки Дождю на некоторое время. Пусть обвыкнется, потренируется, в конце концов. Савада нисколько не жалел. Случается и так, что приходится сражаться с демонами почти голыми руками — иногда попадались такие экземпляры, которым были побоку раны на теле, поэтому оружие сразу отметалось за ненадобностью. Савада умел постоять за себя. Тсунаёши неспешно разлил по кружкам чай с мятой и лимоном. В воздухе смешались запахи цветов, цитрусовых и жжёного сахара. Туманы соприкасались вполне дружелюбно, сплетаясь, словно обмениваясь между собой чем-то. Тсунаёши прикусил край кружки, задумчиво постукивая зубами по фарфору. — Хибари-сан меня прибьёт, да? — весело хмыкнул он вдруг, понимая, что в школу не будет ходить ещё несколько дней, чтобы не распространять бациллы. Такеши тихо рассмеялся, булькая в кружку. — Вас неделю с лишним не было. Он вас во дворе школы закопает, конечно же! — воодушевлённо отозвался бейсболист. Хаято фыркнул, пригубив чаю. Глаза Такеши блестели задором и Дождём. Ямамото неосознанно выпускал крупицы непробуждённого пламени, действуя на взрывной Ураган и хандрящее Небо. Савада вздохнул чуточку свободнее. В лёгкие поступил ненавязчивый запах дождя, не раздражая, в отличие от поганой погоды за окном. Хаято на слова брюнета лишь мрачно зыркнул и захрустел угощением, невольно успокаиваясь от действия другого атрибута. — Ну… пока не прикопал, как видишь, — Тсуна пожал плечами, весело хрустя печеньем. Он вспомнил, что Кёя к нему даже не подошёл по этому поводу, хотя всегда бдел и наказывал прогульщиков. А действительно, как он его ещё не прибил? Савада задумался. — Это он вас пока не поймал, — уверил экзорциста Такеши, важно покивав. И тут же расплылся в широкой улыбке, которую даже кружка с чаем скрыть не могла. Шатен согласно хмыкнул. Гокудера в беседу не вмешивался, осознавая, что всё равно ему не понять, что творится в средней Намимори. Кёя оставался для него если не загадкой, то головоломкой уж точно. Со стальными тонфа в рукавах и жуткими последствиями при неосторожных действиях, идущих вразрез такой же стальной дисциплине, ага.***
— Аре? — Сора застыл соляным столбом, глядя под ноги. Малыш окинул подростка скучающим взглядом, лениво ковыряясь в носу. Собственно… этот мальчик был на пороге, когда он открыл дверь. И сейчас парень ничего не понимал. Совсем. — Ты потерялся? — ребёнок вытер палец о чёрно-белый костюм, перед этим осмотрев козявку со всех сторон. Но не ответил. Позади него показались фигуры Ямамото и Гокудеры. — Чаоссу, — Реборн чуть кивнул прибывшим парням. И тут отмер малыш с копной чёрных завитушек. — Я убью тебя, Ребо-о-орн! Такеши застыл с растерянной улыбкой на губах и приветливо поднятой рукой. Хаято выронил сигарету и распахнул глаза. Сора же выругался и ломанулся в сторону, прихватив малыша за шкирку. Послышался характерный щелчок. Чека оказалась на полпути к полу. В Реборна неслась розовая граната… Из-за угла в прихожую вышел Тсунаёши, застыв на месте не в силах пошевелиться. Он успел только обречённо вздохнуть прежде, чем его кто-то толкнул в грудину… А день так неплохо начинался!..***
В школу никто не пошёл. Хибари их, видимо, когда-нибудь всё же прикончит. — Так говоришь, тебя зовут Ламбо? — Савада-младший потирал шишку, которую заработал, когда Реборн внезапно решил озаботиться сохранностью жизни брата Дечимо. Ага. И любезно толкнул его как раз в ту сторону, где была тумбочка, о которую экзорцист и приложился от доброжелательного пинка Проклятого. Реборн такой заботливый. Добрый дяденька-киллер. Не умеешь — не берись или научись сначала. Видимо, лучшим из лучших этого правила не объяснили. Либо те просто умело его игнорировали. Либо просто забыли. Все мы люди грешные, память у нас короткая, руки — кривые, а мозоли на руках совсем не от пистолетов и катан, нет-нет. Песочно-жёлтый туман репетитора виновато расстеливался по полу, нерешительно клубясь белёсыми барашками, показывая сожаление, хотя сам не-ребёнок, пряча глаза под полями шляпы, принимал вид гордый и независимый. И нисколечки не виноватый. Зато туман говорил гораздо больше, как и глаза, которые, впрочем, Аркобалено редко когда показывал. Видимо, по этой же причине. — Ламбо-сан приехал, чтобы убить Реборна! — громкие слова нисколько не мешали юному Бовино спокойно шуршать фантиками, закидывать за щёки леденцы и игнорировать присутствие в зоне поражения хотя бы той же конфеты — которую можно просто запустить в лоб и позлорадствовать — самой цели малыша. Понятно, что ничего не понятно. — А Ламбо-сан, случаем, не рехнулся? — Сора скептически оглядел ребёнка в телячьем костюме. Блондин как никто другой знал, на что способен малыш с жёлтой соской. Этот, с позволения сказать, репетитор, выбивал из него всё что только можно, и навряд ли бы за ним послали какую-то… соплю, иначе и не скажешь. Скорее, армию головорезов. И те, наверное, продули бы. Внешность бывает обманчива. Это первый урок, который привил ему Реборн. Однако за шелухой безобидного — кому как — малыша с чёрным клубом волос, телячьим костюмом с рожками на голове и манией ко всему сладкому скрывалась лишь детская непосредственность. И только. Ламбо был ребёнком во всех смыслах. Это было понятно даже ему, Соре. Он на мгновение посмотрел на брата и поймал его возмущённый взгляд. Его глаза почему-то показались жуткими, пугающими. Раньше такого не было. Или Сора просто никогда не смотрел ему в глаза?.. Парень сглотнул, чувствуя, как мурашки побежали от плечей к пояснице. Холодный янтарь обжёг укоризной и толикой раздражения. — Сора, будь вежливее, — протянул Тсунаёши, подавая Бовино ещё одну конфету. Малыш весело запыхтел, запихивая за щёку очередной леденец. Семнадцатый по счёту. Как хомяк, ей-богу. — Да что ты говоришь? — едко бросил блондин, в такт словам наклоняя голову то вправо, то влево. — Ты из-за него пострадал, между прочим, — складывая руки на груди, уже нормально произнёс он. Шатен поджал губы, с недовольством глянув на брата. Тот стушевался и отвернулся. — Пострадал я не столько из-за Ламбо, сколько из-за Реборна, — послышался тихий фырк. Извиняться Аркобалено не собирался. Да Саваде, в принципе, плевать было на это. Главное, малыш жив-здоров остался. И брат. И Ямамото с Гокудерой. Реборн как-то не входил в круг людей, о которых ему, Тсунаёши, нужно было заботиться. Хотя этот Аркобалено живучей таракана, ей-богу. — Если бы эта тупая корова не кинула гранату, вообще никто не пострадал бы! — вдруг вклинился Хаято, хлопнув ладонью по столешнице. Ламбо перевёл на него заинтересованный взгляд и, внимательно осмотрев наёмника, неожиданно хихикнул. — Чего ржёшь? — мрачно спросил пепельноволосый. Бовино хрюкнул и ткнул в него пальцем. — Глопудера — осминожка! — на его слова Ураган сначала завис, а потом вспыхнул и подскочил, намереваясь дать мелкому в лоб через стол. Маленькая Гроза прошмыгнула между ножками стола и, заливисто хохоча, ускакала в другую комнату. — А ну стоять, тупое созданье! Я тебе дам Глопудеру! — Хаято с воплями кинулся за ним, потрясая кулаком и зажатым в нём полотенцем. Сора хлопнул глазами, провожая взглядом вспыльчивого подрывника. Савада-младший вздохнул и тут же тихо рассмеялся. Ему вторил весёлый хохот Такеши. Реборн прятал ухмылку за шляпой. Кстати, о птичках. Поля не тяжелило тельце хамелеона. Киллер окинул комнату взглядом, зацепившись за зелёную мордочку, торчащую из копны тёмно-рыжих волос. К слову, чересчур довольную мордочку. Репетитор с подозрением прищурил глаза и приподнял подбородок. — Леон, — тихо позвал Аркобалено. Его питомец приоткрыл глаза, окинул хозяина взглядом и… И. Повернулся. К. Нему. Задом!!! Реборн проморгался, сбрасывая всё на нервное напряжение, и снова упёр взгляд в настырную рептилию. Зад хамелеона по-прежнему был повёрнут к лицу Аркобалено. Репетитор озадаченно вздохнул, осознавая свою… некомпетентность всё же. В душе — ну… в том, что у него, по идее, должно быть, — всё отчётливее возникало ощущение того, что ему не стоило браться за это задание. С каждым разом Реборн всё сильнее убеждался в этом. От семейки Савада одни расстройства, честное слово!..***
— Можно на минутку? — Реборн подловил Тсунаёши, когда тот остался дома один. Брат в школе, мама у подруги, а Ламбо, в принципе, было всё равно. Тот беззастенчиво дрых в кровати экзорциста, пуская слюни на подушку. Удивительно, что тот вообще способен спать днём со своей-то гиперактивностью. Собственно, минуток у шатена было вагон и малая тележка. Да и Реборн неоднократно кидал задумчивые взгляды — не иначе, на разговор серьёзный пытался подбить, но не срасталось никак — в спину, жёг лопатки своими чёрными углями, скрывая их тенью от шляпы, на которой восседал извечный хамелеон. Леон, кстати, не один раз жаловался на то, что его хозяин слишком любит на нём кататься, забывая, что питомец, вообще-то, всё же животное, не предназначенное для этого. И плевать, что, по сути, все фамильяры Аркобалено несколько… необычны. Мелкие выносливые создания с особыми качествами и способностями. Мелкие лишь по размерам, но не по силе. Удивительные существа. Подстать Вечным Детям. — У меня, как видишь, свободных минуток на пару дней, — весело хмыкнул Савада и шмыгнул носом. Хорошо хоть, температуру сбил, а то голова бы пухла. Реборн хмыкнул и вскочил на диван в ногах шатена. Экзорцист отложил книжку, что до этого читал, предварительно заложив закладку. — Кто ты? — в лоб спросил Аркобалено, придерживая Леона рукой. Рептилия всё порывалась удрать к мальчишке. Тсунаёши на её потуги улыбнулся уголками губ. И почему он как магнит для всей нечести потустороннего мира и неприятностей? — Человек? — предположил экзорцист с нескрываем весельем в голосе. Реборн опустил уголки губ. Сейчас играть он был не намерен. А Саваде, кажется, плевать на это. Смешинки в холодном янтаре плясали золотыми искрами под тёмно-рыжими ресницами. Странный взгляд. Странные глаза. Странный Савада Тсунаёши. Так все говорили и думали. Так сейчас думает Реборн. И говорит точно так же. — Ты странный, Савада Тсунаёши. Мне интересно, кто ты, — киллер словно рассуждает. Непринуждённо давит своей аурой, особо не выделяя это словами. Грейпфрут горечью оседал на медленно сохнущем языке. Раскалённое Солнце. Определённо. Экзорцист усмехнулся и опустил глаза. Это третий Аркобалено, которого он встречает вживую. И парнишке интересно, почему все самые сильные и умелые, самые хитрые и одарённые такие… по-детски непрошибаемые и наивно-глупые. Если на их «хочу» ответить отказом, закатят истерику, доведя дело до абсурда. И будут доводить до тех пор, пока не добьются своего. Вынашивая планы мести годами. Прорабатывая каждую деталь и вероятность. Или просто бросаясь в бой, перегрызая глотки и идя по головам и трупам. Таковы Сильнейшие. Таковы Проклятые. Таковы Глупейшие. Менять свою точку зрения Савада не собирался. Со своим вполне устоявшимся взглядом на мир он прекрасно осознавал суть многих вещей, несмотря на всю блестящую мишуру вокруг. И насчёт Аркобалено он знал наверняка, что у тех в головах на переднем плане одна-единтсвенная главная Цель. Будь то обучение молодняка, исследования или месть. До абсурда можно довести многое. Можно сказать, всё. Так же как и извратить до неузнаваемости. — Ты тоже странный, Реборн, — глаза у Тсунаёши янтарные с золотыми крапинками. А в голосе смешинки и снисходительность. Реборну показалось, что Савада и вправду разговаривает с ним, как с неразумным ребёнком. — Странности бывают разные. В зависимости от того, как посмотреть и что увидеть, — парнишка сел и одним движением головы подозвал Леона. Предатель в лице рептилии исчез и волшебным образом появился на плече Савады. Реборн против воли вздрогнул, когда почувствовал, что его пальцы не придерживают питомца на шляпе. По позвоночнику скатились мурашки. — И? — Аркобалено ничем не выказал своего смятения. Только песочно-жёлтый туман вдруг сжался вокруг хозяина, словно ожидая момента для атаки. Ощетинился, готовый взорваться золотыми искрами. Тсунаёши усмехнулся, склонив голову к плечу. — Твоя странность — Вечное Проклятие. Которое, впрочем, нисколечки не вечное. Ничто не вечно, знаешь? — он качнул головой, пытливо вглядываясь в угли в тени головного убора. Киллер опустил шляпу на глаза, взглядом метаясь по полу. Мальчишка знает. Если не всё, то многое. Откуда? Откуда, чёрт возьми?! — А ещё странность всех Сильнейших — их глупость при всём уме и сообразительности, — и тут Реборн понял, что мальчишка всё-таки знает всё. В горле втрял ком досады. Реборн поджал бледные губы. Мальчишка ведёт счёт, а он, Великий киллер, практически ничего о нём не знает. — И откуда же информация? — репетитор с непередаваемым коктейлем чувств во взгдяде посмотрел из тени шляпы. Обжёг раскалёнными углями глаз. На Саваду не подействовало. Тот только улыбнулся. Наивно-доброжелательно. По-детски весело. Снисходительно-обвиняюще. До одури взросло. — А моя странность, — продолжил после недолгой паузы экзорцист, проигнорировав вопрос репетитора брата, — заключается в том, что я вижу то, «чего нет». — Не неси чепухи, — Реборн отпустил угрожающую ауру, пытаясь задушить ей своё смятение. — Странность моя — это то, чего, как считают многие, быть не может. Меня любят демоны, Реборн. Все без исключения… — мальчишка ненавязчиво поглаживал головку довольно заурчавшего Леона. Аркобалено несдержанно распахнул глаза. В голову ударила догадка. Савада довольно усмехнулся пониманию в угольных глазах киллера. Не зря его зовут Сильнейшим. Не зря Тсунаёши считает его Глупейшим. Таких феноменов, как меняющий форму и структуру хамелеон, просто не может существовать по эту сторону реальности. Только за гранью, о которой догадывались многие, но говорили лишь единицы, которых сочли психами. Люди сильны и умны. Люди хрупки и глупы. Люди жалки и трусливы. Две стороны одной монеты и ребро, как ни посмотри. Из крайности в крайность, как и всегда. Середины нет. Тсунаёши это знает. Реборн тоже знает. Знает цену и хрупкость человеческой жизни, но абсолютно не знает мир, как ни парадоксально. Знает, на что способен загнанный отчанием в угол человек. Знает, куда надо стрелять, чтобы принести мучительную боль или мгновенную смерть. Знает, как можно воспитать мафиози, босса или пешку. Но абсолютно не знает, откуда взялся его чудо-хамелеон. Огромное упущение с его стороны. Реборн не знает, кто такой Савада Тсунаёши, сын Внешнего советника Вонголы, потомок Примо, второй, по сути, претендент на «царский стульчик» мафиозного мира, мальчик, видящий то, чего нет, мальчишка со взрослыми жуткими глазами цвета янтаря. Не знает ничего, кроме сухих строчек в жиденьком досье в папке о наследниках. — Кто же ты? — тихий шёпот кажется оглушающе громким. Тихий смешок звучит громче. Реборн молит небо о том, чтобы его догадки остались лишь догадками. — Савада Тсунаёши. Экзорцист. Приятно познакомиться, — мальчишка протягивает мозолистую ладонь. Реборн закрывает глаза, выдыхая сквозь плотно сжатые зубы.Оказалось, небо всегда было глухо ко всем его молитвам. Что тогда, что сейчас. Видимо, он действительно проклят...