War time/Время войны

      В последний раз оглядываюсь на лагерь, с каждым новым шагом остающийся далеко позади. Мне больно и неприятно от мысли, кого оставляю в этом месте в полном одиночестве с надеждой на моё возвращение. Я и сам не был уверен, что смогу вновь оказаться здесь, что уж говорить про обещание.       Пар изо рта постепенно растворяется в воздухе, предвещая солнце днём, которое совсем не будет греть, а лишь добавит морозности и без того холодной погоде. Командир уверенно ведёт вперёд роту, последним из которых иду я на пару с Юнги. Шаг в шаг, и с каждой секундой мы всё дальше, а момент, когда придётся едва ли не из последних сил вырывать у смерти наши жизни, становится ближе. Теперь его можно не просто представить — он виден и даже с лёгкостью ощущается ноющим сердцем. — Дурак ты, Чонгук, — негромко отзывается Юнги, шагая по правому боку от меня. Видимо, надоело ему наблюдать за моими внутренними терзаниями, вот и решает высказаться. — А как бы ты поступил? — тихо спрашиваю, поймав на себе строгий взгляд полковника. — Так же, — ещё тише отвечает тот, также заметив внимание старшины. — Тогда ты тоже дурак, — подытоживаю, ускоряя шаг.       Юнги улыбается, стараясь подстроиться под мою скорость. Идёт себе, что-то выглядывает, а в голове строит картины, которые повстречает уже завтра. К следующему вечеру мы должны оказаться возле дальнего рубежа обороны города Пхеньян, я не думаю, что мы доберёмся туда полным составом. — Я и не спорю, — продолжает Юнги наш разговор, когда полковник перевёл внимание на других солдат.       Он, наверное, пока не представляет, каким именно способом я заставил Нари остаться здесь, и лучше бы ему об этом не знать. Впрочем, один факт того, что сегодняшнюю ночь я провёл вне нашей палатки, уже вызывает у него ухмылку. — Чон, Мин, вы на войну идёте, а не на танцы! — делает замечание шагающий в начале колонны командир.       Мы замолкаем, хотя замечание мужчины немного портит настроение, причём не нам одним. Впереди идущие солдаты как-то притихают, предпочитая усиленно пялиться под ноги, ожидая точки назначения. Идти придётся долго, так как расстояние до города около семидесяти километров. Помимо этого, по приказу главнокомандующего, наша рота будет разделена и направлена в два основных лагеря, расположенных по периметру защитной линии обороны города. — Пока не высохнут горы восточного моря, — откуда-то спереди послышался голос Хосока.       До этого молчавшие солдаты с любопытством зашептались, выглядывая впереди парня. То ли от нервов перед предстоящим сражением, то ли просто от строго взгляда командира его голос дрожал. Я иду в самом хвосте, понимая, что, возможно, вчера мне не стоило так строго высказываться. Они ещё слишком молоды и неопытны, чтобы вот так сразу оказаться на поле боя, а я болван, который слишком хорошо познакомился с войной изнутри, чтобы суметь наврать про счастливый конец для каждого из нас.       Его просто нет. Не будет хэппи энда, и каждый, кому повезёт вернуться живым, ещё долго с содроганием будет вспоминать те моменты, бояться каждого шороха и вздрагивать, включая новости. А вдруг опять война? — Пока с лица земли не сотрётся Пэктусан, — вновь тот же голос, а после молчание его хозяина, получившего замечание от командира. Сегодня он не в духе, что даже бедному парню не даёт закончить всеми известную песню. — Бережёт Господь наш народ, — совсем тихо поддерживает идею друга Юнги. Смотрит на меня, слегка улыбается, затем вновь поворачивает голову вперёд. Он тоже боится не вернуться. — Три тысячи ли прекрасных рек и гор покрыты цветущим гибискусом, — теперь уже несколько голосов присоединяются к запевшему гимн Чону.       Мы сражаемся за Родину и надеемся на неё в моменты, когда слишком трудно. Сейчас, отправляясь туда, где все равны перед смертью, хочется думать, что это не напрасно. Мы не патриоты и, признаться честно, никогда ими не были. Каждый из тех, на груди которого красуется нашивка с группой крови, мечтал бы вместо всего этого оказаться дома, там, где не слышен свист пуль, а сердце не вздрагивает от грохота за спиной, в месте, где безопасность не ставится под вопрос, а смерть не идёт за нами по пятам. К сожалению, это всего лишь мечты, поэтому единственное, что мы можем — стать единым целым, части которого пока всё ещё способны держать в руках ружья. Все до единого. — Великий корейский народ, не сворачивай с корейского пути, — подпеваю одним из последних, теперь уже более уверенно глядя вперёд.       Я вернусь, Нари, слышишь? Обязательно вернусь.

***

— Привал, — громко оповещает командир спустя почти шесть часов пути.       Уставшие и немного погрустневшие, мы располагаемся на небольшой поляне. Всего на полчаса и только за тем, чтобы перевести дух — на большее нет времени. — Думаешь, вернёмся? — спрашивает Юнги, присаживаясь рядом и протягивая фляжку с водой.       Благодарно киваю, делая несколько больших глотков. Рядом расположившиеся солдаты восполняют запасы сил, а мне ничего не лезет. Смотрю на Юнги — он тоже не голоден. Сидит и думает о чём-то, сжимая пальцы и разглядывая небольшую деревеньку вдалеке. — Не знаю. Даже не уверен, что дойдём, — честно отвечаю, пожимая плечами. — Что ты имеешь в виду? — парень смотрит на меня с непониманием, ища в лице возможные ответы, о которых, наверное, уже догадывается. — Здесь повсюду враги, даже среди нас они есть. Кто окажется предателем, узнаем чуть позже, но они обязательно будут. Всегда есть, — делаю ещё несколько глотков, затем закручиваю фляжку и возвращаю обратно. — Двадцать четвёртая рота, построиться, — громкий голос заставляет подняться и за несколько секунд встать в одну линию всех.       Впереди стоит главнокомандующий, потирая уставшие глаза и что-то говоря своему помощнику. Бросает задумчивые взгляды на солдат, словно выбирая, а после кивает помощнику и поворачивается к нам лицом. — Сегодня вечером мы прибудем к месту дислокации седьмого батальона ПВО. Часть из вас останется там, остальные пойдут дальше, — громко заявляет он, а после достаёт какие-то документы. Обводит нас тусклым взглядом, тяжело вздыхая. — Те, кто присутствует в списке, делают шаг вперёд, — заранее предупреждает, начиная зачитывать содержание имеющихся бумаг.       В тот момент я думал лишь о том, что ни я, ни Юнги не имеем права оказаться в этом списке. Капитан зачитывал фамилии, наблюдая за делающими несколько шагов вперёд солдатами. Я тоже смотрел на них. Не с горечью или жалостью — ничего такого не испытывал пока, я смотрел так, словно эти люди уже обречены. Так легче смириться, когда ты готов к смерти, она не становится неожиданностью, она не страшит тебя, когда ты смотришь, не колеблясь, в дуло пистолета. Просто ещё одна шутка судьбы — оказаться среди тех, кто с поля боя уже не вернётся. Мы гибнем за Родину или по её желанию? Теперь я не был уверен.       С каждой секундой стоящих отдельно солдат становилось всё больше, но, к счастью, нас в их списке не оказалось. Впрочем, сложно говорить об этом, зная, что избежать своей участи всё равно не получится. — Все остальные отправятся к конечному пункту назначения. Продолжайте отдых, — капитан даёт команду «вольно», хлопнув картонками папки.       Солдаты медленно расходятся по прежним местам, только теперь намного тише вокруг, даже вечно болтающие Чимин и Хосок заметно притихли. Молча уставились в свой обед, иногда поглядывая в сторону нашего пути. — Это и есть война? — повернувшись ко мне, спрашивает Чимин. — Ты поймёшь, когда она начнётся, — так и не притронувшись к обеду, произношу.

***

      Следующие семь часов мы снова проводим в пути. Тишина и напряжение — вот, что витало во время нашего путешествия. Каждый переживал по-своему, но больше всего волновались те, чьи фамилии отражены в официальном указе — им оттянуть «тот самый момент» уже не получится.       Мы шли шаг в шаг, не останавливаясь и не притормаживая. Через несколько десятков километров начали появляться дотла сожжённые дома, а местами и их погибшие хозяева. Незаметно для нас самих война уже началась. У неё нет границ, она не держится в рамках времени и не подчиняется законам государства — она словно вирус поражает наиболее уязвимые места. Война не снаружи — после долгого пребывания на поле боя она поселяется внутри нас. — Рота, на месте! — раздаётся спереди голос главнокомандующего.       Мы в одну секунду замираем, но спросить о причине остановки не успеваем. Откуда-то спереди раздаётся грохот, а затем громкий взрыв. Все молча смотрят на главнокомандующего, сглатывая и что-то шепча себе под нос, а я без особых эмоций жду следующего приказа, не смотря на произошедшее. Для меня это не ново. — Ни шагу вперёд! — ещё одно предупреждение громко звучит от капитана.       Ещё один взрыв и приказ отступать назад к ближайшей развилке, с которой мы свернули около часа назад. Ни единого объяснения, ни лишнего слова не прозвучало, только тяжёлые вздохи и перешёптывания стоящих впереди. Словно по цепной реакции до меня доносятся обрывки фраз тех, кто видел всё своими глазами. «Шихёк», «Мина», «Заминировано», «Они уже здесь». — Не думал, что они и сюда добрались. Так близко, — шёпотом произносит Юнги, держась рядом со мной.       Мы возвращаемся той же дорогой, проверенной. Как выяснилось позже, поле, через которое должен был пролегать наш путь, заминировано Северными. Незначительная информация, которую мы упустили, стоила нашей роте двух жизней солдат, тела которых, стараниями нескольких ротных, теперь покоятся под небольшими холмиками рядом с лесом.       Нет времени горевать или оплакивать потери — впереди ждёт ещё более жестокая битва, а сроки поджимают, вот и приходится теперь уже молча шагать в сторону другого, запасного пути. — Они ведь молодые совсем… — Юнги всё никак не мог смириться с гибелью ребят. Возможно, он не знал их так близко, как можно было, не общался по-дружески, но факт того, что на месте двух погибших парней, чьи родные ждут их возвращения, может оказаться каждый из нас, не давал расслабиться и прийти в себя. — Просто забудь, ничего уже не исправить, — спокойно отвечаю тому, стараясь не подвергаться подобному состоянию.       Юнги опускает голову, теперь глядя только под ноги, а я молча отвожу глаза в сторону, туда, где солнце клонится к закату и вдалеке виднеется небольшой городок. Всего несколько часов пути, и мы будем на месте. Оставим часть людей там, сделаем передышку и, пользуясь преимуществом передвижения ночью, вновь двинемся в путь.

***

— Те, кто в списке, идёте за мной, остальные могут передохнуть, — отдаёт приказ капитан.       Мы только вошли на территории лагеря седьмого батальона ПВО. Здесь повсюду такие же солдаты, только, судя по их выражению лица, опыта имеют гораздо больше. Смотрят на нас с некой жалостью и нескрываемым пессимизмом, вряд ли верят, что в таком юном возрасте мы хоть на что-то способны. — Знаешь, Чон, я совсем не хочу умирать, — вдруг произносит Юнги. — У меня ведь Херин есть, и родители тоже ждут. Я не могу не вернуться, да? Не имею права погибнуть так же глупо, как те ребята в строю. Наверное, поэтому отказался идти впереди роты в разведке. Просто знал, что так легче всего оступиться. — Прекрати нести чушь, Юнги, — не выдерживаю такого настроя, поэтому чуть громко отвечаю. — Мы вернёмся. В любом случае вернёмся.       Война определённо не парк развлечений и выбраться оттуда живым довольно сложно, я знаю. Но ведь постоянная опасность не значит, что каждый побывавший там солдат окажется за чертой жизни. Выживает сильнейший, и для того, чтобы стать им, нужно сначала поверить в себя. — Поешь, впереди долгий путь, — киваю на остывающий ужин, выводя Юнги из мыслей, в которые, видимо, он погрузился с головою.       Следующие несколько минут мы поглощаем тёплую кашу, запивая остывшим чаем, и дожидаемся прихода капитана. Он должен вернуться с минуты на минуту, сразу после того, как передаст солдат в руки здешнего майора. Затем, уже меньшим количеством, мы направимся к оборонительной линии Пхеньяна, что в тридцати километрах отсюда, и похоже уже к утру будем на месте. — Рота, строиться, — командует старший лейтенант Квон, издалека завидев тучного капитана.       Он недоволен. При таком небольшом количестве солдат не хочется отдавать хотя бы их часть под чужое командование, но ведь приказы начальства всё ещё не обсуждаются.       Мы складываем припасы, поправив форму, и, заняв прежние позиции, вновь двигаемся в путь. На этот раз стоит ещё более тяжёлая тишина, ведь в темноте довольно опасно. Радует одно: этот путь уже пройден спецотрядом, и даже при наличии каких-то мин или растяжек они все были уничтожены. Нам не грозит повторение утренней истории, и это не может не успокаивать. — Слишком тихо, вам не кажется? — настороженно спрашивает Чимин.       С каждым шагом, приближающим нас к пункту назначения, в воздухе всё больше чувствуется напряжение. Момент, который мы всё оттягивали, который до этого казался таким далёким, скоро наступит и все представления о войне воплотятся в жизнь, только в разы хуже. — Этот путь проверен, так что…       Первый выстрел показался просто глухим щелчком, затем последовал второй и третий, а приказ капитана рассредоточиться, услышали из-за паники не сразу. В академии учат сражаться за жизнь, учат убивать, но как побороть неожиданную панику никто не говорит, а ведь это, порой, спасает жизни куда эффективнее винтовки. — Северные! — откуда-то сбоку ещё один голос.       Медленно отхожу назад, перед этим подав Юнги сигнал делать то же самое. Мы двигаемся, всё время оборачиваясь и при этом вглядываясь в прицел винтовки. К счастью, он оборудован прибором ночного видения, что в нашей ситуации необходимо.       Встаю возле одного из деревьев, прислонившись и приглядывая за окружением. Впереди, примерно в сорока метрах, вижу одного из Северных. Притаился и высматривает, затем спустя всего секунду переводит прицел в мою сторону. Заметил. — Чёрт! — стреляю первым.       Он не задел меня, но, судя по звукам, его коллеги успели неплохо потрепать нашу роту. Перестрелка набирает обороты, и я успеваю сделать ещё четыре точных выстрела, прежде чем замечаю Хосока, пытающего сменить позицию. Он даже не подозревает, что сейчас на мушке снайпера Северных. — Блять, что ты творишь? — ругаюсь себе под нос.       Несколько сотых секунд на раздумья, и я делаю выстрел. Хороший боец. Увернулся, тоже меня заметив. Делаю несколько шагов вперёд, хватаю одной рукой Хосока за воротник, второй удерживая на весу винтовку. Щелчок и сильная боль в предплечье. Следующий — и пуля, пронёсшись в нескольких сантиметрах от моей головы, врезается в дерево. — Не высовывайся, — бросаю перепуганному Чону, который успевает зацепиться взглядом за пропитанный кровью рукав на моей форме, затем меняю позицию и, плотно потрудившись, всё же выслеживаю снайпера.       Мне понадобилось семь секунд, чтобы его найти; две, чтобы убить, и кажется понадобится вся жизнь, чтобы попытаться это забыть.