With every broken bone

"И сколько бы не прошло времени, сомнения останутся всегда. Мои - нужна ли мне такая ответственность? Есть ли у меня силы пройти через всё это? Хватит ли мне терпения, мудрости и психического здоровья выдержать всё и не растерять моей любви? Его - может ли он взять мою жизнь себе, присвоить и, по сути, разрушить своей болезнью? Есть ли силы любить, сквозь обиду, злость и уныние? Но это выбор. И мы выбираем счастье или горе, страдания или "легкость бытия", верность или свободу. Мы выбираем каждый день, не зная, что будет завтра." <b>Третьей стадией психологической реакции больного человека является торг. Больные люди пытаются совершить сделку или торг с судьбой или с Богом. Они начинают загадывать, у них появляются свои «приметы». В этой стадии человек переоценивает свои возможности и пытается все исправить. Курт уверенно ведет свой Ниссан Патрол по Вашингтон сквер. Машину он купил пару лет назад и часто склонен был думать, что это было лишним. Но в последнее время мысли, что машина - это отлично, всё чаще посещают его голову. Он может возить везде Блейна, не думая о том, что ему станет плохо в транспорте. И сегодня он сможет подождать его в Ниссане, не замерзая на улице, и имея возможность подумать и побыть наедине с собой. В последнее время Курт слишком погружен в себя, но его это не беспокоит. Ему комфортно в своей раковине, всегда было комфортно. Блейну чаще всего удавалось сдвинуть крышку ракушки и дать возможность погреться на солнце, но теперь Курту кажется, что он забился очень глубоко, а муж не предпринимает никаких попыток достать его оттуда. Сегодня Блейн попросил отвезти его в Церковь Джадсона, и сказать, что Курт шокирован - не сказать ничего. Он, разумеется, знает эту церковь, расположенную на Вашингтон сквер, они выступали там несколько раз с Блейном, и бывали на выставках. Церковь Джадсона поддерживала ВИЧ-инфицированных, а также имела множество социальных проектов, в том числе и для геев. Поэтому Курт, весьма скептически настроенный по отношению к религии вообще и к церквям в частности, относится к Церкви Джадсона весьма лояльно и периодически участвует в её акциях и проектах. Но Блейн едет не петь или играть. Не смотреть картины или скульптуры в Арт Галерее Церкви. Он хочет пойти в саму церковь и...Бог мой, помолиться! Он так и сказал утром, и у Курта нехорошее ощущение, что он находится внутри дурной комедии. Он всё меньше узнает мужа, всё меньше понимает его. Разумеется, за годы отношений и брака у них бывали периоды некоторого охлаждения, особенно со стороны самого Курта, когда он прятался в глубине самого себя, не давая чувствам, словам и сомнениям выйти наружу. Блейн тоже иногда скрывал свои проблемы, но с ним было куда проще - всё всегда можно было прочитать в его каре-зеленых глазах, увидеть в его жестах, поступках. Курт всегда точно знал, что его половинка чем-то обеспокоена, и раскрутить его на разговор было, в общем-то, делом техники. Тем более, они так хорошо знали друг друга, так проросли друг в друга, что точно знали все точечки, все метки, все трещинки, которые рушили оборону. Но сейчас Блейн неузнаваем, и это пугает. Он закрыт и почти равнодушен, он почти ничего не рассказывает, и очевидно, что совершенно не хочет этого делать. Он постоянно что-то обдумывает, переживает, но Курт больше не может понять, что именно происходит, и ни одна его уловка больше не действует на Блейна. И сам Курт, реагируя на происходящее, тоже закрывается и отстраняется. Ему проще сделать это, он проделывал это столько раз раньше. И это так привычно - захлопнуть все ворота, снова вырастить все стены и запереть все бушующие эмоции внутри. Курт размышляет обо всем этом, кутаясь в шерстяной кардиган цвета мокко, пока ждет мужа из церкви. Он слегка приоткрывает окно, впуская в машину прохладный октябрьский воздух. В этом году осень в Нью-Йорке началась с непривычных холодов, и деревья в парке напротив церкви уже стали переливаться желтым и оранжевым. Курту холодно, но он с наслаждением вдыхает запах осени. Он помнит многие осенние дни рядом с Блейном. Многие счастливые дни. И эти воспоминания поддерживают его, не дают упасть. Но всё чаще и чаще теперь он думает, что это последние их счастливые воспоминания. Он вспоминает последний разговор с Джулией, своим психотерапевтом. Джулия перекладывает бумажки на столе, её пальцы движутся слишком нервно, слишком быстро. Но когда она начинает говорить, её голос ровный и спокойный, как и всегда. Голос, которому Курт доверяет, который помогает ему вскрывать все болезненные нарывы, наросшие внутри. - Меня беспокоит твое состояние. Мы значительно продвинулись в терапии, но у тебя копится огромное внутреннее напряжение, и, несмотря на всю нашу работу, ты продолжаешь зажимать себя, выходя из моего кабинета. То, что ты рассказываешь мне сейчас, очень волнует меня. Курт морщится. За эти несколько недель он привык быть искренним и честным с Джулией и рассказывает ей всё, что с ним происходит. Внутреннее напряжение сводит его с ума, оно никуда не исчезло, но Курт как будто привык к нему и сросся с постоянным чувством тревоги, страха, неуверенности в себе, и только навязчивые мысли всё ещё воспринимаются им, как нечто чуждое, темное, как огромная черная вата, окутывающая его голову и проникающая щупальцами в грудь. Он устал, смертельно устал, и его уже ничего не радует и почти ничего не тревожит. Блейну стало гораздо лучше физически, он почти не реагирует на уколы лихорадкой и головной болью, правда, пальцы всё ещё ему не подчиняются. Тревога стала постоянным спутником Курта, стягивающим все мышцы в тугие узлы, вызывающим приступы мигрени. Но если спросить Курта, волнуется ли он за Блейна, он ответит - нет. Потому что тревога существует отдельно. И Курт, кажется, существует совершенно отдельно от всего мира. Он отрывается от размышлений и смотрит на психотерапевта: - Что ты предлагаешь? - Тебе нужны лекарства. Попробуем для начала легкий антидепрессант и нейролептик. Может быть, транквилизатор на первое время, чтобы избавиться от побочных эффектов. Твои навязчивые мысли, твое напряжение, твоя мигрень и бессонница - плохие симптомы, Курт. - Потому что я нужен Блейну? - саркастически усмехается тот. Он устал от этого. Все говорят ему эту фразу, и, черт подери, он прекрасно это осознает. Но в последнее время он чувствует себя бесплатным приложением к больному мужу. - Нет, - Джулия внимательно смотрит на него карими глазами, - ты нужен себе. И Курт молчит, признавая её правоту. - Подумай об этом, - мягко говорит психотерапевт, - это должно быть твое решение. С лекарствами нам с тобой будет проще двигаться дальше, разбирать твои проблемы и решать их. Подумай, Курт. Что бы ты ни решил, я буду здесь. Курт снова вдыхает осенний воздух. Он боится лекарств. Точнее, боялся. Антидепрессанты - звучит так, как будто он псих. Но сейчас ему так плохо, так душно внутри себя, он настолько измотан, что он, кажется, согласен на что угодно, только бы стало чуточку легче. Только бы отпустило это вечное напряжение. И ещё муж, которому вдруг понадобилось молиться. Курт бросает взгляд на Церковь Джадсона и гадает, что происходит внутри. Ему хочется домой, хочется завернуться в плед и сидеть на диване, бессмысленно смотря в стену под очередной мюзикл. И вдруг он вздрагивает от осознания того, что в его желаниях больше не присутствует муж. Он больше не хочет вернуться домой и обнять его, поцеловать, или помолчать вместе. Он хочет одиночества. Слез нет, их нет уже несколько недель, но внутри Курта сжимаются в комок все внутренности и он замирает. Таблетки определенно больше не кажутся ему плохой идеей.

***

Несколько дней подряд Блейн размышлял о том, почему это случилось именно с ним. Эта мысль с самого начала рефреном звучала в его голове, но в последнее время это скорее покорная обреченность, чем гнев, как раньше. Он никогда раньше не ходил в церковь, ну может быть, совсем ребенком, вместе с матерью, но это было так давно, и так неосознанно, что не может считаться. Он придерживался позиции Курта в этом плане. Бог говорит, что они неправильные, больные, сломанные, грешные, так зачем он создал их такими? Зачем он обрек их на такое, грешное, по мнению церкви, существование? На существование в мире, где тебя ненавидят, оскорбляют, издеваются, пытаются переделать, изменить, исправить, сломить, где твой собственный отец едва разговаривает с тобой с тех пор, как ты признался, что ты гей. Бог - большой придурок в таком случае. Всё это так, по-прежнему так, но сейчас Блейн чувствует потребность найти ответ на свой вопрос: "Почему именно я болен?" И он хочет найти этот ответ здесь, в этой церкви. Он даже не может сформулировать, что именно сподвигло его попросить Курта привезти его сюда этим октябрьским утром. Блейн прекрасно видел, как глаза мужа широко раскрылись от удивления и стали цвета моря после шторма, как поджались губы и напряглись плечи. Но Курт ничего не спросил, а Блейн не смог бы ничего объяснить, даже если бы захотел. Они всё больше отдаляются друг от друга, существуя каждый на своей орбите, собранной из боли, обиды, непонимания и страха. И Блейн не чувствовал в себе ни сил, ни желания что-либо менять. И вот теперь он сидит на скамье в Церкви, в которой ещё в мае он пел "Adagio" на похоронах одного из прихожан, скончавшегося от СПИДа. А на первом ряду сидел безутешный вдовец. Они были вместе десять лет, всего десять, это такой маленький срок, и Блейн пел, замирая внутри от горя. Он не хотел даже представлять, что, возможно, когда-нибудь будет также сгибаться пополам от рыданий на деревянной скамье. Странно, но ни тогда, ни раньше, Блейн не думал о том, что может умереть раньше мужа. Ему всегда казалось, что он потеряет Курта, когда-нибудь, через много-много лет, и останется один, вспоминая каждый их день. И после похорон, когда все разошлись, Блейн подлетел к мужу, который слушал его с последнего ряда, и прижал к себе так крепко, как только мог. И снова признавался ему в любви, как делал много, много раз до этого, и Курт, как и всегда, мягко отвечал "Я тоже", неуловимо касаясь губами его шеи. Тогда Блейн даже подумать не мог, как повернется жизнь. Что он будет сидеть, смотря на витражи, и размышлять. О том, что, возможно, его болезнь - наказание за его грех. За то, что он гей. За то, что он любит мужчину, любит Курта. Наказание за все их поцелуи - нежные и горячие; за их занятия любовью и горячий секс; за их признания - тихие, в глубине спальни, и публичные, в окружении близких; за их свадьбу, за кольца, которые они носят вопреки воле Божьей; за их клятвы верности и преданности; за всё, через что они прошли. И если его болезнь - наказание за всё это, то и Курт может быть когда-нибудь наказан. И у Блейна замирает сердце, когда он думает о том, что его чудесный, идеальный, светлый муж может заболеть раком, СПИДом, или чем-то вроде рассеянного склероза. Единственный способ избежать этого, избежать ухудшения своего состояния, избежать возможной болезни Курта - это договориться. Дать обет, или как там это называется - Блейн не имеет понятия, но хочет сделать это. Хочет расстаться с любовью всей своей жизни, и больше никогда не подпускать к себе никого, ни одного человека. Бороться с собой. Стать чище, правильнее. Если он это сделает, вполне возможно, что Бог увидит, как он старается, и поможет ему. И Курту. Блейн шепчет слова полузабытых молитв и отчаянно хочет, чтобы Бог, или кто там сидит на небе и смотрит на них, услышал его. Чтобы его услышала Вселенная. Решение, принятое минутами ранее, крепнет в нем, он всё больше начинает верить, что это правильно, что это единственный путь. Он так сосредоточен, что не замечает, как к нему подходит священник. Блейн поднимает на него глаза. Он должен поговорить с ним, чтобы иметь силы сказать Курту, глядя в его невозможно лазурные глаза, что они должны расстаться.

***

Курт окончательно замерзает минут через сорок, закрывает окно и включает обогрев. По другой стороне улицы идут два мужчины, держась за руки и улыбаясь друг другу, и Курт, вглядываясь в их лица, понимает, что знает их. Это Тайлер и Бен, они поженились около года назад, и Блейн с Куртом пели на их свадьбе. Бен - скульптор, он часто выставляет свои работы в Арт Галерее Церкви. Мужчины светятся, они переполнены любовью, их пальцы нежно переплетены, и Курт, любуясь их парой, вспоминает то время, когда они с Блейном только поженились и переехали обратно в Нью-Йорк. Они также наслаждались друг другом, тем, что они могут просто быть рядом, могут держаться за руки, могут поглаживать обручальные кольца друг друга. Боже, они были так невероятно счастливы, что им казалось, это счастье никогда не кончится. За этими мыслями Курт совершенно не замечает ничего вокруг и поэтому вздрагивает, когда дверца машины открывается. Блейн. Наконец-то. Курт заводит машину, одновременно пристегивая ремень. Он привычно наклоняется к Блейну, и пристегивает и его. Муж сосредоточен и тих, а ещё непривычно напряжен, но его сжатые губы говорят о том, что Блейн не собирается ничего говорить, а Курт, как обычно, не собирается ничего спрашивать. Идеальные отношения. Галактики, максимально удаленные друг от друга. Ниссан мягко трогается с места, и Курт, поворачивая руль, решает завтра же взять у Джулии рецепт на антидепрессанты и всё, что ещё она предложит. Он больше не может так жить. К тому моменту, как они въезжают на Ханкок-стрит, напряжение в машине достигает максимума. Поэтому, когда Блейн наконец размыкает губы и говорит хриплым голосом короткую фразу "Нам надо поговорить", Курт едва удерживается, чтобы не затормозить в тот же момент, а затем повернуться к мужу и залепить ему пощечину. За напряженное молчание на пути домой. За сжатые в замок руки. За игнорирование вопросов. За то, что Курт взвинчен до такой степени, что вот-вот разобьет машину, хотя, видит Бог, он всегда был аккуратным и спокойным водителем. Но ничего не происходит, Курт сжимает руль так, что пальцы сводит от напряжения, и молчит. Когда они вернулись в Нью-Йорк, то, после недолгих, но жарких обсуждений, приняли решение остаться в Бушвике. Правда, они сменили квартиру, и теперь жили в весьма милом, истинно нью-йорском доме, с зеленой крышей, эркерами, и лесенкой, ведущей наверх, к белой входной двери. И у них была калитка. Курту очень хотелось именно этого - лесенку, по которой он, перепрыгивая через ступеньки, слетает по утрам с кофе в руках, и по которой взбегает вечером с пакетами; калитку, которую они постоянно забывают закрывать; эркер, в котором стоит подиум с кроватью. Блейн соглашался со всем, потому что он обожал энтузиазм Курта, и его светящиеся от восторга глаза. Сейчас казалось, что всё это - споры о районе, уговоры с помощью минетов и поцелуев, выбор квартиры ("Милый, неужели лесенка настолько обязательна?!"), покупка мебели, покраска стен ("Если ты измажешь меня этой краской, я буду ненавидеть тебя до конца жизни!") - всё это было не с ними. В какой-то другой жизни. Ниссан мягко тормозит у калитки и Курт, как обычно, отстегивает мужа. В последнее время Блейн уже приспособился к нечувствительности пальцев и недостаточной силе рук, и многое может делать сам, но Курт привык к этим маленьким жестам и уже не замечает их. Как и Блейн сегодня, хотя обычно его это ужасно злит. Они поднимаются в свою квартиру в гнетущем молчании, которое, как это ни прискорбно признавать, стало их спутником в последние недели. Они общаются только на бытовые темы, вроде того, что приготовить на ужин, что купить в супермаркете или куда делся любимый шарф Курта. И если раньше это было легкими междометьями их отношений, с которых иногда начинались шутки, поцелуи и приставания (Тебе не нужен шарф, дорогой, ну разве что скрыть засос. Какой засос? Иди сюда, и увидишь!), то теперь это раздражающие помехи их одиночества вдвоем. Курт нервно скидывает кардиган и ботинки и идет в спальню, не оборачиваясь. Блейн сегодня не застегивал пуговицы на пальто, а значит, помогать ему не нужно. Если муж захочет поговорить - он придет к Курту. Если же нет...что ж. Это будет ещё один молчаливый вечер. Но Блейн приходит в спальню через минуту. - Нам надо поговорить, - повторяет он фразу, которую озвучил в машине. Внутри Курта всё кипит, но ни одна эмоция не отражается на лице. - Я тебя слушаю. Блейн нервно вздыхает и теребит рубашку. Это сложнее, чем он предполагал, куда сложнее. Наконец он вспоминает слова священника и решается. - Я поехал в Церковь сегодня, потому что хотел подумать. О своей болезни. О том, почему это случилось со мной, и о том, что я могу сделать, чтобы мне не стало хуже. - Мне казалось, именно для этого я делаю тебе уколы. - Да, да, но...знаешь, на той неделе на сессии Мэнди рассказала, что она дала Богу обет, что больше никогда не повысит голос на ребенка. Она верит, что это поможет ей, что из-за этого ей не будет хуже. Курт едва удерживает себя от фырканья. Очевидно, что Блейну важно рассказать всё это. И пусть Курт понятия не имеет, кто такая Мэнди, но он хочет услышать, что будет дальше. - Я знаю, - Блейн продолжает, слегка замявшись, - это всё глупо, но я...много думал об этом. И сегодня, в Церкви, я решил, что Бог наказывает меня за то, что я гей. Я грешу, и поэтому я заболел. Вот теперь Курту больше не интересно. Ему страшно. - И если я расстанусь с тобой, то Бог больше не будет наказывать меня, и никогда не накажет тебя. Курт резко бледнеет и забывает вдохнуть. Даже если бы сейчас в окно влетел метеорит, он не смог бы пошевелиться. Он смотрит на Блейна, не веря в то, что услышал только что. Не желая даже попытаться это осознать. Блейн, видя его реакцию, поспешно продолжает: - Но потом ко мне подошел отец Мартин, помнишь его? И мы говорили, очень долго на самом деле. Он говорил, что любовь дается Богом. Любая. И если мы любим друг друга, мы не можем быть наказаны за это. А за то, как ты ухаживаешь за мной, как ты предан мне, Бог мог бы и наградить тебя. И знаешь, милый, - это слово, такое привычное, такое родное, заставляет Курта вздрогнуть, - я понял, что всё, что я могу сделать, чтобы мне не стало хуже - это любить тебя. Блейн делает несколько шагов вперед и оказывается совсем рядом с Куртом. Он смотрит в его ясные глаза, в которых всё ещё плещется паника и непонимание и чувствует его легкое дыхание на своем лице. - Я люблю тебя, Курт. Курт молчит и не двигается. Тогда Блейн осторожно берет его за запястья, и легко ведет губами по его шее. - Я люблю тебя, милый. И я хочу заняться с тобой любовью. Курт вздрагивает всем телом и отстраняется. Они не были близки с того вечера, когда он пытался доказать Блейну, что всё в порядке. Когда он ласкал его ртом, и Блейну было хорошо. Но после этого муж замкнулся в себе, они почти перестали общаться, и между ними ни разу не было даже намека на интимность. Они целовали друг друга на ночь, и на прощанье, и когда встречались, но это были дежурные поцелуи. А теперь его муж открыто говорит о том, что хочет заняться любовью. Хотя, Курт знает это точно благодаря встречам с доктором Кейн, у Блейна всё ещё серьезные проблемы с потенцией. Сейчас Курт стоит перед ним, сбитый с толку и растерянный, и понимает, что у него есть два варианта - развернуться и уйти, подписав, возможно, приговор их отношениям; или попытаться сделать это, может быть, потерпев неудачу, которая отдалит их ещё больше. Но, возможно, они снова станут так близки, как тогда, в их самую первую ночь вместе, когда у них было одно дыхание на двоих, переплетенные пальцы и огромная, заполняющая душу нежность. Блейн смотрит на него и ждет, не отпуская его рук, когда Курт подается вперед и целует его так, словно это их последний поцелуй, словно в этом мире больше нет ничего, кроме их губ, языков, вздохов и тихих стонов. И это ответ. Да, тысячу раз да.

***

Adele - Lovesong Они лежат на кровати и целуют друг друга как тогда, в самый первый раз, осторожно изучая друг друга языками. Курт нежно посасывает нижнюю губу Блейна и вырывает у него тихий вздох удовольствия. Whenever I'm alone with you You make me feel like I am home again Whenever I'm alone with you You make me feel like I am whole again Они всё ещё одеты, и Курт аккуратно снимает с мужа рубашку и футболку, и проводит пальцами по груди, очерчивая соски. Он прижимается губами к шее Блейна, облизывает мочку уха и целует его в ямочку под ухом, запуская пальцы в непослушные кудри, другой рукой продолжая гладить грудь. Блейн забирается руками под его поло, лаская спину ладонями, потому что они, в отличие от пальцев, чувствуют мягкость кожи и жар, исходящий от неё. Курт приподнимается и скидывает с себя футболку. Они так давно не были вместе, и не могут не любоваться друг другом, плавными линиями тел; не могут перестать касаться друг друга, словно заново изучая все чуткие местечки. Блейн снова прижимается к губам мужа, проводя руками по выступающим ключицам, по острым плечам, по мышцам пресса, от чего Курт тихо стонет ему в рот, как и всегда. Курт расстегивает пояс на джинсах мужа, аккуратно снимает их, и Блейн тихо вздыхает, то ли от предвкушения, то ли от смущения. И Курт нежно обнимает его, целуя его соски, спускаясь ниже и обводя языком пупок. Блейн вздыхает и опускает глаза вниз, его щеки покраснели, а глазах смесь разочарования и вины - он хочет, очень сильно хочет своего мужа, но тело отказывается реагировать на сигналы мозга и он боится, что Курт воспримет его мягкий член на свой счет. Но его муж, его невероятный, чуткий и понимающий муж поднимается губами к его лицу и целует скулы, уголки губ, глаза и лоб, шепча "Всё в порядке, милый, всё хорошо". И Блейн расслабляется, растворяется в движении губ на своем лице, на груди, на животе. Курт спускается дорожкой поцелуев ниже, и стягивает брифы. Он выцеловывает каждый сантиметр на бедрах Блейна, забывая о себе, о том, что он болезненно возбужден, потому что они так давно не были близки, и он так сильно хочет всего, но он также знает, что Блейну нужно время. И он готов давать Блейну всё, что ему нужно. Whenever I'm alone with you You make me feel like I am young again Whenever I'm alone with you You make me feel like I am fun again - Милый, - почти неслышно шепчет Блейн. Курт тут же возвращается поцелуями к его лицу и вопросительно смотрит в орехово-зеленые глаза. - Я хочу, чтобы ты разделся, - шепчет Блейн, - хочу ласкать тебя. Курт улыбается уголками губ, снимает с себя джинсы с бельем, и ложится сверху на мужа, устраиваясь между его ног, соприкасаясь с ним бедрами. Сейчас всё иначе, чем было всегда, сейчас всё, как впервые, потому что Блейн никогда не был таким...уязвимым. Он раздевал Курта, он прижимал его к стене, он оставлял синяки на его бедрах. Теперь всё по-другому, и так нежно, так тихо, так неторопливо, что перехватывает дыхание. Курт так любит сейчас своего мужа, эта любовь переполняет его, проникая сквозь все стены и защиты, заполняя каждый уголок его души. Блейн целует его, вырисовывая ладонями узоры на спине, ягодицах, он снова и снова гладит плечи и руки Курта, чувствуя бедрами, как возбужден его муж. И он хочет дать ему всё, но не знает, как это сделать. - Я хочу тебя, - выдыхает Блейн в поцелуй, - я... я не знаю, что... - Тшшш, - снова шепчет Курт, проводя губами по его щеке, - я знаю. Всё будет идеально. Я с тобой, милый. However far away I will always love you However long I stay I will always love you Whatever words I say I will always love you I will always love you Блейн целует плечи, грудь, шею Курта - всё, до чего он может дотянутся. Его ладони сжимают ягодицы мужа, прижимают его собственническим жестом, который остался от того, прежнего Блейна, и Курт тихо стонет. Ему хочется большего, и он чувствует, что муж готов к следующему шагу. Он достает смазку, и шепчет: - Ты?... Фраза не требует окончания, они понимают друг друг с полуслова, с полувздоха. - Да, - тихо отвечает Блейн, - да. Курт очень нежен и первый палец почти не доставляет боли. Он аккуратно движется внутри Блейна, и это идеально. - Да, - снова повторяет Блейн, и Курт точно знает, что это значит. Блейн встречает второй палец резким вздохом, но вскоре расслабляется, и чувствует, как Курт аккуратно растягивает его. Муж нежно целует его, сталкивая их языки и находит нужный угол внутри, от чего Блейн стонет и выгибается. - Да, да, здесь, ещё... И Курт не останавливается. Когда он вводит третий палец, Блейн чувствует свою эрекцию, и знает, что хочет большего. Он чувствует себя мужчиной, любимым, любовником, и это самые важные чувства для него сейчас. Whenever I'm alone with you You make me feel like I am free again Whenever I'm alone with you You make me feel like I am clean again - Любимый, мой любимый, - шепчет Блейн, задыхаясь от нахлынувших ощущений и эмоций. - Я здесь, - нежно отзывается Курт и его пальцы покидают Блейна. Смазка ощущается холодной при соприкосновении с его горячим членом, и он слегка вздыхает. Блейн разводит ноги, и Курт ложится между них, подложив подушку ему под бедра. Он целует его в уголок губ и внимательно смотрит ему в глаза, ища тени сомнений. Но Блейн уверен, он хочет этого, для себя и для Курта, для них. Они ничего не говорят, потому что их дыхание и взгляды говорят громче слов. Курт входит в него нежно и немного неуверенно, и громко стонет от ощущения тесноты. Блейн вздыхает и с наслаждением смотрит на мужа, который так откровенно получает удовольствие. Высокие стоны Курта - лучшее, что он может слышать сейчас, они говорят больше, чем слова любви. Движения Курта становятся всё увереннее, всё быстрее, он находит нужный ритм, который дарит удовольствие и Блейну, и они оба вздыхают, стонут, гладят и сжимают друг друга, целуют в губы, в шеи, в плечи и это всё ощущается таким правильным, таким идеальным, таким совершенным, словно они созданы только друг для друга. Член Блейна снова мягкий, но его это не волнует, ему хорошо, ему, кажется, никогда не было так хорошо. Он смотрит на румяные щеки Курта, на его прикрытые от удовольствия глаза, слушает его идеальные высокие стоны, слышит его неровное дыхание и знает - это он дарит ему такое наслаждение. И этого достаточно. Курт ускоряется, движения становятся рваными, резкими, и он кончает с громким стоном, уткнувшись в шею мужа. Блейн невесомыми движениями гладит его по плечам, спине, целует его волосы и шепчет, почти неслышно, но Курт слышит всё: - Спасибо, любимый. Ты прекрасен. Когда Курт выходит из него, Блейн чувствует пустоту, незаполненность и вздыхает от этого ощущения, но Курт спускается губами к его члену и обхватывает его ртом. И Блейн надолго забывает обо всем, кроме губ и языка Курта, и его длинных нежных пальцев внутри. Его член несколько раз падает, но каждый раз Курт шепчет "Всё хорошо, милый, всё хорошо", и Блейн не чувствует себя плохо из-за этого. Когда он кончает, Курт продлевает оргазм ленивыми движениями и тянется вверх за поцелуем. Они лежат, смотря друг на друга сквозь ресницы, перебирая прядки волос, касаясь лиц и губ, и молчат, улыбаясь. However far away I will always love you However long I stay I will always love you Whatever words I say I will always love you I will always love you I will always love you

***

Курт сидит на кухне, бессмысленно крутя в руках телефон. Он помнит, как называется та стадия, которую проходит Блейн. Торги. Он не до конца понимает, какую сделку заключил муж в своей голове, но что он понимает точно - то, что никакая сделка не дает гарантий. И Курт помнит следующую стадию. Депрессия. Он смотрит в стену и подавляет желание швырнуть в неё телефон, который пять минут назад сообщил ему голосом доктора Кейн, что ей совершенно не нравятся результаты последних исследований Блейна. Она видит угрозу нового обострения. Им нужно срочно приехать к ней для того, чтобы они поменяли стратегию лечения. И Курт прекрасно осознает, что это означает. Сделки не помогут. Блейну станет хуже... Он встает и тихими шагами идет в спальню. Там, разметавшись по кровати, спит его муж. Первые лучи осеннего солнца крадутся к его черным кудрям, а густые ресницы подрагивают во сне. И внутри Курта снова сворачивается в комок напряжение, снова выстраиваются стены, он снова залезает в свою раковину, как улитка в засуху. Потому что он знает, что хэппи энд бывает только в фильмах. Церковь Джадсона: https://otvet.imgsmail.ru/download/1d01f117636c3e8a23cf222b930ca6b5_i-320.jpg Дом Курта и Блейна(их дверь белая): https://www.google.ru/maps/@40.6930938,-73.9103477,3a,75y,317.98h,95.84t/data=!3m6!1e1!3m4!1s5Vg8ls0kFsv4qqCULsZKtA!2e0!7i13312!8i6656