With every broken bone

Спасибо за ваши сообщения в личку и отзывы. Спасибо, что вы просто где-то рядом. Спасибо, что не бросаете читать всё это. Это много, очень много для меня значит. Тучи сгущаются, но я призываю вас помнить, что это Клейн. И их любовь сможет развеять любые тучи. Рано или поздно. Now I am strong, Теперь я силен, You gave me all, Ты отдал мне всё, You gave all you had and now I am home, Ты отдал всё, что имел, и теперь я в безопасности, My love, leave yourself behind, Любовь моя, останься позади, Beat inside me, I'll be with you Бейся ударами сердца во мне, я буду с тобой Sia–My Love Курт стоит под обжигающими струями горячей воды и вздыхает от удовольствия. Единственное, что действительно может разбудить его после практически бессонной ночи - горячий душ. Очень горячий. Поэтому Блейну запрещено заходить в ванную комнату, когда Курт принимает душ, но он, разумеется, игнорирует этот запрет. Сквозь мерный шум воды Курт слышит лёгкий щелчок замка. - Милый, тебе вредно здесь находиться! - Курт говорит очень громко и знает, что муж услышал его. Но также знает, что мужу наплевать. Блейн отдергивает занавеску и забирается в ванну. Курт с нарочито громким вздохом тянется к смесителю, делая воду едва тёплой. Но в крошечной ванной комнате все равно душно и влажно. Блейн обвивает руками его талию и прижимается грудью к его спине, заставляя Курта легко застонать от нежности. Эти объятия не о сексе, они вообще были близки всего раз после того "второго первого раза", как окрестил его про себя Курт. Они о единении, о том, что они - единое целое, продолжение друг друга. Курт расслабляется в объятиях мужа, он чувствует себя любимым, защищенным, цельным. Но реальность не отступает, и Курт выворачивается из рук своего любимого мужчины. - Это очень хорошо, - честно говорит он нежным голосом, - но тебе правда нельзя здесь находиться. Тут жарко. - Плевать, - возражает Блейн, пряча лицо в плечо мужа. - Тебе будет плохо, а у нас много планов на сегодняшний день, - напоминает Курт, хотя он простоял бы так вечность, прижимаясь к Блейну, проводя пальцами по его спине, чувствуя его дыхание на своей ключице. Даже противная тошнота слегка отступает, когда он целует мокрые кудри. Сегодня они собирались провести день с Бертом, потому что уже завтра он должен был улетать домой. Курт выбрал парк Хайленд для их прогулки, потому что из-за головокружений он больше не садится за руль, а такси внушает отвращение, тем более он предполагает, что они с Блейном быстро устанут и лучше им быть недалеко от дома. А вечером они хотят поужинать с отцом в уютном ресторанчике. Идеальные планы. Курт выключает воду и осторожно отстраняет Блейна. Он помогает ему вылезти, а затем выбирается из ванной сам. Очевидно, слишком резко, потому что в следующую минуту он склоняется над унитазом. Блейн опускается рядом и легкими движениями поглаживает его плечи. - Долго это продлится? - спрашивает он, когда Курт, наконец, поднимает голову, тяжело дыша. - Джулия сказала, что ещё пару недель максимум. Если я их переживу, - нервно усмехается Курт, отпивая воду из стакана, специально для этого оставленного на раковине. Блейн коротко вздыхает. Он ненавидит то, что из-за него, именно из-за него, Курт довел себя до того, что ему нужно пить эти таблетки, от которых муж сам не свой, почти не может спать, и его постоянно тошнит. Ко всему прочему, он вынужден помогать Блейну. Это паршиво, и Блейн чувствует свою вину, хотя знает, что ни в чем на самом деле не виноват. Он смотрит на мужа - лицо Курта бледное, с зеленоватым оттенком, под глазами темные круги, скулы остро выделяются на осунувшемся лице. Он выглядит больным, и Берта совершенно точно это не порадует. Блейн снова вздыхает. Всё из-за него. - Эй, - Курт поднимает на него глаза, - всё в порядке. Ты не виноват. И мне уже лучше. Это вранье, и оба они это знают. За завтраком Блейну ожидаемо становится хуже. Курт стоит к нему спиной, когда слышит звук, похожий на всхлип, и резко разворачивается, от чего на секунду темнеет в глазах. Блейн заваливается со стула, и Курт, забывая о своем самочувствии, кидается, чтобы поймать его. - Я ведь говорил тебе, что ты не должен заходить в душ, - расстроенно комментирует он, помогая Блейну встать и дойти до дивана в гостиной. Мужа качает из стороны в сторону, и Курт с трудом удерживает его от падения. - Я могу сам, - неразборчиво бормочет Блейн. - Тшшш-тшшш-тшшш, - успокаивающе воркует Курт, укладывая его голову на подушку, - конечно, ты можешь. Я просто люблю обнимать тебя. Блейн улыбается одной стороной рта, и это выглядит пугающе. Теперь с каждым днем появляется какое-то новое маленькое ухудшение, особенно когда Блейн нарушает запреты врачей. Курт легко касается губами неподвижного уголка губ мужа. Он никогда в этом не признается вслух, но Блейн для него теперь как ребенок, за которым нужно присматривать, ухаживать, которого нужно утешать и шептать успокаивающие глупости. И Курт испытывает по этому поводу противоречивые чувства. Так не должно быть, и он не хочет относиться к собственному мужу, как к ребенку. Он всё ещё помнит, и никогда не забудет, как Блейн поддерживал его, защищал от Карофски, как он закрыл его от слаша на парковке, как он убедил его поехать в Нью-Йорк. Он помнит, как они ссорились из-за ролей в отношениях и в браке, и вот, когда они достигли гармонии, и наконец-то начали идти рука об руку рядом друг с другом, случилось то, что случилось. И Курту иногда, в минуты особой слабости, кажется, что они откатились назад, что Блейн рано или поздно возненавидит то, что Курт помогает ему буквально во всем. Но пока это не так. И пока Курт испытывает прилив нежности всякий раз, когда вот так укладывает мужа спать, или застегивает ему пуговицы, или помогает раздеться перед сном. И ещё, где-то глубоко внутри он чувствует жалость, никогда не выпуская её на поверхность, потому что он знает, что это неправильно. Он не должен испытывать это чувство по отношению к своему мужу. Это может всё разрушить, и Курт очень старательно прячет его. Он запускает пальцы в темные кудри и медленно перебирает их, пока Блейн не закрывает глаза, расслабляясь. Теперь он проспит несколько часов, а когда встанет, ему будет лучше. С папой Курту придется гулять самому, и нельзя сказать, что это его радует. Ему плохо, и лучше бы он свернулся калачиком рядом с Блейном и полежал с закрытыми глазами несколько часов. Спать он всё равно не может. Но это его отец, и они так редко видятся, и Курт прекрасно знает, как Берт переживает из-за всего происходящего. И, Курт может ненавидеть это слово сколько угодно, но он обязан встретиться с отцом, обязан улыбаться, смеяться, и беззаботно болтать. Поэтому он начинает собираться, действуя как можно тише. Хайлайтер под глаза, две таблетки противорвотного, теплое кашемировое пальто коньячного оттенка, шарф крупной вязки, который ему подарил Блейн на прошлое Рождество, высокие ботинки. Кажется, теперь он переживет эту прогулку. Он кладет на столик перед диваном мобильный Блейна и записку, написанную крупными черными буквами. Курт знает, что, проснувшись, муж бывает дезориентирован и растерян. Вздохнув, он выходит из дома, бросив прощальный взгляд на спящего Блейна.

***

Они с Бертом бредут по усыпанной листьями дорожке парка, поднимаясь по ступенькам к озеру. Курт любит этот парк, где они с Блейном часто гуляли по вечерам, катались на велосипедах, а иногда устраивали пикники под большим каштаном у озёра. Эти дорожки наполнены светлыми воспоминаниями о тихих разговорах, нежных прозвищах, шутливых поддразниваниях, лёгких поцелуях и сплетённых пальцах. - Жаль, что Блейну стало плохо, - говорит Берт искренне. И Курт чувствует его искренность. Они - семья, несмотря ни на что. - Ничего, это бывает. Он придёт в себя к нашему возвращению. - Тебе очень тяжело? - Берт испытующе смотрит на сына. Курт выглядит плохо, очень плохо. Но не таким печальным и потерянным, как несколькими днями ранее. Очевидно, разговор с Блейном всё-таки состоялся. Берт никогда не лез в их взаимоотношения, и Курт редко посвещал его в тонкости их совместной жизни. И сейчас Хаммел-старший просто хочет убедиться, что его ребёнок в порядке. Ну или хотя бы на пути к порядку. И Курт хорошо понимает это. Он знает, что стоит соврать, и почти не испытывает угрызений совести. Так будет лучше. - Я справляюсь, папа. Я люблю его. Когда мы поженились, я думал, что чувства угасают со временем. Но этого не случилось. Они просто... - Стали другими, - кивает Берт. - Да. Конечно, мы уже не влюблены друг в друга, как подростки. И мы бы не смогли пережить все это, будь мы все ещё на том уровне. Курт молчит минуту, пиная разноцветные листья, и Берт не торопит его и ни о чем больше не спрашивает. Он знает, что сын продолжит свою мысль. И Курт договаривает, справившись с очередным приступом головокружения. - Это как будто мы стали одним целым. Я знаю, что он - моё продолжение, часть меня. И это помогает. Мы справимся, пап. Я справлюсь. - Знаю, - говорит Берт. - Ты не должен переживать из-за этого. - Сынок. У тебя пока нет детей, - отец очень выделяет голосом слово "пока", и Курт нервно вздрагивает, - и ты не очень понимаешь, о чем просишь. Я всегда переживаю за тебя. Ты всегда останешься для меня ребёнком, который плакал, когда ему снился кошмар, или когда он падал с велосипеда. Курт молча сжимает руку отца. Он не хочет ничего говорить, но он бесконечно благодарен за поддержку. Они идут молча какое-то время, думая каждый о своём. - Так что, две недели перерыва, а? - наконец спрашивает Берт. - Ты же знаешь, я давно это спланировал, но теперь... Курт вздыхает. Он действительно изначально просил перерыв в выступлениях, потому что наконец собирался взяться за важный проект, вынашиваемый уже несколько лет. Коллекция брошей. Эскизы были раскиданы по всей квартире, встречаясь в самых неожиданных местах. В эти две недели у него были запланированы встречи с ювелирами, дизайнерами и много, неприлично много общения с Сантаной, которая должна была стать одновременно ассистентом, пиар-менеджером и намеревалась "пинать его тощий зад", по её собственному выражению. Но теперь он сомневается, сможет ли справиться со всем этим, учитывая свое состояние, и состояние Блейна. - Я хочу, чтобы ты сделал всё так, как будет лучше для тебя, - говорит Берт, и Курт благодарен ему за отсутствие советов и нравоучений. Его отец вседа был рядом, и в то же время не вмешивался ни в дела Курта, ни в их совместную с Блейном жизнь, если только сын не спрашивал его совета. А спрашивал совета он крайне редко. Они ещё бродят по парку какое-то время, пока Курт не устает и не тянет отца домой. Когда они возвращаются, Блейну, как и ожидалось, уже лучше, он проснулся, и готов собираться на ужин. Берт крепко обнимает зятя и садится смотреть телевизор в гостиной, пока Курт и Блейн переодеваются в спальне. Они ужинают в спокойном ресторанчике недалеко от дома, обсуждая нейтральные темы и наслаждаясь тихим вечером, пока Блейн не кладет руку на плечо Курта, и это значит, что он устал. Берт прижимает их к себе на прощанье и обещает в следующий раз привезти в Нью-Йорк Кэрол. - Очень устал? - спрашивает Курт, расстегивая пуговицы на рубашке мужа. - Нет, - коротко отвечает Блейн, и это означает одно из двух - он себя плохо чувствует или у него нет настроения. И то, и другое одинаково плохо. Курт терпеливо ждет продолжения, стягивая с него рубашку и бросая её на кровать. Наконец Блейн нехотя поясняет: - Ты раздеваешь меня, как ребенка. Курт вздрагивает где-то внутри, но не подает вида. - Может быть, - улыбается он, расстегивая ремень Блейна, - всё потому, что мне нравится тебя раздевать. Блейн молча стоит, позволяя снять с себя брюки и акуратно перешагивает через них, когда они падают на пол. - Тебе очень плохо? - интересуется он, зная, что к вечеру Курту обычно становится хуже. - Не особенно, - пожимает плечами Курт. - Тогда, - Блейн хитро улыбается, - я совсем не устал. Боже, как же Курт скучал по этой улыбке, по этому блеску в глазах мужа, даже по этим глупым подкатам! И он полностью отдается игре, когда губы Блейна накрывают его собственные. Они гладят, целуют и заново изучают друг друга, играя в прошлых Курта и Блейна, играя в безоблачное счастье. И, когда Курт мягко толкается в Блейна, они оба вспоминают, что занятия любовью всегда имели значение. Разумеется, это не главное в их отношениях, и никогда не было главным, но это часть их любви, неотъемлимая часть, которая позволяет им стать ещё ближе, ещё нежнее. - Я никогда не перестану тебя любить, - тихо шепчет Курт, оставляя невесомые поцелуи на шее Блейна. - Я тоже, милый. Я тоже, - отвечает Блейн, скользя ладонями по выступающим ребрам Курта и прижимая его к себе сильнее, ещё сильнее. Блейн засыпает на груди у мужа, и Курт любуется его умиротворенным лицом. Во сне Блейн снова становится тем Соловьем, которого он увидел когда-то в первый раз. Разглаживаются морщинки вокруг глаз и на лбу, густые черные ресницы слегка трепещут во сне. Он спокоен и расслаблен и, кажется, что ему снова 17, и ничего прекраснее Курт не видел никогда в жизни. Он хотел бы целовать его глаза, его щеки, его плечи и пальцы, но ничего этого он не делает, чтобы не потревожить сон мужа. К нему самому сон в эту ночь снова не приходит.

***

- Леди Хаммел-Андерсон, если ты не поторопишься, мы опоздаем! - Сантана невыносима, и за что Курт так любит её, он и сам затрудняется сказать. После свадьбы они с Бриттани какое-то время жили в Лайме, но несколько лет назад перебрались в Нью-Йорк, где Сантана работает в успешном пиар-агенстве, а Бритт в данный момент сидит дома с их сыном, Лиамом. - Даже Пончик собирается быстрее тебя, а ему всего год, - продолжает кричать Сантана. Иначе как Пончиком Лиама почему-то никто не называет. Курт поправляет серую жилетку и выходит из спальни. Во-первых, ему надоели крики, а во-вторых, подруга права. Им пора, иначе они опоздают на встречу с ювелиром. - Не знаю, почему я согласился делать это вместе с тобой, - комментирует он, выходя в гостиную. - Потому что я лучшая, тощая ты задница. Ты что, перешел на питание энергией любви Клейн? Курт морщится от этого прозвища их пары. Он терпеть его не может, но с легкой руки Сью оно прижилось в кругу их друзей, правда, остальные называют их так только за глаза. Но это Сантана. Когда это она говорила что-то за глаза? Подруга обнимает его, и улыбается. - Я рада видеть тебя. Как ты? - мягко, в совершенно несвойственной ей манере, спрашивает Сантана. - С переменным успехом, - улыбается Курт. Он любит её, несмотря ни на что. И знает, что она беспокоится за него, и за Блейна. - Минутка нежности закончена! - информирует подруга, - Вперед, к новым свершениям! Блейн уже несколько дней ездит один на репетиции с Генри и в больницу, и Курт постоянно волнуется по этому поводу. Но он сам больше не за рулем, по крайней мере на ближайшие несколько недель, и Блейн решительно возражает против того, чтобы Курт ездил с ним в такси и ждал его с репетиций и занятий. Так что Курту ничего не остается, кроме как целовать мужа, усаживая его в такси и напоминая бесчетное количество раз о необходимости держать при себе мобильник, пакет с медицинскими документами, не перегреваться и есть вовремя. Он чувствует себя мамочкой-наседкой, и прекрасно знает, что Блейна это выводит из себя, но поделать с этим ничего не может. Ему нужны эти ритуалы, эти ежедневные напоминания, эти оплоты стабильности в его жизни. Так Курту кажется, что он держит всё под контролем, и ничего плохого случиться не может. Он с удовольствием не пускал бы Блейна никуда, но визиты в группу поддержки и к физиотерапевту нужны мужу, а когда они говорят о его работе, Блейн выглядит таким счастливым, он так полон восторга и энтузиазма, он становится таким Блейном, почти прежним, почти нормальным, что Курт не может возражать. Генри звонит ему в разгар обсуждений броши в виде ноты, и это не может означать ничего хорошего. Курт нервно вскакивает и отходит в сторону. - Да? - Это Генри. Блейн, он... - голос музыканта взволнованный, он говорит сбивчиво и Курт едва улавливает суть, - он просто упал, я говорил ему, что софиты сильно греются, и я... Я не знаю, Курт, он просто упал. Курт резко бледнеет. Внутри всё дрожит. - Где он сейчас? - В больнице, я назвал ту, которая указана в его документах. Ты всегда даешь их ему, и я... - Спасибо. Он уже там? - Думаю, будет вот-вот, скорая недавно увезла его. Прости, Курт, я не... - Всё в порядке. Спасибо, Генри, - Курт говорит мертвым голосом, без единого намека на эмоции. В голове стучит молоточек. Вот и всё. Вот и всё. Вот и всё. Когда он возвращается назад, Сантана уже свернула разговор и резко поднимается со стула. Она ничего не спрашивает - по бледно-зеленому лицу Курта всё понятно. - Поехали, - командует она, и, видя, что Курт не реагирует, прибавляет уже громче, - поехали, Курт. - Да, - выдыхает тот всё тем же неживым голосом, - поехали. Молоточек отбивает свой мерный ритм всю дорогу в такси, пока Курт нервно сжимает побелевшие пальцы и обкусывает губы до такой степени, что чувствует во рту металлический привкус крови. Вот и всё. Вот и всё. Вот и всё. Сантана врывается в больницу как ураган Катрина, сшибая всё на своем пути и таща за собой Курта. Он не сопротивляется - он так благодарен подруге за то, что она берет всё на себя. Он так устал, так смертельно устал. Он хочет оказаться рядом с Блейном как можно быстрее. В палате приятная полутьма. Курт подходит к больничной кровати и улыбается Блейну, сжимая его руку. Лицо мужа морщится, на глазу снова повязка, и он неразборчиво что-то бормочет тихим голосом. - Привет, милый, - мягко говорит Курт и наклоняется ближе, чтобы запечатлеть поцелуй на щеке Блейна и услышать его. - Миый, а пото э мог... Голос тихий и до того неразборчивый, что Курт не понимает ни слова. Блейн пропускает множество звуков, он говорит так, словно его язык распух и почти не шевелится. - Тшшш, - успокаивающе шепчет он, целуя пальцы Блейна и сжимая их, - я с тобой. Всё будет хорошо. Блейн тихо бормочет ещё что-то, но в его речи невозможно разобрать ни слова. Он дергает рукой в отчаянной попытке сделать что-то, но смысл его движения непонятен Курту, поэтому он садится на край кровати, наклоняясь к Блейну и прижимаясь щекой к его щеке. - Всё хорошо, милый, всё будет хорошо. Я не оставлю тебя. Мы можем поговорить позже. Всё хорошо. Он долго шепчет какие-то успокоительные глупости, и его шепот, кажется, успокаивает Блейна. Во всяком случае, он замирает и перестает бормотать. Курт потерял счет времени, поэтому он не знает, сколько сидит вот так, скорчившись возле мужа, когда в палату тихо заходи Сантана. - Курт, - зовет она шепотом, - доктор Кейн ждет тебя. Блейн беспокойно дергается и Курт беспомощно оглядывается на подругу. Он не может оставить сейчас мужа одного, но и проигнорировать встречу с Кейн он не может. - Я побуду с ним, - тихо говорит Сантана, подходя к кровати с другой стороны и сжимая пальцы Блейна, привлекая его внимание, - эй, мистер Брокколи, ничего, если я посижу с тобой? Блейн снова что-то бормочет, улыбаясь уголком рта. - Иди, - говорит одними губами Сантана и Курт повинуется. Уходя, он слышит шепот Сантаны: - Эй, кудряшка, ты отпадно выглядишь. Новый мусс для волос? Курт бы улыбнулся, если бы вообще был способен улыбаться сейчас. - Думаю, ты всё уже сам понял, - доктор Кейн говорит усталым тихим голосом. Курт прикрывает глаза в знак согласия. Разумеется, он понял. Но он должен услышать это от Элизабет. - Второе обострение, - произносит она, и Курт дергается, как от удара. Он знал, он понял, он догадался, но всё равно эти слова звучат, как пощечина. Второе обострение всего через несколько месяцев. О, он знает, что это может значить. - Снова задет мозжечок, - продолжает Кейн, - МРТ будет через пару часов, но тут всё очевидно. Серьезное нарушение координации, нарушение речи, легкая дезориентация, снова задеты глазодвигательные мышцы - ты видел повязку. - Руки? - спрашивает Курт тихо. - Да, руки тоже ухудшились. Потеря чувствительности до локтя. Гипотонус мышц рук. - Прогнозы? - Мы начали гормонотерапию, и добавили ещё пару лекарств, я расскажу о них позже. Посмотрим, как он среагирует, - Кейн избегает отвечать на его вопрос, но Курт настойчив. - Прогнозы, Элизабет. - Курт... - Я должен знать. Должен быть готов, - Курт смотрит на неё прямым ясным взглядом. - Я не думаю, что чувствительность восстановится. И тонус в руках тоже вряд ли. - Речь? - Надеюсь, - осторожно говорит Кейн, - надеюсь, что дотянем почти до нормы. Занятия со специалистом по речи начнутся после окончания гормонотерапии. - Координация? - Надеюсь, - повторяет она, - всё будет понятно после первой недели. Ты же знаешь, Курт, - добавляет Элизабет мягко. Она много лет работает с больными рассеянным склерозом и их семьями и старается не привязываться ни к больным, ни к их родным. Не иметь к ним никакого эмоционального или личного отношения. Но эта пара... Она не может дистанцироваться от них, не может выкинуть их из головы. Их отношения изумляют её. Она год назад развелась с мужем, и, как ей казалось, это был конец большой любви, но когда Элизабет видит, как Курт и Блейн смотрят друг на друга, как они касаются друг друга кончиками пальцев, она начинает сомневаться, любил ли её когда-нибудь её муж. Любила ли его она. Потому что у них никогда не было так. Эти двое словно дышат друг другом. Их нежные взгляды порой заставляют Элизабет опускать глаза, словно она стала свидетелем чего-то глубоко интимного. И она испытывает к ним то, что не должна испытывать как врач. Жалость. Ей невероятно жаль их, ей кажется невыносимо несправедливым то, что именно с ними случилось всё это. И второе обострение Блейна выбило у неё почву из-под ног. Ей казалось, что у него больше времени. И вот теперь она смотрит на его мужа, бледного, с искусанными в кровь губами, нервно сжавшегося в комок в её кресле, и не знает, что ещё сказать ему. Как утешить. Как поддержать. Она чувствует необходимость сделать это. - Курт. Ты должен верить в лучшее. Я сделаю всё, чтобы снять большинство симптомов. Ты не виноват. Никто не виноват. Он медленно кивает, и Кейн добавляет в непонятном для себя порыве: - Мне очень, очень жаль, Курт. - Спасибо - шепчет он в ответ, и сердце Элизабет снова болезненно сжимается. Как врач, она видит перспективу. Как человек, она хочет забыть об этом. Сантана уезжает через час, насильно накормив Курта, обняв его и пообещав вернуться утром. Он категорически отказывается ехать домой, и Кейн позволяет ему остаться в палате на ночь. Курт снимает обувь и ложится рядом с мужем, обнимая его и прижимаясь к нему всем телом. Блейн тихо бормочет что-то вроде "а еа у", и Курт знает, просто знает, чувствует сердцем, что муж говорит ему "Я тебя люблю". - Я тебя тоже люблю, милый, - нежно шепчет он, целуя Блейна в уголок губ, - больше всего на свете. Я всегда буду рядом, слышишь? Блейн прикрывает глаза на секунду, отвечая "да" на этот вопрос. - Сейчас ты закроешь глаза и заснешь, а когда проснешься, я буду здесь, рядом с тобой. Когда дыхание мужа выравнивается, Курт судорожно вздыхает и отсылает смс Берту и Куперу. Это снова случилось. Мы в больнице. Он больше не хочет и не может выносить это один. Хотя, если рассуждать честно и непредвзято, он всегда будет один на один с этим. Никто и никогда не сможет понять всего того, что он чувствует сейчас, в полумраке больничной палаты. Голова раскалывается, снова накатывает нестерпимая тошнота и стучит, не умолкая, назойливый молоточек. Вот и всё. Вот и всё. Вот и всё.