With every broken bone

Курту холодно. Его трясет, несмотря на то, что он свернулся в маленький уютный кокон из своего одеяла и одеяла Блейна. Голова раскалывается, и очень хочется пить, но раскрутить свой кокон он не в силах. Он просто лежит, трясется и ждет Блейна. Муж позаботится о нем, когда вернется с работы. Температура наверняка подкрадывается к сорока, и Курт тоскливо думает о том, что за последние два месяца он болеет уже четвертый раз. Его психотерапевт говорит, что всему есть причина. И Курт не спорит. Разумеется, есть. Он не хочет признавать этого, но он окончательно потерян и запутан. Блейн в последнее время стал практически автономным. Он продолжает работать музыкальным терапевтом в больнице, занимается вокалом с преподавателем, учится на курсах, и почти самостоятелен в быту. Он даже стал чаще ездить на метро или автобусах, а не на такси. Курт больше не нужен ему в качестве няньки-сиделки-жилетки-водителя-помощника. В последние два месяца Блейн чаще заботится о Курте, чем Курт о нем. И это, разумеется, радостно, и Курт должен быть счастлив. Но он чувствует себя потерянным, не находя гармонию в своем отношении к мужу. Он так привык волноваться за него, заботится, помогать, переживать, это продолжалось почти год и стало второй кожей. Маятник, качнувшись в одну сторону, никак не может вернуться обратно, и Курт не может свыкнуться с тем, что муж снова стал почти прежним. У него есть работа, он активен и полон энергии, постоянно фонтанирует новыми идеями, и у него не было обострений уже давно. Новое лекарство работает, побочные эффекты почти не беспокоят Блейна. Но Курт так сросся с заботой о муже, с волнением за его жизнь и здоровье, что не может переключить себя. И они ссорятся из-за этого. Очень много ссорятся, на самом деле. Блейн достаточно легко выходит теперь из себя, особенно когда дело касается его самостоятельности и независимости. Поджаренный высокой температурой мозг услужливо подкидывает воспоминание о последней их ссоре. В Нью-Йорке неожиданно снежная суббота. Снег идет хлопьями, и это завораживающе красиво. Небо затянули серые тучи, но это даже лучше. На солнце эти снежные комки, падающие с неба, смотрелись бы не так чудесно. Блейн и Курт обнимаются на кровати. Они уже проснулись, но пока не готовы вставать, поэтому лежат, обмениваясь ленивыми репликами и короткими нежными поцелуями. Блейн, как всегда, уткнулся носом в шею Курта, поглаживая пальцами линию его подбородка и что-то бормоча куда-то в кожу мужа. Курт пахнет дыней и мятой, и собой. Его щекочет бормотание Блейна, пока он лениво перебирает темные кудри, запутавшиеся после сна. - Хочешь кофе, милый? - хрипло спрашивает Курт. Недавно он переболел ларингитом и голос ещё не до конца восстановился. - Хочу быть пандой, - бормочет Блейн, целуя шею мужа. - Пандой? - Курт поднимает бровь. - Это что-то новенькое. - Хочу вцепиться в тебя и ездить на тебе весь день, - Блейн улыбается, обнимая Курта и прижимая его к себе ближе, собственнически закидывая свою ногу ему на талию. - Я очень ценю твое образное мышление, дорогой, но я не в восторге от этой идеи. Может, мы могли бы быть пандами в кровати? Так хотя бы мне не надо будет таскать тебя по квартире. - Мне нравится эта идея, - Блейн оставляет легкие поцелуи на шее Курта, - и я хотел кое-что спросить у тебя. - Если ты выбираешь для вопроса именно эту минуту, это значит, что я скажу нет, - хмыкает Курт. - Ты даже не выслушал! - возмущается Блейн, но хитрая улыбка говорит о том, что он что-то задумал. Что-то, что вряд ли понравится Курту. - Излагай. - Мы могли бы завести щеночка? Пожалуйста, Курт, пожалуйста! - Милый, дорогой, любимый, мы обсуждали это миллион раз. У них есть шерсть. Много шерсти. Он пахнут псиной. И с ними нужно гулять. И я этого делать не буду. - Я буду счищать шерсть с твоей одежды пять раз в день, и я клянусь, он будет пахнуть розами, и я буду выгуливать его сам! Курт мягко улыбается. - А вдруг ты не удержишь поводок? Особенно когда твой маленький щеночек превратится в большую собачку. - Почему это я не удержу? - Ты же знаешь, иногда твои руки... Блейн резко садится. - С моими руками уже давно всё в порядке. Не понимаю, почему ты постоянно это вспоминаешь. - Я просто сказал. - Нет, не просто, - Блейн завелся и свернуть с темы уже не выйдет, - перестань так воспринимать меня! - Щенок это... - Мы сейчас уже не о щенке! - Блейн вскакивает с кровати и натягивает джинсы. - Мы о твоем отношении ко мне. Ты же знаешь, что всё в порядке. Почему ты не можешь просто отключить наседку внутри себя? - Не знаю, - честно отвечает Курт, садясь. Он облажался, и прекрасно знает это. - Я не хочу навсегда остаться в твоем сознании больным, - тоскливо говорит Блейн. Это далеко не первая их ссора на эту тему, и он просто не понимает, как ещё донести до мужа то, что он чувствует. - Я понимаю. - И продолжаешь делать то же самое, - резко отвечает Блейн, надевая свитер, - постоянно. Ты всё время вспоминаешь мои руки, мое равновесие. Заметь, я ничего не говорю, когда ты напоминаешь про горячую ванну или что-то такое. Но в остальном ты мог бы прекратить опекать меня. Вчера ты был недоволен, что я пошел к Генри в репетиционную вместо того, чтобы идти домой. - Ты мог переутомиться... - Я не переутомляюсь! И я достаточно большой мальчик, чтобы понимать, устал я или нет. Ты не можешь - и не должен - это контролировать. - Прости, - устало говорит Курт. Он не знает, что ещё сказать. Блейн прав. - Я пойду прогуляюсь. Дверь захлопывается сильнее, чем должна бы, и это означает, что Блейн шарахнул ею от души. Курт валится обратно на кровать и зарывается в одеяло. Разумеется, потом они помирились. Блейн вернулся с круассанами и кофе, Курт извинился, и они занялись примирительным сексом. Но осадок остался. Он всегда оставался, после каждой их ссоры на эту тему. И накапливался. Курт тоскливо ждал, когда же накопленное превратится в проблему. Потому что это, конечно, произойдет рано или поздно. Он понимал, что виноват во всем сам, и должен остановиться. Блейн абсолютно прав, и в общем-то, многие моменты он ещё спускает на тормозах. Но Курт просто не может переключиться. Он чувствует себя не нужным, не обязательным, хотя и осознает, что эти чувства ложные. Возможно, было бы проще уйти в работу и оставить Блейна в покое. Сцена всегда захватывала Курта полностью, выбивала из него все ненужные мысли и чувства, давала свободу и ощущение счастья. Но это больше не так. После всего случившегося он чаще всего чувствует фальшь, искусственность происходящего на сцене. Ему больше не приносят удовольствие выступления, репетиции, предпремьерная суета. Здание театра больше не успокаивает его. Каждый раз, приезжая на репетицию или спектакль, Курт чувствует себя так, словно это время он отрывает у своей семьи. Ведь это время они могли бы провести вместе с Блейном. После того, как он заболел, мысли о том, сколько им ещё осталось вместе, всё чаще донимают Курта. И ему всё время кажется, что он недостаточно много бывает рядом с мужем. Что любая секунда может оказаться важной, ключевой. Возможно, это просто какой-то кризис, а может, Курт устал от Бродвея, или это снова проявление ненормальной заботы о Блейне. Он не знает наверняка, и перестал ходить к психотерапевту, потому что не хочет это обсуждать. И теперь он болеет, снова. Возможно, его тело таким образом что-то пытается сообщить, но сейчас Курт не в состоянии анализировать сигналы от подсознания. Ему очень холодно, и у него очень болит голова. И когда он слышит, как открывается входная дверь, всё его существо расслабляется. Сейчас Блейн позаботится о нем. Муж заходит в квартиру молча, потому что Курта не должно быть дома. Он должен быть на репетиции. Но, когда Блейн кидает на стул сумку, он осознает, что вот этого огромного комка из одеял не было на кровати утром. И, вероятно, где-то внутри этого комка - его муж, заболевший в очередной раз. - Боже мой, Курт, почему ты не позвонил? - Блейн озабоченно трогает его лоб. - Ты весь горишь. Как ты себя чувствуешь? - Плохо, - шепот похож на шелест. Через полчаса Курт лежит на спине, укрытый одеялом и теплым пледом. Он напичкан лекарствами, напоен водой с лимоном и имбирем, на голове холодный компресс, а Блейн сидит рядом, легко поглаживая его волосы. - Долго ты лежал вот так? - Мне стало плохо по дороге в театр и я вернулся. Так что с утра. - Почему ты не позвонил? - Не хотел тебя отвлекать... Блейн горестно вздыхает. - А если бы твой мозг вскипел от высокой температуры? Курт отмалчивается. Это было глупо - не позвонить Блейну. Тем более, что Блейн звонил ему всегда, если чувствовал себя плохо. На эту тему между ними было бесчисленное количество скандалов, Курт угрожал, шантажировал, призывал к здравому смыслу и в результате приучил Блейна звонить, когда тот заболевал. Но Блейну вредна высокая температура, и ему становится сложнее двигаться, когда ему плохо. А Курт привык за этот год переносить всё на ногах, и заботиться о себе самостоятельно. И это не так-то просто изменить. - Почему ты относишься к себе так, словно ты не имеешь значения? - тихо спрашивает Блейн. - Может, потому что и не имею... Прости, мне плохо и я устал, - и Курт закрывает глаза, чтобы не продолжать разговор, - ты не должен быть рядом, ты можешь заразиться, - тихо добавляет он. Блейн забирается на кровать и аккуратно ложится рядом. - Я люблю тебя больше всего на свете, - шепчет он убаюкивающим голосом, - и когда ты выздоровеешь, мы очень серьезно поговорим об этом. А сейчас поспи. - Люблю тебя, - Блейн целует Курта в щеку. - Люблю тебя, - поцелуй в плечо. - Люблю, - легкое касание губами волос.

***

Конечно же, Блейн заразился от Курта. И это несколько ухудшило его равновесие. Но Элизабет обещает, что всё быстро придет в норму. А пока Блейн ходит с тростью, на всякий случай. Курт болел около недели, а потом ещё две недели он ухаживал за заболевшим мужем, так что необходимость серьезного разговора стерлась из памяти обоих. В первый рабочий день Блейна после болезни Курт отвозит его в больницу сам. У него выходной, и он планирует навестить Рейчел, а затем забрать Блейна с работы. Тот ещё недостаточно оправился от гриппа, чтобы возражать. Не то чтобы он не пытался, но Курт выиграл спор в два счета. Они с Рейчел виделись теперь не слишком часто. Она родила дочь весной, когда Курт был слишком сосредоточен на состоянии Блейна. Конечно, они навестили молодую маму в больнице, и покачали на руках малышку Кейтлин Барбру Сент-Джеймс, но в последующие месяцы Курт и Рейчел почти не виделись. Она была занята ребенком - первыми улыбками, зубами, шажками, и словами, а Курт был поглощен Блейном. Когда Кейтлин исполнилось полгода, Рейчел впервые попросила их посидеть с малышкой. К тому времени она уже вернулась в театр, но в тот вечер её подвела няня. А Курт и Блейн как раз только вернулись из Лондона. - Это её любимая соска, но здесь, в шкафчике, есть ещё две, тоже сойдут, если что. Не забудьте проверить температуру смеси, и не разрешайте ей снимать носочки. В её комоде есть свитер, если вдруг станет холодно, и легкий комбинезон, если будет жарко. Лекарства здесь, у неё лезут зубы, и она может плакать, а вот салфетка для слюней, а тут... - Рейчел, - мягко прерывает её Курт, - мы уже были у тебя в гостях, и мы сидели с Пончиком, когда он был маленьким. Всё будет хорошо. - Я просто всегда волнуюсь, - вздыхает подруга, - не люблю оставлять её. Дело не в вас, милые. Она расцеловывает Курта и Блейна, продолжая сыпать указаниями, советами и предостережениями, чмокает дочку в макушку и убегает. Кейтлин сидит на руках у Блейна, задумчиво дергая его за кудри. Она не в первый раз видит дядю-барашка, но раньше она была младше и не могла вот так играть с этими смешными черными завитками. Блейн аккуратно поддерживает спинку малышки, одетой в розовый комбинезончик, и смешно треплет её темно-русые волосы. Курт невольно любуется этой картиной, такой домашней, такой...правильной. Его муж держит на руках ребенка, и улыбается так искренне, и что-то смешно бормочет, а Кейтлин смеется в ответ на это бормотание. Может быть, это не типично для мужчины - хотеть ребенка так сильно. Может быть, это даже неправильно. Но Курт всегда, всю свою жизнь, был неправильным. И сейчас он позволяет себе чувствовать это - желание иметь ребенка. Их с Блейном общего ребенка. Создать свою маленькую счастливую семью. Они имеют на это право. Он долго носил в себе это желание. Сначала, в первые годы брака, он не задумывался о детях. Они учились, начинали каждый свою карьеру, наслаждались любовью и близостью, использовали любую возможность побыть вместе, любили веселиться, могли сорваться в другой город или даже другую страну в любой момент. Им хватало друг друга. Но постепенно Курт начал задумываться о том, что было бы, если бы в их квартире вдруг раздался детский плач. И как они спорили бы, кто укачивает ребенка. Как они гуляли бы в парке с коляской. Покупали бы сахарную вату и катались на аттракционах с ребенком. Курт никогда не мечтал конкретно о сыне или дочери. Он просто хотел ребенка, и чем старше он становился, тем больше ему этого хотелось. Курт не знает, насколько сильно и серьезно это желание в Блейне. Да, они говорили об этом, и да, они договорились завести ребенка незадолго до болезни Блейна, но они никогда не обсуждали чувства друг друга на этот счет. Может быть, он просто поддался желанию Курта. Или для него это естественный ход событий. Или ему нужен партнер для игр, думает Курт, наблюдая, как Блейн и Кейтлин ползут наперегонки к плюшевой обезьянке. Когда малышка засыпает, сладко причмокивая соской в своей кроватке, они долго сидят на диване, прижавшись друг к другу и молчат. Молчат об одном и том же... Курт выруливает к дому Рейчел, улыбаясь этому воспоминанию. Малышка Кейтлин с тех пор подросла и начала стоять на ножках. Он везет ей ворох новых платьев, пакет игрушек и новый музыкальный микрофон (предыдущий Кейтлин разбила два дня назад). Он любит маленькую Кейтлин не меньше, чем её неугомонную мать, а может быть, даже больше. Малышка - само очарование. У неё огромные карие глаза и слегка вьющиеся темно-русые волосы, розовые пухлые младенческие щечки, звонкий голосок и всегда хорошее настроение. А уж с тех пор, как у неё прорезались первые зубки, она просто неотразима. Они сидят в просторной и светлой гостиной Рейчел. У их ног маленькая Кейтлин возится с новыми игрушками, который ей привез Курт. - Так ты хочешь уйти из театра? - спрашивает Рейчел, отпивая кофе из изящной кремовой кофейной чашки. - Я не знаю, - вздыхает Курт, - я понимаю, что больше не отдаюсь этому на сто процентов. И Бродвей всё меньше меня интересует. - И ты постоянно болеешь. - И это тоже. Мне кажется, я и болею потому, что не хочу идти в театр.Не хочу играть. Может, я просто устал? - Когда это ты уставал от сцены, Курт Хаммел? - хмыкает Рейчел, нарочно называя его именно так. Ей просто нравится, как он автоматически поправляет её. - Хаммел-Андерсон. - Ты никогда не уставал от выступлений. Если это происходит, реально происходит, то это нечто большее, чем просто необходимость отпуска. Курт задумчиво смотрит в окно. На улице солнечно, и первые зеленые листья на деревьях покачиваются в такт теплому весеннему ветру. Новая весна - новое начало. Он всегда воспринимал весну именно как пробуждение жизни, новый старт, возможность сделать больше, лучше. И поэтому его весенняя меланхолия кажется такой странной. Рейчел права. Он грезил сценой, и он обожал Бродвей. - Что ты планируешь делать, милый? - В каком смысле? - Ты же не просто так приехал и завел этот разговор. Ты бы не сделал этого, если бы в твоей чудесной головке не зрел какой-то план. Выкладывай. - Ты хорошо меня знаешь, - улыбается Курт. - Столько лет, - вздыхает подруга, - лучше меня тебя знает только Блейн. Но с ним ты не говорил об этом. Это не вопрос, это утверждение. Она действительно хорошо знает Курта. Он и в самом деле даже не пытался поговорить с Блейном обо всем этом. Он не может сказать, почему. Может, из-за всех этих ссор. Может, из-за своей привычки оберегать его от всего. - Я хочу уйти из театра, - выдыхает Курт. - Совсем?! В смысле... Курт, ты серьезно? Твоя бродвейская карьера... - Больше не имеет значения, - обрывает её Курт. - Я не хочу больше этим заниматься. Я достиг всего, чего хотел. Я пел в разных мюзиклах, я получил Тони два года назад, я даже продюсировал свое шоу. Я не хочу больше быть актером. - И что ты будешь делать? - для Рейчел немыслима сама идея уйти из театра. Она актриса до мозга костей, и сцена - её дыхание, её жизнь и её любовь. - Не знаю. Я думал о возвращении в Vogue, и о том, что мог бы снова заняться своей коллекцией украшений. Может быть, даже своей линией одежды. - Популярность сыграет тебе на руку, в Vogue тебя знают и помнят. И ты невероятно талантливый. - Спасибо, Рейч. - Серьезно, - Рейчел берет его за руку и сжимает пальцы, - ты самый талантливый человек из всех, что я знаю. И если ты действительно хочешь этого, если это то, что сделает тебя счастливым - вперед. Я поддержу тебя. Курт обнимает её порывисто и немного неуклюже. Он пришел к ней именно за этим - за поддержкой. И сейчас он больше, чем когда-либо, уверен - он поступает правильно.

***

Разговор с Блейном Курт откладывает до последнего. Он не уверен, как отреагирует муж на его решение. Он не уверен, что Блейн поддержит его, и это пугает. Раньше он всегда был уверен в муже. Блейн был первым, кто узнавал все его мысли, чувства и желания. Но что-то пошатнулось, и никак не вернется обратно в свое русло. За ужином в субботу Курт рассеяно гоняет по тарелке овощи. - Что-то случилось? - спрашивает Блейн. - Да. Да, случилось, - Курт решается внезапно, понимая, что если не скажет сейчас, не скажет никогда, - я ухожу из театра. - Куда? - поднимает на него удивленные глаза Блейн. - Я больше не буду играть на Бродвее. Блейн молчит, а его глаза напоминают блюдца. - Не хочешь объяснить? - наконец спрашивает он, и по тону невозможно угадать, как он относится к этой идее. Курт вздыхает. - Я больше не получаю удовольствия от сцены. Не знаю, может, это из-за всего произошедшего, или просто я сделал всё, что хотел, и всё, что мог. Или это какой-то кризис. Просто я больше не хочу играть. - А чего ты хочешь? - Быть с тобой, - честность в их отношениях всегда была превыше всего, и Курт не мог ответить иначе, даже зная, что это может вывести Блейна из себя. - Больше быть с тобой, и может быть, писать статьи для Vogue, выпустить свою коллекцию украшений, может, даже одежду... Не знаю, у меня много идей. Блейн встает и выходит из-за стола. - Это из-за меня? - напряженно спрашивает он. - Нет, - твердо отвечает Курт, глядя ему в глаза, - это из-за меня. Я хочу этого для себя. Блейн подходит к нему и кладет руки на плечи. - Тогда, - он смотрит в глаза Курта и улыбается, - я счастлив. Он притягивает Курта к себе и нежно целует, и Курт никогда не чувствовал себя счастливее, чем в этой момент. Легкий весенний ветер колышет их светлые шторы, и это новый старт, новое начало, рядом с любимым мужем. Вся жизнь кажется лежащей у ног Курта, ожидающей его решения, готовая дать ему всё, что он захочет. И всё, что ждет его впереди - что-то новое, неизведанное - будет приносить ему счастье.

***

- Пожалуйста, возьми трость, - спокойно говорит Курт. - Нет. Я всё равно ею не пользуюсь. Почему ты просто не можешь оставить эту тему? - Возьми трость. Ради моего успокоения. - Не хочу! Не хочу ничего делать ради твоего успокоения. Я взрослый человек и могу оценить, нужна мне трость или нет. Ты должен просто поверить. И успокой себя наконец сам, Курт! Блейн идет к двери, но оборачивается, взявшись за ручку. - Удачи тебе сегодня. Я буду там вечером. Он захлопывает дверь за собой. Курт слышит его быстрые шаги на лестнице. Ему действительно не нужна эта чертова трость. Сегодня последний спектакль Курта, и он волнуется. Несмотря на то, что он уверен в правильности своего решения, он всё равно нервничает. Это конец огромной части его жизни. Он вздыхает. Перед спектаклем Блейн обязательно заглянет к нему в гримерку, и они помирятся. Заводя машину, Курт обещает себе больше не контролировать Блейна. А в это время Рикардо, работник сцены, просыпается с ужасающим похмельем. - Отработай за меня, Тьерри, - хрипит он в трубку. - Я не знаю эту постановку, и декорации незнакомые, - Тьерри не очень настроен работать сегодня, тем более за этого алкоголика. - Да там проще некуда, - морщится Рикардо, - с тебя подвесить пару элементов, и гуляй. - Ладно. Будешь должен. Курт нервно выдыхает. Последняя репетиция. Перед последним спектаклем. У него слегка кружится голова, но он списывает это на нервы. Он помнит слова этой песни, но всё равно боится забыть. Страшный сон актера. Наверху возится работник, подвешивая последние элементы сложных декораций. Голова кружится всё сильнее и Курт решает присесть на минутку. Да что с ним такое? Тьерри никак не разберется с креплениями металлических решеток. Вроде это сюда, это туда, а всё равно выходит что-то не то. Проклиная Рикардо, Тьерри возится, нервно пытаясь справится побыстрее. Кажется, вот так. Выглядит странно, но может, так и надо? Тьерри никогда раньше не работал на этом спектакле и плохо представляет способ крепления этих декораций. И так сойдет. Курт осторожно и медленно идет по сцене. Он помнит каждый свой шаг здесь. Каждое танцевальное движение. Каждые овации, звучавшие в этом зале. Каждый взлет и каждый промах. Он столько отдал этому месту, и оно столько дало ему. Кажется невозможным сказать "прощай", кажется странным, что уже завтра он будет свободен - и больше никогда не шагнет на сцену. Он останавливается на точке и настраивается на песню. Последняя песня - и он пойдет готовится к спектаклю в свою гримерку. - Пэм, опусти слегка решетки. Пока Курт поет, проверим, а то в прошлый раз они лязгали. Успеем смазать, если что. Курт начинает петь и голова кружится всё сильнее. Но он поет, чистым и высоким голосом, отмечая, что декорации опять лязгают. Вдруг шум становится сильнее и Курт морщится - неужели нельзя смазать механизм? Когда металлическая решетка падает на Курта, он не успевает, как в кино, подумать о Блейне, или вспомнить свое детство. Он чувствует сильный удар, невероятную боль и проваливается в темноту в одно мгновение. И не слышит крики коллег, отчаянные возгласы " Боже, Курт!" и "Вызовите 911!". Он лежит под металлической решеткой в странной изломанной позе без сознания. И это его последний момент на этой сцене.

***

Элизабет Кейн никогда в жизни не чувствовала себя такой беспомощной. Она идет по больничному коридору нетвердыми шагами. Её лицо бледнее белого больничного халата, под глазами круги - она не спала всю ночь. Она не может сомкнуть глаз с тех пор, как ей позвонили вчера вечером. Лиз заворачивает за угол и видит на неудобном больничном сиденье Блейна, которого обнимает за плечи темноволосая латиноамериканка. Рядом нервно сжимает руки брюнетка со стильной стрижкой. Блейн смотрит на Лиз отчаянным взглядом. - Дорогой, - Лиз обнимает его и чувствует, как напряжена каждая клеточка его тела. - Он?... - Блейн выдавливает из себя слова, которые ему страшно, невыносимо произнести. - Он жив, - Лиз сжимает его холодную руку, - операция скоро закончится. - Расскажи, - просит Блейн. Каждое слово невероятно сложно дается ему, словно горло сжимают руками. Он так напряжен, что все мышцы его тела болят. Болит каждая косточка, каждый нерв. Лиз смотрит на сидящих рядом женщин. - Сантана и Рейчел, - отрывисто говорит Блейн. Элизабет кивает. Она знает их по рассказам Курта и Блейна. - Расскажите нам о его состоянии, - голосом, хриплым от слез, просит брюнетка - Рейчел, очевидно. - Ему раздробило таз. Разрыв селезенки, внутреннее кровотечение, поврежден мочевой пузырь и одна из почек. Сломаны обе бедренные кости. Сотрясение мозга. Пока идет операция. Его состояние крайне тяжелое. Элизабет с трудом говорит всё это. Даже не врач может оценить серьезность состояния Курта, а ей тяжелее вдвойне - она знает, какую опасность представляют такие травмы. - Что дальше? - это спрашивает Сантана. - Ждать, - Лиз грустно смотрит на Блейна, - потом его переведут в реанимацию и, скорее всего, введут в медикаментозный сон. Они ещё долго сидят вместе, поддерживая Блейна, обнимая его и успокаивая своим присутствием и ни один из них не задает главный вопрос. Вопрос, на который ни у Лиз, ни у хирургов сейчас нет ответа. Будет ли жить Курт.

***

Курт медленно приходит в себя. Он не знает, где он, не помнит, что произошло. Но постепенно сознание возвращается к нему. Он лежит с закрытыми глазами, и ощущает в горле инородный предмет, который мешает, заставляет давиться и задыхаться. - Курт? Ты слышишь меня? Открой глаза. Он медленно выполняет просьбу. - Сделай глубокий вдох. Курт вдыхает. - Выдыхай, Курт. Он выдыхает, и вместе с выдохом из горла вытаскивают трубку. Курт кашляет, и кашель отдается во всем теле острой болью. - Больно. - Я прибавлю обезболивающее. Курт, ты понимаешь, где находишься? - В больнице. - Ты помнишь, что случилось? Сквозь странный туман в голове Курт вызывает последнее воспомнание. Решетка. - На меня упал кусок декорации. Курт наконец фиксирует взгляд на говорящем. Это молодой мужчина, со светлыми волосами и голубыми глазами. - Меня зовут доктор Беннет. Я один из оперировавших тебя хирургов. Ты в реанимации. У тебя повреждены кости таза. Нам пришлось удалить селезенку, и подлатать твой мочевой музырь. И мы удалили одну из твоих почек. Мне жаль. Ты в странной позе, но это нормально. Так нужно для того, чтобы кости таза срослись правильно. Ты понимаешь меня? - Да. - У тебя стоит мочевой катетер, ты знаешь, что это? - Да. - Все остальные органы в порядке. - Спасибо. Долго? - Долго ли ты пробудешь здесь? - Да. - Несколько месяцев, Курт. Мне очень жаль. Позвать твоего мужа? - Да! Боже, Блейн. Как он мог забыть о нем, и не спросить о Блейне в первую же секунду? Как Блейн, как он пережил всё это? Всё ли с ним в порядке? Он слышит какие-то голоса, шум, шаги, но повернуть голову оказывается сложной задачей. - Курт, милый! - в поле его зрения появляется Рейчел, заплаканная и счастливая. - Блейн? - всё, что может сказать Курт. - Он здесь, милый, но тебе нужно повернуть голову немного. Он... не может встать. Курт холодеет и медленно поворачивает голову, не обращая внимания на тупую боль. Блейн сидит в инвалидном кресле. Бледный, с ввалившимся глазами, его бедный Блейн. - Я сейчас опущу кровать ниже, чтобы вам было удобнее, - говорит хирург и нажимает на кнопку. Лицо Курта опускается на один уровень с Блейном, и муж тут же берет его за руку, сплетая их пальцы. - Курт... - голос Блейна хриплый, но по-прежнему такой любящий, полный нежности и заботы. - Как ты? Как ты себя чувствуешь? - Терпимо. Как ты? - нежно спрашивает Курт, перебирая пальцы Блейна. - Я...немного перенервничал и теперь не могу ходить. Ноги отнялись. Но Лиз говорит, что это временно, - поспешно прибавляет Блейн, видя, как расширились в испуге глаза Курта. - Сколько я здесь? - Ты неделю был без сознания. Я так боялся, милый, - Блейн целует его пальцы, запястье, ладонь и плачет. Они проводят вместе несколько часов. Уходят Рейчел и Сантана, чмокнув Курта на прощанье, заходят и выходят доктора и медсестры, вбегают Берт, Кэрол и Купер, гладят Курта по волосам, счастливые и заплаканные. В конце дня Курт и Блейн остаются одни. Они говорят и молчат, плачут и улыбаются, признаются в любви и шепчут нежности. - Ты не представляешь, что я пережил, детка, - говорит Блейн, и Курт сжимается от ужаса. О, он представляет. - Я здесь, Блейн. Я с тобой. И ближайшие несколько месяцев мне не суждено сдвинуться с этой постели, так что тебе придется сидеть здесь часами и читать мне вслух журналы, - улыбается Курт, гладя Блейна по щеке. Муж прижимается к его ладони. - Я никуда отсюда не уйду. Лиз обещала, что мы будем в одной палате. Они молчат. Курт нежно проводит пальцами по губам мужа, и Блейн целует подушечки его пальцев. - Вот и всё, милый. Это конец, - грустно улыбается Курт, - теперь ты главный в нашей семье. Блейн подкатывает кресло как можно ближе к кровати и тянется вперед, касаясь губ Курт нежным быстрым поцелуем. - Это не конец, любимый. Это только начало, - шепчет Блейн. - Помнишь? Темнее всего перед рассветом. Скоро наш рассвет, любовь моя. Скоро.