Бульвар

Смеркалось. Зейн стрельнул у первого попавшегося парня сигарету и прикурил, нервно одергивая тонкую курточку. У него дрожали пальцы, но он старался, чтобы этого не было заметно. Если бы кто-то спросил Зейна, чем этот бульвар отличается от бульвара, где он обычно работал, Малик бы не знал, что сказать. Наверное, раньше он бы ответил: «Здесь нет Луи», но теперь Луи не было и на их бульваре. Теперь его не было вообще нигде. На самом деле бульвар Саймона отличался от бульвара Бэна почти полностью, если говорить об архитектуре, количестве деревьев (бульвар Саймона был приятно озеленен), мусорных бачков (на бульваре Бэна был только один), близости маркета и других нюансах, которые замечает обычный обыватель или турист. Но если ты работаешь шлюхой — ты видишь суть. Тогда шелуха спадает, и становится понятно — это одинаковые бульвары, если вообще не один, в каком-то смысле. Ребята здесь были похожи на его коллег почти как братья-близнецы. Был даже свой простуженный парень с укулеле в кустах и проколотой бровью, отдаленно напоминающий Майкла в его лучшие дни. Был такой же смуглый, хмурый недовольный юноша, скрестивший руки на груди и с раздраженно разглядывающий небо, почти как он, когда-то в прошлом. Но кого-то, кто бы хоть отдаленно напоминал Томмо, не было вовсе. Взъерошенные волосы какого-то коротышки не лежали так легко и непринужденно, как у Луи, когда он откидывал их назад, и ветер заставлял их трепетать. Голубые глаза парня в ярко-зеленой майке не были столь же пронзительны, ни у кого не было таких радостных ямочек на щеках, никто так не поднимал брови в полу-удивлении. «Значит он один такой, – с облегчением подумал Зейн, крепко сжимая губами фильтр. – И нет на свете другого капитана». Он ждал, напрягая каждый мускул, словно дикий кот, и будь он им в самом деле — его шерстка бы встала дыбом, а усики чувствительно топорщились бы. Зейн хотел быть расслабленным, но как же он мог? Его до сих пор мучило видение — нет, не мертвый Луи — вещи Томмо в нижнем ящике. Его бордовый ремень, в котором они сами делали дырку шилом, потому что Луи был худенький, как рыбий скелетик, и купленный на распродаже пояс ему не подходил; его серая шапочка, не спасающая от холода; его узкие джинсы, порвавшиеся по шву и, видимо, выброшенные, а после заботливо подобранные Уинстоном. Его футболки, местами полностью истрепавшиеся; его носок, его шнурок, его напульсник, майка... Зейн в то же мгновение пожалел, что повиновался желанию взглянуть — только бросил взгляд на вещи, которые когда-то принадлежали Луи, и тут же захлопнул ящик, обливаясь холодным потом. Слишком больно. Парни поглядывали на него, пожалуй, с любопытством. Клиентов он не отбивал да и Саймон похоже объяснил, что лучше не мешать новенькому. Тем не менее, Зейн все равно чувствовал их повышенное внимание. Наконец, к нему подошел парень: эдакий Коннор — симпатичный, молодой, со своими волнистыми волосами, одетый простенько, но подчеркивая все выгодные черты фигуры. В руках у него была сигарета с кнопочкой. Зейн оценил подход — и покурил, и дыхание относительно свежее. – Ты, правда, знаешь, как он выглядит? – спросил парень, склонив голову на бок. Он даже не поздоровался. Его раздирало любопытство, и он прикусывал губы, чтобы не издать нервный смешок. – Да, – просто ответил Зейн, даже не испытывая раздражения. Казалось, еще утром потерял способность испытывать что-то кроме разрывающей грудь грусти, нечеловеческой боли и какого-то иступленного отчаянья, пробирающего до мурашек, от чего он периодически крупно вздрагивал. На мгновение парень задумался, а потом, краснея, выпалил: – Это был кто-то близкий тебе? Малик видел, что парня очень это интересует, и он еле сдерживался полчаса, чтобы не накинуться со своими расспросами. – Да, – сказал Зейн, понимая, что вопросы его совсем не раздражают, хотя каждый раз, когда кто-то заговаривал о Луи, Малику хотелось стереть собеседника в порошок. Впрочем, этот парень не говорил о Луи. Он говорил о каком-то абстрактном «ком-то», кого он не знал и на кого он не мог претендовать. Это Зейна вполне устраивало. Наверное, бульвар еще не до конца сломал этого юношу, и это было так трогательно. До такой степени трогательно, что Зейн даже грустно улыбнулся ему, вглядываясь в еще детские черты лица. Какой он еще маленький, не испорченный, какой зеленый, не утративший чего-то, что умерло в нем сегодня утром. Сегодня утром! Зейну казалось, все это произошло год назад. Без Луи каждая секунда была вечностью. – Ты... – начал было парень, но ему в спину прилетела скомканная газета, и он взвизгнул, обиженно обернувшись. На его глазах застыли слезы негодования. – Тони, отстань от него! – крикнул чернокожий парень, качая головой. – Саймон же сказал, не доставать новенького. Саймон знал о плане. Удивительно, как эти сутенеры быстро сговариваются друг с другом. Наверняка целый город поднимут на уши, если захотят. – Мне все равно, – спокойно проговорил Малик, поглядывая на дорогу, и похлопал себя по внутреннему карману куртки. Тони открыл было рот, но Зейн заговорил снова. – У него серебристая машина. Когда она появится, сделайте все возможное, чтобы он не смог выбрать кого-то из Вас. Парни понятливо кивнули. Многие из них ежились, но не от холода. Теперь они точно были уверены, что их бульвар на очереди. Если уж Джек-потрошитель прошелся по трем бульварам до них, что его остановит сейчас? А Саймон, будучи жадным до денег даже больше, чем Уинстон, считал, что даже в такое время не стоит пропускать потенциальных клиентов. Легче найти новую шлюху, говорил он. – А если он все-таки захочет взять кого-то из нас? – спросил один парень, переминаясь с ноги на ногу. На мгновение Зейн задумался. Он знал, что его возьмут. Абсолютно точно. В этот раз он не был одет, как бездомный, и обязательно приковал бы к себе все внимание, стоило ему «стать в позу». Он взял самое лучшее, что только нашел в «потеряшках» у Бэна. – Медленно пойдете к машине, откроете дверь, в этот момент я скоординируюсь. К нулю стало так холодно, что Малик не выдержал и задернул молнию куртки, и тут же расстегнул, увидев серебристый автомобиль, подъезжающий к бульвару. Выпрямив спину и небрежно откинув назад волосы, Зейн спрятал руки в карманах и повернулся в три четверти, зная, как выглядит его лицо. Зейн стоял прямо под фонарем, и другие ребята, осознав, почему он вдруг приосанился, постарались побыстрее шмыгнуть в тень. Машина остановилась. Зейн словно в замедленной съемке наблюдал, как опускается стекло. Когда оно исчезло полностью, из окна выглянул мужчина средних лет с гладко выбритым лицом. У него были густые пшеничные волосы и большие серые глаза. Пиджак сидел хорошо, на сколько Малик мог судить по тому, что увидел в окошке. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Малик хотел чуть склонить голову, как тогда, когда он подстегнул Лиама взять его, но не смог. Его тело будто сковал паралич. «Только для Лиама, – вдруг отчетливо произнес в голове собственный голос. – И больше ни для кого». – Ты, – кивнул мужчина, открывая дверь в салон. Малик медленно пошел навстречу, не вынимая руки из карманов. Весь вечер он практиковался надевать так перчатки. И теперь у него получалось. Он знал, что этот мужчина не попытается убить его в машине — белые кожаные сиденья будет довольно тяжело отмыть после того, как пырнешь человека ножом. А машина наверняка нужна ему и днем. А вот стирать пиджак ему явно нравится. Может, он не один, и после каждого кровавого преступления, он вешает его в шкаф, а потом любуется, как красивой картиной. Может, где-то есть пиджак, на котором Луи размашисто расписался своей кровью. Зейн закрыл дверь и снова спрятал руки в карманы. Даже если мужик заметит перчатки, он может списать это на холод. Или просто пожать плечами. Они тронулись с места и поехали по дороге. – Значит, у тебя есть любимый человек? – спросил мужчина. У него был вкрадчивый голос. Игра началась. Значит, вот с чего все начинается. Он задает вопросы. И если получает удовлетворяющие его ответы, развлекается своим определенным способом. Значит, именно так все закончилось для Луи — он отвечал на его вопросы, пока ехал в машине. Был таким же, как всегда. Добрым даже по отношению к клиентам, которые считают его просто подстилкой, не видя даже человека. Добрым, даже по отношению к убийце, который видел в нем просто средство достижения цели — привлечения внимания общественности или удовлетворения желания истреблять слабых, беззащитных проституток, не защищенных ни законодательством, ни религией, ни социальными нормами. Зейну внезапно стало нечем дышать. Луи был в этой машине сутки назад. На этом самом сиденье. И этот мерзкий мужик вез его, задавая свои дурацкие вопросы, пряча от всего мира за тонированными стеклами. Этот мерзкий мужик был последним, кого видели нежные серо-голубые глаза Луи. – Не бойся, – мягко улыбнулся мужчина. – Я же вижу, что есть. Если бы не было, я бы не взял тебя. Так вот чем обусловлен его выбор. Ему нужны раненые. Те, кто кого-то любит, кому бесконечно больно. Чтобы сделать еще хуже, окончательно уничтожить. Чтобы смешать физическую и моральную боль, как коктейль, и влить в горло жертве. Зейн выдохнул и посмотрел в лицо мужчины, пытаясь понять, что он видит внутри него. Что видел Луи? – Да, – еле слышно проговорил Малик, и звуки стукались о каждый его зуб. – У меня есть любимый человек. Мужчина улыбнулся, как будто Зейн его осчастливил, но Малик заметил в промелькнувшей улыбке что-то мрачное. – Расскажи мне о нем. Малик расстегнул куртку, и мужчина понимающе включил кондиционер. Наверняка он заметил, что в душном салоне у Зейна появилось подобие румянца. Опускать тонированные стекла клиент не стал. – Он почти моего возраста, – еле шевеля языком начал Зейн. – Чуть старше, но я не спрашивал на сколько лет. Он крупнее, чем я, и выше. У него щетина лучше растет, чем у меня, но она мягкая. У него карие глаза, немного светлее моих. Мне кажется, у него хороший прикус, но я не уверен, что он носил когда-то скобы, – Зейн почувствовал, что слова складываются чуть легче, чем он предполагал. Рука проникла под куртку и сжала внутренний карман. Спокойнее, дыши ровно и глубоко. – Он принимает лекарства, – добавил Зейн, подумав. – Какие-то БАДы, но я не знаю, от чего они, просто пару раз видел их в ванной. И еще он любит блинчики. Только без нутеллы. Ореховая паста его раздражает. Зейн как-то спросил его, когда они ночью оторвались друг от друга и пристроились у холодильника, чтобы перекусить, почему ореховой пасты нет, и он так и ответил: «Она меня бесит». – Очень хорошо, – улыбнулся мужчина. Он вел медленно, также деловито, как выбирал проститутку, как разговаривал, как манил пальцем, но Зейн уже понял, куда ведет «клиент» — в спальные районы, где есть тихое местечко. Малик сделал вид, будто просто смотрит в окно. – Как часто вы видитесь? – Несколько раз в неделю, – ответил Зейн. Обычно он никогда не рассказывал о себе клиентам. Но этот мужчина должен знать правду. Иначе все это будет бессмысленно. – Он очень занятой человек, и мы не можем все время проводить вместе. К тому же, работа проституткой мешает отношениям. Босс регулярно забирает деньги — будет заметно, если я перестану работать. Мужчина неторопливо кивнул. – Поэтому тебе грустно? – сочувственно спросил клиент. Малик чуть не рассмеялся ему в лицо. Слишком предсказуемо. Слишком похоже на то, как повел бы себя парень, работающий проституткой. Он мог бы так думать, мог бы так чувствовать. Все так и было. Зейн был обычным. Он переживал, потому что любил Лиама и боялся быть для него игрушкой. Ему было больно, потому что Лиам забирал других парней, и он не хотел быть для него одним из них. Зейн хотел перешагнуть через социальное неравенство, хотел просто встречаться с Лиамом, пока жизнь не ударила его между ребрами, не выбила из под ног почву. Пока Луи не умер. И это все, что заняло его голову, его мысли, все его существо. Так он и перестал быть обычным. – Нет, мне грустно не поэтому, – ответил Малик, покачав головой. – О-о, – удивился мужчина. Он даже еще немного сбавил газ, чтобы покоситься на Зейна. – И что является причиной твоей грусти? – Смерть. – Смерть? – брови клиента приподнялись. – Смерть моего лучшего друга, – сказал Малик, продолжая сжимать карман рукой. И слова вдруг как-то сами нашлись. Потому что говорить о Луи, будто оживлять его. Вот он, в этой машине, снова едет с этим мужиком, живой. Настоящий. Зейн шумно глотнул воздух. – У меня был капитан, – проговорил он. – Капитан, как у Уитмена. Мой прекрасный капитан, красивее всех, кого видел свет. Он был больше, чем человек, – добавил Малик. И, правда. Зейн никогда не встречал таких людей. Люди все грязные, низменные. Люди едут на бульвар за шлюхами, шлюхи торгуют телом. А Луи был больше, чем человек. – Больше, чем друг. Он был моей душой, и я люблю его до сих пор, никогда не перестану любить, потому что я был его всем. Он не видел без меня своей жизни. Мужчина молчал. – Когда я предложил ему отдать все наши деньги общему приятелю, он согласился сразу, несмотря на то, каким трудом они нам достались, – с трудом проговорил Зейн. – Если бы я сказал ему: «Отдай свое сердце», он бы не думал ни секунды. Такие друзья есть не у всех, не каждый находит настолько близкого по духу человека, но я нашел его. Я купался в его любви, в его заботе, я старался вернуть ему хотя бы часть, но он был настолько щедрым на заботу и нежность, что я никогда бы не смог этого сделать. Я просто любил его, и ему было достаточно знать, что кто-то на свете любит его таким, какой он есть. А потом ты забрал его у меня. Мужчина повернул голову, и его взгляд наткнулся на дуло пистолета. Малику показалось, что на мгновение рука дрогнула, но это была лишь тяжесть оружия. Зейн не боялся. И когда его взгляд встретился с глазами Джека-потрошителя, он понял, что может. Ради Луи. Ради Майкла, Коннора, Калума, Грейсона. Ради него самого. – Останови машину и положи руки на приборную панель, – спокойно сказал Малик. Автомобиль остановился, и мужчина покорно положил руки на панель. Малик мельком скосил глаза, чтобы увидеть, что происходит снаружи. Вокруг было темно. И лишь один фонарь светил рядом, тускло мерцая. Он испортил план Джека, опередив его. Лучше бы он сделал это до того, как Луи навсегда закрыл глаза. – Так почему ты забрал его у меня? – спросил Зейн, прижимая пистолет к голове клиента. Мужчина молчал. – Ведь это ты убил его? – требовательно проговорил Зейн. Клиент не пошевелился, не произнес ни слова. Малик грубо толкнул его голову дулом пистолета. – В нелепых перчатках, низкого роста, с мягким голосом. Ты убил его? – Я. Зейн почти зарычал. Конечно, он и так знал это. Но этот мужик, этот «Джек-потрошитель» так просто признался в этом, будто убил не Луи, а свинью током на скотобойне. Малик почувствовал, как его захлестывает ярость. Убить. Убить прямо сейчас. – Почему? – выдохнул он. – Почему, я спрашиваю? – рявкнул Зейн, замечая, что Джек не спешит с ответом. – Захотел, – просто ответил клиент. В его голосе не было ни сожаления, ни раскаяния. Вообще ничего. Как если бы это ничего не значило даже для него. Как если бы Луи умер просто так. Зейн раздраженно выдохнул и еще раз толкнул потрошителя в голову пистолетом. Теперь его рука почти дрожала. Но от гнева. От злости. От негодования. Этот мужик и понятия не имел, что натворил. Он даже не понял, кого отнял у Зейна. Кого забрал у мира. Он понятия не имел, кто исчез по его вине. Его ладони вспотели, но перчатки помогали держать пистолет. – Я знал, что ты не поймешь всего, что я говорю, – прохрипел Малик, лихорадочно дыша, и в груди свистело что-то больное, как туберкулез. Как кровавая каша. Убить. Расквитаться. Уничтожить. – Я знал, что ты не поймешь, что он для меня значит, – повторил Зейн. – Ты просто убил его, потому что захотел. – Он был красив, – проговорил мужчина, внезапно оживившись. – Но еще красивее он стал, когда умер. У Зейна дрогнула рука. Мужчина повернул голову, и в этот момент грянул выстрел. Сразу за ним последовал второй и третий, и Зейн чуть не привалился к двери, но вовремя спохватился. Кровь потрошителя тут же оказалась на стекле, кресле, приборной панели, руле и на самом Зейне, пачкая поверхности и впитываясь в ткань. Тело будто обмякло, но не съехало вниз. Теплая красная жидкость хлынула из отверстий в голове, и Малик, тяжело дыша, открыл дверь, едва не выронив пистолет из рук. Нельзя оставлять улики. Бросив последний взгляд на салон, на случай, не оставил ли он каких-то волосков или других следов своего пребывания в машине — слава богу снега не было, и следов тоже не осталось — Зейн засунул пистолет во внутренний карман куртки и захлопнул дверь — его трясло. Мужик завез его в какую-то подворотню, где светил всего один фонарь, и Зейн тут же нырнул в тень, опасаясь чужих глаз. Нет, никого поблизости. Малик близоруко осмотрел одежду: рукава в крови, грудь тоже. Озираясь, Зейн попытался сориентироваться. Мужик завез его в спальный район, и Малик в принципе знал, в какую сторону двигаться, чтобы выбраться отсюда. Стараясь идти темными подворотнями, Малик повязал куртку вокруг бедер, стараясь, чтобы рукава было не особенно видно, выпустил рубашку. Она была тоже не чиста, но это было не так заметно. Спустя долгие сорок минут он уже звонил в звонок. Лиам открыл почти сразу, и Зейн ввалился в квартиру, дрожа от холода, на ходу скидывая куртку, рубашку, брюки прямо на пол. На свету оказалось, что не только куртка, в застегнутом кармане которой по прежнему был пистолет, — вся его одежда была в крови, даже в носки каким-то образом попало немного. Пейн собрал вещи с пола и отнес их в стиральную машинку, а Малик зашел в свою спальню и сел на кровать, схватившись за голову. Его, наконец, начало трясти от ужаса. Тело также отзывалось на холод, и Зейн чувствовал себя так, будто по нему проехались тяжелыми колесами автомобиля. – Я ждал тебя, а ты не пришел, – сказал Лиам, опускаясь рядом. Он не сказал ничего про кровь. Но Малик не слышал его. Он продолжал дрожать, как не дрожал даже на бульваре во время вьюги, когда приходилось стоять в узких джинсах и осенней курточке. – Я убил его, – прошептал Зейн и повернул голову. Его зрачки были расширены от ужаса, он будто ничего не видел, и его губы шевелились не в такт словам. – Я, правда, убил его, – повторил Зейн. – Я убийца. Лиам опустил свою руку на его плечо, но Зейн оттолкнул его и посмотрел вперед себя. – Я еще больше разделил нас, Лиам, – простонал Малик, тяжело дыша, и теперь он почти плакал, но слез не было. – Теперь я не просто шлюха, я еще и убийца. Теперь я никогда не смогу быть с тобой, никогда не стану твоим, – с горечью добавил он. – Я просто ничего не мог сделать с собой. Я думал только о том, как стереть подонка, который отнял у меня Луи, с лица земли, – выпалил Зейн, и чувство стыда и боли охватило его тело и разум. – Я не мог думать о нас, только о том, чтобы уничтожить его. Он... он бы убил других мальчиков, таких же, как Луи, ни в чем не виноватых. Таких, как этот Тони, на том бульваре... – Я понимаю. – Их так много, – еле-еле проговорил Малик. Ему хотелось кричать, но это казалось невозможным. Зейн понял — он больше никогда не сможет кричать. – В этом городе сотня бульваров, и у них никого не было. Ни полиции, ни нашим сутенерам нет дела до этого, – с отчаяньем проговорил Зейн. Он будто оправдывался, будто Лиам спрашивал: «зачем?», а он не спрашивал и смотрел без укора, с болезненным пониманием. – И я не смог. Это эгоистично. Я поступился нами ради себя. – Успокойся, – тихо сказал Лиам. – Лиам, я уби... – Я тоже убийца, Зейн, – таким же тихим голосом проговорил Лиам. – Все хорошо. Зейн повернул голову и ошеломленно открыл рот. Нет. Лиам не мог пошутить так жестоко. Лиам не мог действительно сказать то, что он сказал прямо сейчас. Лиам не мог быть таким же грязным, как он. – Что? – слабо проговорил Малик. У него часто-часто забилось сердце. – Что ты говоришь такое? – Зейн, я тоже убийца, – повторил Лиам. Он не изменился в лице. У него не дрогнул ни один мускул. Он даже о погоде никогда не говорил с таким спокойствием. У Зейна закралось странное предчувствие, но поверить было невозможно. Малик моргнул и покачал головой. – На самом деле я вернулся домой раньше времени и услышал, как Найл говорит по телефону с этим продавцом пончиков Гарри, – сказал Лиам. И его голос был ровным, прямо как в прошлый раз, когда он рассказывал о нем. – Они как раз повторяли план. Я услышал, что они собираются взять мой старенький голубой феррари, чтобы уехать из города, а потом оставить его, и поехать куда-то еще. Тогда я спустился вниз, в гараж, где стоят мои машины, и сломал тормоза у автомобиля. Я подстроил их аварию. – Лиам... – растерянно начал Зейн, но Лиам приложил палец к его губам. Также мягко и нежно, как обычно. Словно для него не было разницы, убил он человека или нет. Он смотрел на него по-прежнему. – Между мной и Найлом уже давно не было той искры, – объяснил Лиам. Он даже не задумывался, он смотрел на Зейна, и Малик чувствовал — он все еще хочет видеть только его. – Мы отдалились, и отношения перестали быть романтичными, скорее просто партнерскими. Мы просто были не теми людьми друг для друга, – кивнул Пейн, вспоминая разговор с Маликом. – Но мне не понравилось, что мне изменяют, – сказал Лиам, и что-то неуловимо изменилось. В светло-карих глазах мелькнула тень. – Мне не понравилось, что этот продавец пончиков посягнул на мое, – добавил Лиам, и Зейн понял — была бы возможность, Пейн убил бы его еще раз. – И я сломал тормоза, чтобы они разбились, – спокойно закончил он. – А потом, в полиции, я сказал, что подозреваю своих конкурентов, которые могли сломать тормоза, чтобы умер я. И они стали копать под них. Одним выстрелом, Зейн. Я убрал и их, и конкурентов. И я не жалею. Зейн смотрел на Лиама, и сердце его билось еще сильнее. Дрожь спала, и теперь его просто знобило. Но губа не дрожала. Голова не кружилась. Во всем теле существовало только сердце. Оно будто разрослось до макушки и пальцев. Лиам положил свои руки на его предплечья и не сильно сжал. Малик почувствовал себя безумно слабым. – Я устал очень, – сказал он. Теперь у него слипались глаза. – Я знаю, – кивнул Лиам. – Хочу спать с тобой в одной постели. – Тоже знаю. Малик опустил взгляд, но уже через секунду снова уставился в лицо Пейна. – Я убийца, – сказал он. – Как и я, – согласился Пейн. Вот и все. И это ничего не значило. И они оба убийцы. И они оба грязные. И они оба такие, оба одинаковые, оба половинки, лучшие половинки друг друга. Луи был бы счастлив. Луи бы сказал, что они дополняют друг друга. Зейн набрал в легкие побольше воздуха. – Ты все равно любишь меня? – спросил Малик. – Я люблю тебя, – сказал Пейн. Зейн упал на кровать и перекатился ближе к окну, хотя сейчас его скрывали жалюзи. Его тело наполнила приятная истома. И он выдохнул, вжимаясь в мягкий матрас. Его сразу разморило. Лиам заботливо укрыл его одеялом и поцеловал в лоб. – Когда ты проснешься, я буду рядом, – шепнул Лиам ему на ухо. – Я всегда буду рядом. Ты дома.