Face to face.

Аня.       Никита изредка смотрел на меня, так прямо, но быстро. Я ловила эти взгляды, затаив дыхание, ощущая покалывание пальцев, запоминала каждый, откладывала у себя в памяти. Это ничего не значит. Это ничего не значит. Я упрямо повторяла это, сжимая ладони.       Никита говорил с моим папой: его голос звучал уверенно, прямо, смех был чистым, задорным. Папа почти не заикался, разговаривая с Никитой, смотрел на него прямо, уверенно, гордо даже, наверное. Никита никогда не бывал у нас дома, мы встречались нечасто, но я понимаю — папа проводил с ним достаточно времени, чтобы знать его настолько хорошо.       Они уходят вместе, в один момент поняв, что, вообще-то, опоздали на свою работу. Никита одевался молча. Натянул кроссовки, выпрямился, устремил взгляд на отца. На меня не смотрел. Обида медленно сковывала, но я упрямо думала о том, что мне, вообще-то, всё равно.       Потому что всё это ничего не значит.       Папа поцеловал меня в макушку, потрепав по волосам, как в детстве, позволил себе поцеловать маму в щёку в нашем присутствии, потому что папа не любил проявлять свои чувства на людях, пусть даже и близких. Никита пожелал доброго дня маме, сказал мне сухо: «Пока, Аня» и ушёл, не оставляя ничего, что могло бы мне напомнить, что это утро было, что я прижималась к нему, что вообще хоть что-то было и не в моей голове.       Мама пошла на кухню, чтобы навести порядок после завтрака. Я поплелась следом за ней, помогая убираться. Мы перемыли вместе посуду, насухо вытерли и разложили по полкам. Я вытерла со стола, задвигая стулья, пока мама убирала продукты, которые доставали во время готовки, и протерла столешницу. Вымыв руки, я пошла в гостиную, где, тяжело вздохнув, завалилась на диван, желая остаток дня провести за просмотром фильмов и сериалов. Рядом показалась мама, которая села в кресло напротив, и посмотрела мне в глаза.       — Чем вчера занимались? — закусывая губу, спросила она. Я взглянула на её непроницаемое лицо.       — Фильм смотрели,— спокойно ответила я на заданный вопрос. Меня это не волнует. Не волнует. Но я снова и снова вспоминаю Никиту, такого взрослого, кутающегося в мой мягкий плед, жмурившегося, тёплого, прижимающегося. Я услышала тяжёлый вздох и почувствовала, как мама ложится рядом со мной, обнимая меня за шею, прижимая к себе, и я утыкаюсь в её плечо.       — Понравился? — тихо раздаётся у уха.       — Нет, — твёрдо отвечаю я, — Конечно, нет.       — Правда? — улыбаясь, спрашивает, заглядывая в мои глаза, — Серьёзная такая.       — Честно говорю: нет, — голос не дрожит, я жмурюсь, говоря эти слова и повторяю, словно мантру.       Это ничего не значит.       Никита.       Я, честно говоря, конкретно опаздывал. И если Костя здесь, практически, главный и ему ничего, в принципе, не будет, то лично я торможу репетицию группы. Пока еду в голове не единой мысли — так пусто, что это начинает пугать. На светофоре закрываю глаза, откидываю голову на сиденье и… и пусто. Мы подъезжаем к офису "Velvet Music", я открываю глаза и смотрю на часы — час дня. Начало было в двенадцать. Я зажмуриваю глаза, потирая переносицу, а потом выхожу из машины. Вижу, как из соседней машины выходит Костя. Он поправляет пиджак, будто с тем что-то случилось, и я слышу, как он просит своего водителя быть ровно к семи. Я ставлю свою машину на сигнализацию, и в этот момент Константин замечает меня. Мы киваем друг другу, потому что здороваться было бессмысленно. Виделись утром.       В раздевалке, как я и предполагал, никого не было. Я быстро скинул толстовку, открыл свой шкафчик и достал белую, изрядно помятую футболку. Расстегнув ремень, пуговку и ширинку, джинсы соскользнули с ног, и я быстро натянул спортивные штаны. А потом вспомнил, как она смотрела. Это заставило меня замереть. Она — ребёнок. Не думать, просто не думать. Забыть, закусить губу от боли, закрыть глаза и перестать. Перестать думать. Присел на скамейку, вздохнул, взял себя в руки. Всё.       — Наконец-то! — воскликнул Толик, когда я вошёл в репетиционный зал, — Где тебя носит?       Артём смерил меня взглядом, поднимаясь с пола, на котором сидел.       — Проспал, — коротко ответил я, неопределённо пожимая плечами. Их мне ещё не хватало.       — Ну, в общем-то, можно начать, раз Никита пришёл, — проговорил приглашённый хореограф. Я кивнул.       Артур — так звали нашего хореографа — стал показывать нам нужные движения. Я, честно, пытался хоть как-то вникнуть в этот процесс, только вот сегодняшняя ночь меня хорошенько подбила.       Я думал только о ней и о том, что думать о ней было нельзя. Мне казалось… казалось это таким неправильным. У меня были девушки и все — ровесницы или один-два года разницы. А тут восемь лет. Это же так много! Я был во втором классе, когда она родилась. Я впервые поцеловал девушку, когда она пошла в детский сад. Я впервые провёл ночь с девушкой, когда она пошла в школу. Мне просто нельзя думать о ней в том ключе, в котором я думал. Но что мне поделать с собой и с тупой болью в левой стороне груди?       Перед глазами всплывал её вчерашний образ. Я втягивал воздух, а казалось, что её запах. Я дотрагивался до себя, а чувствовал её мягкую кожу. Артур, Толик и Артём что-то мне говорили, а в ушах гулом отдавался её смех.       Я подумал о её — О Господи — губах. Зачем?.. Мягкие, обкусанные губы, чуть суховатые касались моего плеча, ключицы, когда она, утомленная сном, прижималась ко мне, даже не представляя, что делает.       И глаза голубые. Два океана, смотрящие на тебя. В душу твою.       Нежная, глупая маленькая девочка.       Прошу, помоги!       — Никит, мы так никогда не закончим! — возмущенно воскликнул Толик, выключая музыку, и укоризненно посмотрел на меня. Я моргнул два раза, пришёл в себя и понял, что стою на месте, как истукан.       Пошло всё нахер!       Пока Толик причитал о том, что я подвожу всю команду, я молча вышел из зала, не обращая внимание на то, что меня звали и, кажется, орали. Мне просто было всё равно. Я не тратил время на то, чтобы переодеться, попросту сев в машину в чем был. Ударил по рулю, тут же опуская голову и пытался отдышаться. Завёл машину, понимал: мне нужно домой и перестать истерить.       Я — взрослый мужчина. Я справлюсь.       Минуя пробки, светофоры, подъезжаю к дому и, поставив машину на сигнализацию, быстро иду домой. Казалось, что лестница не кончается, а лифт специально едет мучительно медленно, ключик в замочную скважину попал с третьего раза, и я не мог найти выключатель, чтоб включить свет, хотя живу в этой квартире третий год. Одежду скидывал на ходу, направляясь в ванную комнату. Сразу включил воду, подставляя лицо под теплые струи воды. Рукой закрыл кабину душевой. Выдохнул и закрыл глаза.       После душа я чувствовал себя лучше: было ощущение, что голова стала легче. В махровом полотенце, завязанном на бедрах, плетусь в спальню, где открываю дверцу шкафа, вытаскивая шорты и майку, и быстро переодеваюсь. Направился на кухню, дабы поесть. Пошарив в холодильнике, не нашёл ничего путного, поэтому взял просто яблоко и побрёл в гостиную. Разбежавшись, завалился на диван, включая телевизор, и взял в руки телефон. Зашёл в Instagram, рассматривая обновления за сегодня, как неожиданно пришло уведомление о входящем сообщении. Удивившись сначала, но вспомнив своих друзей, просто нажал на незнакомый номер, с которого и пришла эта смс. Замер. Кажется, вдохнуть не мог. Руки сжались.       «Спокойной ночи». Аня.       — В смысле? — проговаривает Ангелина, что-то жуя, пока я лежала на кровати в своей комнате, неотрывно смотря на потолок.       — Я не знаю, — тяжело вздохнув, я перевернулась, утыкаясь лицом в подушку, — Просто думаю постоянно о нём, но… Знаешь, не забивай голову. Как Бостон?       — Ой, тут так всё замечательно! Красиво очень, дома высокие, непривычно, правда, но я справляюсь. Друзей нашла, общаемся пока только в колледже, но это же только начало. Мама зато как рада! Ох, видела бы ты её глаза! Они прям сияли. Папа, кажется, словно и не уезжал. А я… а со мной всё в порядке будет, правда. Скучаю по тебе только, очень скучаю.       — Я тоже, Гель, — слабо улыбаюсь, на секунду представляя её большие глаза, улыбку, и становится легче немного.       — Прости, у меня сейчас звонок будет. Созвонимся позже? — виновато-тоскливо звучит её голос.       — Конечно, — отвечаю, улыбаюсь.       — Спокойной ночи.       — Удачи отучиться.       Я сбросила вызов и откинула телефон, снова утыкаясь в подушку. Потом перевернулась. Легла удобней. Всё маячила, не могла найти удобную позу для сна. Успокоилась. Минут, наверное, пятнадцать гипнотизировала потолок. Тяжело вздохнула и прикрыла глаза, стараясь заснуть. Не вышло. Поднявшись с кровати, я вышла из комнаты и подошла к лестнице, спускаясь только на половину.       — Мам, — протянула я, облокачиваясь на перила, проверяя ушла она или нет, — Ты тут?       — Я здесь, — послышался мамин голос откуда-то из дивана.       — Мам, а у тебя есть номер Никиты? — осторожно спросила я.       — А тебе зачем? — она хитро улыбнулась, сделав телевизор потише, поднимаясь на локти, чтобы увидеть меня.       — Толстовку у меня оставил, — невозмутимо, придумывая на ходу, ответила я.       — Записывай, — мама продиктовала номер, в упор смотря на меня, и потом, когда я наспех ответила ей благодарностью и побежала к себе в комнату, она, будто не подумав, бросила мне в спину, — Он в ней ушёл, Аня.       Я замерла, но потом, наплевав, заскочила к себе в комнату, закрывая дверь. Упала на кровать, прижимая телефон с заветным номером к груди. Сердце бешено колотилось, дыхание сбилось.       «Спокойной ночи».       Я положила телефон на тумбу у кровати, кутаясь в одеяло, отворачиваясь в противоположную сторону. Мне всё равно ответит он или нет (пожалуйста, ответь) и, уж тем более, не жду (Никит, мне это нужно).       Но телефон молчал.       Дура ты.

***

I think about you Every moment, every day of my life — Я думаю о тебе Каждый миг, каждый день моей жизни.