На осколках любви Я пляшу босса-нову, Мне безумно хреново, Но я прячу глаза. Под муаровый блеск Синих штор с ламбрекеном, Став опять манекеном Чтоб "люблю" не сказать...
Подперев голову рукой и вертя кофейную чашку с подтеками гущи, Мойра, вглядываясь в зернистую цвета горького шоколада вязь, гадала, есть же на свете слова: Париж, духи без отдушек, воздушные платья, шляпки, помада, спа, бильярд… Так кому понадобилось выдумать это жуткое — РАБ-ота? Подъем ни свет ни заря под назойливый стрекот будильника, досыпание под струями контрастного душа, взывание к совести, пророкам и уговоры себя любимой на Гераклов труд, хаотичное метание в поиске что бы надеть, безбожное опоздание и проклинание стрелки на чулках. Обязательства, отчеты, планерки и героические свершения на благо частного капитала, перебарывая настрой организма, которому бывают моменты на эту самую на букву «Р» «не стоит», ему хочется свободы, на природу, подышать свежим коньяком и шашлыком, глупостей. Эмансипация, блин. А то без нее не нашла бы себе дела. Если уж совсем начистоту, Мойру ее работа, контора и шеф устраивали, но периодами на нее, оптимистку, нападала хандра, например, в последние дни февраля в соответствии с некстати сбывшимся метеопрогнозом: мокрым снегом и ветром, пробирающим до костей, как ни кутайся. В это время все, что вынуждало покинуть уютное гнездышко, кухню с вкусняшками и постель, ассоциировалось с Сизифовым ярмом, бестолковым и неправильным: сделаешь одно, а у тебя уже на очереди полдюжины желающих от смысла жизни, от медитаций над красивыми картинками и берущими за душу душещипательными историями оторвать. Размениваемся по мелочам. А жизнь не ждет. Снег идет, густой-густой. В ногу с ним, стопами теми, В том же темпе, с ленью той Или с той же быстротой, Может быть, проходит время? Наделенная особым даром Мойра чувствовала это как никто другой. Скоро март… которому и невдомек, что вообще-то он весна и я устала от короткого светового дня, отсутствия яркого солнца, в манто и зимней закрытой обуви. Я хочу… туфельки д’орсэ и шифоновый сарафан. — Как там говорил Шварц: Лучшее украшение девушки — скромность и прозрачное платьице? Хотя это сентенция для тех, кого Бог больше ничем не наградил. — А еще… парео, вина, впечатлений. Высланные подружкой два года назад фотки с достопримечательностями Франции: средневековыми замками, романтическими подвальчиками и брутальными саксофонистами третировали мозг. И в то же время… тянуло под разноцветные зонтики на острова, к кокосам, следам на песке, бегающим вдоль берега маленьким смешным крабам. Ра-бо-та — долбил дятлом мозг и возвращал в действительность. Мойра, уставившись в комп на коллаж Елисейских полей с собственноручно выращенными на них пальмами, подтянула к себе отчет: длинный, нудный и неинтересный. Господи, дай мне силы никого сегодня не убить! Через час с небольшим титанических усилий вникнуть в расчеты отвлеклась на деловито снующих мужчин. Хорошо им… круглый год могут проходить в одних и тех же джинсах и кроссовках, и предел желаний у двух трети «пятница», «сауна», «хоккей». И ведь не устают же от однообразия, странные существа. Но она отдавала должное сильному полу, в хозяйстве они нужны, ибо при правильном уходе и эксплуатации способны существенную пользу принести. Например, подсуетившись в преддверии праздничных дней, вытряхнуть заначки, извлечь на свет божий мозги и прочие креативные сбережения, и притащить к ногам своих Богинь дань, кто на что сподобится: мамонта, бенгальского тигра, крокодила, окунька, подключить, присоединить, настроить, короче, гордо выпятив грудь, выполнить свой долг, облегчая подношениями и техникой необходимость остальные триста шестьдесят четыре дня… их, любимых, ублажать. М-да… Продуманный ход. Один раз завоюют, а потом всю оставшуюся жизнь почивают на лаврах и радуются, что со спутницей жизни повезло. Ладно, отступим от лирической части, вернемся к насущному «все зло от женщин, они виновны во всех грехах». И Мойра недобрым словом помянула двух фрау, выпендрившихся с идеей поразить мир. Нет бы анкеты раздать, соцопрос провести, с ответственными представительницами своего пола посоветоваться. Немки, одним словом, выдумали глупость и тут же запатентовать. Клара у Карла украла кораллы, а Роза у Клары украла сынка. Вот и занимались бы собственными семьями. Эмансипации захотелось, наравне с мужиками шпалы класть и киркой махать, а нам теперь расхлебывай. Мойра, перевернув страницу отчета, в коллаже пририсовала голубка, больше похожего на альбатроса, подумав, брусчатку повела волной и, добавив голубого, спохватилась, помянув всуе завершающий зиму февральский день и прощелыгу-начальника, назначившего совещание на 17.30. Специально, чтобы домой никто на пять минут раньше положенного не ушел? Мысли завертелись вокруг собственного, любимого. Что он придумает в этот раз помимо традиционного двухметрового снопа из роз? Вздохнула, как ни намекай на тюльпаны и подснежники, обижается, да еще и высказывает: «Сего добра на даче через месяц будет завались, любимой женщине такое дарить — себя ни во что не ставить!» Ну да, ну да, ему чем длиннее, тем интереснее. Поперхнулась, залилась румянцем, вспомнила друзей-геев и опять вернулась мыслями к своему Коньку. Этого не исправишь, придется изображать вселенскую радость, колясь шипами Forever Yang, утешаясь переводу «Вечно молодая», и мостя недоразумение в ведерную вазу на полу. Хочу в сказку, подснежники, Париж, двух обнаженных мальчиков с опахалами... Потянулась, глянула на часы в углу монитора, закрыла талмуд и поспешила вместе с остальными приговоренными к руководителю. Уселась в кресло поближе к выходу, поправила локон, подняла изысканно выщипанную бровь, изобразила заинтересованность, если Железный Командор, на которого ее чары не действуют, в пятнадцать минут не уложится, и красноречиво примется, как у него это заведено, два часа из пустого в порожнее переливать, из вредности сегодня скомпрометирует его перед коллективом. Заночую тут. Зима напоследок забаррикадировала проспекты снегом, не стоять же до полуночи в километровых заторах, когда можно подремать в уютном кабинете на столе, кресле или стуле, на… она начала перебирать пригодную для того, чтобы наутро колоть начальству глаза, мебель, как ей показалось, что ее подводит слух. — Простите? — невежливо переспросила Мойра, вторгшись в эмоциональную речь оратора. — Дмитрий Геннадиевич, вы меня опять на плантации? Почему я за весь отдел обязана страдать? Побойтесь Бога, я только от Вьетнама отошла: прививки, трупы, болезни странные; и в Индии два месяца отбыла — меня в Дели макака цапнула, антисанитария, на улицах коровье де… небезопасно, потом галлюцинации, мне казалось, за мной по Арбату толпами колдуны Вуду бегают, призывая вступить в их ряды. Про Сингапур не буду плохого говорить, познавательно, — не стала собравшихся посвящать, что с якудзами, устраивающими закрытые бои, познакомилась и даже взяла у них пару уроков, как перетаскивать через границу контрафакт. Кроме этого успела посетить самое высокое в мире колесо обозрения, самый современный Музей искусств, стадион на воде, Сады с гигантскими цветами-деревьями, знаменитый Чайнатаун, Marina Bay Sands с самым высоким в мире бассейном на его крыше… Глянула на разыгравшуюся пургу за окном, в серую реальность, может, права Одри Хепберн: «Я верю в маникюр, в кричащую одежду, в губную помаду. Я верю в розовый цвет, а также в то, что счастливые девушки — самые красивые. Я верю в то, что лучшее средство для сжигания калорий — это смех. Я верю в то, что завтра будет новый день, и…» — Вы слушали? — мои приятные философствования прервал на самом интересном месте зануда шеф. — Хотите сказать, мне померещилось, что 8 марта отмечать будете без меня? У всех праздник, а я сосланная к черту на кулички. — На Бали. К идолам. Давайте уж не передергивать. — Хрен редьки не слаще. Там мор? Землетрясение? Может, вирус смертельный нашли? С чего бы меня да на курорт? — Я решил, что только такой ценой избавлюсь от сплетен, что необоснованно третирую приму отдела аналитики. — Меня одарили улыбкой рекламы клыков, смягчая приговор, прозвучавший из уст учредителя Компании Сказка Дмитрия Геннадьевича, которого до тех пор, пока он три года назад не возник из ниоткуда и не занял место в кресле директора, даже старожилы считали вымыслом. Коллектив недружно зааплодировал, я выдавила из себя жиденькое мерси. — Даже не представляю, как отработаю. Мне вручили файл с прикрепленным сверху билетом. — Изучите. Сверхординарного ничего нет. Все в пределах ваших возможностей. Я кивнула. Не верх вероломства, а высший пилотаж. Не подкопаешься. — Совещание закончено. Можете разбегаться по домам. Уложился он в рекордно короткое время — четырнадцать минут. Зима отсчитывала последние часы. Я не заскрипела зубами, а сцепив их, неслась по лестнице, обгоняя лифт, потом домой и в аэропорт, спасибо онлайн регистрации, до вылета капелюшечка времени есть. Со шмотками что-нибудь придумаю, а пиллинг? Масочки? Прическу? Педикюр? Рисунок хной? Чем был занят мозг у этого эксплуататора ДГ? Понятно, что не моими проблемами. Кинула, не открывая, файл в дорожную сумку. Черт! Черт!! Черт!!!***
— Люди не вырастают из сказок. С раннего детства и до глубоких седин не теряют надежду на чудо, невидимую помощь, свое особое предназначение, рожденную для них половину и счастливую судьбу. Мальчик или мужчина, девочка или женщина — мы все живём ради сказок. Мириады солнечных зайчиков рябили на бескрайней лазурной глади, сливающейся на горизонте с небом, легкий бриз гнал к берегу ленивую волну. Я сидела с подругой в кафе «Ля Пари», в жемчужине Утра мира, разглядывая больших и маленьких идолов, прячущихся в элегантный шик настоящих шелковых портьер, слушая музыку джунглей, журчание воды, шорох океана, и рассказы Юльки о том, что подают тут блюда на королевском фарфоре, подсвечники, что выносят вечером на столики, до которых доходит волна, из хрусталя, а столовые приборы, естественно, серебряные. И мальчики с опахалами тут, кто бы сомневался, есть. В Вип-комнате. Спокойствие и умиротворение. Блаженство. Конфи из кролика со специями, кордон блю, сырное фондю, профитроли, жульены, суфле, клафути, — меню от шеф-повара скользило глянцевыми листами в руках, названия затейливо “завернуты” в причудливые словосочетания. Французская кухня. Изысканность нежных и тонких вкусовых тонов, и в то же время тут же штук двадцать разнообразных рыбных сетов плюс пиво в духе принимающей меня страны. Бали. Наслаждение каждой секундой. — После 17.00 резервировать места здесь необходимо заранее, хороший ракурс и вид на закат, то и дело перечеркивающийся взлетающими лайнерами. Но если не успеешь, полно других ресторанов и кафе, но это считается одним из самых элитарных. Пара дней — и ты смотришь на мир влюбленными глазами. Я безвольно кивнула на провокацию Юльки забить на работу и с ней пожить в этом раю, пропитанном запахом благовоний и звуком балийских колокольчиков. Юлька, отправляясь с утра пораньше в аэропорт встречать подругу, оставила на подушке в спальне шефу заявление на отгулы, и когда он ей позвонил и рыкнул, она мило попросила не устраивать по телефону скандал, в противном случае пообещала ночью показать, где омары зимой водятся. Все же совладать с русской женщиной, хоть и бывшей, способен только русский мужчина. Шеф был мужем, поэтому только горестно вздохнул и выплеснул гнев на секретаршу. Недолго, как истинный француз он был отходчив и, хоть вспыльчив и криклив, но в то же время трагически влюблен в загадочную русскую женщину, что бы там ни утверждали злые языки. Так что Юлька была до пятницы абсолютно свободна, а я на девять дней в командировке по делам. «Париж» очаровывал изумительным витражом Эйфелевой башни, запахом клубники, кофе и коньяка, доносящегося с соседнего столика, где присели друг другу на уши пацаны. А еще кучей розовых облаков — похожих на ванильную вату, и женщинами, по которым никогда не угадаешь сколько им лет. Возрастной ценз 18—25 и поведение соответствующее. Оторвись! Ни я ни она голодны не были, укрываясь от полуденного зноя, потягивая сквозь соломинку пиво, неспешно шелушили мелких креветок, разглядывая малочисленную публику. Группка татуированных австралийцев все как на подбор — высокие, блондинистые, шумные — прибыли в столицу серфинга за волной; прыскающие в кулачок «девчонки», за ускользающей молодостью, йогой и волшебным водорослевым обертыванием в спа; подростки — загорелые до черноты тела, голубые глаза, шорты, откровенно демонстрирующие верхнюю часть накачанных ягодиц, соски… яркие, крупные, словно подкрашенные так и притягивающие взгляд. Ясно, какая это категория. На Бали место есть для всех. Каждый выживает в силу приспосабливаемости. Парень… точнее мужчина, которому я скинула десяток лет из-за худобы и отсутствия возможности разглядеть глаза за темными стеклами очков. Поношенные кроссовки — прошлый век, ноги человека, привыкшего долго и много ходить, шорты… наверняка он в них и спит и купается, множество карманов для мелочей, рубашка немаркое хаки… гладко выбритое лицо, волосы светлые или выгоревшие, забранные в низкий хвост, как у трети тут прохлаждающихся. Ничего, за что бы мог зацепиться искушенный женский взор. Не мой тип. Я опять переключилась на австралийцев, и их замысловатые тату. Ультрапортативный Portege от Toshiba? Извлеченный мужчиной из видавшего виды рюкзака наисовременнейший гаджет, производитель которого смог сжать экстраординарное количество компонентов в данном устройстве, включая VGA-порт, сканер отпечатков пальцев и даже 4G с A-GPS! — я только облизывалась на подобную игрушку, — поверг меня в шок. Первая мысль — украл, которой я тут же и поделилась. Подруга скользнула по чужому столику взглядом. — Фейк или туристы продали. — Увидев мое разочарованное лицо, Юлька заговорщицки прищурилась: — Есть вариант. Тебе наверняка понравится — мистер Х шпион-нелегал, или беглый олигарх, или бывший каторжник, отсидевший десять лет не за свое. Я хихикнула, включаясь в игру: — Он готовит компромат и путешествует в поисках впечатлений автостопом. — Ясен пень! Смотри, как строчит, торопится. — А еще… — Народ тут ленивый, — взялась Юлька за бокал, — наркотики дешевле выпивки, еда и жилье практически даром, техникой особо никто не интересуется. Самая большая ценность острова — волна. Серф. За ощущениями со всего мира слетаются. Принимаешь пари? Он твой соотечественник. Я вытаращилась на подругу. Давно она корни обрубила и стала лягушатницей? И что за стереотипы — если шпион или голь перекатная, то обязательно из Руси. По типажу так пол-Европы подойдет. Она мне льстит или пытается унизить? Писатель… авантюрист. Но черт, он одет и вправду как бомж. В отместку ее новой родине тут же вспомнился поэт Жан Ришпен, ведущий бродяжнический образ жизни с табором, обретший радость среди наездников и цыган; Гоген, сбежавший из Марселя на Таити, чтобы жить как дикарь, променявший жизнь преуспевающего банковского служащего на свой личный зеленый рай. «Уродливое может быть прекрасным, миловидное — никогда.» Я отвела взгляд от своего «соотечественника» и, обидевшись за страну, заказав еще по пивку, переключилась на вопрос воспитания подрастающего поколения. К чайлдфри Мойра себя не относила, поэтому заблаговременно книжек по детской психологии прочла вагон, подворачивалась возможность попробовать себя в роли Макаренко и заодно взять реванш у выходца из России. У Юли была дочь! Нынешнее посещение предновогодних распродаж ознаменовалось приобретением хита Памелы Друкерман «Французские дети не плюются едой. Секреты воспитания», тема была раскрыта столь новаторски, что после прочтения мне срочно потребовался адепт, но поблизости подруг, доверивших свою поросль, не было, оставалось только уповать на Господа, мусоля полученные премудрости и надеяться на то, что в ближайшем будущем повезет. И вот! Подвернулся случай! Еще не до конца акклиматизировавшись, но понимая, что такая удача выпадает лишь раз, я приставила нож к горлу подруги. — Дай Машку на день. Пяткой Апостола Павла клянусь, ты ребенка к вечеру не узнаешь. — Странный переход. Ты, Мойра, часом, не перегрелась? Машка тебе не щенок, покрасоваться с ней не получится, а позора набраться в шесть секунд. Я макнула губы в запотевший бокал. — Ты мне отказываешь? — и горестно собрала домиком бровь. Если бы ты меня о чем-нибудь попросила, я как настоящая подруга ковер-самолет приобрела, на худой случай ботильоны-скороходы, не то что биту, бутылку граппы, банку соленых огурцов и сухую жилетку. И пусть на досуге мужчины хмыкают и говорят, что дружбы женской не бывает, пускай болтают, но мы-то знаем… — Мойра, Машка и в семь лет из окружающих веревки вила, а в девять совсем оборзела. От нас за полгода три филиппинки ушло, притом что мой муж не жлоб и спокойнее них домашнего персонала не сыщешь. Я пустила слезу, зная прекрасно, какой будет эффект. — Тебе хорошо, а у меня ребенка нет. Дай хоть пару часов понянчить, к тому же и филиппинка очередная отдохнет, — добавила подхалимски. Юлька выудила из сумочки крокодиловой кожи телефон. Диалог был короток. Потом очередь дошла до меня. — Доверю, с одним условием: ты мне карточку, а я тебе дитя на целый день — целее все будут. Я уперлась. — Как я без денег ребенка на воспитание возьму? Юлька тоже. — Для воспитания много не надо, я тебе выдам на фреш и на посещение местного зоопарка, пары миллиончиков рупий за глаза хватит. — Так дело не пойдет! — Мойра! — Да я!.. Когда рядом скрипнуло кресло, я в раздражении повернула голову, чтобы отбрить нахала, — мы благополучно замужем и в услугах не нуждаемся, — и тут же изменилась в лице. — Маша… мама тут твоя втирала, что тебе девять лет, а ты выглядишь на… старше. Не рано ли начала макияж наносить, от такого количества поры забиваются. — Хорошо хоть не сказали, что губы трескаться начнут, тетя Мойра. — Ужас какой! Еще вчера на выпускном дурела, а уже тетя. Время-то как летит, пару раз моргнешь и у мелочи на свадьбе окажешься. Маруся, сдув со лба прилипшую каштановую челку, пояснила: — Конкурентки уже в садик пошли, чтобы не остаться в старых девах, мужа сейчас надо искать. — Мы с подругой не успели стереть улыбки с лица, как малая, скрестив руки, капризно нахохлилась, выпятив губу. — Я мороженое хочу. — Машенька, что доктор сказал? Нельзя! Неделю потерпи. Давай сливки закажу, фруктовый салат? Или чизкейк? Что-нибудь не холодное. — В такую жару?! Ты издеваешься? Да?! Вот всегда ты так, а папа бы купил. — А я бы всыпала вам обоим и в угол поставила! Гроза холостяков настаивала, умело используя весь накопленный из фильмов и книжек багаж. В напряженной тишине зал внимал малолетней вымогательнице. На нас смотрели, как на мегер, измывающихся над овечкой на заклании. Меня под столом недвусмысленно пнули мыском мюли: Давай же, сейчас или никогда! Что там советовал Доктор Спок, Гиппенрейтер, Найджел Латта, Адель Фабер и иже с ними? — Машенька… Взрослых нужно слушать, особенно маму, она знает, как для тебя лучше. И привыкай, что желаемое не всегда можно получить немедленно. — А если я его не захочу потом? Мороженое! Сейчас! Безапелляционное требование сменилось тихим похрипыванием. Машка блеснув белками, театрально закатила глаза. Наследница капиталов при смерти. Я сцепила ладони под столом, ногами обвив ножку стула. Никогда не буду рожать детей! Я понимаю, что обида всего лишь способ манипуляции, но какое сердце надо иметь, чтобы запрещать во благо, на это невыносимо смотреть. На не по-детски кокетливой реснице повисла слеза. И тяжелой густой каплей упала в стоящий перед ребенком морс. Над нашим столиком нависла тень инквизиции. Разум аплодировал — Приз за лучшую женскую роль. Великолепно. Сердце… Если бы его обвинили в умышленном издевательстве, подтвердило на детекторе. Я капитулировала и была так подавлена, что защитить себя бы не смогла. На стол легли миллионы в индонезийских рупиях. — Не отказывайте ребенку ни в чем, купите, что просит. Прислушайтесь к Набокову: «Балуйте детей, господа! Никто не знает, что их ожидает в будущем». В этом возрасте счастье ребенка зависит только от вас и стоит оно не так дорого. — Ну точно, соотечественник, даже если бы говорил на арабском. Страна непрошенных советов: чем лечиться, где отдыхать, как правильно воспитывать детей. Тут и так впору рядом с Машкой в три ручья реветь. А мужчина спокойно продолжал: — Жизнь тяжелая штука, и у вашего выросшего малыша должно быть место в душе, пахнущее ванилью, сказками, сбывшимися просьбами к Деду Морозу, родительскими поцелуями и верой в то, что вы у него есть. Есть место, прикасаясь к которому, он сможет найти в себе силы выжить в не легких испытаниях. Самая большая человеческая глупость — боязнь. Боязнь избаловать, совершить поступок, поговорить, признаться. Мы всегда боимся, и поэтому так часто проигрываем. Чужие купюры на краю стола. Подняла голову, чтобы ответить остроумным монологом на монолог, и поняла, что погорячилась. Лучше б он не снимал очки. Лучше бы я так и сидела, уткнув нос в креветочную шелуху. Лучше бы… — Машуня, не плачь, я буду из солидарности с тобой всю неделю не есть мороженое. И пирожные, — вскинула ладонь, клянясь. На недоверчивый хмык торжественно добавила: — И пить пиво тоже не буду, а я его в жару больше всего люблю. Не теряйте меня, я скоро! Незнакомец, подхватив свой потрепанный рюкзак, шагал к выходу, и я, схватив деньги, припустила за ним. Зачем… Он во мне не нуждался. Он вообще не нуждался ни в чем и ни в ком, за исключением…