***
Я уже несколько минут не мог заставить себя зайти в гостиную, хотя я должен был. Я делал вид, что чем-то занят и что-то изучаю, прошёлся по кухне, открыл несколько шкафчиков. Среди шкафов с банками со всякими крупами и специями, нашёлся один, в котором все полки были заставлены коробками с разнообразными сортами чая. Я даже приоткрыл рот от удивления. Мне чаще приходилось пить кофе, и я его любил, но, если встречалась возможность попробовать какой-нибудь новый для меня сорт чая, я был в восторге. Сейчас, наблюдая всё великолепие, стоящее в этом шкафчике, я мысленно добавил пункт в свой список «Почему я хочу стать богатым». Но тем временем, прошло уже несколько минут, а моей главной задачей, озвученной мистером и миссис Ксавье, было: не оставлять их сына надолго одного. Отвертеться теперь не выйдет. Я решительно распахнул двери, но не успел ничего сказать. — Вас мама не учила стучаться, прежде чем входить? — Казалось, он только и ждал, когда же я решусь зайти, чтобы выплюнуть эту фразочку. — А Вас мама не учила… — я закусил язык прежде, чем закончил: "Сначала приветствовать людей, вошедших в Ваш дом». Я вовремя вспомнил о своей клятве номер два: не позволять Чарльзу Ксавье провоцировать меня, ни за что не вступать в споры и словесные перепалки. Я сжал губы и глубоко вздохнул. — Да-да? Что ж Вы не договариваете? — мастер язвительного тона повернулся на своём кресле ко мне. Он смотрел новости по телевизору, до того, как я вошёл. Меня кольнуло цветом его глаз так, что мне показалось, я подпрыгнул. Но на самом деле я, конечно же, не сдвинулся с места, и ни один мускул моего лица не дрогнул. — Я говорю, доброе утро, мистер Ксавье. — помня о клятве номер один, я отвёл свой взгляд от изучающих меня небес, замурованных в глазах этого человека. Вместо этого я осматривал его лицо, фигуру, одежду, всё что угодно, так как совсем отвести взгляд не позволяла вежливость: я всё же разговариваю с ним, а не со шкафом. На нём как и вчера был какой-то коричневый старый халат, из-под которого виднелась растянутая светлая футболка. Его одежда и лицо совершенно не соответствовали окружающей обстановке. Как и внешнему виду его родителей. Тут даже я во всём своём скромном параде больше походил на наследника семьи Ксавье. Неужели, он специально старался выглядеть максимально чужеродно в этом доме? — Ну что ж, Вы правы, мистер Леншерр — он снова выделил обращение ко мне какой-то издевательской ноткой. Я ещё раз глубоко вздохнул и начал мысленно считать до десяти. — Про вежливость нельзя забывать. И Вам доброго утра. Я удовлетворённо кивнул, и мы замолчали. Впервые в жизни я чувствовал, что мне нужно продолжить диалог, но не знал, как. Обычно, когда подобное случалось, я просто уходил, отсюда же никуда не уйдёшь. Мы только поздоровались. А ведь нам быть в обществе друг друга ещё девять часов. — Вам нужно что-нибудь? Он демонстративно повернул кресло к телевизору. Я скрестил руки на груди и нервно постучал пальцами по локтю. Чарльз Ксавье тем временем вернулся к просмотру новостей и делал вид, что не замечает меня. Однако я видел, как он издевательски-снисходительно ждёт следующей моей фразы. Я вспомнил огромную коллекцию сортов чая. Может быть, у нас с ним всё же найдётся хоть один общий интерес? — Может быть… — Я пожал плечами, пытаясь подобрать слова. — Не хотите ли чашку чая? — он фыркнул и даже не повернулся в мою сторону. — О! Ну конечно. Парень, который зарабатывает на жизнь завариванием чая? А я то ждал, когда Вы проявите свои профессиональные навыки. — Вдох, выдох… — Хотя, по честному, я думал, Вы занимались в какой-нибудь закусочной разливом пива, а не чая. — О, Вы весьма близки к правде. — не удержался я. Ксавье наконец обернулся в мою сторону. Кажется, он действительно старается намеренно меня вывести на конфликт и сразу же повернулся, как услышал в моём голосе раздражение. Но я не так-то прост, Чарльз Ксавье, тебе не вывести меня из себя в мой первый же рабочий день! — Можете взять у своей матушки моё резюме и почитать, если так интересно. — Хоть я и не удержался от второй колкости, но она была сказана по-настоящему безынтересным и ленивым тоном. — Всенепременно, мистер Леншерр. Уверен, это будет весьма интересное чтиво, ну или хотя бы немного интереснее этих террористов, которых крутят по новостям целыми днями. — По телевизору как раз вещал очередной политолог. — Потому что я уверен, что Вы сменили огромное количество мест. Он попал в десятку, но я совершенно не понял, как он угадал. Сквозь мою напускную безразличность промелькнуло удивление, и он пояснил. — Это я говорю, судя по Вашим социальным навыкам общения, которые успел приметить. Наверняка Вас часто увольняли. — Вот ведь гад, бьёт по больному. Я в очередной раз глубоко вздохнул и понял, что это придётся мне делать очень часто. Может быть, начать заниматься дыхательной гимнастикой? Магда что-то рассказывала об этом. Как говорится, раз в год стреляет и палка, так что, может быть, какой-нибудь её надоедливый совет принесёт мне пользу. — Итак, чай Вы не хотите? — Вы ужасно проницательны, мистер Леншерр. — Может, тогда кофе? Что-нибудь другое? — Я уж подумал, вы сейчас скажете что-то в духе: «Чай, кофе, потанцуем?». Нет, мистер Леншерр, обойдусь без горячих напитков. — Я скрипнул зубами и продолжал буравить его взглядом, потому что совершенно не знал, что же ещё ему сказать или предложить. — Что Вы так выжидающе смотрите? Танцевать я тоже не намерен, если Вы об этом. Ксавье опять отвернулся к телевизору, по которому сейчас, кстати говоря, шла реклама. А я бы даже усмехнулся, услышав его последнюю фразу, если бы не был так зол и растерян одновременно. — Тогда… — Я опустил руки вдоль туловища, растерянно пошевелив пальцами, и огляделся. — Поищу что-нибудь постирать. Я вышел из комнаты с колотящимся сердцем. Первый раз меня кто-то раздражает так сильно во второй день знакомства. И первый раз я не могу ничего с этим сделать. Ванда обычно говорит, что «если не можешь изменить ситуацию, нужно изменить своё отношение к ней». Небось, вычитала из своих книжек на работе и цитирует всюду. Как только я вспомнил о Ванде, каким-то магическим образом она вспомнила обо мне. На моём телефоне высветилось сообщение от неё: Ну, как дела, братишка? Ещё никого не убил? XD Я засел в безопасном укрытии на кухне и гневно настрочил: Я на рабочем месте, а ты мне пишешь! И даже часа не прошло. Ответ не заставил себя долго ждать: Ну, зная тебя… Ладно, ладно, шучу) Да и вряд ли тебя отругают, если ты несколько минут уделишь своему телефону :/ По-любому же там нечем заняться .о. Ванда была на самом деле взрослым и серьёзным человеком, но очень любила всюду вставлять дурацкие смайлики и скобочки, что меня жутко раздражало. В данный момент, так вообще бесило. Может, ты и права. Но лучше не пиши мне, это всё же не прилично, переписываться с кем-то на рабочем месте. И да, мы, кажется, уже ненавидим друг друга. Я написал последнюю фразу не думая, а после того, как уже отправил, я поднял глаза от телефона и задумчиво посмотрел на противоположную стену. Он ведь действительно постоянно пытается вывести меня из себя. Зачем? Чтобы уволить за неподобающее поведение? Или он просто хочет меня унизить подобными колкостями? Как проводить с человеком, который, кажется, начал ненавидеть тебя с первых минут знакомства, по девять часов каждый день на протяжении полугода? Если он так ужасен, то не обращай внимания. Будешь реагировать — только настроение себе испортишь ._. В общем, соберись тряпка! :"D Нам позарез нужны деньги. Подумай о почасовой ставке. Целую :3 Я шумно выдохнул и убрал пёстрое сообщение с глаз долой. Чем я там хотел заняться? Я порылся в корзине с грязным бельём, наполнил бак стиральной машины и несколько минут читал инструкцию. Мне не хотелось ошибиться в настройках, сделать что-то не так или — не дай бог! — сломать что-нибудь. Штраф за сломанную или испорченную вещь платить не хотелось бы. Я наконец запустил стиралку и немного постоял, пытаясь придумать благовидное занятие. Достал пылесос из шкафа в коридоре и прошёлся с ним по коридору и двум спальням, размышляя, что если бы меня увидел кто-то из знакомых, то он непременно сделал бы фото на память. Гостевая комната была почти пустой, как номер в гостинице. Явно здесь редко кто-то остаётся. Я добрался до спальни Чарльза Ксавье. Помедлил, но всё же решился вторгнуться на его территорию. Вдоль одной из стен тянулся длинный стеллаж, на полках которого стояло несколько десятков фотографий в рамках. У меня было мало фотографий, и, если они где-то и хранились, то в каких-то старых и забытых папках на компьютере или в семейном альбоме, который разваливается в руках от старости. Хотя мама всё же развесила на стене у себя в комнате несколько снимков со мной среди оравы разномастных фотографий моей семьи. На одной фотографии мелкий я улыбаюсь во весь рот в музыкальной школе, сидя за пианино. Один зуб выбит в драке за вешалку для куртки в школьной раздевалке. На другой фотографии, которую сделала Ванда, когда упросилась на репетицию нашей группы, я не знал, что меня снимают. На мне мой самый ужасный и кричащий наряд, пирсинг на ушах и пьяный взгляд, я что-то усердно доказывал Азазелю, схватив того за плечи. На последнем фото, которое висит на стене, я стою на школьной сцене во время выпускного с дипломом, но уже без своей квадратной шапочки, которую где-то посеял. Лучший ученик года, мне вручают диплом самому первому, меня поздравляет какой-то представитель властей, мне предсказывают великолепное будущее. А сейчас я аккуратно пылесошу вокруг кровати, боясь задеть и повредить деревянные бортики и ножки. Мне стало дико интересно, какими же будут фотографии в рамочках человека, выросшего в совершенно другой части социума. Я позволил себе подойти и рассмотреть снимки. На одном мужчина стоит в отдалении, фото сделано в аудитории с места слушателя, а впереди виднеются ряды голов. Кажется, это какая-то лекция, написанного на доске за мужчиной не разобрать. На другом был тот же мужчина, теперь ближе, но дело было среди вроде бы джунглей, и из-за костюма с защитной маской от насекомых было не разглядеть лица. Хотя логически, конечно, понятно, что это Ксавье младший. Снимок похож на фото с какой-то экспедиции: людей на фоне много и все несут какие-то приборы. На следующем снимке стоит уже явно Чарльз Ксавье среди пьяных друзей. Он смотрит в камеру так, словно не ожидал, что его сейчас сфотографируют. В руках у него огромная колба, в которую один из его приятелей в смокинге наливает виски. Снимок сделан скорее всего в клубе, он ужасно нечёткий и всюду мелькают блики разных цветов. И вот находится фотография, где он крупным планом. Он на лыжном склоне, рядом стоит длинноволосая блондинка в тёмных очках. Я наклонился, чтобы получше разглядеть лицо. На фотографии он чисто выбрит, у него короткая прическа, но некоторые пряди непослушно выбиваются из чёлки из-под лыжных очков, натянутых на лоб. На снимке глаза выглядели не так нереально, как в жизни, но всё же были донельзя ярко-голубыми. Так же, из-за отсутствия щетины, которой он щеголяет сейчас, на лице резко выделяются губы. Я прищурился. Он что, их красил что ли? Промелькнула трезвая мысль, что рассматривать красивые губы малознакомого мужчины, ещё хуже, чем рассматривать красивые глаза малознакомого мужчины, и я поставил рамку на место. Я оправдал себя тем, что кому угодно бы стало интересно рассмотреть, помада это, в конце концов, или же природа наградила, и продолжил пылесосить за кроватью. Наконец я закончил и выдернул шнур из розетки. Наклонившись, чтобы убрать провод, я краем глаза заметил движение и тут же подскочил. Чарльз Ксавье наблюдал за мной с коридора, причём неизвестно, как долго. — Это Куршавель, два с половиной года назад. — Видимо, достаточно долго. — Ох. — Я здорово смутился, ситуация вышла дерьмовая. — Я просто… — Вы просто разглядывали мои фотографии. Судя по всему, размышляя, насколько ужасно превратиться в калеку после такой насыщенной жизни. — Нет. — Я смутился ещё больше. — Остальные мои фотографии в нижнем ящике, на случай если Вас снова одолеет любопытство, — сообщил он. Инвалидная коляска с тихим гулом повернула направо, и он исчез за дверью. Я чертыхнулся и помечтал о сигаретах.***
Утро тянулось несколько лет. Я не помню ни одного дня, когда часы и минуты казались такими нескончаемыми. Я старался придумать себе всё новые и новые занятия и заходил в гостиную как можно реже, думая, что веду себя трусливо, но, по правде говоря, мне уже стало всё равно. В одиннадцать, по расписанию, я принёс Чарльзу Ксавье стакан с водой и лекарства от спазмов. Когда я стремительно вошёл, он оглянулся, но, как только он увидел лекарства, его лицо тут же поскучнело. В этот момент я наконец понял, что на самом деле он умирает от скуки. Может быть, поэтому цепляется ко мне? Если бы я был в его положении, то непременно бы так же искал на ком сорваться. Но, простите, мистер Ксавье, ничего личного, но я не хочу потерять работу из-за Ваших капризов. Думаю, мы сможем с ним поговорить только тогда, когда я буду точно уверен, что не сорвусь на этого манипулятора. А пока я настойчиво преследовал его с лекарствами, пока он не сдался и не принял их. Я даже протёр пыль с полок, которые в этом совсем не нуждались. В здании вокруг было тихо, не считая еле слышного гула телевизора в гостиной, где обитал Чарльз. Я долго думал, но всё же не осмелился включить радио на кухне. Мне казалось, что он скажет что-нибудь ядовитое о моём музыкальном вкусе, что послужит очередным поводом поспорить. Но вот настало время обеда. Как и время моего дебюта в роли повара в этом доме. Я в очередной раз проверил Чарльза и прошёл на кухню. Глубоко вздохнул. Я ведь уже готовил, чать, ничего не взорву и не подожгу… Порывшись в журнале, я нашёл раздел, посвящённый питанию Чарльза, составленному диетологом. В принципе, почти все продукты были из обихода, только я так и не понял, что конкретно нужно приготовить. Вообще подготовка меня к моей работе прошла плохо от слова совсем. Только вчера я был безработным, а сегодня на мне висит уже так много обязанностей, о которых я толком ничего не знаю. Возможно, я сейчас проснусь, и это всё окажется лишь бредовым сном, вылезшем в моём подсознании из-за страха остаться совсем без какой-либо работы. Но, конечно же, кухня с дорогущей техникой и огромный журнал с информацией по уходу за инвалидами никуда не исчезли, как и необходимость готовки. Ради себя я готовить не люблю, особенно что-нибудь сложное, но вот Чарльз Ксавье явно с детства питался лучшими блюдами. Хотя тоже не факт, не нанимали же они повара. Или могли? Я прогнал глупые мысли, отодвигающие неизбежное, и прочитал ещё раз список рекомендованных продуктов. После прочитанного в голову пришёл только суп. Я неплохо умею готовить один суп из национальной кухни, хотя в этом доме вряд ли найдётся маца*, но всё равно выйдет неплохо. Я принялся за дело. В холодильнике отыскалась курица, так что куриный бульон был сварен. Дальше приходилось действовать по памяти, ведь посмотреть рецепт я нигде не мог: интернета я был лишён, а на кухне не нашлось ни одного печатного издания. Идти и рыться в книжном шкафу в поисках кулинарной книги на глазах у Чарльза Ксавье мне не шибко хотелось. Нужно прийти домой и прихватить одну из многочисленных кулинарных книг моей матери. Наверное, она расплачется от счастья и гордости даже похлеще, чем на моём выпускном из школы. Вспомнив о Ксавье, я повернулся и проверил его взглядом. За все четыре часа моего нахождения здесь с ним не произошло ровно ничего, но частые напоминания в разговоре с его родителями о том, что я не должен его покидать дольше, чем на двадцать минут, подстегали меня паранойно поглядывать в его сторону. Ещё через несколько минут готовки я сходил и посмотрел на Чарльза Ксавье воочию. Заглянул в гостиную и удостоверился, что он ни в чём не нуждается. Я вернулся обратно на кухню. Вскоре суп был уже почти готов, а я размышлял, как именно мне позвать Ксавье обедать. Все фразы, всплывающие в голове, были неподходящими: при любой из них я выглядел бы глупо. Я помешивал суп половником и, задумавшись, поднял руку, чтобы оценить готовность прямо из половника. Естественно, лучше было делать это из ложки, я дёрнулся из-за высокой температуры жидкости и пролил немного на себя. — Вот дерьмо! — прошипел я сквозь зубы. Я покорил себя за невнимательность и оттянул испачканную ткань водолазки, потому что пролитые капли обжигали. Всё же, как бы я ни старался, но первый блин вышел комом, и я испортил если не продукты, так свою одежду. Я искал, чем бы вытереть это недоразумение, когда за моей спиной раздался насмешливый голос. — Рулон с салфетками в крайнем левом шкафу. — Я от неожиданности чуть не опрокинул кастрюлю на плите. Но благо я был одним из тех людей, что даже в самой критической ситуации жёстко контролируют своё тело, а не задевают всё вокруг. Я не обернулся в сторону Ксавье, нервно направившись в сторону крайнего левого и буркнув по пути что-то похожее на слова благодарности. Я молча вытирал водолазку в попытках спасти её от пятен, а Чарльз Ксавье, не дождавшись от меня никакой реакции, начал говорить снова. — Когда Вы вошли в гостиную в последний раз, то впустили этот ужасный запах. — Он наигранно сморщил нос. — И я решил посмотреть, чем же конкретно Вы собираетесь травить меня. — Почему же сразу травить? — Это было, в конце концов, даже обидно. — Вам говорили, что Вы похожи на преступника? — Вопрос был до того внезапным, что тут уж я не выдержал и обернулся, таращась на него глазами. — Чего? — У Вас, уважаемый мистер Леншерр, лицо маньяка, только что сбежавшего из тюрьмы и ищущего новую жертву. Нет, серьёзно. Я даже удивился, что Вас так легко приняли на эту работу, не боясь, что на следующий день Вы захватите меня в заложники. — Я закатил глаза. — Хотя не удивлюсь, если здесь понатыкано несколько камер… — сказал он уже не таким противным голосом, как раньше, как будто бы всерьёз предполагал подобное. Мне в голову пришла параноидальная мысль проверить углы на нахождение камер. На моём языке вертелась фраза: «О, поверьте, если бы я хотел убить Вас, то лучше бы застрелил, чем отравил, так Вы меня бесите сейчас», однако мысль о возможных камерах надёжно заперла мой рот на замок. — К счастью, Вы полностью не правы. — Я невозмутимо подошёл к плите и выключил газ. Хотя, кажется, мои пальцы хрустнули от того, как сильно я сжал кулак свободной руки. — Не желает ли Ваше Высочество поесть наконец? — Не думаю, что у меня есть выбор. — Он сказал это, однако, выглядя довольно голодным, и подъехал к столу. О боже, он что, только что облизал языком свои губы? Делая вид, что я этого не видел и вовсе не думаю об этом, я поставил тарелки на стол. Я подошёл к своему стулу, но так и замер, не успев сесть, когда увидел с каким трудом Чарльз Ксавье поднимает руки на стол. Я застыл в глупой позе, не решаясь сесть уже или встать. — Вам…э, нужна пом… — Нет, я справлюсь сам, спасибо. — И это его «спасибо» было таким убийственным, что лучше бы он его не говорил. — И не нужно на меня пялиться, уделите внимание своей тарелке. И я правда старался. Старался не видеть, как он минуты три неуклюже пытался взять ложку поудобнее, и не замечать, как его рука дрожала. Я поскорее закончил со своей тарелкой, даже не заметив вкуса, вскочил и очень тщательно мыл посуду в раковине, чтобы как можно дольше иметь повод стоять спиной к столу. Всё же мне пришлось повернуться, но я сделал это вовремя, потому что Ксавье как раз закончил. Я было потянулся за его тарелкой, однако он выхватил её и ложку и с ними в руках направился к кухонному гарнитуру. — Эм, — я растерялся. — Думаю, лучше это сделаю я. — О, поверьте, с одной тарелкой и ложкой я легко справлюсь сам. — Но ведь Вы не сможете дотянуться до раковины и… Он открыл дверцу посудомоечной машины и расположил там посуду. — Вот видите. Легко и просто. — он издевательски смотрел на меня, а мне захотелось ударить себя по лбу. Что ж я сам не вспомнил о посудомойке?.. Я уже собирался молча слинять с позором с кухни, Чарльз Ксавье тоже собрался вернуться в гостиную, но вдруг остановился и спросил. — Так Вы всё же работали разливая супы, а не чай? Доставка супов или что-нибудь типа этого? — он усмехался, но всё же имел вид действительно заинтересованного в ответе человека. — Что? — Я задумался, с чего он это взял. — Почему Вы так решили? — О, то есть всё ещё хуже, и готовить супы - Ваше хобби? Неужели так мало существует вариантов для хобби? — он притворно возмутился, а я всё никак не мог понять, к чему он это всё говорит. — Да нет, я готовил этот суп от силы раза три за жизнь. Ксавье смолчал, но лицо как-то слегка разгладилось, потому что исчезли обычные усталость и хмурость, сменяясь удивлением. А в его глазах засветилось какое-то… по истине завораживающее выражение любопытства. Хотя видеть вообще любое проявление эмоций в его глазах было отчасти завораживающим. Когда я переключился от подобных мыслей на анализ его слов, до меня что-то дошло. — Погодите-ка, если сложить эти Ваши слова… — Лицо Чарльза Ксавье тут же вернуло себе недовольное выражение, потому что, видимо, до него дошло, что я понял, что он скрывал за этими вопросами. — Мой суп показался Вам настолько хорошим, что Вы решили, что я профессиональный повар? Серьёзно? Наверное моё лицо приняло слишком раздражающе-торжествующее выражение лица, отчего смущённый и явно жалеющий о собственных словах Ксавье развернул кресло в сторону гостиной и поехал. — В таком случае могли бы просто сказать спасибо или что-нибудь типа того. — буркнул я ему вслед. — Я не обязан Вас благодарить, это Ваша работа, Вам за это платят. — Ну, он, в принципе, прав. — Хотя стойте, я всё же поблагодарю Вас за кое-что. — Он вдруг остановился и развернулся ко мне. По его лицу я сразу понял, что стоит ждать гадость. — Спасибо, что испортили этот ужас. — Чего? — Я даже огляделся по сторонам, ища, что же я мог испортить. — Я говорю про Вашу одежду. Эта Ваша ужасная водолазка, — его передёрнуло словно от отвращения. — Надеюсь, она не отстирается. Я закатил глаза так сильно, что аж стало больно. — И, кстати, у Вас какие-то проблемы с глазомером? — Я устало потёр переносицу, стараясь успокоиться. — Вчера на Вас был жилет, который Вам мал, сегодня же на Вас водолазка, которая размера на два больше, чем нужно. Я и правда надел сегодня специально самую удобную и широкую водолазку. Кто же знал, что этому засранцу в халате подавай дворецких во фраке. — А про доставку супов… Я сделал такой вывод только по тому, что Вы бросились мыть посуду в раковине и не почему более. Ну, знаете, в этих забегаловках по-любому посуду моют вручную. — Было сразу заметно, что он придумал это только что, но я ничего не сказал, только прислонился спиной к гарнитуру и до сих пор сжимал пальцами переносицу. Чарльз Ксавье довольный тем, что последнее слово осталось за ним, скрылся в гостиной, откуда уже я услышал что-то вроде: «И как такие люди вообще живут.» И правда. Как такие люди, как Чарльз Ксавье, вообще могут существовать? *Маца — лепёшки из кислого, не пресного теста, используемые в еврейской кухне. Всё таки Эрик — еврей, поэтому я порылась на сайтах, вычитывая подобную инфу. Х)