До встречи с тобой (Черик)

      Я всё-таки сорвался на него…       Прошло уже где-то около часа после нашей перепалки, но я никак не мог прийти в себя. Постукивая пальцами по столешнице, я сидел на кухне и пытался придумать, что же приготовить сегодня. Всё же, как бы сильно мы не разругались, мои обязанности никто не отменял. В итоге посидев ещё немного и поняв, что совершенно не могу внятно соображать, я отправился на улицу.       Когда я заглянул мимоходом в щель открытой двери в комнату, Чарльз Ксавье выглядел ещё несчастнее, чем с утра. Я почувствовал внезапный укол вины, хотя и не мог сформулировать её причины. Если бы была возможность вернуться на час назад, то я бы с удовольствием повторил всё, что высказал ему. Поэтому я не смог понять, отчего меня мучает совесть. Поглядев на его напряжённую спину и опущенную голову ещё несколько секунд, я пошёл в коридор.       До этого я ни разу не позволил себе выходить на улицу, чтобы закурить, в рабочее время. Но сейчас сделаю себе небольшое послабление. Я на ходу накинул куртку, достал из кармана помятую пачку сигарет, выудил одну и нашёл зажигалку. Газ, видимо, уже почти кончился, потому что огонь всё никак не хотел появляться. Или же дело было в моих нервных движениях. В конце концов, уже достаточно психуя, я всё же зажег сигарету и сразу же сделал глубокую затяжку.       — Чёрт… — Я закашлялся и с силой пнул камень под ногой. Тот отлетел и нехило вмазался в какую-то клумбу с цветами, на белой хрупкой стенке которой тут же пошли трещины. Я совершенно этого не ожидал и уставился на трещину. Дёргано огляделся по сторонам, словно из-за угла могла выскочить Шерон Ксавье со своим неповторимым выражением лица разочарованного во мне человека. — Твою мать, всё сегодня через жопу!       Вдруг сзади раздался тихий смешок. Я даже подумал, что мне показалось, но всё равно нервно обернулся. Оказывается, я не закрыл входную дверь, поэтому Ксавье, выехавший из гостиной в коридор прекрасно видел и слышал меня.       — Какой Вы, однако, загадочный. То чините рамки, то ломаете цветочные горшки. — Ксавье скрестил руки с важным видом директора школы, поймавшего нерадивого ученика, который разбил стекло мячом.       Я же не спешил оправдываться. Я так и стоял, полуразвернувшись в его сторону, и затянулся, не сводя с него глаз. Я отнял руку с сигаретой от лица, и, так и оставив её поднятой, выдохнул дым, продолжая смотреть на Ксавье. Должно быть, это имело эффектный и вызывающий вид, потому что он приподнял брови в нагловатой манере и опустил голову, смотря исподлобья, ожидая, что я сделаю дальше.       « Ему бы подошла профессия учителя или директора с таким выражением лица» — подумалось мне.       Между нами снова возникло напряжение, хотя я не был взбешён сейчас. Я почему-то представил, что если бы он стоял рядом со мной, то я точно бы выдохнул белёсый дым прямо ему в лицо. Но, опять-таки, он сидел на коляске внутри дома, и, кажется, ему было холодно из-за открытой двери. Я вроде что-то читал в том журнале, что у него не всё в порядке с контролем температуры собственного тела, но по-хамски продолжал медленно раскуривать сигарету на улице и не закрывал дверь. Если надо, пускай сам просит.       — Я услышал звук открывающейся двери и решил, что Вы сбежали. Это было бы, мягко говоря, не очень хорошо, Вы так не думаете? — Ситуация словно повторялась, только теперь я молча смотрел на него, а он пояснял свои действия. Все наши разговоры вдруг напомнили мне какие-то военные действия. Или ходы в какой-то игре. Выверенные, точные, направленные на выведение соперника из состояния равновесия.       — Я уже сказал, что не собираюсь никуда уходить. — сказал я твёрдо и тихо, продолжая наблюдать на ним, однако, уже не так явно.       Я отвёл взгляд когда заметил, что скрещенные на груди руки превратились из жеста негативной обороны в средство защиты от холода. Моя совесть, запрятанная глубже некуда, говорила мне, что пора бы закрыть дверь и не мучить человека, но гордыня побеждала.       — Ах, да. Вам нужны деньги, точно. — Он сказал это с некоторым показным презрением, и я развернулся к нему полностью, продолжая вальяжно курить. — Надеюсь, эти деньги Вы потратите в том числе и на более хорошие сигареты. — Он содрогнулся от порыва ветра, но признаваться в этом не собирался. — И, будьте так любезны, закройте дверь. А то здесь уже жутко воняет Вашим дешёвым табаком.       Я мысленно похвалил Чарльза Ксавье за эти слова, когда захлопывал дверь. Он нашёл отличный выход из ситуации так, чтобы ни он и ни я не проявили слабость.       Пока я курил на улице за дверью, я чувствовал себя решительно и безразлично. Но когда я выкурил свою сигарету до последней капли никотина, я слегка стушевался. Теперь придётся возвращаться внутрь и разбираться с проблемой. А таковая присутствовала, ибо наши отношения остались подвешенными. Кто-то должен извиниться, или же мы окончательно перейдём во вражду, чего не хотелось бы. Хотя, может, я настроен слишком оптимистично. Не удивлюсь, если после сегодняшнего он вежливо меня уволит. Вежливо, потому что не сможет вытолкнуть меня прямо с крыльца, что уже не раз со мною проделывали. Даже не знаю, радоваться или нет.       Я расстроенно бросил сигарету на гравий, потом немного постоял, подумал, поднял её с земли и выбросил уже в мусорное ведро на кухне. Если уходить отсюда, то хоть прилично. Не хотелось бы устраивать из своего увольнения очередной скандал.       Чарльз Ксавье обнаружился в своей любимой гостиной, он бездумно переключал каналы на телевизоре. Обычно, я не торчал в этой комнате, только заходил дать лекарства или убраться, сейчас же я решительно прошёл от дверей до Ксавье, немного помялся рядом, ловя удивленный взгляд, и уселся на дальнее от него кресло. Он отложил пульт и проводил взглядом мои передвижения. Я перекинул одну ногу на другую и поудобнее откинулся на спинку кресла, чувствуя себя при этом всё же совершенно неуютно. Надо было что-то сказать, но я совсем забыл, зачем сюда пришёл.       Чарльз немного приподнялся на руках, чтобы слегка сменить позу в своём кресле, и внимательно смотрел на меня. Я же изучал вид за окном — ни разу не смотрел туда сидя. Надо сказать, этот вид был довольно-таки мрачным, даже для меня. Ни деревьев, ни цветов, коих так много во дворе дома, с этого ракурса видно не было, а сейчас к тому же небо заполонили тёмные тучи. Так и хотелось воткнуть что-нибудь радостное за окно. Если тебе и так хреново, зачем вгонять себя в ещё большую депрессию такими видами?       Ксавье молчал, как и я. Молчание затягивалось, и дело принимало странный оборот. Хотя, как я уже и думал раньше, у нас всё происходит именно странно. Наконец, его ироничный голос решил нарушить тишину.       — Сейчас что, обострение у психов? Сначала накричали на меня из-за собственной же самодеятельности, потом выбежали на улицу, пнули камень в вазу с анемонами, напустили ужасного дыма в дом, а теперь вдруг подсели ко мне, даже не сняв куртку.       И действительно. Я опустил голову и с удивлением обнаружил, что до сих пор сижу в куртке. От его описаний моих действий и правда веяло какой-то бредовостью, поэтому я вдруг тихо и хрипло рассмеялся. Вышло, по честному, ужасно, будто бы я подавился и закашлялся. Но от этого звука лицо Чарльза Ксавье приняло какой-то настолько растерянно-удивлённый вид, что я был очень доволен собой. Помучив своё горло и уши Ксавье ещё немного, я всё же решился спросить:       — Просто скажите сразу, мне стоит строить из себя приличного человека дальше, или Вы меня всё равно уволите? — На его озадаченный взгляд я добавил: — Ну, я, конечно, сам сказал, что уволить меня может только Ваша мать. Но если Вы перескажите ей все эти пункты моих сегодняшних косяков, думаю, что она укажет мне на дверь.       Он словно повторил мои слова ещё раз в своей голове. Потом я вдруг услышал какой-то крякающе-фыркающий звук. Ксавье никогда не смеялся при мне, только очень редко кривил губы в надменной усмешке, поэтому я неверующе уставился на него. Он, кажется, сам себе подивился и попытался вернуть своему лицу серьёзность, но всё равно было заметно, что он продолжает веселиться от моих слов.       — И что конкретно в моём вопросе Вас так рассмешило? — Он поражённо покачал головой.       — Дайте-ка подумать — казалось, Чарльз Ксавье уже чувствует себя неудобно после этого смешка. — Да буквально всё. Но особо меня впечатлило: «Притворяться приличным человеком». Так Вы сказали? — Он снова усмехнулся, но уже в своей обычной еле заметной манере. — Как это вообще понимать?       Я мысленно дал себе по лбу и начал объяснять.       — Ну, только не говорите, что не понимаете. Вы ведь специально меня каждый день выводите из себя, — Ксавье удивлённо поднял одну бровь. Надо сказать, это у него вышло очень ловко.       — Зачем это? — он казался растерянным.       — Это у Вас спросить нужно. Наверное, чтобы я сорвался, и можно было бы уволить меня, я не знаю. — Смотря на его всё более офигивающее выражение лица, я вдруг почувствовал себя идиотом. — Вы же на меня в первый же день взъелись, вот и хотите избавиться от меня таким образом.       Он нахмурился и уставился в стену, которая была за мной, опять прокручивая мои слова в своей голове. Потом искоса метнулся растерянным взглядом обратно ко мне, а я серьёзно решил, что я какой-то душевнобольной, когда он на меня так посмотрел.       — Что? — неуверенно буркнул я, стараясь избегать встречи с его глазами. — Не так что ли?       Прошло ещё несколько секунд, и вдруг Чарльз Ксавье расхохотался. Прямо взорвался смехом, как будто сам не ожидал.       Настала моя очередь изумлённо смотреть на него. Он приложил одну руку к лицу и трясся от смеха. Потом, отсмеявшись, он глубоко вздохнул и провёл этой рукой по своему лицу, убирая волосы со лба назад, и наши взгляды встретились.       Господь всемогущий.       Если у него во время смеха всегда такие глаза, то я могу быстро переквалифицироваться в домашнего клоуна. Прямо с сегодняшнего вечера начну стенд-апы писать. А за этим его окном развешу шарики.       Подобные мысли казались настолько не свойственными мне и глупыми, что я в который раз почувствовал себя полным придурком. Точнее, чуть более полным придурком, чем считал себя ранее. Проморгавшись, я вернулся к обдумыванию сложившейся ситуации. Мы действительно были похожи на каких-то психов. Сломленных, покорёженных, запертых в тех или иных ненавистных рамках, разучившихся нормально смеяться. Может быть, у нас и впрямь было что-то общее, как говорила Ванда? Или это вид из окна навеивает подобные размышления?       — Ну, это ж надо такое придумать! — Он еле как успокоился, ещё раз провёл рукой по лицу и глубоко вздохнул. — Ох… Я так давно не смеялся, аж голова закружилась. Вы просто невероятный человек, мистер Леншерр, честное слово.       Я растерянно сидел в кресле, подёргивая ногой. Раньше мысль о том, что он изводит меня, чтобы поскорее избавиться, была для меня единственно верной. Но в расчёты, похоже, закралась ошибка.       — Благодарю, конечно, за «невероятного», но… — Чарльз снова рассмеялся от моих слов, не дав мне договорить. Мои пальцы стали нервно отбивать ритм по подлокотнику кресла, возмущению не было предела.       — Ох, извините. — Он виновато посмотрел на меня. — Нет, ну, правда, что за глупости? Я вовсе не старался от Вас таким образом избавиться. — Я продолжал стучать пальцами и недоверчиво хмыкнул, всё ещё глядя в другую сторону от Ксавье. — Признаться, Вы даже во много раз лучше предыдущих работников. — А вот теперь я удивлённо взглянул на него. — Хотя они и были профессионалами, в отличие от Вас.       Я нахмурился и так и не смог выбрать, как реагировать на его последние фразы. Вроде как и похвалил, и обидел одновременно. Удивительная способность.       — И чего же Вы тогда добиваетесь? Я, естественно, встречал на своём пути вредных людей, но ни один ещё так надо мной не издевался. На каждое моё слово, на каждое действие Вы… — Я тяжело вздохнул не в силах подобрать слов для своего возмущения, пытаясь успокоиться, потому что начал психовать от одних только воспоминаний о такой долгой сдержанности к его словам за эти дни.       — Хорошо, признаю, я немного перегибал палку. — Я снова хмыкнул. — Но это было без злого умысла. Просто… — Ксавье замолчал, забегав глазами и взволнованно облизав губы (я вовсе не обратил особого внимания на это действие, просто заметил), обдумывая, что сказать. — Просто это было забавно. — Он обречённо пожал плечами, не найдя, как сказать получше.       — Забавно? — теперь я чувствовал, что завожусь по-настоящему. — Так значит, забавно?       — Ну, может быть, я слишком бестактно выразился… Просто понимаете, в тот день, когда Вы пришли устраиваться к нам, — его внезапно понесло на откровения. — Я совершенно не ожидал, что моя мать притащит вдруг ко мне кого-то. Я услышал голоса и ожидал увидеть какую-нибудь миленькую дамочку в белом халате, которая раньше работала в медагенстве или в доме престарелых. И я, мало сказать, удивился, когда различил мужской голос. Причём Вы говорили так спокойно и лениво, — Я вспомнил, как волновался в тот момент, и мысленно поаплодировал своему мастерству напускного спокойствия. Как говорится, сам себя не похвалишь… — И мне почему-то жутко захотелось навести шороху тем своим представлением.       Сегодняшний день просто невероятен. Столько событий, и вот сейчас я впервые слышу, как Чарльз Ксавье так долго и, самое главное, так нормально со мной разговаривает. Я так заслушался звучанием его голоса (идеальный, кстати, голос для озвучивания каких-нибудь аудиокниг, хотя не то чтобы я их любил…), что не до конца понимал, что именно он говорит. А ведь, кажется, мне сейчас откроется тайна, не мироздания, конечно, но хотя бы причины его ужасного отношения ко мне.       — И ведь когда я кривлялся, притворяясь полоумным, Вы продолжали сохранять своё спокойствие. Однако потом уже, стоило мне стать нормальным, с Вами что-то произошло. Вы так на меня вылупились, словно я экспонат из музея.       Голос Ксавье под конец фразы стал возмущённым и даже оскорблённым. А я же тем временем незаметно для него сгорал со стыда. Знал бы он, что в тот момент я занимался разглядыванием его глаз…       — Думаю, Вы понимаете, что это меня разозлило. — Я смущённо потёр пальцами переносицу, стараясь сдержать нервный смех. — Мне жутко захотелось вывести Вас из равновесия, и ведь вышло, да ещё с первой же фразы. — Он еле заметно и неуверенно хихикнул, а я прикрыл глаза. — И я только тогда понял, что всё это напускное и…       — Так, ладно, отлично. Я всё понял.       Я останавливающе поднял руку и прервал неуверенный поток его слов. Судя по всему, раньше Чарльз Ксавье был жутко болтлив, и сейчас он вдруг вновь открыл в себе это. Лицо его при этом стало совершенно другим, в отличие от того дохлого вида, что оно имело обычно, а руки мелко дрожали, словно от волнения. По этим признакам я понял, что он только распаляется, и его монолог может продлиться в дурную бесконечность. А я уже был перегружен на сегодня, спасибо, больше не надо.       — Вас позабавила моя дёрганость, и Вы решили спровоцировать меня повторно на эту реакцию. — Я постарался ужать всю его мысль в короткое предложение, от чего Ксавье совсем растерялся, но подтвердающе кивнул. — В то же время я счёл своё поведение неподобающим и решил вести себя максимально спокойно. А Вам показалось крайне забавным, — я вернул ему его же любимую издевательскую интонацию. — Изводить меня каждый день. Эдакий забавный эксперимент.       — Ну, Вы всё как-то неправильно обозначили…       Но я уже встал и направился в сторону дверей. Ксавье замолчал, но ничего не делал, просто проводил меня взглядом, когда я пересекал комнату. Я дошёл до коридора и остановился у входной двери.       Забавно ему было.       Отлично.       Когда я переживал и думал, что делаю не так, и за что же он меня так ненавидит, ему было просто забавно посмотреть на мою реакцию. Когда я боялся, что меня уволят, и затыкал себе рот каждый день, ему было просто забавно. Уж слишком часто меня увольняли за несдержанность, я не мог думать о другой причине.       Я горделиво считал себя оскорблённым, но вдруг вспомнил, что сам постоянно наблюдал за изменением его взгляда или голоса, если он начинал вести себя необычно. Получается, что, по сути, мы вели себя одинаково. Как-то всё глупо выходит.       Я постоял ещё немного у двери, потом махнул на всё рукой и, повесив куртку, направился на кухню. Моё увольнение, кажется, отменяется, а вот обязанности точно никто не отменял.

***

      Я провёл на кухне ещё около часа, пока готовил. Я старался не думать о Чарльзе Ксавье, он, видимо, занимался тем же самым, потому как ни разу не вылез из своей гостиной за это время. Но всё же он появился у входа на кухню, когда масло шипело на сковородке, отчего я не мог услышать электрический гул его подъезжающего кресла.       Неизвестно, сколько он там проторчал, но как только масло вышло из-под контроля и брызнуло мне на рукав, из-за чего я поспешно отдернул руку от сковороды, его голос тут же прозвучал за моей спиной.       — Я вижу, Вы продолжаете благородное дело по истреблению Вашего ужасного гардероба. Похвально.       Стоило мне услышать первые звуки постороннего голоса, как я тут же резко обернулся. Я разъярённо посмотрел в сторону Ксавье, всё же стараясь не пересекаться с ним взглядом. Хотя половник в руках, рукоятку которого я сжал до белых костяшек, как-то не придавал мне нужной грозности.       У Чарльза был взволнованный вид, пусть он и пытался это скрыть. Надо сказать, прятать эмоции явно было не его стезёй. Он был растерян, потому что совершенно не знал, как сейчас себя со мной вести. Это было заметно по его непрекращающимся попыткам уместить руки в кресле поудобнее и слишком прямой спине.       Я вздохнул и уже было собрался снова сдержанно промолчать, как вдруг вспомнил, что мне ничего, по сути, не грозит. И хотя волнение меня не оставило, я вполне убедительно выдал пренебрежительный тон:       — Почему я выслушиваю модные советы от человека, который ходит в одном и том же халате всё это время? — Это был словно первый шаг по хрупкому льду, но Чарльз тут же подхватил игру в слова, самозабвенно защищая свою честь.       — Во-первых, я у себя дома. Во-вторых, — Он сел ужасно важно и задрал голову, — Мне нужно поддерживать мой образ отшельника. — Я немного помолчал, повернувшись обратно к плите, но потом всё же решился фыркнуть.       — Пф, отличная причина. Но у меня, в отличие от Вас, не одна единственная водолазка, которую я ношу каждый день. У меня их много, и все здесь перепортить не удастся.       Вообще-то, я всего два раза пачкал себя чем-либо здесь. И оба раза по закону подлости были засвидетельствованы Ксавье.       — Вы, наверное, не поверите, но я это заметил. — Я удивлённо вскинул брови. — Я насчитал где-то около восьми точно разных водолазок. О настоящем их количестве можно только догадываться и ужасаться.       — Может Вам ещё и дневник исследователя завести? Будете туда писать особенности моего поведения, мой внешний вид, повадки… и что там ещё? — Моя глупая шутка, как ни странно, пришлась по вкусу Чарльзу. Ах, точно, он же раньше, кажется, занимался наукой.       — Вы прямо в точку, — его лицо засветилось непритворным весельем. — Я бы наверняка открыл новое явление, ведя за Вами наблюдения, но, к сожалению, я не могу записывать результаты опытов.       В его усмешке проскользнула нотка грусти, он поднял свои руки, показывая причину этих слов. У Чарльза еле как получалось держать ложку в руках, о ручке же не шло никакого разговора. Его пальцы никак не были приспособлены к мелкой моторике. Мне было интересно узнать, можно ли как-то вернуть им подвижность, ведь, насколько я понял, сразу после аварии он их даже поднять не мог, но физиотерапия дала прогресс. К тому же миссис Ксавье что-то говорила о его попытках печатать. Но я решил, что мне рано интересоваться подобным и промолчал.       Вдруг я боковым зрением заметил в стекле двери, ведущей из флигеля в основной корпус особняка, какое-то движение. Я вспомнил, что сегодня миссис Ксавье ушла с работы раньше. Она работает мировым судьёй, что ни капельки меня не удивило, ей подходит. И график у неё ненормированный, на календаре, висящем на кухне, отмечены дни её работы, время и даты командировок. В короткие дни она часто приходила сюда, чтобы провести со мной формальную беседу. Потом Шерон Ксавье уходила к сыну и проводила эту формальность с ним. Оба были совершенно точно не счастливы в обществе друг друга, но меня её появления отчасти радовали — пока она сидела с ним, я мог, наконец, прогуляться на свежем воздухе или даже уйти с работы раньше.       Чарльз же, видимо, не заметил и не вспомнил о ней, он всё продолжал подкалывать меня. Но, хоть меня и порядком достали совершенно не смешные шуточки о моём выборе одежды ото всех вокруг, я не спешил сообщать ему о появлении его матери потому, что даже глупые шутки от него лучше, чем то настроение, которое у него появляется при матери. И я сделал вид, что и сам не заметил, как она вошла.       — Кстати, у Вас есть какая-либо система? — продолжал тем временем Ксавье. Кажется, из чувства вины за свои былые издёвки он собирается до последнего высасывать из пальца темы для разговора. Лишь бы не молчать.       — Система чего? Ношения водолазок? — Надо признать, о подобном меня точно в первый раз спросили. — Вы хотели узнать, ношу я их по радуге или с какой-то периодичностью?       — Высший балл, — он иронично отсалютовал мне рукой. Неужели он и в правду работал преподавателем? — Именно это я и хотел узнать. Вы довольно-таки догадливы. — Неподдельное удивление существованию моей догадливости в его голосе даже почти оскорбило меня.       Шерон Ксавье тем временем заглянула в гостиную, с удивления обнаруживая, что Чарльза там нет.       — Ну что Вы, профессор, — Это прозвище вдруг пришло мне в голову и моментально сорвалось с языка. Услышав его, он вскинул брови в неподдельном удивлении, но, мне показалось, это удивление было приятным. Надеюсь. — Просто у меня действительно есть система.       В моём быту, конечно, было множество систем и режимов (немецкие корни и здесь давали о себе знать), но до систематизирования выбора водолазок я, слава богу, ещё не докатился. Но не поддержать этот бредовый диалог я не мог.       Миссис Ксавье зашла на кухню и несколько удивлённо осмотрела нас. Чарльз же недолго вглядывался в меня, пытаясь понять, шучу я или нет, и, в конце концов, рассмеялся.       Глаза Шерон Ксавье стали размером с монету, она глядела на смеющегося Чарльза как на восьмое чудо света. От удивления женщина чуть не уронила свою сумку из рук, громко стукая ею о косяк двери, чем и привлекла внимание сына.       Атмосфера лёгкости сразу же выветрилась из комнаты. Чарльзу мгновенно вернулся его обычный понурый вид, как только он обернулся и заметил мать.Та же вдруг растеряла всю свою каменную холодность, и её удивление с примесью смущения из-за того, что она его прервала, выглядело даже по-человечески. Наступившую неловкую тишину решился развеять я:       — Добрый день, миссис Ксавье — С отработанной церемонной вежливостью поздоровался я, потом повернулся и деловито продолжал готовить у плиты.       — Да… Добрый день, мистер Леншерр, — она отвела удивлённый взгляд от меня и неловко положила ладонь на плечо сыну, наклонив к нему голову. — Здравствуй, Чарльз.       Ксавье вывернулся из-под её руки и, молча кивнув, поспешно отъехал в сторону. Он оглядел мой невозмутимый вид и сконфуженно направился в гостиную. Я немного посмотрел ему вслед, пожал плечами и продолжил заниматься делом. Миссис Ксавье растерянно бегала взглядом между нами.       — Я не помешала вашему разговору? — но атмосферу вроде-как-дружественного диалога было уже не вернуть.       — Нет, я на кухню просто… — недовольно пробормотал Ксавье через спину уже около гостиной. — Воды заходил попить. — Все притихли. — Заезжал… — раздражённо исправился он, скрываясь из виду.       Миссис Ксавье ещё немного потопталась на месте, явно желая мне что-то сказать. Но я упорно хранил молчание.       «Воды попить, так воды попить» — решил я.       Что бы сегодня ни изменилось, я остался, по-прежнему, далёк от понимания Чарльза Ксавье.