До встречи с тобой (Черик)

      — Не буду я этого делать! — В сотый раз устало сказал я не желавшей успокаиваться матери.       — После болезни чесночный суп — самое то! — Настаивала она.       — Как ты это вообще себе представляешь? Я туда не кулинаром и шеф-поваром устроился работать, и не собираюсь носиться там с ним, как с хрустальной вазой.       К моему обычному выходному добавили ещё один за ночную смену, и вот, сегодня я, наконец, иду в особняк. Точнее, только пытаюсь пойти.       Мама уже целый час выдаёт мне своего рода советы о том, что я должен сделать Чарльзу или с Чарльзом. Хотя, её тоже можно понять: когда всю жизнь покоряешь вершину мастерства ухаживания за детьми, стариками, больными людьми и прочими, нужно кому-то эти знания передать.       — Послушай, Чарльз тебе не сын и даже не внук, успокой свои непомерные инстинкты…       — Не разговаривай так со мной! — Сказала она возмущённо, а потом опять принялась причитать, — Нет, ну, тебе сложно, что ли?       Я задумался, не оставляя попыток прорваться в коридор.       — У меня… плохо выходит его готовить, — придумал я, что сказать, и для убедительности добавил: — Там же в рецепте мука, а я сегодня во всём чёрном…       — Отлично, — мама извернулась в сторону кухонной тумбы, и я смог проскочить мимо неё в коридор.       — Стоп, — но снова был пойман, — Вот, пожалуйста! Для этого и придумали фартуки.       — Боже мой… — Это уже порядком достало меня, и я вырвал фартук из её рук, — Да давай уже, только позволь мне, наконец, пойти на работу!       — Вот и молодец.       — Дурдом сплошной, — выругался я уже на улице, с психом засовывая вещь в карман, — В этом городе, вообще, есть хоть один нормальный человек?       Из-за этой задержки с утра на выслушивание материнских наставлений, я пропустил свой автобус и поехал на следующем, поэтому пришлось пробежаться. Я опаздывал на работу впервые, благо, уже все сугробы сошли, и не пришлось бежать по снегу.       — Доброе утро, — приветствовал меня мистер Ксавье с ухмылкой а-ля «даже Леншерр может опоздать» на лице.       — Доброе, — бросил я, запыхавшись от бега.       Мы пересеклись, когда он уже садился в машину, за воротами. Я взмахнул ключами от дверей дома, показывая, что открою сам, и Брайан Ксавье удовлетворённо кивнул мне перед тем, как уехать.       Я отдышался только перед входом и понял, что отчего-то начал волноваться. Застыв в нерешительности у дверей, я вспомнил тот злополучный день болезни Чарльза. Я глубоко вздохнул, стараясь не думать о тех глупостях, что я наговорил ему, находясь под магией ночи. Всё же, ночью люди всегда говорят слишком откровенные или глупые вещи, с утра же всё меняется, и за то, что казалось нормальным несколько часов назад, становится жутко стыдно.       Я сухо усмехнулся над собой, заметив в себе эту непонятную трусость, и решительно зашёл в дом. Заперев дверь и убрав ключи обратно в карман, я повернулся и чуть не вздрогнул от неожиданности — из коридора на меня молча смотрел Чарльз.       — Если стоять у человека за спиной и молчать, то он может схватить инфаркт, когда повернётся, — заметил я, так и стоя у дверей в обуви и расстёгнутом пальто.       — Могу сказать то же самое, — отозвался Чарльз. Я выжидающе хмыкнул. — Если одеваться в такую черноту, — он обвёл меня взглядом, — То люди могут принять тебя за смерть без косы.       Ну, сегодня это было в тему. Весь мой наряд состоял из сплошного чёрного цвета, не разбавленного даже цветом ремня или шарфа.       — Ну, ладно, один-один, — признал я. Мы ещё немного наигранно хмуро разглядывали друг друга, а потом одновременно усмехнулись.       — Нет, серьёзно, — заговорил Чарльз уже обыденным голосом, запахивая свой халат плотнее. Он был сонным и тёплым, а я — уставшим и надышавшимся холодным воздухом от бега, — Я подумал, что это какой-то вор, когда вышел посмотреть. Кстати, как ты вошёл?       Я почувствовал огромное облегчение, услышав его дружественный тон. Значит, смена уровня отношений была предложена не в болезненном бреду.       — У меня есть ключи, — отозвался я, как ни в чем не бывало, и повесил пальто.       — Погоди, серьёзно? Откуда они у тебя? — Спросил он с подозрением в голосе.       — Мне дал их мистер Ксавье, — ответил я, почти обиженный его недоверием. Вполне разумным, кстати, недоверием — я и сам удивлялся тому, что Брайан Ксавье вручил мне их, — Уже около двух недель назад.       — Ужас какой, — он приложил ладонь ко рту, — Как я теперь буду спать по ночам, зная, что в любой момент к бедному калеке может ворваться такой опасный тип?       «Ну, охренеть теперь!», — я даже чуть не уронил чайник, который собирался поставить на плиту.       — О, да. Только об этом и думаю с тех пор, как решил устроиться на эту работу.       — Отлично, это было чистосердечное признание, и я записал его на диктофон, — радостно заявил он, доставая вдруг из кармана чёрный телефон. Было видно, что ему не терпелось показать его, и он дождался момента.       — Телефон? Да ладно, — удивился я специально, так как Чарльз явно ждал моего удивления. Я уже поставил чайник, выдал Чарльзу его утренние лекарства и уселся за стол на кухне.       Чарльз подкатил ко мне и положил мобильник на стол. Я устало упёр подбородок на одну руку, а другой повертел телефон. Он был, естественно, не сенсорным, а с большими кнопками. С такими, как на телефонах для пожилых людей, подобный мы в том году купили дедушке. Но этот явно был дорогим и сделанным на заказ; я не знал, какой у него функционал, по внешнему виду можно было только понять, что у него хорошая камера.       — Свой старый я разбил уже давно. Случайно, — сообщил он, отводя глаза. Я вспомнил, как его отец рассказывал, что Чарльз швырнул его в стену, и усмехнулся его неумению врать, — А новый никак не доходили руки купить.       — И для чего он тебе? — Чарльз посмотрел на меня, как на идиота, — Ну, в смысле, почему он понадобился тебе сейчас? Раньше же ты обходился без него.       — Как для чего? Я же обещал, что буду вести наблюдения с его помощью за своим теперешним объектом исследований, — невозмутимо сказал он, а я задумался, уставившись в противоположную стену, вспоминая, о чём же может идти речь.       — Это ты о чём? — я всё же решил сдаться и спросить. Вместо ответа Чарльз широко улыбнулся, озорно сверкнув глазами, причём опять так, словно, дожидался этого вопроса, и взял телефон в руки. Я старался не обращать внимания на то, как тяжело он справлялся с ним, и, вообще, уже подумал, что он решил не отвечать, занявшись телефоном, как вдруг Чарльз поднял его на уровень глаз, и раздался щелчок.       — День первый, кадр номер один, — объявил вдруг он в диктофон на телефоне, пародируя голос учёных из фильмов, — Объект хмуро смотрит вдаль, проявляет признаки общей задолбаности по жизни и одет в водолазку номер восемь под кодовым названием «чернее некуда». Всё как всегда, ничего нового замечено не было.       Я дёрнулся в его сторону ещё на середине диалога Чарльза, так что заканчивать фразу ему пришлось, уматывая на всей скорости в сторону гостиной. От расправы его спасла только закипевшая в чайнике вода — из-за своей вечной нервозности я не мог долго терпеть противный свист закипавшего чайника.       Решив успокоиться, я остался на кухне для заваривания чая, специально выбрав самый противный из сортов в шкафу (хотя все они и были настоящим сокровищем, некоторые вкусы я вообще не понимал). Судя по тому, что его почти не использовали, Чарльзу он тоже не особо нравился.       «Самое то!»       Не успокоившись на выборе ужасного сорта, я ещё и заварил его из рук вон плохо, и сделал настолько горьким, что ложка стояла. Всё это было жутчайшей глупостью, и я никогда бы не подумал, что буду заниматься подобными мелкими пакостями, но процесс и предвкушение результата свели на нет всю мою агрессию.       — Ох, надо же, — подивился Чарльз, когда я спокойно вошёл в гостиную с подносом, — А я думал, что ты там с орудиями убийств возишься.       — Зачем так сложно? Я вспомнил твой собственный давний совет и решил тебя отравить, — сказал я невозмутимо, ставя поднос на стол и садясь в дальнее кресло.       Чарльз усмехнулся и взял чашку, ничего не подозревая. Я тоже взял свою — всё же было интересно, что вышло. И насколько это ужасно.       — Что за… — Чарльз подавился своим чаем, проливая его на себя, — Это что за ужас?!       — А по мне, так в самый раз, — я даже рискнул глотнуть из кружки. От горечи чуть ли не заслезились глаза, но моей невозмутимости не было предела, меня могли выдать разве что дрогнувшие ресницы и закаменевшие скулы, — Всегда такой пью. Могу тебе хоть каждый день по три раза его заваривать, коли ты так хочешь изучать меня.       — Ты думаешь, это меня остановит? — Чарльз попробовал сделать ещё глоток с тем же безразличием, как и я, но у него ничего не вышло, и он убрал кружку, плюнув на представление, — Ты только организовал мне новую запись, — важно сказал он, нажимая что-то в телефоне. — Запись номер два, у объекта наблюдается нечеловеческая выносливость и способность к выживанию в экстремальных ситуациях…       — Чай, конечно, ужасен, но ты перегибаешь…       — Не влезай в мою запись!       — Отлично, — я взмахнул руками и отвернулся от Чарльза.       Я хотел сказать что-то ещё, но вдруг мой телефон зазвонил. Чарльз отвлёкся от страдания своей ерундой и посмотрел на меня. Я, сделав как можно более важный вид, достал телефон из кармана и ушёл в другую комнату. На правила приличия, связанные с пользованием телефоном на рабочем месте, я решил наплевать. Всё равно здесь творится полный дурдом.       Звонила Магда. Когда я это понял, то пожалел, что решил выйти поговорить, а не сбросил звонок, сославшись на занятость на работе.       — Послушай, — начала она сходу, — Я тут нашла отличный вариант, ты не мог сейчас съездить и посмотреть?       Речь шла о квартире. Нам уже давно было пора съехаться, но у меня были постоянные семейные проблемы, требовавшие моего присутствия, а Магде спокойненько жилось в их огромном семейном доме. Сейчас, когда Ванда с Питером переезжают в общежитие при её колледже, моя помощь не требуется так часто, и я могу, наконец-то, съехать.       Я так долго откладывал этот момент, видимо, потому что догадывался, что Магда вынесет мне весь мозг уже за два дня.       — Вообще-то, я сейчас на работе, если ты не в курсе, — заметил я устало.       — Это находится в центре и недалеко от замка, ты вполне успеешь за час-полтора. Вариант отличный, и нужно решить поскорее, пока его не забрали.       — Я не могу вот так взять и свалить, Магда, — кажется, сегодня все сговорились, чтобы довести меня, — О любых, даже незначительных отъездах я должен предупреждать заранее… — я объяснял ей это уже в сотый раз.       — Можно подумать, он помрёт там без тебя, этот твой инвалид.       От удивления у меня даже пропал воздух из груди. Она, конечно, никогда не отличалась особой вежливостью в сторону Чарльза, но эти слова почему-то вдруг задели меня.       Через пять минут я раздражённо ходил кругами по гостевой комнате, даже не помня, как закончил разговор. Но то, что он закончился явно не в положительных тонах, было ясно.       Мы с Магдой познакомились при ужасно глупых обстоятельствах. Это случилось в день моего выпускного из школы. Наша компания уже была навеселе, и каким-то образом я проспорил поход в парикмахерскую. Я должен был заказать стрижку машинкой, я всегда слишком пёкся о своих зализанных назад волосах, поэтому они решили так поиздеваться надо мной. Мы со смехом ввалились в первый попавшийся салон, и я с горем пополам объяснил привлекательной брюнетке, чего именно хочу. Разумеется, это и была Магда, которая устроилась туда работать совсем недавно, по знакомству.       Поняв, что мы нетрезвые и что я явно не горю желанием действительно стричься, она заявила, что не собирается портить такого красавца. Она хотела просто отшутиться от нас, но меня чёрт дёрнул подойти к ней и со словами «Слышали? Золотая мысль!» утянуть её в поцелуй. Азазель тогда со смеху чуть не снёс парикмахерский столик, особенно, когда я вытребовал у шокированной Магды её телефон и, гордо размахивая бумажкой с набором цифр и шатаясь, вышел из салона.       Мы долго общались на непонятном уровне, я постоянно был занят, то обучением в военном колледже, то занятиями в университете, Магда же строила свою какую-то непонятную карьеру, работая то в салонах красоты, то помощницей в модельных студиях, то ещё кем-то там, я в это не вникал. Когда мы, наконец, начали серьёзно встречаться, она ещё была нормальной.       Но прошло немного времени, и она превратилась в фотомодель.       С ней уже нельзя было посидеть в баре или ресторане, начались вечные диеты и подсчёты калорий. Тронуть её лишний раз тоже нельзя было, я мог «испортить укладку или помять дорогое платье», а ведь вечером она идёт на какое-то мероприятие, где должна блистать и привлекать новых продюсеров.       С этой всей беготнёй она ещё и умудрилась стать каким-то фитнес-тренером, хотя мне казалось, все обязанности этой её работы заключались в том, чтобы красиво ходить и улыбаться, рекламируя салон посетителям. Так же, совместно с этим она участвовала в рекламных кампаниях какой-то косметики. По сути, я вообще не понимал, чем конкретно она занимается, но Магда стала жутко важной и приходила всегда ужасно уставшая. И даже, чёрт возьми, регулярного секса мы лишились из-за этого…       Вот какие мысли были у меня в голове, когда произошло одновременно две вещи: Чарльз пришёл извиняться, потому что я уже полчаса нарезал круги в гостевой, и он посчитал себя виной этому, и миссис Ксавье вошла во флигель. Чарльз и успел только состроить мне сожалеющее лицо и открыть рот, когда она обнаружила нас и практически приказала выйти на улицу.       — Я вызвала уборщиц, чтобы провести специальную весеннюю уборку, и подумала, что вам стоит насладиться хорошей погодой, пока они в доме.       Чарльз посмотрел мне в глаза, я сразу же отвёл взгляд в сторону, не выказывая никаких мыслей по поводу её слов, и ему пришлось самому обратиться к миссис Ксавье.       — Это не просьба, да, мама?       — Я просто подумала, что свежий воздух тебе не повредит, — парировала она, — Мистер Леншерр захватит с собой чай, посидите на солнце…       Я, так и не проронив ни слова, кивнул и пошёл готовиться к выходу на улицу. Я отнёс всё необходимое, найдя там столик и чугунную скамейку, и вернулся, чтобы спустить пандус и наблюдать, как Чарльз ужасно медленно застёгивает пуговицы своего серого пальто. Сначала я делал вид, что не вижу этого, но через пару минут уже пожалел о том, что не предложил помощь сразу. Сейчас делать это было бы глупо, и я просто стоял, нервно дёргая ногой, не решаясь ни уйти одному, ни подойти к Чарльзу, который не смотрел на меня, уделив всё внимание своим рукам.       — Господи, надеюсь, я не стану первым в мире человеком, которого убьют за медлительное застёгивание пальто… — сказал он вдруг, и я сильно смутился, так как не думал, что он заметил мою нервозность.       — Ну, что ж, — я решил всё свести в шутку, как любил обычно делать сам Чарльз, — Многих учёных убивали их объекты исследования…       Он уже было усмехнулся, подняв на меня голову, но я всё ещё смотрел в сторону, и Чарльз не решился развеселиться окончательно. Мы, наконец, вышли на улицу только когда двери перехода из дома во флигель открылись уборщицами. Я сел на скамейку, и Чарльз остановился слегка поодаль от неё, не решаясь подъехать ко мне ближе.       — Ну, ладно, что с тобой? — Неуверенно спросил он спустя минут пять.       — В смысле? — Я не понял вопроса.       — Ну, ты сегодня так мрачен и молчалив.       — Как и всегда.       — Ну, не настолько же. Это меня пугает.       — Запиши это в свой телефон, — сказал я резче, чем собирался.       — Боже, ты что, всерьёз так взбесился из-за этого? — Растерянно спросил Чарльз. Мне стало стыдно и дальше вводить его в заблуждение, и я сдался.       — Да нет, я просто шучу, не в этом дело, — отмахнулся я. Чарльз подозрительно сузил глаза, а я заметил это лишь боковым зрением потому, что всё ещё старался не смотреть на него, и мне пришлось убеждать его дальше. — Можешь издеваться надо мной и дальше, если уж так нравится, — сказал я сердито, но моё раздражение не помешало Чарльзу довольно улыбнуться во весь рот.       — Ну, надо же! Может, ещё и письменное разрешение выдашь? — Весело спросил он, — Я его на стену повешу, — я повернулся в его сторону, чтобы ответить, чем совершил ошибку.       Раньше я думал, что его глаза так сверкают из-за контраста яркости их цвета и серостью дома. Но сейчас, на фоне зазеленившейся травы, вдруг проклюнувшихся нарциссов и чистого неба, васильки в его глазах расцвели ещё ярче, чем раньше. К тому же теперь, на солнце, его бледность не была такой пугающей, как в стенах флигеля, а волосы на свету отдавали тёплым бронзовым оттенком.       Я не считал Чарльза Ксавье неописуемым красавцем, честно. Особенно, когда он постоянно выглядит так болезненно. Да и я, вообще, не должен считать какого-либо мужчину привлекательным.… Но, чёрт возьми, я не мог дальше отрицать то, что мне очень приятно смотреть на него. Я медленно обвёл взглядом черты его лица, задержавшись на глазах, к которым я так и не привык с нашей первой встречи. Я почувствовал, что в моей груди, словно, что-то шевельнулось, и глубоко вздохнул, моргнув пару раз в замешательстве, чтобы прийти в себя. Уже после этого я заметил растерянность Чарльза.       — Ты чего? — Спросил он, а я поднял брови, молчаливо спрашивая, что он имеет в виду, — У тебя какой-то задумчивый или даже печальный взгляд, я начинаю и в самом деле переживать.       — Ты преувеличиваешь, — я перевёл взгляд на небо, подняв голову, откинувшись на спинку скамейки и положив ладони себе на колени, — Так, мелочи, на самом деле, — на вынуждающий взгляд Чарльза я всё же с неохотой пояснил: — Проблемы с девушкой, если тебе действительно интересно.       — О, — откликнулся он, и, так как я уставился наверх, я не наблюдал его реакцию, — У тебя есть девушка, это весьма неожиданно, — усмехнулся он. Чарльз просто шутил, но я как всегда воспринял всё не так.       — Почему? — Спросил я застывшим голосом, — Хочешь сказать, я похож на мужчину, которому нравятся… не девушки? — Я нервно стучал пальцами по колену, а Чарльз выдал наибольшее удивление, которое я когда-либо видел у него.       — Э-эм, да нет, — он сильно растерялся, — Я просто удивлён тем, что ты занимаешься такими вещами, как отношения с кем-либо. Ну, знаешь, ты не похож на семьянина. — Постарался пояснить Чарльз, — Я просто шутил.       — Да ладно, ты прав. Я ни черта для этого не подхожу, — досадно бросил я.       — Ну, так, что случилось? Расскажи Дядюшке Чарли.       — Нет.       — Моя мать намерена проследить, чтобы уборщицы носились по дому как минимум час. Нам всё равно надо о чём-то говорить.       Я выпрямился и повернулся к нему. У его кресла была кнопка для подъёма сиденья, чтобы Чарльз мог разговаривать с сидящими людьми на одном уровне. Обычно он не пользовался ей, но сейчас не преминул подняться так, чтобы достать до моего роста и смотреть прямо глаза в глаза.       «Вот ведь, как специально…»       — Ладно, — нервно согласился я, — И что ты хочешь знать?       — Ну… Как долго вы вместе? — спросил он, воодушевлённый внезапным разрешением к вопросам.       — Мы знакомы около семи лет, — ответил я, задумавшись, — Но по-настоящему встречаться начали пару-тройку лет назад.       — Ого, немало, — удивился он.       — Да, — согласился я, — Немало.       — Расскажи о ней, — попросил Чарльз, подавшись в мою сторону.       — О боже, — я совершенно не знал, что сказать, — Её зовут Магда, и её основная профессия сейчас — фотомодель.       — Ух ты, неплохо, — присвистнул Чарльз.       — Чёрт, у меня такое ощущение, что мы обсуждаем школьных девчонок…       — При чём тут школа-то? — прыснул Чарльз. — Сколько живу, мужчины всегда и везде обсуждают женщин, и в пятнадцать, и в двадцать пять, — он хмыкнул со знанием дела, и я на секунду разглядел в нём того парня с нагловатым взглядом и искоркой в глазах, которого видел на фотографиях в спальне. У него наверняка была куча девушек так же, как и друзей, с которыми он мог обсудить их.       — Ну, видимо, я отбился от системы после школы.       В голову забрели меланхоличные мысли. Я уже совсем не тот парень, желающий доказать что-то всему свету, а Чарльз больше не тот парень, который смотрел на мир с такой радостью в глазах. Но, если на себя мне было глубоко наплевать, то Чарльза мне хотелось вернуть. По сравнению с ним месяц назад сейчас он уже больше напоминал самого себя, маска горечи и обиды на всех и вся постепенно слетала. Я задумался над тем, есть ли в этом моя заслуга, хотя, зная моё умение общаться с людьми, эту мысль нужно бы отбросить…       — Ну, да, по тебе и не скажешь, что ты можешь с кем-то болтать об этом, — пробормотал тем временем Чарльз, напоминая мне, что мы говорили о моей девушке. Эта тема показалась мне почему-то совершенно никчёмной на фоне моих прерванных размышлений.       — Итак, она модель? — Я кивнул, — И что это значит для тебя? — Тоном психолога спросил Чарльз, облокачиваясь на кресло.       — Это значит, что: а) она вечно на диетах, — я начал загибать пальцы, — б) она пытается и меня посадить на них; в) вечно совершает всякие свои косметические процедуры и закупается кучей одежды и г) её постоянно видят какие-то левые люди, когда она полуголая торчит на своих фотосесиях.       — О-о, мне знакомо это, была у меня парочка моделек, — небрежно заметил Чарльз, а я почувствовал себя как-то некомфортно. Будь это кто угодно другой, мне не было бы дела, но слушать о любовных достижениях Чарльза мне почему-то не хотелось.       — Как Эмма? — Спросил я прямо. Весёлость Чарльза поубавилась, он глубоко вздохнул и уставился в небо.       Несколько прядей волос упало ему на глаза, а я был слишком задумчивым, поэтому не уследил за собой, и рука дёрнулась, чтобы убрать их назад. Сообразив, что происходит, я перевёл незаконченное, но замеченное движение в другую сторону и схватился за плед, принесённый с собой на случай прохлады по настоянию миссис Ксавье.       — Это весеннее солнце обещает больше, чем даёт, — невозмутимо пояснил я, под взгляд Чарльза передавая ему плед. Из-за плохого кровообращения его ноги нужно было держать в тепле, поэтому я действительно был обеспокоен. Для убедительности я сам запахнулся теплее в своё пальто.       — Обещает больше, чем даёт… Неплохо сказано, — усмехнулся он, накрывая ноги пледом, — Эти слова просто ко всему подходят. К судьбе, к жизни, к любви… — насмешливая ухмылка Чарльза превратилась в горькую, — Вот с тобой всегда так, — я непонимающе посмотрел на него, — Хочешь обсудить, так сказать, формы модельной внешности, а всё скатывается в какую-то безысходность.       — Ты сам начал расспрашивать у меня о моей девушке. Я спросил о твоей.       — О, она давно уже не моя, — покачал головой Чарльз и потянулся за чаем, — Надеюсь, на этот раз у тебя хватило совести сделать чай нормальным?       — Да нормальный он, нормальный, не переводи тему, — Чарльз хмыкнул, пойманный с поличным, — Давай уж обсудим, ты ведь, наверное, до меня ни с кем не говорил о ней.       — С чего бы такая самоуверенность? — Чарльз возмущённо посмотрел на меня, — Но, вообще, ты прав, — признал он, а я ухмыльнулся и постарался придумать, что спросить.       — Как долго вы были вместе? — Повторил я вопрос Чарльза.       — Месяцев семь-восемь, — припомнил он.       — Немного.       — Для меня много, — опровергнул Чарльз. Я, в принципе, хорошо представлял, что такой, как он, мог менять девушек, как перчатки. Не знаю, делал ли он так, но мог однозначно.       — Где вы познакомились?       — На каком-то торжественном вечере, — ответил он, задумавшись, — Очень скучном торжественном вечере. А вы?       — В парикмахерской, — мы одновременно усмехнулись от такого различия этих мест.       — Специальное предложение, да? — Чарльз многозначительно поднял бровь, и мы одновременно рассмеялись. Хотя от себя я не ожидал такого, до этого шутки даже с намёком на пошлый подтекст я воспринимал плохо.       — Ага, конечно, — отмахнулся я, — Она тогда работала там парикмахером, а я проспорил друзьям и должен был сделать короткую стрижку.       — Ого, так у тебя и друзья есть, — присвистнул Чарльза, — Сегодня прямо день открытий.       — Не смешно, — буркнул я, уставившись в пол.       — Да я просто не могу представить тебя болтающего или смеющегося с кем-то…       — Ну, и правильно делаешь, — сердито перебил его я, — Это было давно, сейчас друзей или близких людей, кроме Магды, у меня нет.       — А как же я? — в притворном шоке воскликнул Чарльз.       — В смысле? Ты же сам только что сказал…       — Я имел в виду, что не могу представить тебя таким с другими людьми, — пояснил он, — Ты уже забыл, как мы с тобой загибались от смеха перед моей матерью? — Я прикрыл глаза рукой, вспоминая этот позор, — Я тогда ещё нечаянно назвал тебя впервые по имени. После этого я понял, что пора уже прекращать все эти формальности.       — О, — я переваривал новую информацию, — А я думал, что это произошло спонтанно, во время болезни.       — Ты выглядишь таким удивлённым сейчас, — смутился Чарльз, утеряв свою весёлость. — Хочешь сказать, я… эм, поторопился с этим тогда? — Он был таким растерянным, что я поспешил его переубедить.       — Нет, дело в другом. Просто я не ожидал, что это ты мне предложишь… — Я запнулся, потому что не мог подобрать нужных слов.       — Знаешь, иногда ты такой самоуверенный, что мне хочется врезать тебе, — признался вдруг Чарльз, — А сейчас так удивляешься, что я включил тебя в категорию друзей. Прямо сама скромность.       — И вовсе я не… — я запнулся, подняв глаза на него. У Чарльза была такая милая улыбка в этот момент, как на тех чёртовых снимках, которые я так часто стал вспоминать. И понимать, что сейчас она предназначена только мне, это… — Мы, кажется, вообще о другом разговаривали, — перевёл я тему разговора и собственных мыслей.       — Ну, да, — Чарльз улыбнулся ещё шире, понимая, что смутил меня, — Точно.       — Итак… Ты скучаешь по ней? — Бросил я, не найдя, что ещё спросить.       — Раньше скучал, — улыбка Чарльза слегка потухла, и я почувствовал себя виноватым в этом, — Но я знаю, что ей будет лучше без меня.       — О, ну, конечно! — Хмыкнул я, почему-то задетый его словами.       — Они с Себастьяном отличная пара, — сказал Чарльз, услышав мой сарказм.       — Они сыграют дурацкую свадьбу, — кивнул я, — Родят парочку спиногрызов, купят дом в деревне, и не пройдёт и пяти лет, как он соблазнит секретаршу.       — Вероятно, ты прав.       Но меня уже понесло:       — И она будет слегка злиться на него всё время, толком не понимая почему, пилить его на просто кошмарных торжественных ужинах, к смущению всех друзей, а он не посмеет её бросить, чтобы не платить алименты. — Чарльз повернулся ко мне. — Сексом они будут заниматься раз в шесть недель, и он будет обожать своих детей, но палец о палец не ударит, чтобы помочь их воспитывать. А у неё будет превосходная укладка, но из-за разговоров исключительно обиняками — вечно кислая мина. — Я поджал губы, — И она с головой уйдет в пилатес, может, заведёт собаку или лошадь и втюрится в инструктора по верховой езде. А в сорок лет он начнёт бегать трусцой и купит «харлей-дэвидсон», который она будет презирать. Каждый день будет ходить на работу, смотреть на молодых парней в своем офисе и слушать в барах, кого они подцепили на выходных и куда съездили поразвлечься, и чувствовать, что его каким-то образом обвели вокруг пальца, но так и не раскусит, каким. — Я повернулся. Чарльз смотрел на меня. — Оу, прости, — произнёс я через секунду, — Не знаю, что на меня нашло.       — Мне становится жаль эту твою модель…       — Она здесь ни при чём, просто за барной стойкой людей постоянно тянет выговориться. И, судя по жалобам, люди всегда ведут себя шаблонно.       — А ты так часто там бываешь? — Подняв одну бровь, насмешливо спросил Чарльз.       — Я не алкоголик, если ты так подумал, — сказал я, своим ответом рассмешив Чарльза, — Я работал барменом несколько лет.       — Ух ты, я не знал. Меня, кстати, никогда не тянуло разговаривать с барменами, и чтобы другие так делали, я тоже не замечал.       — Просто ты не был в нашем пабе, — важно заявил я.       — Да. Вроде не был.       Чарльз замолчал, и нам в голову, кажется, пришла одна на двоих мысль. Может, он всё же был там, может, я даже наливал ему виски, пока он флиртовал с очередной девушкой, поражая её своими умными фразочками. Мрачного мужчину с тоской по упущенным возможностям во взгляде он вряд ли заметил бы, а вот я — упустил бы я эти невероятные кристальные глаза в толпе? Хотя, я предпочитал не обращать внимания на столь радостных и богатых молодых людей, коим, судя по всему, и был Чарльз Ксавье. Так что, всё могло быть.       Вскоре нам, наконец, было разрешено вернуться в дом. На этот раз я не стал мучиться и, не дожидаясь пока Чарльз сам начнёт расстёгиваться, присел рядом с ним, вздохнув перед этим поглубже, словно, ныряю под воду.       — Что ты делаешь? — Спросил не ожидавший этого Чарльз куда-то мне в макушку.       — Спасаю тебя от смерти за медлительное расстёгивание пальто, — сказал я, пока расстёгивал, путаясь в собственных пальцах, пуговицы. Но выходило всё равно быстрее чем, если бы он делал это сам со своей почти отсутствующей мелкой моторикой. Я старался не смотреть наверх, ему в лицо, но всё равно почувствовал, что Чарльз сильно смущён.       — Ты... несколько радикально всё делаешь, — пробормотал он в сторону. Закончив с пуговицами, я начал стягивать с Чарльза рукав пальто. — Дальше я сам! — Возмущённо запротестовал он, отодвигаясь от меня. Я выпрямился, не зная, куда деть руки. Быстро закинув своё пальто на крючок, я поспешил забрать одежду Чарльза, не забывая в который раз ощущать себя глупо из-за своей суеты. Мы с Чарльзом старались не акцентировать внимание на этом моменте, хотя, за последнее время между нами и вовсе не должно было остаться подобных неловкостей.       За эти несколько недель я научился почти идеально понимать его нужды. Любой его напряжённый взгляд, молчание или нахмуренные брови я уже различал по степени болей.       Источники боли были самыми разными. Общие боли из-за атрофии мышц — его тело поддерживало намного меньше мышц, чем прежде. Я так и не понял, проходит ли он какую-либо физиотерапию по вечерам, потому что при мне этого не происходит. Задать этот вопрос всё время было как-то не в тему, поэтому я до сих пор был не в курсе. Была так же боль в животе из-за проблем с пищеварением, боль в плече, боль из-за различных инфекций. У Чарльза развилась язва желудка из-за того, что первое время после несчастного случая он принимал слишком много болеутоляющих, наверное, глотал горстями как конфеты.       Ещё у него случались головные боли, как мне кажется, побочный эффект долгосрочного разочарования в жизни. У Чарльза оставалось так много умственной энергии, которую не к чему было приложить. Всё это искало выход. А я, на удивление, привык к физическим потребностям Чарльза.       Было уже время обеда, поэтому мы с Чарльзом разошлись: я на кухню, а он в гостиную. Я, припомнив советы матери, долго размышлял и всё же решился приготовить то, что она хотела. Удостоверившись, что Чарльз нашёл себе занятие и вряд ли прикатит на кухню, я всё-таки напялил на себя фартук.       «В этом, в принципе, нет ничего такого», — уверял себя я, сдерживая смех при рассмотрении своего отражения в зеркальных дверцах коридорного шкафа, — «В конце концов, все повара носят фартуки. Правда, на них не нарисована эта бабочка жуткого цвета…»       Готовить в нём действительно было удобнее и безопаснее для одежды. Я уже и забыл, что меня смущало раньше. Из-за булькающей кастрюли я не заметил, как подъехал Чарльз, но я услышал его смех, который он безуспешно старался скрыть. Я резко развернулся с половником в руках и понял, что он опять меня снимает.       — О Господи, — еле выговорил умирающий со смеху Чарльз, держа в руках злосчастный телефон, — Как же вовремя я им обзавёлся! Эрик Леншерр в фартуке — да раньше я бы полсостояния отдал, чтобы удостовериться в правдивости подобного снимка.       Я развернулся обратно к плите, медленно выключил газ, глубоко вдохнул и всё-таки сорвался.       — А ну, отдай! — Ни секунды больше не сдерживаясь, я кинулся на него.       Чарльз постарался скорее одной рукой развернуться и уехать, но в этот раз, в отличие от утра, я был настроен серьёзно и поймал его ещё в коридоре. Чарльз, не ожидавший от меня такой решительности, хоть и растерялся, но умудрился спрятать телефон в карман своего халата, одной рукой прикрывая его.       Если честно, я не представлял, зачем кинулся за ним. То ли удалить все файлы со мной, то ли вовсе отобрать телефон, то ли схватить за отвороты халата и что-нибудь высказать. Но я буквально запрыгнул сверху на Чарльза, левую ногу оставив у колеса для его неподвижности, а правым коленом упираясь в сиденье кресла, которое я толкнул до стены.       — Твою ж мать, — ошалело выругался Чарльз, явно не ожидавший, что я таким образом чуть ли не усядусь к нему на колени, лишая подвижности, — Люди добрые, спасите, убивают средь бела дня!       Конец фразы утонул в смехе Чарльза. Я понял, что тоже начал смеяться, когда одной рукой пытался отобрать телефон из-под его ладони, а другой удерживал Ксавье за плечо, помогая себе половником, который так и не выпустил из рук. Чарльз же пытался сбросить меня с себя, и у него, возможно, получилось бы это сделать, если бы он не смеялся всё время.       — Ты реально чокнутый, — сказал Чарльз с каким-то восхищённым неверием в голосе, пытаясь отдышаться от смеха и борьбы.       У меня закружилась голова, когда растрёпанный и тяжело дышащий Чарльз поднял на меня глаза. Я уже и забыл, зачем я затеял эту шуточную битву.       — Ты тоже, — заметил я. Мой голос был почему-то хриплым, хотя я курил только с утра и, вроде как, не болел.       — Чарльз, мне показалось, или ты кричал? — Мы одновременно вздрогнули, услышав голос миссис Ксавье за дверью.       Я, не успев ни о чём подумать, рванул с кресла и, запнувшись о ноги Чарльза, чуть не уронил его вместе с самим креслом. Половник с ужаснейшим, чёрт возьми, грохотом упал на паркет, а я обеими руками ухватился за спинку кресла с двух сторон от головы Чарльза, чтобы удержать его в равновесии.       Поняв, как сильно мы шумим, мы начали прыскать от смеха, пытаясь не засмеяться в голос. Лицо Чарльза было так близко ко мне, как никогда раньше, к тому же, как я уже замечал, во время смеха он так преображается, словно мы опять сидим на улице в лучах солнца. Мне казалось, я ослепну, если посмотрю ещё хоть минуту ему в глаза.       Я не отдавал себе отчёта, что сделаю в следующую минуту, и от глобальной оплошности меня спасла миссис Ксавье. Я успел выпустить кресло из рук и отодвинуться в сторону, словно я изначально наклонился за упавшим половником.       — Всё в порядке, мама, — сказал Чарльз голосом человека, пытающегося изо всех сил не засмеяться в голос.       — Точно? — Она подозрительно осмотрела меня, а я поскорее ретировался на кухню, сваливая все объяснения на Чарльза. Пока они коротко о чём-то поговорили, я делал вид, что занят готовкой.       Я ощущал, как сердце колотится в груди и не мог понять, что произошло. Я действительно начал приближаться к его лицу? И что я собрался сделать?!       — Вот поэтому я и не люблю, когда у неё выходные, — сказал мне Чарльз, а я вздрогнул от внезапности. Я обнаружил себя сидящим за столом и глубоко задумавшимся о происходящем со мной. Посмотрев вниз, я понял, что всё ещё сижу в злосчастном фартуке. Под смех Чарльза я содрал его с себя и положил рядом.       — Слушай, ты же раньше его не носил? — Спросил он, отсмеявшись, у в конец смущённого меня, — Я не мог такого упустить.       — Можно подумать, ты обращал на это внимание, — недовольно сказал я, пытаясь успокоить свои чувства. Там были и раздражение, и злость, и смущение, и адреналин от нашей потасовки, и что-то совершенно непонятное, возникающее от близости с Чарльзом. Так неопределённо я себя не чувствовал уже очень давно.       — Ну, вообще-то, да, — заявил вдруг Чарльз, я даже поднял глаза на него, — Я почти каждый раз наблюдал, как ты готовишь.       — Серьёзно? Зачем? — Я был в полной растерянности, ибо всегда думал, что нахожусь во время готовки в полном одиночестве.       — Чтобы проследить, не подсыпешь ли ты чего, — пошутил Чарльз. Было видно, что он не уделяет этому большого значения, — Ты такой сосредоточенный и умиротворённый одновременно, когда готовишь, было нечто успокаивающее в том, чтобы наблюдать за этим… — Заметив, наконец, моё смущение от его слов, Чарльз запнулся.       — Ты ещё мне предложение сделай, — бросил я, сам не веря, что шучу на эту тему, — Чтобы по праву вести свои наблюдения и смотреть, как я готовлю.       Эта фраза планировалась быть саркастичной и указывающей Чарльзу на глупость его поведения, но не вышла таковой, спровоцировав Ксавье на новые более глупые шутки.       — О, да, великолепно, — он подъехал на кухню, поправляя одежду и убирая пряди волос с глаз, — Кстати говоря, на меня в последний раз так запрыгивала только какая-то стриптизёрша из клуба года три-четыре назад… — припомнил он задумчиво.       — Господи, — я закатил глаза и мысленно выругался, — Вторая пошлая шутка за сегодня, — я припомнил его «специальное предложение», — Не многовато?       — То ли ещё будет, — усмехнулся важно он, а до меня только в этот момент дошло, что чем больше мы общаемся, тем больше Чарльз перестаёт закрываться в себе и больше начинает выносить мне мозг.       Весело же нам будет через месяц-другой…       — Чёрт, — вдруг сказал Чарльз, прерывая мои воспоминания о былых молчаливых днях. Я посмотрел на него и понял, что он что-то рассматривает на себе, — Ты мне своим жирным половником весь халат перемазал!       Я злорадно улыбнулся, запоздало подумав, что должен был вроде как чувствовать вину за испорченную вещь. Чарльз же сделал обиженную физиономию, особенно, когда я сказал ему:       — Сама судьба вела мою руку, избавляя нас от этого кошмара, — я понял, что слегка перенял у Чарльза манеру говорить преувеличенно драматичными фразами.       — В одностороннем порядке, это не честно, — заявил он, а я удивлённо поднял брови, — Давай лучше заключим сделку, — предложил вдруг Чарльз.       — Это какую же? — Спросил я настороженно, ибо не знал даже, что ожидать от него.       — Я завтра одеваюсь нормально, раз уж тебя это заботит, — я кивнул, показывая, что слушаю его, — Но только если и ты сделаешь то же самое.       — Хм, — я осмыслял его слова, — Ладно, и что входит в твоё понятие «нормальной одежды» для меня?       — Что-нибудь не чёрного цвета! — Бросил Чарльз, передёрнув плечами, — Ты просто своей одеждой создаёшь окружающим вечную депрессию… — Я не успел и рот открыть, как он добавил: — И не серый, не коричневый или ещё какой-либо другой тёмный цвет.       Мы секунд тридцать посверлили друг друга взглядами. Когда люди наглели настолько, что решались указывать на мой вкус в одежде, я начинал усердно убеждать их в том, что они ничего не понимают и, вообще, не могут лезть не в своё дело. Но сейчас я не нашёл в себе ни капельки негативных мыслей, а даже наоборот: мне было интересно, что из этого выйдет.       — По рукам.