***
Бритва и пена для бритья отыскались глубоко внутри шкафчика в ванной комнате, словно ими давным-давно никто не пользовался. Я затащил Чарльза в ванную, наполнил раковину тёплой водой и подоткнул ему под подбородок найденную здесь же ткань. — Ого, да ты прямо профессионал, — то ли с иронией, то ли без, сказал Чарльз, наблюдая за моими чёткими передвижениями. — А то, — хмыкнул я, закатывая рукава, — Моя девушка была парикмахером, я многое повидал. К тому же, у меня руки хирурга, — я размял пальцы, щёлкая суставами. Чарльз задержал на этом взгляд, который отвёл лишь спустя несколько секунд и словно через силу. Я вдруг вспомнил, что абсолютно все мои девушки и многие другие говорили, что у меня красивые руки. Я судорожно ощутил острую необходимость сказать что-либо, чтобы отвлечься от этих мыслей, — Я давно увлекаюсь холодным оружием, отлично метаю ножи и прочее, так что с бритвой я справлюсь, она для меня не страшна. — Чего не могу сказать о себе, — Чарльз сглотнул, посмотрев на неё в моих руках, — Только не порежь меня. Видеть тебя с острыми предметами очень волнительно, знаешь ли… — Пробормотал он. Я понимал, что он просто переживает, как и я, но всё равно закатил глаза. — Надеюсь, хотя бы во время самого процесса ты замолчишь, — взмолился я. Чарльз только открыл рот, и я тут же добавил, — Будешь разговаривать — порежешься от этого. — Ладно. Я замолчу, но с условием… — Начал было он. — Да всё, что угодно, только сделай уже это, — перебил я его. Он пожал плечами, насколько мог, и замолчал. Я взял в руки пену и глубоко вздохнул, только сейчас полностью осознавая происходящее. Спинка инвалидного кресла была откинута назад, поэтому Чарльз почти лежал, открывая мне своё лицо. Мой взгляд обвёл всю его позу, пока я застыл с выпрямленной спиной, не решаясь сесть, хотя и понимал, что, так или иначе, мне всё равно придётся наклониться очень близко к Чарльзу. «И зачем я это вообще ляпнул?», — запаниковал я, сильнее сжимая тюбик с пеной в руках. — Что, передумал? — Оживился Чарльз. Было видно, что ему тоже эта ситуация не кажется комфортной. К тому же, он ощущал себя жутко беспомощным, что было мне понятно. Вдруг представилось, что у врачей и прочих работников ему приходится точно так же лежать и выполнять все их указания. Я вспомнил лицо Чарльза на посещении врача: недовольное, по-деловому собранное и тусклое. Скорее всего, у клиентов в парикмахерских подобные выражения лиц. «Мне бы хотелось, чтобы Вы стали для него другом, а не очередным наёмным работником» Вспомнив эти слова миссис Ксавье, я, наконец, взял себя в руки. В конце концов, здесь не о чем переживать, я просто помогу своему…знакомому (приятелю? другу?) с бритьём. — Не дождёшься, — ответил я ему, возможно, слишком запоздало, и открыл, наконец, крышку. — У меня, кстати, явно больший повод для переживаний, — Чарльз опять старался меня успокоить, как делал перед поездкой в больницу, хотя ни тогда, ни сейчас я не нуждался в этом. — А я и не переживаю, — пожал плечами я, в принципе, не солгав. Причина моего волнения явно была не той, о которой думал Чарльз, — Ты опять зазря беспокоишься о моём спокойствии. Я ещё раз как можно более незаметно вздохнул поглубже и сел на стул, протягивая руки к его лицу. Правой рукой я взял его за подбородок и слегка развернул лицом в свою сторону, мысленно молясь, чтобы Чарльз смотрел в стену, в потолок, или даже закрыл глаза — всё, что угодно, лишь бы не на меня. — Сейчас уже не холодно, но у тебя по-прежнему ледяные пальцы, — заметил он, вздрагивая от моих прикосновений. Я укоризненно посмотрел на обещавшего молчать парня, — Что? Ты ведь ещё не взялся за бритьё, так что могу и поговорить. — О боже.… Тогда не жалуйся потом, если я тебя заляпаю пеной, — левой рукой я начал размазывать её по лицу Чарльза, пальцами правой руки всё ещё придерживая его за подбородок. Я осторожно нанёс пену чуть ниже его скулы с левой стороны. Никогда в жизни не подумал бы, что буду брить мужчину. Может, поэтому каждое, даже малейшее, действие отпечатывается в сознании? Или это оттого, что этот мужчина — Чарльз? — А знаешь, что говорят о людях с холодными руками? — Спросил он таким тоном, словно, собирался поведать мне тайну века. — Что у них проблемы с кровообращением? — Недовольно буркнул я. Однако его болтовня действительно подействовала на меня подбадривающее, и я уже уверенней наносил пену на лицо Чарльза. — Нет, то, что у них доброе сердце. Я мазнул пальцами мимо подбородка по его губам, и мы уставились друг другу в глаза. И пяти секунд не прошло, как мы одновременно захохотали. Мне пришлось отвернуться, чтобы не измазать его ещё больше, Чарльз зажмурился от смеха и пытался не свалить с себя ткань, накрывающую одежду. — Чёрт, где ты это откопал? — Я отсмеялся первым, тыльной стороной ладони убирая упавшие пряди волос со лба. — Да вот, вчера решил восстановиться в социальных сетях, раз уж обзавёлся телефоном. И среди прочего бреда там зацепил эту великолепную фразу, — весело поделился он, пытаясь поднять руку, ничего не задев. — Стой, — я поправил чуть не упавшую ткань, — Не стоит поднимать руки. Ты что, в парикмахерских не бывал? Там вообще двигаться запрещают. — Может, ещё свяжешь мне их? — Прыснул Чарльз, однако, прекращая движения. — Звучит заманчиво. Ещё бы и рот заклеить, — мечтательно сказал я, с упоением ожидая грядущей тишины. — Так вот, какие у тебя вкусы, — Чарльз покивал так, как будто бы что-то понял обо мне. — Что ты имеешь в… — Я подавился собственными словами, повторив фразу Чарльза в голове и посмотрев на свою фразу под другим углом. Моё лицо сейчас, наверное, никак нельзя было описать, кроме как смесью крайнего шока и возмущения. — Да ладно тебе, — закатил глаза несносный парень, хотя я ещё ничего не успел высказать, — Подумаешь, невинные шуточки несчастного калеки. Чем мне ещё заниматься? — Действительно… — Я не нашёлся, как ещё ответить. Пока я раздумывал, почему до сих пор не сказал ему прекратить подобные шутки, которые никому раньше не позволял в свой адрес, Чарльз не уделил этому особого внимания и продолжил разговаривать. — Ты мне мазнул пеной по рту, и я собирался её убрать, — пояснил беспечно он. — Я сам…уберу. — Сказал я, проморгавшись. Я решил тоже не акцентировать на этом внимания. В конце концов, пару раз так пошутит и перестанет, сейчас же у меня образовалась другая проблема. Пальцами чистой руки я прикоснулся в нерешительности края губ Чарльза. Он выжидающе смотрел на меня, и я старался не замечать, какие у него тёплые и мягкие губы… «Чёрт, я ведь сто раз подобным образом вытирал лицо маленького Питера, ничего сложного!» Я быстро стёр злосчастную пену с его рта, потому что ещё секунда, и Чарльз точно начал бы язвить по поводу моей медлительности. «Я схожу с ума, схожу с ума, — бормотал я мысленно, нервно вытирая руку о полотенце, — Иначе, как объяснить то, что любая деталь, связанная с чёртовым Ксавье, заставляет меня чувствовать себя так необычно при совершенно, казалось бы, бытовых мелочах?» — Спасибо, — недовольно сказал Чарльз тоном, подразумевающим: «Ну, наконец-то». Я промолчал, — Слушай, — он упрямо продолжал говорить, — Вот ты есть в каких-нибудь соцсетях? Просто раньше я часто там находился, общался с людьми, заводил знакомства.… А вчера даже не знал, что же мне делать. Ты ведь явно ни с кем не болтаешь, скажи, чем ещё там можно заняться? — Хм, — недовольно фыркнул я, — Ты меня вообще каким-то социопатом считаешь? — А что, это не так? — вопросом на вопрос ответил Чарльз, перебарщивая с притворным удивлением. Я открыл рот, чтобы ответить, но не нашёл, что сказать. Он торжествующе улыбнулся, всем своим видом показывая, что думает: «Вот видишь, я же говорил» и прочее подобное. — Нет, я этим не интересуюсь, — ответил я на первый его вопрос, игнорируя второй, — И хватит уже болтать, ты сегодня прямо без умолку всякую чушь несёшь. Чарльз сконфуженно поджал губы и отвёл недовольный взгляд в сторону. Мне стало не по себе, я устало вздохнул и решил смягчить собственные слова. — Если ты действительно переживаешь, что я сделаю что-то не так, давай вызовем профессионала и… — Нет! — Он так резко оборвал меня категорическим отрицанием, что я аж забыл, что хотел сказать. Под моим удивлённым взглядом Чарльз смутился своего вскрика и закусил губу. Я пытался сдержать смех, но смотреть на смущённого Чарльза с волнительно закусанной губой, когда тот весь в пене для бритья, было слишком забавно, — Нет, вот только этого не хватало. Если я кому-нибудь и позволю это сделать сегодня, то только тебе. Это было сказано всё тем же недовольным голосом, но этот тон не смог сделать подобные слова менее приятными. Я почувствовал, словно в моей груди что-то поднимается, а в голове до сих пор оставалось тихими отзвуками: «только тебе». — Кхм, — я откашлялся в кулак, пытаясь избавиться от непонятного чувства, сжимающего лёгкие, — А я-то думал, что ты, наоборот, не хочешь, чтобы я это делал. — И чтобы не показать своего волнения я продолжил процедуру подготовки к бритью. — Почему ты мои шутки всегда воспринимаешь всерьёз? — Улыбнулся Чарльз, — Понимаешь, мне просто ужасно… — Он пытался подобрать слова, задумчиво рассматривая потолок, — В общем, это ужасно смущает, когда такие вещи не можешь делать сам. Поначалу мне в этом помогал отец. Я, хоть и с трудом, но позволил это делать ему. После уже пробовал сам, но только изранил всё лицо, и родители вообще запретили мне трогать бритву. Я бросил мимолётный взгляд на запястья Чарльза, но тут же отвёл глаза в сторону. В этом доме абсолютно любые колюще-режущие предметы были или слишком высоко, или слишком далеко, или вообще отсутствовали, находясь в основном корпусе особняка. — Ничего в этом такого нет, — я повторил ему ту же фразу, которой уговаривал и себя. — Однажды, во время военных сборов, я сломал себе правую руку, — зачем-то начал рассказывать я. Чарльз сразу же повернулся ко мне, он всегда ловил каждое слово из моих нечастых рассказов о себе, хотя я сам и не видел в этом ничего интересного. — И, соответственно, не мог бриться. Левой получалось просто ужасно, поэтому очень долго я походил на какого-то небритого дровосека из Польши. Не знаю, какого эффекта я хотел добиться, но Чарльз начал смеяться, и пришлось ждать, когда он успокоится. Я обнаружил, что и сам улыбаюсь, наблюдая, как вокруг его глаз начали лучиться тонкие весёлые морщинки. Чарльз уже не был таким мрачным, как месяц назад, но всё равно, каждый раз, когда мне удавалось рассмешить его, у меня немного кружилась голова. То ли от гордости за себя, то ли просто от радости за то, что он за эти годы мучений не разучился так беззаботно смеяться, словно ему всё нипочём. — Можно подумать, если бы тебе кто-то предложил помощь, ты бы дал себя побрить? — Спросил он, отсмеявшись, лукаво поднимая одну бровь. — Ну-у, — вообще-то, наверное, я бы вряд ли согласился, но сейчас от меня требовались другие слова, — Я бы принял помощь только от того, кому доверяю, — то, что таких людей у меня днём с огнём не сыщешь, я не стал уточнять. — Вот и я тоже, — кивнул Чарльз, почему-то долго смотря мне прямо в глаза, и после нескольких мгновений молчания попросил, — Приступай. Всё уже было готово, и пора было действительно приступать, но я так и замер, приставив лезвие к его подбородку. «Его слова только что… Они ведь значили, что я как раз тот человек, которому он доверяет?» Сердце непроизвольно забилось быстрее, а голова закружилась ещё больше. Комната стала казаться мне тесной, а под своими пальцами я чувствовал пульс Чарльза на его шее. Хотелось сделать несколько вещей сразу. Например, резко бросить всё, уйти и никогда не возвращаться, испугавшись неизведанного. Я не знал, что со мной происходит, но что-то подсказывало, что чем дальше в лес, тем больше дров, и это пугало. Естественно, это была совершенно мимолётная паническая мысль, которую заслонила уже более спокойная: просто выйти в другую комнату, походить кругами, досчитать до двадцати, нет, до пятидесяти, и, успокоившись, всё обдумать. И на фоне этой самой конструктивной мысли из всех какая-то детская часть меня, о существовании которой я вообще узнал лишь недавно, когда стал вдруг хохотать в голос с Чарльзом на пару перед его матерью, была просто до безумия счастлива. Хотелось выбежать на улицу, жать всем руки и рассказывать: «Представляете, я единственный человек, которому он доверяет! Я, понимаете? Это же невероятно! Он сказал „только тебе“, вы слышали? Что-что? Почему я так радуюсь от этого? А какая, нахрен, разница?» Я попытался мысленно заткнуть в себе непонятно откуда взявшегося восторженного идиота, зажмурился, начал считать до ста и, наконец, приступил к делу. Чарльз закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Я начал осторожно скрести его кожу бритвой, и, когда я её споласкивал, тишину нарушал только плеск воды в раковине. Я всё делал молча, пытаясь не изучать лицо Чарльза. Немного подумав, я убрал его волосы с лица и увидел предательские цепочки стежков, вероятно оставшиеся после несчастного случая. Почему-то жутко захотелось провести по ним пальцами, поэтому я отвёл от почти незаметных шрамов глаза. Сколько их ещё по всему его телу? Никогда ещё я не видел его лицо так близко и, как бы ни старался этого не делать, я углядел все мельчайшие подробности: например, эти лиловые тени под глазами, говорящие о многих бессонных ночах. Но это я замечал и раньше так же, как и то, что в последнее время, как мне казалось, они стали менее заметными. Но вот то, что у Чарльза Ксавье на лице красуется несколько веснушек, я заметил только сейчас. Это показалось мне ещё забавнее, чем всё до этого, и я постарался сдержать нервный смешок. От его кожи пахло тепло и сладко, помимо только что нанесённого крема для бритья и чем-то, присущим самому Чарльзу, сдержанным и насыщенным одновременно, непривычным, но удивительно приятным для меня. Его лицо начало проступать, и я понял, как легко ему было привлечь красавицу вроде Эммы. Я действовал медленно и осторожно, игнорируя собственное течение мыслей, воодушевленный тем фактом, что на него, казалось, ненадолго снизошёл покой. Мелькнула мысль, что после аварии Чарльза касались только в ходе медицинских или терапевтических процедур, и я касался его кожи кончиками пальцев, изо всех сил избегая обезличенной резкости, отличавшей действия наёмных работников и врачей. Бритьё Чарльза всё же было поразительно интимным процессом. Невозможно находиться так близко к человеку, чувствовать, как натягивается его кожа под кончиками пальцев, дышать одним и тем же воздухом, видеть его лицо на расстоянии нескольких сантиметров и не испытывать смятения. К тому времени, как я добрался до второго уха, меня сковала неловкость, будто я переступил невидимую черту. Возможно, Чарльз сумел уловить едва заметные изменения в моих прикосновениях, а может, просто тонко чувствовал настроение окружающих. Но он открыл глаза, и наши взгляды встретились. — Только не говори, — с невозмутимым лицом произнёс он после короткой паузы, — Что сбрил мне брови. — Не бойся, только одну, — я сполоснул лезвие, надеясь, что моё лицо сейчас, чёрт возьми, не покраснело или ещё как-нибудь не выдало мои эмоции. Мои слова были сказаны ужасно странным, как мне показалось, голосом, и только после этого я понял, как трудно мне было дышать. Словно что-то спирало дыхание в груди, а рёбра сводило едва заметной болью, будто бы грудная клетка была слишком тесной. Я был несказанно рад, что дело закончено, и я смогу выбраться отсюда. Невыносимо хотелось сбежать из комнаты, подальше от Чарльза, от его веснушек, от его запаха, от непонятного ощущения где-то в животе… — Ну, что ж, — наконец, сказал я, пытаясь избавиться от странной сухости в горле, — Я думаю, на этом всё. — Отлично, — Чарльз провёл ладонью по непривычно гладкому лицу, а я тем временем убирал всё на места, глядя в другую от него сторону. Всё уже было отмыто, сложено и убрано, и причин стоять к нему спиной больше не находилось. — Любуйся приличным человеком в отражении, а я пока схожу…туда… — Я неопределённо поднял руку, показывая в сторону двери, но, не найдя слов и объяснений, плюнул и просто сбежал из ванной. Когда я вышел из комнаты, меня охватило ощущение, словно я выбежал из душного помещения на свежий воздух, хотя, конечно, что в ванной, что в остальной части флигеля температура и воздух были абсолютно одинаковы. Но вот находиться в замкнутом пространстве так близко с Чарльзом Ксавье оказалось совсем не так просто, как я бы мог себе представить. Я зашёл на кухню и сутуло наклонился над столом, упершись в него двумя руками. Глубоко вздохнул, прикрыв глаза, и задумался о своём странном состоянии. Если честно, оно слегка пугало меня. Человека вообще всегда пугает то, чего он не может объяснить, а своё состояние я объяснить уж точно никак не могу. «Или, всё-таки, могу, но не хочу признаваться себе в том, что со мной происходит? — раздался в голове тихий внутренний голос, который я тут же поспешно заткнул, — Ерунда! Я, наверное, просто заболел. Учащённый пульс, перепады температуры, скованное дыхание и постоянно пересыхающее горло — организм явно борется с начавшейся болезнью, ведь так?» Сам себя уговорив и обрадовав, я отогнал глупые лишние размышления. Смочив сухое горло стаканом воды и умывшись, я уже серьёзно начал подумывать о походе к врачу. Чем чёрт не шутит, вдруг, и правда, что-то подхватил. И лучше перестраховаться, чем заразить Чарльза с его слабым иммунитетом. Не успел я подумать о Ксавье, как он тут же дал о себе знать. — Эрик, куда ты делся? — Долетел вопрос из ванной комнаты. Стараясь показать, что мне абсолютно плевать на то, что он только что таким привычным тоном позвал меня по имени, я подошёл к ванной, но не зашёл внутрь, а подпёр плечом косяк двери снаружи. — А что же насчёт моих волос? — Хочешь, чтобы я и их подстриг? С этим я справлюсь не так хорошо, — с сомнением сказал я. — Хотя хуже, чем сейчас, конечно, уже некуда. Разве что сбрить всё налысо. — Спасибо на добром слове, — ответил он, усмехнувшись, — Ладно, сейчас сам что-нибудь придумаю… Пожав плечами, мол, мне всё равно, делай, что захочешь, я уже собирался уйти… ладно, нужно быть честным хотя бы с самим собой, собирался сбежать отсюда, но Чарльз продолжил говорить, давая понять, что не хочет торчать здесь один. — Кажется, это будет первая вещь, за которую моя мать тебя похвалит, — насмотревшись на своё чисто выбритое лицо, Чарльз стрельнул на меня взглядом со смешливыми огоньками в глазах через отражение. Я отскочил от дверного косяка, только сейчас понимая, что всё-таки не выдержал и засмотрелся. Отражение в зеркале было ловушкой — у меня не создавалось ощущения, что я смотрю прямо на Чарльза, поэтому я не осознал, что сверлю зеркало глазами. Чтобы как-то объяснить свою резкую смену позы, я забрал стул из ванной и поставил в коридоре у дверей, чтобы сесть на него. На не заданный вопрос сразу же пояснил: — Внутри слишком душно, — Чарльз поднял брови и удивлённо осмотрел ванную, будто бы ища взглядом отсутствующую духоту. Хотя мне было душно уже и в коридоре… — Итак, ты мне кое-что должен, — важно сказал он, открывая выдвижной ящик с расчёсками, лаками для волос и другими причиндалами. — Не понял. — Ну, как же. Когда ты сказал мне замолчать, я согласился, но с условием, — я устало прикрыл глаза, — И ты сказал: «Да что угодно», так вроде, да? — Хитрым голосом уточнил он. Как я упустил этот момент? — И чего тебе нужно, вымогатель? — Как бы я ни старался, скрыть веселье в голосе не удалось. Если уж действительно быть с собой откровенным, то недовольство выходками Чарльза было показным даже в моих мыслях. — Ничего такого. Только честные и нормальные ответы на мои вопросы о тебе. «Чёрт, — выругался я. — Тоже мне, придумал лазейку…» На самом деле, Чарльз уже давно, словно невзначай, задаёт мне самые разные вопросы о моей жизни. Спросить сразу и всё ему кажется неприличным, а на его мелкие вопросы я отмахиваюсь какой-нибудь ерундой. И вот он, наконец, придумал, как обязать меня. — Ну, уж нет, цена слишком велика. — Давай так, — сказал размеренно он. По голосу было слышно, что Чарльз чем-то занят и на чём-то сосредоточен, — Я задам тебе пять вопросов… — Три, — сказал строго я. Чарльз глубоко вздохнул и согласился. — Ладно, я задам тебе три вопроса, на которые ты честно ответишь. Идёт? — О боже, хорошо, — согласился раздражённо я, лишь бы он отстал. — Итак, первое, что меня волнует, — тут же начал Чарльз, — Откуда столько познаний? Насколько я слышал, в твоём резюме одна работа меняется другой, но на кого ты обучался? Я имею в виду, например, твоё полиглотство. А ещё я видел, что ты брал мои научные записи и, судя по всему, ты даже смог их прочитать. Я в очередной раз порадовался тому, что я сижу в коридоре, и мы не видим друг друга. Я совсем забыл о той книге, видимо, даже не убрал её на место, вот это позор.… Но Чарльз, кажется, вовсе не злится, что я брал её, а даже, наоборот, ему бы хотелось, чтобы я хоть что-то смыслил в науке. Ну, что ж, кажется, теперь точно нужно раскрывать все карты. — Ладно, — я глубоко вздохнул, скрестив руки на груди, и начал торопливо рассказывать, сокращая все подробности, чтобы не возникло лишних вопросов, — Я со школы увлекался языками и наукой. Сначала — математикой, а потом углубился в физику. Выигрывал кучу конкурсов и олимпиад, получил место в университете, — я ещё раз тяжело вздохнул, буровя взглядом стену напротив, — Но поступил я туда через два года и уже на платное место, потому что вылетел из военного училища, в которое пошёл после школы. Чарльз не успевал переварить информацию, которую я вдруг разом высыпал. — Я делал неплохие успехи, увлекался областью магнитных явлений и даже получил в распоряжение местную лабораторию для дополнительных занятий, но в итоге мне пришлось бросить учёбу ради заработков. — Погоди, ты серьёзно? — спросил после недолгого молчания Чарльз. Он, казалось, абсолютно не понимал этого. — Ну, не все же родились в трёхэтажных поместьях, нам нужны были деньги, а работать одновременно с учёбой я не смог. — Так, а что теперь? — Что теперь? — Переспросил с усмешкой я, — Да ничего. Сейчас я получаю так много, как никогда не получал, и моя сестра смогла вернуться в колледж. Ей хорошая профессия явно важнее, у неё ребёнок. И не идти же мне потом, под тридцать лет, учиться. — Учиться никогда… — Не поздно, да. Но, по-моему, это будет слишком… глупо. В своём небольшом рассказе я совершенно не вдавался в подробности, но всё равно чувствовал себя так, словно был обнажён. Даже не думал, что я так привык держать любую мелочь в секрете. — Знаешь, что на самом деле глупо? — Наконец отозвался Чарльз, задумчиво молчавший несколько минут, — Я думаю, это твоё чрезмерное чувство достоинства, гордыня или называй, как хочешь, не дают тебе вернуться на путь, который ты не прошёл до конца. — О, вот только не надо включать в себе психолога, — поморщился я, — Твой лимит исчерпан, три вопроса заданы, три ответа даны. — Стоп, как это? — тон Чарльза из серьёзного опять вернулся в забавно-растерянный, и даже послышался звук чуть не упавшей расчёски, — Это же был только один вопрос. А остальные были просто побочными и… — Надо следить за своим языком, — мстительно заявил я. — Давай ещё один? Всего один вопрос. — Я закатил глаза, не в силах слышать жалобные нотки в его голосе, пусть они и были наигранными. — Давай. Было слышно, что Чарльз хочет что-то сказать, но не знает, что именно. И сейчас я уже пожалел, что не вижу его лица. Наверняка, оно сейчас до жути забавное. Я незаметно для себя начал ухмыляться собственным мыслям и совершенно не был готов к следующему вопросу. — Почему ты всегда отворачиваешься? — Не понял, — пока ещё беззаботно отозвался я. — Ну, от моего взгляда. Только я гляну тебе в глаза — тут же отводишь их. — И вот тут мне уже стало не до смеха. Я автоматически выпрямился на стуле, выпрямляя руки по сторонам от себя, и не знал, куда деться. — Нет, серьёзно, с самой первой встречи. Сначала я думал, что ты всегда так делаешь, но потом понял, что отводить взгляд не в твоей природе, да и с другими людьми всё обычно, я специально наблюдал. Я нервно сглотнул, вообще не представляя, что ему ответить. Вопрос был ерундовый, и явно он просто вылетел у Чарльза, когда тот хотел спросить что-то другое, но я напрочь забыл слова и никак не мог придумать, что мне ответить, как отшутиться. Наверное, потому, что я и сам себе-то не мог этого объяснить. Не дождавшись от меня ни звука, Чарльз немного погремел ящиками и выехал в коридор. Я повернулся к появившемуся парню и сейчас, без шуток, его не узнал. Он всё ещё был одет как с иголочки, но теперь и его лицо было… идеальным. Сейчас не было неопрятной бородки, а растрёпанные пряди не свисали со лба — волосы были уложены назад, теперь уже никак не скрывая глаз Чарльза. Видимо, что-то странное было в моём выражении лица или во взгляде, и парень, уже забыв о своём вопросе, обеспокоенно спросил: — Ну, как? — а я даже мысли связать не мог, не то, что слова. Чарльз взволнованно провёл рукой по волосам, — Что, переборщил с гелем? — Мм… Нет, нет, — я отвернулся от него и уставился в другую сторону коридора, — Просто не уверен, что мне нравится видеть твоё лицо настолько открытым. Это немного нервирует. — Такого в свой адрес я ещё не слышал, — рассмеялся Чарльз. Это помогло ему перестать нервничать, но я всё ещё был в растерянности. «О да, я знаю, что ты слышал в твой адрес. Хренов красавчик Ксавье! — взвыл я мысленно, прикрывая глаза рукой, — Чёрт бы тебя побрал!» — Мне холодно, — усмехнулся тем временем он, поворачивая голову и трогая лицо, словно проверяя ощущения. — Подожди, — сказал я, успокоившись, — Я найду второе зеркало, чтобы ты получше рассмотрел мою великолепную работу. — И мою тоже, — добавил он, важно заправляя выбившуюся прядь каштановых волос за ухо. В спальне я полностью пришёл в норму, пока искал по ящикам хоть какое-нибудь зеркало, когда услышал неожиданный шум из коридора. Я выпрямился, заранее перебирая несколько различных бедствий, которые могли произойти с Чарльзом в моё отсутствие, но понял по звукам, что это всего лишь кто-то идёт из основного корпуса во флигель. Только очень быстро идёт. И явно нервно. Я ещё не успел выбежать из спальни, когда послышался жутко взволнованный, чуть ли не доходящий до истеричных нот, голос миссис Ксавье. — Дорогая, умоляю, успокойся. Дверь гостиной с грохотом распахнулась. Я даже не знал, что мне делать, но на рефлексах помчался к Чарльзу, как будто бы он мог нуждаться в моей помощи. Миссис Ксавье стояла в дверях гостиной, прижав обе ладони ко рту и наблюдая за стычкой, которую я пока не видел. — Ты самый эгоистичный человек на свете! — Раздался гневный крик какой-то девушки, — Поверить не могу, Чарльз. Ты всегда был таким, а стал ещё хуже! — Пожалуйста, хватит, — взгляд миссис Ксавье метнулся в мою сторону, — Прекрати сейчас же. Я всё-таки вошёл в комнату вслед за ней. Напротив Чарльза, спиной ко мне, стояла девушка с длинными светлыми волосами. На ней были дорогие замшевые сапоги и облегающее чёрное платье. Её лица не было мне видно, а голос срывался от злости. — Поверить не могу!.. Поверить не могу, что подобное пришло тебе в голову. Что ты… — Равенна! Пожалуйста, — резким голосом воскликнула миссис Ксавье, — Сейчас не время. Чарльз пустыми глазами буравил пол, но когда я попал в поле его зрения, он растерялся и бросил на меня мимолётный взгляд, как мне показалось, наполненный каким-то страхом. Я понял, что он не хочет, чтобы я был свидетелем происходящего. — Я…Мне лучше уйти? — Эта девушка была явно знакомой Чарльза и пришла вместе с миссис Ксавье, но я всё равно почувствовал где-то на переферии сознания желание как-то отгородить от неё Чарльза. Я понимал, что всё происходящее — не моё дело. Поэтому мой вопрос вышел неуверенным и был задан куда-то в сторону, никому определённому не адресуясь. — Да, неплохая идея, — ответила мне миссис Ксавье. Кричавшая девушка даже не обернулась на меня. «Ну, что ж, отлично», — я нервно зашагал в коридор, а там уже и вовсе решил выйти на улицу. Напоследок я услышал голос разъярённой блондинки, гремевший в доме: — Тебе вообще приходило в голову, Чарльз, что это не только твое личное дело, каким бы нелепым тебе это ни казалось? Я выбежал на улицу и почему-то ощутил резкую необходимость закурить. Видимо, эмоции за этот день уже превысили всевозможные нормы. Смешной спор на одежду, волнительная процедура бритья, слишком личные вопросы, а теперь ещё и скандал с родственниками. Кажется, за этот день я достиг своего месячного максимума эмоций. Примерно через полчаса я решил, что уже могу вернуться. И в самом деле — в доме всё стихло. Только вот эта тишина была далека от спокойной, она была столь же напряжённой, как и предшествующий ей разговор, что состоял в моё отсутствие. Чарльз нашёлся в гостиной. Только вот смотрелся он там как-то совсем иначе, незаметнее, ссутулившись в своём кресле. Я думал, что как он меня заметит, то скажет что-нибудь, отшутится как всегда, но он молчал. Я понял, что Чарльз снова скрылся в своей скорлупе и замкнулся в себе, как это было в начале. — Ты… — Начал неуверенно я и запнулся, когда он поднял голову. По его взгляду я понял, что лучше вообще ничего не спрашивать о случившемся, — Тебе что-нибудь нужно? — Нет, — Чарльз тут же отвернулся в сторону окна, — Нет, спасибо. Вернувшийся в его голос холодный тон отдался уколом где-то у меня в груди. И я оставил его. Я услышал разговор, который лучше бы вообще никогда не слышал, когда проходил вечером по коридору. Дверь флигеля была приоткрыта, и голоса миссис Ксавье и девушки приглушенными волнами набегали по длинному коридору. Сестра, как я полагал, Чарльза тихонько всхлипывала, разговаривая с Шерон Ксавье. Её голос показался мне смутно знакомым, но, хоть в нём больше не было ярости и истеричных ноток, из-за рыданий я не мог вспомнить, кого она мне напоминает. — Наверняка, что-то можно сделать. Какое-нибудь медицинское открытие. Может, отвезёшь его в Америку? — Брайан внимательно следит за прогрессом. Но нет, дорогая, ничего… конкретного нет. — Он так… изменился. Как будто решил видеть во всём только плохое. — Он такой уже очень давно. Наверное, дело в том, что вы общались, только когда ты прилетала домой. Тогда он, наверное, ещё был… полон решимости… и уверен, что всё ещё может измениться. Мне было неудобно от того, что я подслушиваю такой разговор. Но его странное содержание заставило меня подойти ближе. Я бесшумно приблизился к дверям, оставаясь за просветом. — Видишь ли, мы тебе не говорили. Не хотели тебя расстраивать. Но он пытался… — Слова давались миссис Ксавье с трудом, — Чарльз пытался… покончить с собой. — Что? — Ошеломлённо спросила девушка. «Что?» — вторил ей голос в моей голове. — Брайан нашёл его. В декабре. Это было, … это было ужасно. Хотя эти слова всего лишь подтвердили мои догадки, я похолодел. Раздался приглушенный плач и тихие утешения. Снова долгое молчание. Наконец девушка заговорила, охрипнув от горя: — А этот работник… — Да. Мы искали человека, который бы мог проследить, чтобы ничего подобного не повторилось. Я замер. На другом конце коридора Чарльз и его только что пришедший отец тихо беседовали в гостиной, счастливо не замечая разговора, который происходил всего в нескольких метрах от них. Я самопроизвольно сделал недоверчивый шаг к двери. Наверное, я знал обо всём ещё с тех пор, как увидел шрамы на его запястьях. В конце концов, это всё объясняло: и требования миссис Ксавье, чтобы я не оставлял Чарльза одного надолго, и его недовольство моим появлением, и долгие часы безделья. Чёрт возьми, я работал надзирателем. И если до меня дошло только сейчас, то Чарльз знал об этом с самого начала, и он заранее начал ненавидеть работника, который должен был сюда устроиться. Я понял, что испытываю слабое эгоистичное облегчение, оттого что Чарльз возражал не против меня, а просто против того, что кого-то наняли присматривать за ним. Я нахмурился, не понимая, откуда взялись такие глупости в голове, и решил всё же прикрыть дверь и уйти. — Ты не можешь ему позволить, мама. Ты должна его остановить. — Это не нам решать, дорогая. — Нет, нам. Если он хочет заручиться твоей помощью, — возразила блондинка. Я замер, держась за ручку. Мысли лихорадочно кружились в голове, я невольно перебрал с десяток вариантов того, о чём они говорят. — Поверить не могу, что ты согласилась. А как же твоя вера? Как же все, что ты делаешь? Какой тогда был смысл спасать его в прошлый раз? — Ты несправедлива, — голос миссис Ксавье был подчеркнуто спокойным. — Но ты сказала, что отвезёшь его. А значит… — Неужели ты думаешь, что, если я откажусь, он не попросит кого-то еще? — Но «Дигнитас»*? Это просто неправильно. Я знаю, ему тяжело, но… Эгоистично даже просить о таком. Как он может? Как? Как ты можешь? — Она снова заплакала. — Рейв… — Не смотри на меня так! Он мой брат, и я люблю его. Я этого не вынесу, не вынесу даже мысли об этом! Он не должен просить, а ты не должна его слушать. И он погубит не только свою жизнь, если ты согласишься. Я попятился назад, натыкаясь спиной на стену. Кровь шумела в ушах так громко, что я с трудом разобрал ответ миссис Ксавье. — Шесть месяцев. Он обещал мне шесть месяцев. Итак… Я не хочу, чтобы ты впредь упоминала об этом, и уж точно не на людях. И мы должны… — глубоко вдохнула она. — Мы должны, что есть сил молиться, чтобы за это время случилось нечто, способное заставить его передумать. *«Дигнитас» — швейцарская организация, предоставляющая смертельно больным людям и людям с тяжелыми формами инвалидности возможность совершить ассистируемое самоубийство, обычно с помощью яда.И бабочки в животе...
19 ноября 2016 г. в 17:30
Мы уже несколько минут не могли узнать друг друга.
Не то чтобы кто-то вдруг сделал тату на лице или, например, побрился налысо, нет. Но, когда каждый день видишь человека буквально в одном и том же, даже простая смена гардероба переворачивает всё с ног на голову.
Сразу же после заключения пари, я не поехал домой, а отправился в центр, где на недавно выданную и ещё не успевшую перекочевать в руки родственников зарплату закупил одежды чуть ли не для всех случаев жизни, на ближайшие пару лет, наверное.
И сегодня я решил выбрать самый цветастый набор, который мог собрать из своей одежды, дабы кое-кто больше не тыкал меня тем, что я одеваюсь слишком мрачно. Думаю, светло-синяя рубашка, бордовые брюки и зелёный шёлковый шарф убедят его в этом. Мистер Ксавье встретил меня в коридоре удивлённым взглядом, когда я снял свой длинный тёмный плащ, открывая его взору свой наряд. Со словами: «Сегодня, что, какой-то праздник, а я не знаю?», покачивая головой, он обошёл меня и скрылся на улице. Сначала я не понял, о чём он, но потом увидел его сына, и всё стало ясно. И вот, мы с ним молчим уже минут пять, разглядывая друг друга, как в первый раз.
— Ну, что ж, ладно, — кивнул Чарльз после полного осмотра моей персоны, — Один-один.
Я, в принципе, был с ним согласен, мы сегодня друг друга стоили. Чарльз был неузнаваем в своей голубой рубашке, непривычно для этого места нежного и светлого оттенка, бежевом жилете и серых брюках.
— Я бы так не сказал, — усмехнулся я, сбрасывая наваждение и отправляясь на кухню по утренним делам. — Мой образ завершён даже в мелочах, — я провёл пальцами по гладко выбритому подбородку, — А вот у тебя лицо человека, который лет десять сидит дома и пьёт стакан виски вместо завтрака.
— Виски! — Усмехнулся Чарльз, — Да я алкоголь видел — заметь, только видел! — года два назад, не меньше, — с досадой бросил он.
— Ужас какой, — прокомментировал я насмешливо, однако, это не казалось мне забавным. Алкоголь — дело святое.
— Ладно, что тебе не нравится? — Чарльз откинул пряди волос со лба, — Выскажись, не стесняйся, мне так важно твоё мнение.
— Тебе надо побриться и что-то сделать с волосами, — я не спешил теряться от его тона и нагло высказывался, — А то выглядишь как бродяга, даже в такой одежде.
— Отлично. А кто меня побрил бы? Ты что ли? — Усмехнулся обиженно Чарльз. Конечно, он ведь не сможет сделать это самостоятельно.
И вдруг мне в голову пришла идея. Я хитро улыбнулся, а наши с Чарльзом взгляды пересеклись. Он нахмурился, видимо, догадываясь, о чём я думаю.
— О, нет!
— О, да! Ты спросил моё мнение, и — вот оно. Сегодня я тебя побрею, — заявил я твёрдо, хотя смысл собственных слов доходил до меня запоздало. И почему рядом с Чарльзом меня всегда тянет говорить и предлагать всякие глупости?
— А если я не хочу? — Он скрестил руки, с вызовом уставившись на меня.
«Ой, не ломай комедию, тоже мне, грозный дядя»
— А ты сможешь оказать сопротивление? — спросил я нагло, Чарльз поднял одну бровь, в шоке качая головой.
— Я знал, что рано или поздно твои наклонности проявятся…