***
Как бы я ни крепился, но второй раз оказался ничуть не легче первого. Теперь, когда Чарльз решил выглядеть опрятно, его нужно брить регулярно. И я не знаю, за каким чёртом подписался на эту пытку. Кажущаяся слишком тесной ванная комната и слишком же осторожные прикосновения с элементами острых режущих предметов вполне смахивали на добровольную сдачу в плен. Ещё больше пикантности в мучительный коктейль добавляла абсолютная безмолвность. Чарльз по-странному молчал, а я, как и всегда, не знал, что в таком случае делать. А ещё я не мог не думать о том, что случилось утром через несколько комнат отсюда. Ведь можно сказать, что его семья по моей инициативе и вместе со мной же обсуждала судьбу Чарльза. По отношению к нему это было более чем несправедливо. Я углубился в свои раздумья, становясь на перепутье между своим вечным принципом говорить людям всегда только правду в лицо и той ситуацией, тем хрупким равновесием, что происходило сейчас. Равновесием всеобщих обещаний и лжи. Равновесием моих отношений с семейством Ксавье, которое только лишь немного укрепилось с появлением Рейвен. И равновесием моих отношений с Чарльзом. Всё казалось слишком запутанным и сложно сплетённым, мои обычные принципы и прямолинейность буквально шли лесом, когда я понимал, что я скорее всё испорчу, если буду действовать привычными способами. Я не знаю, что именно происходит, какое этому дать название, но я полностью и целиком в этом утонул. Вдруг, когда я полностью осознал, что я по уши погряз в мире Чарльза, удушающая паника, схватившая меня железными тисками за голову и сердце после того самого дня, начала меня отпускать. Видимо, плавные движения кисти, за которыми я сосредоточенно наблюдал, обводя малейшие изгибы на лице мужчины перед собой острой бритвой, оказали воздействие и на мои судорожные мысли, делая их такими же плавными, спокойными, сконцентрированными. Всё-таки, объяснение самому себе собственных поступков — иногда весьма полезная штука. Сейчас я точно понимал, почему вёл себя так странно последнюю парочку дней. Ведь я сбежал из этого дома не из эгоизма или желания облегчить свою жизнь. И ведь я по-настоящему испугался не самих страшных слов из уст Шерон Ксавье, а собственных чувств, за ними последовавших. Как там говорится, мы осознаём ценность вещи, только когда теряем её? Я вовсе не потерял — и не собираюсь терять, теперь уж точно, — но я вдруг узрел такую вероятность. Потерять Чарльза. Мои чувства в тот момент были настолько сильными, что я буквально рассеялся в них, заблудился в собственных мыслях. Прошло не так уж много времени, провелось не так уж много бесед и было выслушано не так уж много взаимноприятного молчания. Но теперь всё это: моя работа в этом доме, эта семья, этот человек — занимало меня полностью и бесповоротно. «Твои глаза такие глубокие, что я в них тону», — нечто подобное постоянно проскальзывало в слезливых мелодрамах, что так любила моя мать. Но я ни разу бы не подумал, что можно реально утонуть, совсем не в глазах, а в человеке, в его мыслях, в его окружении, в каких-то мелочах, что он делает каждый день, буквально в самом дыхании… «Ну, что ж, поздравляю, Эрик Леншерр», — язвительно заявил я сам себе, проводя рукой последние штрихи: «Ты только что по уши влез в это дерьмо, хотя и не хотел никаких чёртовых привязанностей», — осознание происходящего, настигнувшее меня вдруг в эти минуты спокойствия, вышло слишком смущающим, и мне стало просто необходимо разбавить его грубыми словами. Как в старые добрые времена, будто бы я всё тот же парень, коим был несколько месяцев назад. Я уже закончил, но не спешил сменять близкую дистанцию, держа бритву на весу. Между нами было где-то сантиметров двадцать. Я медленно прошёлся взглядом по лицу Чарльза, — который лежал, как и в прошлый раз, с закрытыми глазами — оправдываясь тем, что проверяю, не осталось ли где лишнего волоска. Мысли всё так же были где-то далеко и предельно близко одновременно. В точности, как и мы с ним. Левая ладонь, что поднимала Чарльзу подбородок, когда это было нужно, сейчас медленно начала опускаться ниже. Оставив на тёплой шее одни пальцы, я плавно спускался по еле заметному узору вен под бледной кожей. Движения совершались будто бы сами по себе, в то время как я думал: вот он. По-прежнему живой, тёплый, слишком долго молчащий, потому что, видимо, задумался о чём-то своём. Ничего непоправимого не случилось, всё ещё в наших силах. В моих силах. Тем временем кисть, словно получающая указания откуда угодно, но не из моей головы, прочертила линию вертикальных изгибов тонкой шеи Чарльза, и пальцы встретили острые ключицы, выступающие из-под накидки, которую я заткнул в ворот его кофты. — И всё же, это странно, — вдруг раздалось в полной тишине, эхом отдаваясь от стен по-прежнему кажущейся душной ванной комнаты. И, чёрт возьми, да — я только сейчас заметил, что моя левая рука лежит на его ключицах. Я резко убрал её, как будто бы ошпарился. В голове пронеслось совершенно ненужное воспоминание, как я однажды обжег руку, и точно так же она отдёрнулась от очага опасности; а все громоздкие строения мыслей, что были мною воздвигнуты за последние минуты, вдруг разрушились, а стройные формулировки и выводы словно в испуге разбежались. Уйдя в размышления о прошлом и будущем, я как-то упустил, что Чарльз-то тоже находится здесь и может заметить, что я делаю, даже если я сам этого не замечал. — Что?.. — всё же выдавил я, быстро начав мельтешить и суетиться, убирая бритву и остальные принадлежности по местам. — Ну, я про Рейвен, — спокойно ответил он и, наконец, открыл глаза. По закону подлости именно тогда, когда я посмотрел на него, и мы сразу пересеклись взглядами. Прежде, чем отвернуться к шкафчику на стене, я успел заметить в его глазах всё то же непонятное выражение, которое появилось во время нашего разговора с Рейвен. «Я тогда сделал что-то не так?» — с сомнением подумал я. Вроде бы не случилось ничего необычного. Или тогда, как сейчас, моя голова была забита мыслями о другом, а в настоящем произошло что-то, прошедшее мимо глаз? — Ну… Мир тесен, — пожал плечами я, выпрямляясь во весь рост и отходя к двери. Вот так вот, хорошо. Такая дистанция уже легче. — Слушай, не хочу показаться занудливым старшим братцем, хотя я по факту младший, но… — Чарльз нахмурился, не зная, как продолжить. Он начал медленно и осторожно подниматься, а я только сейчас сообразил, что ему, должно быть, неудобно разговаривать в таком положении. — У вас был роман или что-нибудь подобное? Основываясь то ли на каких-то приобретённых привычках, то ли на чём-то ещё непонятном, я моментально нагнулся, убрал накидку с его груди, тут же берясь за рычаг сбоку кресла второй рукой, поднимая его спинку. Хотя голова моя была забита совсем другим, поэтому я удивился столь слаженным собственным действиям. Кажется, даже Чарльз поразился тому, как вовремя и правильно я помог ему с креслом, хотя обычно он делал это сам. — В общем-то, нет, но с чего такой вопрос? — наконец, ответил я, поискав, но не уловив никаких подвохов в его вопросе. Сердце до сих пор билось быстрее, чем обычно, хотя уже и было ясно, что Чарльз не заметил ничего необычного в моих прикосновениях. На секунду притормозив, я вдруг услышал в голове уточняющий вопрос для самого себя: а они были необычными? Чарльз молча поправил свою сбившуюся кофту, хоть это вышло не с первого раза, и дрожащей рукой заправил за ухо выбившиеся каштановые волосы, я не отводил с этого взгляда. — Ну, знаешь, в юности она была ужасно влюбчивой, — начал он, явно стараясь сделать тон своего голоса безразличнее, чем тот был на самом деле. — Даже, не поверишь, была и в меня как-то влюблена. — Да уж, не поверю… — неслышно пробормотал я, выходя в коридор из ванной и пропуская Чарльза вперёд. Он проехал дальше и остановился в коридоре, смотря на стеклянные двери, ведущие в переход между корпусами здания. — В общем-то, я выехал тогда из гостиной и видел, как вы обжимаетесь там, — он кивнул головой в направлении этих дверей. Я тупо перевёл туда глаза, не полностью осознавая смысл его слов. Я так и стоял в растерянности, смотря, как Чарльз уезжает в гостиную. Как бы глупо это ни звучало, но со спины он выглядел каким-то расстроенным, если не обиженным. Я нахмурился, поняв, что начал сейчас переживать так, словно меня застукали за чем-то недозволительным. Кажется, последним — и единственным — человеком, обвинившим меня в чём-то подобном, была моя мама, когда несколько лет назад пришла с работы и совершенно не ожидала увидеть мою университетскую знакомую в моей комнате. «Он, должно быть, увидел то, как я обнимал Рейвен, пытаясь хоть как-то её утешить», — понял я, начиная закипать. Если сравнить эту сцену эдакой братской ревности с тем, что мы обсуждали с Рейвен, то грош ведь ей цена! Только вот Чарльз ничего не знает, конечно, ему легко сейчас задумываться о такой ерунде, как мои отношения с его сестрой. Я широкими шагами догнал его в гостиной. — Я ненавижу оправдываться, и не собираюсь этого делать сейчас, — начал я намного резче, чем собирался изначально. Я уже давно заметил, что чем ближе мне человек, тем грубее я иногда могу вести себя с ним. И осознание этого моего огромного минуса не мешало мне сейчас воплощать его в реальность. — Мы не виделись с ней с самой школы, и мы уже вроде как достаточно взрослые и самостоятельные люди, чтобы позволить себе обняться! Чарльз вдруг вылупился на меня так удивлённо, что я даже проглотил свои дальнейшие слова. — Ты чего так взбесился? — спросил он растерянно, а я скрипнул сжатыми зубами. Чёрт, чёрт, зачем я так громко стал возмущаться? Ну, конечно, он просто поинтересовался, а я вдруг начал орать так, словно меня обвиняют в чём-то ужасном. «Идиот!», — обозвал я сам себя, сжав теперь и кулаки. Чарльз быстро взглянул на них, а потом опять встретился с моим сердитым взглядом. Естественно, не зная, что я сердит лишь на самого себя, он принял всё на свой счёт. — Ты ведь подписывал контракт, — сказал он вдруг режущим мои уши официально-отстранённым голосом. — А в любом контракте чёрным по белому написано, что на рабочем месте воспрещаются любые отношения романтического рода. Или ещё что похуже. Только и всего — хотел напомнить об этом. — Чтобы ты знал, я пока не расстался со своей девушкой, чтобы заниматься подобной чепухой с кем-то ещё, — всё так же слишком грубо ответил я, при этом понимая, что я полный идиот. Чарльз пожал плечами и резко отвернулся, а я, сославшись на какие-то дела, развернулся и ушёл в коридор, слишком быстро и раздражённо. Желание разбить собственную голову о стену боролось с желанием немедленно кинуться и извиниться перед Чарльзом за свой кошмарный характер, и в итоге я просто молча ушёл. Великолепное решение. Да, этот человек действительно поднимает во мне всё то хорошее, что, как думалось, давно уже исчезло. И, кажется, именно из-за этого я так на него зол сейчас.***
Рейвен настигла меня вечером уже на выходе из дома. — Эрик, ты свободен? Давай зайдем в какой-нибудь бар, поговорим нормально? — Она устало улыбнулась, — Мы ведь так долго не виделись, а сегодня я толком ничего от тебя не узнала, да и сама не рассказала. Я был уверен, что ей-то есть, что рассказать о своей жизни за эти годы. В отличие от меня. — Ох… Рейвен, — я накинул куртку, успешно скрывая свою неловкость за невозмутимостью. Ведь по-честному, моя голова уже который день была забита только Чарльзом, я даже не подумал позвать старую подругу куда-нибудь, узнать как у неё, собственно, дела. — Я сегодня занят… Давай в другой раз? — Занят? — растерялась девушка, а потом кисло улыбнулась, — Ну да, я как-то об этом не подумала. Я действительно только сейчас вспомнил, что мне сегодня нужно заехать к Магде на работу на какое-то открытие чего-то там. Я поспешно взглянул на часы и успокоился, поняв, что некоторое время у меня всё ещё есть. А то не хватало мне и от Магды получить вынос мозга. Я сердито посмотрел в сторону, где предполагал нахождение первого источника этого самого выноса. «Ох уж мне этот Чарльз Ксавье! Все мысли в голове переворошил…» Я уже открывал дверь, когда повернулся и добавил: — Хотя, думается мне, как минимум два человека будут недовольны нашими с тобой посиделками, — усмехнулся я, взглянув снова на Рейвен. Хотелось развеять неловкую атмосферу чем-нибудь забавным. А именно поведение Чарльза после появления его сестры казалось мне забавным. — Кого ты имеешь в виду? — непонимающе спросила она, недоверчиво улыбаясь. — Во-первых, моя девушка, — Рейвен удивлённо протянула «о-о-о», подняв одну бровь. Я даже почувствовал какое-то возмущение. Почему все так удивляются, когда узнают про Магду? — А во-вторых, это твой ненаглядный брат. — Чарльз? — спросила Рейвен и прыснула от смеха — Почему? — По-моему, у него братский комплекс, — выдавил я улыбку, отводя глаза на улицу за входной дверью, — По крайней мере, судя по его поведению, он тебя ревнует. Рейвен рассмеялась теперь по-настоящему, и я уставился на неё. Неужели моё предположение настолько глупо прозвучало? Я нервно оглянулся на гостиную — её смех, казалось, слышно на весь дом — и сделал шаг за дверь. — Да что смешного-то? — не выдержал я, уже полностью выйдя на улицу. Рейвен отсмеялась и взялась за ручку двери. — Я с детства находила друзей легче, чем этот зануда. Да и романтические отношения я всегда заводила намного быстрее. Он давно уже меня не ревнует, — отмахнулась девушка свободной рукой. В голову пришла мысль, что если стоять так дальше, то этот самый зануда, сидящий в гостиной, может простыть от сквозняка из открытой входной двери. В последнее время такого рода заботливые мысли посещали мою голову всё чаще и, конечно, без моего на то разрешения. — Ладно, возможно, это что-то другое… — пробормотал я напоследок. — Эрик, — окликнула меня Рейвен с хитрой улыбкой, перед тем, как закрыть дверь, — Ты серьёзно думаешь, что он ревнует меня?***
— Эрик, ты вообще слышишь меня? — Да, да, — я в который раз выныривал из раздумий, но почему-то всегда в них возвращался. — А по-моему, нет, — Ванда обиженно тыкнула меня локтем в плечо и продолжила: — Самые… приемлемые варианты в начале, потом что похуже и так далее до конца. Ну, это понятно. Она протянула мне несколько скреплённых листов бумаги. Пока я был занят то на работе, то переездом с родительского дома на съёмную квартиру с Магдой, Ванда назначила себя добровольцем и занялась поисками по интернету. В душном помещении было полно людей, и уже этого было достаточно для появления у меня ужасного настроения. Так тут ещё и Рейвен со своими странными фразочками… Не говоря уже о проблемах с остальными членами семьи Ксавье. Поэтому я без особого удовольствия и внимательности пролистал страницы, пока не зацепился за слово. — Баскетбол? — я хмуро взглянул на сестру. На разговоры не было сил, потому я старался одним выражением лица передать свои мысли. — Да, баскетбол для инвалидов. Ну, знаешь, они прямо на колясках… — Знаю, — перебил её я, — Я же говорил, у Чарльза проблемы с руками. Кто-то спереди шикнул на нас, но мой усталый и убийственный взгляд красных от недосыпа глаз заставил неизвестного проглотить свои возмущения. Магда уже раз десять говорила об этом, но я никак не мог запомнить, что тут происходит. Просто стоим среди зрителей, просто парочка фотографов для местных газет и просто моя девушка будет что-то говорить с подиума. Я и раньше не особо задумывался о таких вещах, а сейчас они и вовсе казались неважными. — Он и не должен сам играть, — вздохнула Ванда так, словно объясняла какие-то банальности. — Понимаешь, вся суть в том, чтобы он увидел, что другие не сдаются… — Слушай, Чарльз же не проблемный подросток, которому нужно помочь с самооценкой, — недовольно прервал её я, — Так что это не подходит. — Боже, Эрик, — разозлилась Ванда, — Я просто пытаюсь… — Да, ты пытаешься помочь, я понимаю, — опять перебил её я, уже жалея о вырвавшихся ранее словах. — Извини. Она повернулась в мою сторону и внимательно осмотрела моё лицо. На мой немой вопрос: «Что?», она ответила: — Да ничего. Просто удивлена, что мой братец умеет извиняться. Особенно в таком настроении. — Тут она улыбнулась. — Этот Чарльз и правда влияет на тебя, а? Я отмахнулся от неё. В толпе прошёлся шепот, наконец, на подиуме началось какое-то движение. Свет тут и там был слишком ярок для моих уставших глаз и я, не поднимая головы, уткнулся в бумаги. — Смотри, я вижу Магду, — оторвала меня Ванда от чтения. — Угу, — пробормотал я, на секунду подняв глаза и заметив её где-то вдалеке, — Помимо чепухи с глазением на баскетболистов есть ещё что-нибудь? — Хватит язвить. Вот, перейдем к культурному разделу. — Ванда перелистнула страницу. — Так, тут у нас концерт специально для инвалидов. Кажется, ты говорил, он любит классику? Сядет и унесётся на крыльях музыки. Разве музыка не помогает вырваться из собственного тела? Это мне посоветовал Дерек с работы. Он сказал, на концерте может стать шумно из-за совсем больных людей, которые иногда кричат, но я уверена, что ему все равно понравится. — О господи, Ванда. Это тоже звучит дерьмово. — Ты боишься только потому, что я сказала «культурный»? — усмехнулась она. — Тебе придётся всего лишь сидеть рядом с ним. И молчать, даже если не понравится. Или, если хочешь чего-нибудь погорячее… — Ванда подняла одну бровь и криво улыбнулась, — стриптиз-клуб? Можешь отвезти его в Лондон. — Ты точно издеваешься, — заметил я, отворачиваясь от неё, что только рассмешило сестру. Раньше бы, возможно, я тоже посмеялся над этим предложением, но когда дело касалось Чарльза, мне было часто не до шуток. — Ходить со своим работодателем по стриптизершам? — Ну, ты же сказал, что постоянно находишься с ним. Кормишь, бреешь лицо и так далее. Почему бы тебе не посидеть рядом, пока у него стояк? — Ванда! — кажется, я смутился от её слов даже больше, чем смущался от подобных тем лет в пятнадцать. — Он наверняка скучает по этому делу. Можешь даже купить ему приватный танец. Несколько человек из толпы обернулись на нас. Сестра хохотала. Она умела говорить о сексе как о разновидности отдыха, как будто он ничего не значил. — На обратной стороне дальние поездки, — продолжила она, как ни в чём не бывало. Я тоже решил успокоиться и постарался вникнуть в написанное. — Не знаю, что тебе понравится, но как насчет дегустации вина в долине Луары?.. Не так уж далеко для начала. — Напоить инвалида? — с иронией переспросил я. — Да, только об этом и мечтал. — Ничего смешного. — Итак… — Я нахмурился, глядя на список. — Мне предстоит вернуться и сказать семейству Ксавье, что я собираюсь напоить их склонного к самоубийству сына, потратить их деньги на стриптиз и приватные танцы, а затем свозить его на Параолимпийские игры… — И это благодарность за мои труды?.. — вскинула руки Ванда. — Я просто думал.… Не знаю. — Я сложил все листы обратно по порядку, не в силах больше в это вникать. — Если честно, я в растерянности. Мне даже в сад его толком не выманить. — С таким настроем ничего не добьёшься. Ой, смотри! Магда твоя что-то зачитывает, давай улыбаться. Я пытался выжать из себя улыбку, но Магда всё равно не смотрела в тот вечер в нашу сторону.***
По пути домой я заскочил в канцелярский магазин и купил там календарь. Магда удивилась, но ничего не сказала, пока я не стал прикреплять его на стену. Это был не обычный постраничный календарь, заполненный картинками, а большой настенный, коих полно во всяких офисах. Теперь же я крепил его к стене с бодрящей деловитостью человека, который больше всего на свете любит решать административные задачи. — Зачем он тебе? — спросила, наконец, Магда, сидящая на кровати. Сегодня она чувствовала себя звездой вечера и долго не хотела удостаивать меня своим любопытством, но всё же не сдержалась. — Нужно для работы, — ответил я расплывчато, отмечая первый день работы на Ксавье. Затем я отсчитал полгода и отметил дату — двенадцатое августа, — до которой осталось меньше четырех месяцев. Я отступил на шаг и, почти не чувствуя внимательный взгляд Магды, какое-то время разглядывал календарь, стараясь переложить на нарисованный чёрный кружок часть бремени, которое он означал. Если уж сегодня день признаний самому себе, то пора и признать, во что я ввязался. Мне предстоит заполнить эти маленькие белые квадратики целым морем занятий, способных принести счастье, удовлетворение или радость. Заполнить их всеми приятными ощущениями, которые я смогу изобрести для мужчины, готового отказаться от своей жизни. Впереди чуть меньше четырех месяцев типографских квадратиков, которые необходимо заполнить вылазками, путешествиями, гостями, обедами и концертами. Мне придётся отыскать практические способы их осуществления и как следует подготовиться, чтобы всё прошло как по маслу. После чего останется уговорить самого Чарльза. Я всё глядел, стиснув маркер, которым отметил даты, на свой календарь. Этот лоскут ламинированной бумаги внезапно стал оплотом всей ответственности. У меня осталось сто семнадцать дней, чтобы убедить Чарльза Ксавье жить. — Эрик, — раздался обиженный голос Магды, внезапно напомнивший мне о реальности, — Не думала, что когда-либо скажу это, но ты стал уделять работе слишком много времени. Я повернул голову в её сторону. Что это за нотки? Кажется, я слышал их, когда она ревновала меня к какой-то своей подруге, которая носилась за мной пару лет назад. Магда плавно подошла ко мне и приобняла со спины, а я всё так же стоял к ней в пол-оборота. Или же в пол-оборота к настенному календарю, тут как посмотреть. …Сто семнадцать дней. Не так уж много, не так уж мало, верно?.. — Ты, между прочим, так ничего не сказал мне о сегодняшнем вечере, — начала игриво она, поворачивая моё лицо полностью к себе. — Как он тебе? …Но вот справлюсь ли я с той частью, где планируется заставить Чарльза согласиться?.. Я обвёл её лицо взглядом, а в голове вспыхнули незваные воспоминания о близости с Чарльзом во время процедур в ванной. Это было так же близко? Я поднял правую руку к лицу Магды, и огладил большим пальцем её щёку, от скул до подбородка. Естественно, никакой щетины или шрамов от операции у шеи. Я слегка нахмурился, не понимая возникающих сравнений, но губы помимо воли растянулись в лёгкой улыбке от этих мыслей. — Ты была прекрасна сегодня, — сказал я. — А вот я был груб. …Так резко себя вёл с тобой, хотя только и делал, что думал о спасении твоей жизни… Я как-то слишком быстро поддался настрою Магды. Учёные давно выяснили, что люди зря ищут совершенное средство от снятия напряжения, ведь природа придумала всё сама — секс идеально снимает с человека умственную усталость, избавляя от переизбытка эмоций, который и случался у меня слишком часто в последнее время. — Груб? — Переспросила, не понимая, Магда, но я в ответ покачал головой, мол, не обращай внимания. Язык совсем не слушался меня, а сознание подводило, подсовывая различные воспоминания, совершенно, казалось бы, не подходящие к этому моменту близости со своей девушкой. Я подался вперёд и Магда, непривычно быстро, утянула меня в поцелуй. Она была горячей и страстной, только если ревновала меня, и эта мысль вызвала у меня нервную усмешку, которую я с огромной силой подавил. Не думал, что можно всерьёз ревновать человека к его работе. Ведь Магда не знала, что это давно уже не просто работа. Я скосил глаза на календарь к притягивающему взгляд чёрному кружку, но быстро вернулся к ней. Губы Магды сегодня были ярко накрашены, что обычно мне не нравилось, но сейчас я был даже не против. Без помады её губы были даже бледнее, чем губы Чарльза. Да, когда занимаешься такими вещами, как бритьё, подобные детали можно рассматривать без зазрения совести. С улыбкой поцелуи были неудобными, но моё лицо действовало будто бы само по себе, когда я подумал об этом. Да, точно, само по себе, как и моя левая рука сегодня днём. Я поднял её и ладонью отвёл с лица Магды прядь волос, заправил её за ухо. До этого меня устраивала её причёска, но сейчас волосы казались слишком длинными и уложенными как-то не так. Ммм, да, и волосы Магды никогда не отливали бронзовым блеском, когда она находилась на солнце… — Потише, Эрик, — сказала девушка запыхавшимся, но довольным голосом, когда я резко усадил её на кровать. Вот теперь это точно такое же расстояние… Я наклонился над Магдой, но не дал ей лечь полностью, придерживая на весу. Мысли совершенно отказывались подчиняться какому-нибудь рационализму, левой рукой я провёл по её шее. С Магдой я мог повторить эту траекторию без всякого смущения. Никогда бы не подумал, что женская шея так сильно отличается от мужской. Магда стройная, она же, в конце концов, модель. Но Чарльз из-за своего образа жизни даже по сравнению с ней казался мне тощим. Она непонимающе смотрела на меня, удерживающего дистанцию сантиметров в двадцать и водящего по её ключицам пальцами. — Ты такой красивый… — услышал я свой шёпот откуда-то издалека. — Что? — спросила Магда, упираясь на кровать локтями и ловя мой затуманенный взгляд. Чёрт. Чёрт, что я несу? — Я говорю, ты была такой красивой сегодня на вечере, — сказал я после секундной паузы. — О, Эрик, — Магде надоели мои непонятные игры со странными позами и долгими прелюдиями. Она ускользнула от моей руки и улеглась. — Давай уже проверим эту кровать на прочность?***
До меня окончательно дошло, что происходило ночью, только с утра. Поднявшись на ранний будильник, я чувствовал какое-то фантомное похмелье. Фантомное, потому что я не пил, но голова раскалывалась, а воспоминания о бурной ночи отдавали абсурдом. Наша съёмная с Магдой квартира находилась дальше от особняка Ксавье, чем мой родной дом, поэтому встать пришлось раньше. Я наскоро умылся. С зеркала на меня смотрел такой усталый человек, который словно не домашнюю работу в особняке выполняет, а трудится на шахте. Хотя, говорят, что моральная усталость изводит не слабее физической. Я провёл пальцами по подбородку и покосился на свою бритву. По спине тут же пробежался отряд мурашек, а голова слегка закружилась. Кажется, теперь я на этот инструмент ухода за собой долго не смогу смотреть спокойно. Плюнув на щетину, я тихо проскользнул на кухню и выпил там залпом две кружки кофе. Магде нужно было вставать намного позже, а разбудить её сейчас совершенно не хотелось. Я вообще не представлял, как смотреть ей в глаза после случившегося. А что, собственно говоря, случилось, если подумать? Вроде бы ничего такого. Если не обращать внимания на то, что я смотрю в эти самые серые глаза Магды и ищу в их тусклом оттенке сапфировый отблеск. И это мне чертовски не нравится. Я серьёзно раздумывал над тем, чтобы выпить ещё и третью кружку кофе. А так же о том, что со мной происходит. Язвительный внутренний голос, который всегда стремился кинуть мне горькую правду в лицо, сейчас дал совершенно не устраивающий меня ответ. Ответ этот мне чертовски не понравился. Я плюнул на третью кружку, потому что за размышлениями потерял время. Я пробрался в спальню и стал собирать свою одежду, стыдливо взглянув лишь один раз на мирно посапывающую Магду. Ой, да ладно! Моя голова была забита Чарльзом в последние дни, так что и во вчерашней ночи не было ничего удивительного! Если любой человек узнает, что его друг собрался умереть, он тоже будет думать о нём целыми днями, и ничего здесь странного нет. И даже если думать о нём во время близости со своей девушкой…тоже ничего странного! Спихнув таким образом всё на стресс и эмоциональное истощение, я тихо прикрыл за собой дверь в спальню, оделся и буквально выбежал из квартиры. Складывалось ощущение, что я ухожу не из квартиры, которую снимаю со своей девушкой, а скрываюсь от ответственности после незнакомки на одну ночь. И это ощущение мне чертовски не нра-вит-ся!