Отцу виднее!

      - Ну, так из-за чего Макс с Борисычем поцапались-то? Не вовремя я на больничный ушла, столько пропустила!       - Да кто их знает! Борисыч сидит, как сыч, к нему на хромой козе не подъедешь. Молчит. А к Максу в кабинет сунешься лишний раз – только себе дороже выйдет.       - А я так думаю, Борисыч отказал Максу провести мимо налоговой часть прибыли.       - Да ты что?!       - Правда, что ль? Борисыч мужик щепетильный, да он ни за что! Чтоб теневыми махинациями – да его инфаркт хватит!       - Да нет, у таких жилистых мужиков инфарктов не бывает. А за этот месяц вообще видели, как похудел - штаны болтаются. Да и молодой он, вы что!       - Тебе, может и молодой, а мне в отцы годится.       - Всем приветики! Какое «отцы» - его Макс скоро дедушкой сделает! Хи-хи-хи!       - Да ты что?!       - Да не может быть?! У него же сын!       - А вот и дочь нашлась! И еще как нашлась-то – Максу только так глазки строит! В ту пятницу после обеда я из окна видела, как они вдвоем в обнимку возле Максовой машинки стояли, куда-то ехать собрались.       - Да ты, наверное, спутала: Борисычу сын навадился обеды носить. Очаровательный мальчик! Борисыч и похудел поэтому – то ли язва желудка у него взыграла, то ли гастрит, а мальчонка взялся его отваживать от дошираков.       - Что ж я, по-вашему, мальчика от девочки не отличу? На вот такущих каблучищах пришагала! Я б с таких скувырнулась через шаг, а эта фифочка малолетняя будто летает, аж завидно. И платьице «от кутюр», ясно не папа денег на него дал.       - Сына-то я видела пару раз, но дочь… Девчонки, меня две недели не было, а столько событий прозевала! Обидно-то как!..       Офисные кумушки за неимением колодца сбивались в стаю возле кулера. Инстинкты не изжить городской средой и парой высших образований на каждый нос. И в 21 веке бабы остаются бабами – сплетни для них жизненно необходимы для полноценного существования.       Только не сообразили кумушки, что их шушуканье в одном конце коридора прекрасно резонируется этим самым коридором, как трубой граммофона, и звук без потерь относит до другого конца, где возле окошка у Алексея Борисовича был свой рабочий закуток. Дверь он не закрывал, не потому что страдал манией подслушивать, а потому что душно (летом от солнца за окном, а зимой из-за батарей под подоконником), и вообще запертых пространств не переносил физически. К тому же Макс еще перед Новым годом обновил офисную аппаратуру, и теперь все компы и принтеры с факсами жужжали, стрекотали и гудели в разы тише. А вот кумушки, сплетничая, сохраняли прежнюю громкость.       Алексей Борисович сидел над квартальным отчетом и скрежетал зубами. Месяц, что дала ему командировка Макса, пролетел слишком быстро.       К тому же как успокоить нервы, если в это самое время Шурке взбрело в голову заняться здоровым питанием? Да не своим, а отцовским! Раньше сыночка готовил по праздникам и выходным, особенно интересуясь пирогами и десертами – и то, если планировалось пригласить в гости Женьку. В будние же дни семейство обходилось полуфабрикатами, если Алексей не забывал после работы забежать в магазин, или пиццей по вызову и всяческими сушами-роллами, (которые пробивали дыру в кошельке, если честно, но зато Шурка радовался этой ерунде, как маленький).       Теперь же отпрыск завел моду ежедневно являться в контору с «обенто»! Так он называл кокетливую корзиночку, где под цветастым кухонным полотенчиком теснились пластиковые баночки и мисочки с печеной картошкой, домашними котлетками, салатиком из свежих помидорок и т. п. и т. д. Кофе отцу также отныне запрещалось пить, иначе кровиночка два дня дулся, обиженно косясь из-под челки. К «обенто» прилагался термосик с морсиком, травяным чаёчком или какао на обезжиренном молочке.       За месяц «диетического питания» Алексей Борисович успел с сыном поругаться на тему: «Родитель - взрослый человек, ему необходима свобода выбора, чем кормиться! Хочет бутербродами с кофе, значит, будут бутерброды!» На это был выдвинут тезис: «Хочешь обожраться холестерином и слечь парализованным с инсультом?» Примирение обошлось отцу в две мини-юбки и пару туфель, причем выбирать ходили в субботу утром вместе с Шуркой и Женькой. Вот уж под примерочной кабинкой Алексея, красного до мочек ушей, едва удар не хватил, пока их дождался!       К счастью, заходить в контору Шурка благоразумно не рвался, послушался отцовского запрета. Не хватало еще больше плодить сплетен! Сын вызывал его на крыльцо эсэмеской, передавал корзиночку и уходил домой, как примерный мальчик из советских повестей про комбайнёров или дровосеков-стахановцев, где карапузы самоотверженно ходили в поля или чащи с узелком снеди и не давали отцам погибнуть с голодухи. Алексей успел смириться с такой заботой, даже убедил себя, что это приятно… И тут вернулся Макс.       Алексей на всякий случай подготовил заявление «по собственному желанию». Но директор, после заграницы посвежевший, помолодевший, загоревший, кивнул ему при встрече совершенно равнодушно, без симпатии, но и без раздражения. И оба стали откровенно прилагать все усилия, чтобы пореже пересекаться в конторе друг с другом.       Алексей только выдохнул с облегчением… Как однажды в обед, выйдя на крыльцо, чтобы забрать «обенто», застал сына за оживленным подмигиванием и приветливым маханием ручкой. Подмигивал Шурка кому-то, кто выглядывал в окно директорского кабинета, но при появлении Алексея этот «некто» поспешно опустил жалюзи. Шурка, не чуя за собой вины, вручил папе горшочек пареного горошка с зеленым луком и отварной курочкой – и сбежал. Алексей выразительно зыркнул в сторону кабинета начальника и пошел обедать, хотя кусок в горло не лез.       Не полезло ему «обенто» и на следующий день, и через день, и вообще на всю неделю аппетит был испорчен: Шурка возымел нахальство являться в женских шмотках! При полном параде, на каблучищах и с макияжем. Дома он без зазрения совести объяснил, что от квартиры до конторы всего две остановки пешком, погода чудесная, весна победила зиму, солнце пригревает, снег растаял, птички поют, улицы чистые, прямые и многолюдные, среди бела дня на него ни один гомофоб руку не поднимет, волноваться совершенно не о чем. А на каблуках ходить надо регулярно, а то разучится и отвыкнет. Отец поскрипел зубами, даже позвонил посоветоваться с Женькой, ибо иных авторитетов сын не признавал, но в ответ в трубке услышал лишь хихиканье и смешочки-фырканье. Пришлось и тут стерпеть.       И вот наконец – конец терпению! Шурка взялся носить ДВЕ корзиночки: отцу и Максу! Алексею теперь приходилось постоянно сталкиваться на крыльце с начальником. Тот принимал корзиночку из рук оболтуса-трансвестита с таким сияющим видом, будто до этого полгода голодал. Нет, Алексею было не жалко домашних котлеток, накрученных собственноручно его кровиночкой накануне вечером вместо сидения в интернете… Хотя и котлеток тоже было жалко – ведь столько трудов!..       А нервов своих – еще жальче! Несколько дней не спал по ночам, не мог на работе сосредоточиться: гадал, как же Макс-Толич взбесится, когда поймет, что его подкармливает не девушка, а представитель нетрадиционного переодевания. И как же сердце ухнуло оглушительно, когда в очередной полдень, распрощавшись с Шуркой, Макс вежливо пропустил своего бухгалтера в двери вперед себя, а в спину негромко произнес:       - Не ссы, никто не догадается, что Шурка твой пацан.       Алексей подскочил в тамбуре, словно укушенный, развернулся к Максу, но дыхание перехватило, даже матюгнуться не вышло.       - Что смотришь? – хмыкнул Максимилиан Анатольевич, выдержав испепеляющий родительский взгляд. Уличную дверь за собой закрыл, так что в тамбуре они остались зажаты между железных коробок, будто заперты в тесном сейфе, при свете тусклой красной лампочки. Слишком близко друг к другу. Лицом к лицу. Правда, Макс оказался немного ниже, но смотрел с вызовом, колюче. Краем сознания Алексей Борисович обеспокоился, как бы корзиночки не помять с текучим содержимым, заляпаются ведь оба.       - Он у тебя смазливый, как девчонка, - продолжал Макс. – Я б тоже не догадался, только он мне сам рассказал, что никакой дочери у тебя не было и нет. Признался еще восьмого марта, у тебя на кухне. Чаем меня угостил. Утром, пока ты дрых после дрочки, голой жопой кверху.       Алексея кинуло в жар. То ли от злости, то ли от стыда, скорей всего от того и другого вместе. Захотелось либо убежать, либо убить начальника прямо сейчас, здесь, на этом самом месте. Или убить, а потом убежать. Только как, если даже язык отнялся? Руки стиснули корзиночку, аж лакированная лоза захрустела. Пальцы не слушались, мышцы судорогой свело до боли, а в ногах предательская слабость, колени задрожали. Если б не стоял, прислонившись спиной к косяку, упал бы точно.       - Я предупредил охрану на территории, чтобы следили за ним… за ней! – хохотнул Макс, наслаждаясь его выразительным молчанием. Почти любовно не сводил с Алексея широко распахнутых глаз с пульсирующими, как у маньяка, зрачками. – И по городу есть у меня знакомые в организациях, присмотрят, чтобы никто пальцем к нему не прикоснулся. Без его разрешения. Так что не волнуйся, пусть дефилирует…       К несказанному облегчению Алексея, их уединению вдруг помешали: за его спиной распахнулась дверь, и одна из кумушек взвизгнула от неожиданности:       - Ой! О, господи, как напугали меня! А вы чего тут застряли? Макс-Толич? Алексей Борисыч? Двери заело, что ли? Сигнализация сломалась?       - Всё в порядке, Нина, просто покурить выходили, - с улыбкой соврал Макс.       Алексей, пробормотав извинения, рванул в свой закуток. По пути за спиной услышал озадаченное:       - Так вы ж не курите, оба? А у Алексея Борисыча вообще язва, ему нельзя!       - Нина, вы куда-то шли? Вот и идите, путь свободен.       Алексей едва не расхохотался истерически – нет у него никакой язвы! Пока еще нет...       ...Вторая корзиночка «обенто» неизменно ждала Алексея в конце обеденного перерыва в уголке, где свистел офисный чайник и мурлыкал общий холодильник. Все баночки-мисочки были тщательно вылизаны и выскоблены. С раздражением Алексей брал двойной комплект посуды и шел мыть, пока остатки не присохли, чтобы дома Шурке не пришлось отмачивать и оттирать мочалкой. А ведь Макс ему не друг и не родственник, с какой стати?..       __________       Следующая неделя прошла в гудящем тумане: опасаясь получить сердечный приступ из-за своих к чёрту расшатавшихся нервов и слечь в больницу, доставив тем самым сыну проблем, Алексей Борисович пытался защититься от реальности успокоительными таблетками. От таблеток работалось медленно и туго, а желудок впрямь начал намекать, что возраст не шутки, здоровье не железное…       На учиненном допросе с пристрастием Шурка поклялся на колечке матери, что не собирается спать с Максом. Они просто друзья, и Шурка сам удивлялся, как легко и быстро у них получилось сойтись, не имея никаких общих интересов.       - Он трудоголик, пап! – с горячностью защищал своего ново-обретенного приятеля сыночка. – Он не бывает в клубах, о гей-клубах я вообще не говорю. Он ходит в рестораны только днем на бизнес-ланчи с деловыми партнерами. Он не знал, что возле его дома построили такой крутой кинотеатр! Ему стыдно было одному пойти в зоопарк или покататься на картах! Это машинки такие маленькие.       - Я знаю, - ответил Алексей Борисович, - я же и водил вас с Женькой туда на школьных каникулах.       - Ну да, ты же помнишь, как это весело, - встряхнул вихрами Шурка. – А он ни разу не катался! Некогда ему было, бизнес строил. Мне его даже жалко, пап. Ни девушки у него нет, ни кошку завести не может, потому что смотреть за ней некому.       - Зато за границу ездит по десять раз в году, - буркнул Алексей Борисович, чтобы сын не больно-то давил на жалость.       - Так то опять же по делам! – возразил Шурка. – И вообще…       - Что? – спросил Алексей, потому что Шурка осекся на полуслове и замолчал, отведя глаза.       - Он гей, пап, - тихо выдал чужую тайну сын. – И никому никогда он об этом не говорил. Боялся выйти из шкафа. Так что ты тоже – никому не говори, ладно? Не представляю, как это трудно – молчать всю жизнь!       Хорошо, что Алексей уже сидел, рядышком с сыном на его кровати, обнимая большого плюшевого медведя. Иначе рухнул бы от новости. Это что ж, тогда, выходит?.. Нет, никаких размышлений и догадок не надо, слишком сердце застучало нехорошо от такой логики! В глазах черные мошки заплясали…       Шурка по-своему расценил его молчание, деликатно продолжил ковыряться в своем смартфоне, давая отцу время прийти в себя. Оглянулся бы – побежал бы за нашатырем. А так пришлось Алексею самому брать себя в руки и заставлять дышать размереннее и глубже.       - О, Макс звонит, легок на поминках, - хихикнуло чадо. Ответил на входящий звонок, зачирикал: - Привет, Макс! Как насчет завтра? Как что завтра – пятница! Пойдем в клуб? А куда? Ой, надо у папы разрешения спросить. Пап? – чадо обернулось к едва успевшему отдышаться родителю. - Макс зовет поехать с ним за город. То ли санаторий, то ли база отдыха – там, говорит, сейчас яблони цвести начинают! Поехали с нами? Красотища же!       - С ночевкой? – вздохнув, уточнил Алексей.       - С тремя! До утра понедельника, - передал сын бубнёж из мобильника. Похоже, Макс прекрасно их слышит.       - Нет, Шурка, возьмите лучше Женю, а я дома в тишине отдохну, - мягко отказался Алексей.       - Женька само собой! – заявил отпрыск. – Только Макс забронировал два двухместных номера: мне с Женькой и тебе с ним. Чтобы веселее!       Алексею при мысли о трех ночах в одной комнате с начальником снова поплохело. Ему одной-то хватило за глаза, и то он тогда наивно думал, что Макс лунатик-натурал. А уж сейчас, когда раскрылась правда…       - Пап? Папа, тебе плохо? Макс, я перезвоню, папке хреново! Пап? Скорую вызвать? Я сейчас!.. Что?       - Нашатырь… принеси… - прошелестел жертва нервной обстановки.       - Пап, я никуда не поеду! Ты только не умирай, пожалуйста! – загнусавил от брызнувших слез Шурка.       В ушах гудело от Шуркиного зовущего голоса, умоляющие слова доносились словно издалека. Алексей завис в сером «нигде», не ощущая собственного тела и движения времени. Показалось, что в один растянувшийся миг уместилась вечность небытия…       Алексей чихнул от сунутой в нос ватки, облитой едким нашатырным духом.       - Папка, так скорую надо?       Оба до обморока боялись белых халатов. Если отец скажет «надо» - это будет означать лишь одно: однозначно близкую смерть. Шурка ждал ответа, задержав дыхание.       - Нет, Шур, уже всё прошло, - через силу ровным голосом проговорил он. - Я только полежу тут немного. Плохо спал эту неделю, вот и потемнело вдруг в глазах. Но теперь всё нормально. Наверное, погода меняется на жару…       - Папка-а!.. – разревелся Шурка, как настоящая девчонка. Повис на отце, уткнувшись сопливым носом в его рубашку.       Так и заснули оба в обнимку на узкой кровати, без ужина, с плюшевым медведем вместо подушки.       …Шурка отказался ехать без отца, Женька естественно без Шурки. В одиночестве Макс на яблони в цвету любоваться расхотел.       По жалобе ябеды Шурки начальник выдал Алексею отгул на четверг и под страхом увольнения запретил приходить на работу в понедельник. Так что все выходные Алексей с бодрым видом провалялся на диване.       Отлежав бока за четверг и пятницу, субботним утром он собрался помыть окна в квартире, устроить, так сказать, весеннюю уборку. Но сын устроил ему генеральный скандал, отобрал ведро и тряпки:       - Еще выпадешь из окна и расшибешься! - и великодушно выдал свой планшет, чтобы давить диван было не так скучно.       Сам Шурка, конечно, окна помыл кое-как, с разводами по стёклам. Но Алексей похвалил сына – и попросился на прогулку. Под ручку по-пенсионерски прогулялись они до торгового центра, где отцу купили электрическую грелку для ног, а сыну блеск для губ и зеленый шифоновый шарфик.       Пока выбирали помаду, Алексей в очередной раз убедился, что в глазах продавщиц выглядит старым извращенцем, выгуливающим юного любовника. И еще понял, что на самом деле ему глубоко наплевать на то, что думают эти крашеные цыпочки, улыбаясь его кредитке глянцевыми улыбками. Чтобы отпраздновать это открытие и внезапно окрепшие нервы, которые словно бы обрели «второе дыхание» - вернее, «вторую крепость», - он сам, без уговоров со стороны Шурки, купил большой торт – и через сына напросился в гости к Женьке. Там с предками распили бутылочку дамского ликера и вспомнили школьные годы чудесные, когда водили отпрысков на занятия в секцию бальных танцев. Посмотрели фотографии с выступлений, с маменькой всплакнули, что дети быстро выросли. С папенькой украдкой на балконе раскурили по сигаретке, за что востроносый Шурка дал проштрафившемуся отцу разгоняй, не стесняясь посторонних. Хотя, какие они посторонние… Алексей подарил милой чете свою нераспакованную грелку. Ему-то зачем? Он любит, чтобы было свежо и даже немного прохладно.       …В воскресенье Шурке позвонил Макс, предложил сводить на концерт. Шурка мямлил, что должен присмотреть за прихворнувшим отцом. Но Алексей сам, мысленно стиснув зубы, настоял, чтобы ехали. Молодежь обязана развлекаться, а не сидеть взаперти. Насидится еще в будущем, когда к Алексею настоящая старость придет.       Вечером в назначенное время, пока Шурка, радостный и предвкушающий, наводил красоту, прозвенел звонок в дверь, и Алексею пришлось открывать самому.       - Как здоровье? Хреново выглядишь, - вместо «здрасьте» приветствовал Макс-Толич.       - Добрый вечер, Максимилиан Анатольевич.       - Брось, не на работе, - вскинул брови Макс.       Алексей оглянулся через плечо: Шурка мурлыкал в ванной, гудел феном. И Алексей, вдохновленный валидолом, шагнул через порог на лестничную клетку, прикрыл за спиной дверь.       Макс наклонил голову к плечу, но промолчал. Смотрел с возрастающим интересом.       - Так, послушай, пожалуйста… - начал Алексей, боясь сбиться и тем самым испортить эффект суровой речи.       - Слушаю, - кивнул Макс с наигранным вниманием.       - Если ты моего сына хоть… - свистящим шепотом начал Алексей, сорвался-таки, голос задрожал.       - Если я? То что? – негромко в тон зашипел Макс, бледнея так, что даже в свете полудохлой лампочки на площадке стало видно, как гладко выбритые щеки покрылись пятнами. – В суд на меня подашь за совращение? Не поздно ли будет его невинность блюсти? Или хочешь, чтобы все в городе узнали, что твой сынок гей?       - Плевать, пусть узнают, зато ты не отвертишься! – с горячностью заявил Алексей, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ухватить этого паразита за шиворот и не тряхнуть хорошенько. – Хотя бы перестану в военкомат носить конвертики.       - И то польза! – хрюкнул Макс.       - Но если ты, извращенец!.. – снова начал он.       Макс перебил, первый ухватил Алексея за воротник затрещавшей домашней рубашки, зашипел в лицо злобно:       - Как посмотреть, кто из нас настоящий извращенец? Не ты ли, воспитавший из парня чёрте-что?       Алексей задохнулся от брошенного в глаза обвинения.       Тут в спину его толкнула приоткрывшаяся дверь:       - Эй, вы чего там? – удивился выглянувший в щелку Шурка, наконец-то закончивший с марафетом.       Макс торопливо отпустил воротник, поправил, чтобы прорванную дыру не было заметно. Отступил на шаг. Алексей тоже посторонился, дал двери распахнуться, заулыбался сияющему и блестящему чаду:       - Мы просто обсуждали кое-что по работе. Срочное.       - Фу, только в воскресный вечер о работе разговаривать! – скривил накрашенные губы Шурка. Кивнул Максу: - Пошли?       Они ушли по лестнице, не стали ждать лифт, показавшийся Шурке слишком медленным. Алексей отдернул руку, которая сама поднялась, чтобы перекрестить сына. Как глупо, по-старушечьи…       Всё обошлось: Макс честно привез Шурку сразу после окончания концерта домой. Алексей сделал вид, будто крепко спит. Шурка на цыпочках прокрался из прихожей в его комнату, убрал у отца из-под руки планшет, укрыл родителя одеялом, выключил свет.       В прихожей, правда, не удержался, замурлыкал вполголоса песенку, подцепленную на концерте.       Алексей улыбнулся: значит, никаких поползновений со стороны Макса не было. Неужели просто дружба? Хотя так думать слишком наивно. ____________