Нечто в плохой обложке

Майк поразительно точно помнил всё, связанное с матерью, хотя она ушла, когда ему не было и двух лет, а спустя некоторое время попала под машину. Её звали Джорджия, и она была огненно-рыжей и кудрявой. Самым странным было то, что, несмотря на чёткость воспоминаний, он представлял её лицо только по фотографиям, словно оно было стёрто или размазано в его голове. Два момента врезались в память Чепмена особенно отчётливо - прогулка поздней осенью и какой-то семейный праздник, на котором, вопреки сложившимся благодаря отцу правилам, присутствовали гости. Первый не был раритетным и выделялся лишь необычной погодой. Опавшие листья ещё шуршали под тонкими шинами коляски, но Джорджия была одета в крайне тёплое коричневое пальто с маленькой трубочкой серого меха, окаймляющего капюшон. Из толстых рукавов робко выглядывали небольшие и полные руки, подсознательно ассоциировавшиеся у Майка с чем-то плюшевым. Он посмотрел вверх, потому что мама заговорила, но ничего не увидел за крышей коляски. Видимо, это и послужило причиной странного невнимания к её лицу. А второй вызывал в Чепмене прилив энергии и непримиримости. Ему казалось, что, если Джорджия смогла убедить отца пригласить кого-то на семейный праздник, то с ним вполне можно спорить. Майк помнил, как сидел на домашних качелях, подвешенных к шведской стенке на довольно большом расстоянии от пола, разглядывал людей за столом и радовался, что он выше всех. Возможно, он просто всё ещё был взбудоражен недавней попыткой примирения с отцом или на то была какая-то другая причина, но в последнее время он чаще и чаще погружался в детские воспоминания, словно выпадая из реальности. При этом склонности к эскапизму у него никогда раньше не было. Незадолго до полудня великодушно пожертвованный Джозефом седан остановился у породневшего Майку двадцати пятиэтажного дома. Который день было солнечно; Чепмен был проникнут благодарной любовью к другу, и потому пребывал в замечательном настроении. Он с радостью ответил на исковерканное приветствие консьержки, весело насвистывал старую песню Синатры в лифте, в припрыжку преодолел кишкообразный коридорчик и играючи постучал в дверь замысловато-ритмично. Нэнси открыла спустя довольно долгое время. - Привет, - Майк расплылся в улыбке, проходя в квартиру. - Как вы тут? Марджи не лучше?.. Девушка охотно зацепилась за тему кошки, явно идущей на поправку, также решив не вспоминать вчерашнюю ссору. Они очень мило поболтали за чаем, и Чепмену постоянно казалось, что он вдруг переместился в другую эпоху. Всё, что было связано с Нэнси, - её манера говорить, сдержанная, почти чопорная жестикуляция, даже её старомодная одежда - было не таким, непохожим на нечто современное. Словно она была главной героиней плохой книги, где все персонажи стандартные, топорные, непроработанные. То есть, где злодей - только злодей, и душа у него чёрная, и помыслы исключительно коварные; где принц - только принц, благородный, храбрый и не способный на подлость; где принцесса - только принцесса, а любовь - обязательно сильная и навек. Майк с горечью подумал, что то, к чему мы стремимся в жизни и чем восхищаемся, так похоже на не самое качественное произведение. Всё было прекрасно, пока Чепмен невзначай не вернулся к вчерашнему разговору. А конфликт отнюдь не был исчерпан, и ссора вспыхнула, несмотря на попытки подавления с обеих сторон. Неизвестно, чем бы она закончилась, если бы не спасительное вмешательство вовремя подоспевшего всепонимающего Чарли. - У-у, ребята... - присвистнул он. - Пойду-ка я прогуляюсь... - Нет!.. - подскочила Нэнси. - Сиди здесь! - согласился с ней Майк. - Тогда вы сходите, - мальчик досадливо почесал затылок, - в магазин. Я не хочу, чтобы двойное убийство произошло на моих глазах. Пяти минут, затраченных на сборы, было вполне достаточно, чтобы остыть. Из пентхауса Нэнси и Чепмен вышли относительно спокойными, хотя и недоумевающими по поводу того, что в магазин им не нужно. На краткосрочном совещании у подъезда было единогласно решено, что затариваться на этот раз они будут для Майка, у которого дома не было ни крошки съестного.