Дом Шугар

             Нужно было повернуть направо. Нужно было бежать к выходу — и дальше, дальше…       Нет, нужно было уйти ещё раньше, час назад, как услышал, что к Кларе кто-то пришёл.       Нет, нужно было ещё вчера что-то предпринимать, как только в окно увидел Кабанова выходящим из моего подъезда. Но не от меня.       Но я, видимо, любопытный: не только явился в офис, но следую послушно за Вовкой. Поворачиваю налево, в кабинет Карлы. Вернее, Клары Бруновны Гетц. Уже по Вовкиной спине я догадался, что иду к очередной точке, к очередному эшафоту.       Так и есть.       — Садитесь, Кирилл… — А я оглядываюсь: где тут яма с негашёной известью, куда скатываются головы прямо из корзин гильотины? Где здесь моё кладбище Мадлен и личный кандидат наук в роли мосье Сансона? Ямы нет. Палача тоже. Только лысоватый мужчина со странно знакомой внешностью. Портрет в стиле дежавю: где-то видел и память эта неприятна.       — Не узнаёшь? — Мужчина радужно улыбнулся и привстал, чтобы приветствовать меня как старого приятеля. Я попятился… Зачем он здесь? Сколько я его не видел? — Привет, Кир! — на меня смотрел мой одноклассник Валька Жук. Изменился. Волос поубавилось, вокруг глаз смешливые морщинки, нос стал ещё острее, подбородок не украшает редкая бородёнка, но это он: смелый и обаятельный Жучара.       — Узнаю… — прохрипел я. — Но не ожидал. Зачем ты здесь?       Валька беспомощно взглянул в сторону Карлы.       — Это мы пригласили Валентина Николаевича, — бодро вступила Карла, в её глазах сиял какой-то непривычный азарт. — Вернее, нашли. Возможно, он единственный, кто может раскрыть тайну Эм Шугар.       — Как интересно! — Я почувствовал, как на фоне уверенности в провале во мне рождается ярость. Суки! Как они нашли его? Может, не поздно бежать? Чтобы не слышать, что они будут блеять. Я оглянулся на выход. Там подпирал собой дверь Вовка Кабанов — глаза хитрые, в руках какая-то кипа бумаг.       — Сядьте! — Карла прибавила в голос железа. Видимо, начальница угадала мой порыв. — Почти два месяца назад вы получили задание найти Эм Шугар. Тогда вы спросили меня: «Не пришло ли вам в голову, что писателем мог бы быть я?» Я солгала. Не просто «пришло». Я знала, что это вы. — Она сделала реперную паузу, давая переварить сказанное и наслаждаясь эффектом. Стерва! — Мой человечек в «Фаворите» не слышал никакого адреса, не бежал за писателем к такси, он просто вас узнал. А приходили вы к Ардову ругаться. Он потребовал, чтобы вы прекратили вести блог и выкладывать тексты. Он вас обвинял в нарушении авторского договора, а вы пытались его убедить в том, что никто не знает, чей это блог, и что эти тексты не для печати. Ниночка услышала не домашний адрес Эм Шугар, а информацию о блоге. Да и память на лица у неё отменная, никакие побрякушки не смутили. Она вспомнила, что видела вас в «Привилегии»…       — Какой бред… Что за Ниночка? Какой Ардов? Какой блог? — Я зачем-то растирал лоб и виски, лихорадочно соображая, что говорить.       — Вот этот блог. — Из-за моего плеча показалась рука Вовки Кабанова, он кинул на стол передо мной распечатанные скрины страниц из профиля пользователя Fiction-s в LiveJournal. Десять новелл, законченных и незаконченных историй. Это только за последние два месяца.       — Было интересно, что предпримет Эм Шугар, если ему поручить найти себя самого, — продолжила Карла. Она уселась напротив меня и стала перекладывать бумажки. — И вы, Кирилл, сначала меня удивили: принесли список кандидатов — самых подозрительных типов дома. И сделали это так искренне и честно, что я даже стала сомневаться в своей правоте. До первого отчёта. Квартира номер шесть, Рощин Дмитрий Петрович. Ничем не выдающийся охранник, ничем, кроме револьвера и сумки с пачками банкнот. Поговорить с ним невозможно, что за тёмная история прячется в квартире номер шесть? Журналист Кирилл Кислуха рвётся разобраться. А редакторша поступает непрофессионально: не даёт отмашку копать явно криминальную историю. И тут в блоге Fiction-s появляется это. — Карла пододвигает мне скрин с заголовком «Петрович». Смысла брать листы и читать нет.       — Клара Бруновна отправила в Назаринск меня, — всё так же из-за спины сказал Кабанов. — Выяснилось, что много лет назад там был ограблен банк. Подозрения пали на некоего молодчика Марка Дробыша, который бесследно исчез, при этом, по-видимому, укокошив честного охранника клуба, в котором работал и сам Марк. История всё ещё будоражит провинциальный городок, тем более денег так и не нашли…       — А в этой истории, — Клара кивнула в сторону распечаток, — всё расставлено по-другому: вор — господин Петрович, а стрекозёл Марк Дробыш счастливо попался ему в виде жертвы бабского отчаяния. Органы Петровича не ищут — считают мёртвым. Единственный человек, который знает правду, — Ольга Макарихина, держательница тамошних винно-досуговых заведений. Но она не стала говорить с Владимиром, молчала в грубой форме. Поэтому рассказ в Интернете более похож на правду, чем измышления следователей. Но ведь вы, Кирилл, не были в Назаринске, откуда такие подробности?       Я предпочёл умолчать.       — Ну и потом пошло-поехало. — Карла раскладывала листы в хронологическом порядке выкладки. — Каждый герой рассказов блогера Fiction-s был вашим фигурантом, Кирилл. Но мне вы давали жалкие выжимки, а в блог отправляли всю историю. Вот инвалид Илья Шугаринов с другом, только в жизни друг не манекенщик, а актёр. Вот фотограф Виктор Вальц. Я не знаю, как вы узнали, что он косвенно виновен в убийстве. Неужели он рассказал сам? Но Владимир потом беседовал со старшим Вальцем, тот показал ему фотографии, о которых написано в рассказе. А как вам удалось выудить историю сына Развалова, раз они так тщательно её скрывают?       — Он выдал себя за детектива. И прокололся в рассказе, описав сыщика: худой, лохматый, зеленоглазый, — встрял Кабанов.       — Но самые удивительные тексты от лица психически нездоровых людей… Когда я читала, казалось, что это писали они сами — несчастная шрамированная девушка Саша, безумец Павич, немой мизофоб Карельский.       — Отчёты моего друга, журналиста Кислухи, совпадали с рассказами в блоге! Я проверял материал каждый раз. Хотя это ведь не доказывает, что блогер Кислуха и писатель Эм Шугар одно лицо, а подслушанного разговора в «Фаворите» маловато для доказательств! — Кабанов наконец сел рядом и даже дружески пихнул меня в плечо. Типа мы без наездов, братан!       — Да. И это абсолютно не объясняло, почему писатель Шугар прячется. Пока не настала очередь восемьдесят восьмой квартиры. Там действительно прописан врач-анестезиолог Габриелян. Только вот он уже полгода как в США уехал. И его история никак не пересекается с вот этим рассказом. — Карла выразительно постучала пальцем по одному из листов. — В отличие от других, этот текст придуман…       — Но там есть один важный нюанс! Одна из героинь писала порно под ником Элиана.       — Владимир предположил, что это параллель с жизнью Эм Шугар.       — И я стал рыть. В рассказе упоминаются имена. И география поисков локализована — дети ездили на автобусе в Москву. Нужно было поднять СМИ и найти скандал в школе с молодым учителем и бедняжкой-учеником. Оказалось, это легко, такие скандалы большая редкость. Была… Учитель Скворцов Пётр Борисович, ученик зашифрован буквой «К» для защиты прав невинного дитя. Я не нашёл учителя, зато на школьной фотографии класса «К» увидел фамилии Жук и Кислуха. А в рассказе есть некий Валька Жуков. Это не могло быть совпадением!       — А дальше ещё интереснее! Оказывается, Валентин Жук и Кирилл Кислуха вместе учились в меде, жили в одной комнате в общаге. По окончании специалитета Жук отправился в интернатуру и стал-таки врачом. А Кислуха вдруг забросил медицину, хотя был так увлечён…       — Валентина Николаевича было нетрудно найти. И вот он здесь! — Вовка театрально вскинул руку в сторону притихшего Вальки. — Он прочитал твои тексты. Ведь они твои?       Я молчал.       — Кир всегда хорошо писал. В институте до сих пор ставят его пьесы в студенческом театре. У него дар, — вдруг робко высказался Валька. — Ему с детства все говорили, что его будущее — писательство. А он упёрся: химия и медицина! Я полагаю, из-за отца, из-за матери. Мать умерла, онкология… Ну, вы знаете… — Валька вытащил из кармана белоснежный платок и протёр несуществующий пот на высоком лбу. — И история с Кожиновым… Всё так и было…       — Скажите, Валентин Николаевич, вы знали, что Кирилл нашёл ту женщину, Элиану, которая клепала порнорассказы на основе их переписки?       — Не смей! — вырвалось у меня. — Ты ничего не знаешь! Ни-че-го! Слышишь, Жучара?       Я попытался соскочить, ринуться на бывшего друга, чтобы… что? Чтобы закрыть ему рот! Но Вовка, сволочь, навалился на плечи, прижал к сиденью.       — Конечно знал, — Валька тяжело задышал и перешёл на какой-то отчаянный тон. — Её звали Эмма, а не Эля, как в рассказе. Она строчила под ником Эм Шугар. Её нашёл мой родственник, а я… я достал ампулу тиопентала натрия. Это опасное средство, в Штатах кое-где его как смертельную инъекцию для казни используют. Кирилл не мог купить это в аптеке, понимаете? Я знал, зачем ему препарат... Как, впрочем, и о Кожинове знал, вернее о том, кто ему героин смешал с хлоридом калия… Я знал.       — Поэтому ничего не сказали? Считали себя виновным тоже?       — А кому говорить? Ко мне никто не приходил, не спрашивал. Никакого следствия, никаких поисков. Может, они и были. Но вряд ли правоохранители связали личность порнографа Эм Шугар и добропорядочной дамы. А сама Эмма, полагаю, подчистила всё в Сети после разоблачения. Виртуальность устраняет свидетелей. А время — вину. Я уж и забывать начал, пока жене не подарили книгу «Дебют стрижа». Я чуть не рухнул, когда увидел имя автора, и чуть не сдох, когда прочитал…       — В герое Василии Стриже вы узнали себя?       — Д-да. Я понял, что Кир взял псевдоним Эммы и занялся наконец тем, к чему он имел дар. После той истории Кир пропал, да и мне не особо хотелось его искать. Вы понимаете… Мы не виделись около десяти лет. Но вчера, когда ваш сотрудник пришёл ко мне, — Валька кивнул на Кабанова, — я понял, что нужно нам встретиться.       В комнате повисла невыносимая тишина. В ухе засвистело. Ненавижу их всех! Какое им дело до чужой жизни! Чего они сейчас потребуют? Как Ардов — подписать кабальный договор, чтобы выжимать из меня чужие жизни и делать деньги? Или им просто нужна сенсация, приправленная душком декаданса? Не собираются ведь они поднимать уголовные дела?       — Валентин Николаевич, вы как психиатр, — опять подала голос Карла, вкрадчиво так, аккуратно, — как оцениваете дар Кирилла? Литературный дар…       Что она имеет в виду? Что помимо литературного есть ещё сверхспособности? К убийствам, например? Под глазом стало что-то дёргаться.       — Безусловно, это пограничная психика, но это не расщепление личности, если вы на это намекаете, — Валька боязливо покосился на меня. — Психические отклонения не изучены и наполовину. Да и что есть «отклонения»? Девиация Кира не влияет на личность, это способности, и они неопасны для общества. Скорее, для него самого…       — Что ты несёшь, Жук? — вновь рыпнулся я. — Ты хочешь сказать, что я псих?       — Нет-нет! Это типа разновидности шизофрении. А по статистике каждый третий — потенциальный шизофреник, это наша реальность! Кир и в юности впадал в прострацию: пообщается с кем-нибудь, впечатлится и вдруг выпадает из реальности. Сидит или лежит без движения, но не как при Альцгеймере, когда пустота… У него зрачки бегают в этот момент, как будто он кино смотрит, пальцы дёргаются, тургор мышц повышенный, сердцебиение тоже зашкаливает, дыхание поверхностное… А после выдаёт всякие сюжеты, причём это не игра воображения, а реальные истории… Он мне говорил тогда, что если не напишет, на бумагу не выплеснет, то его мучают эти персонажи, съедают, снятся… Такой вот дар, что-то вроде эмпатического транса. Ему действительно достаточно револьвера, чтобы увидеть историю, поговорить с человеком десять минут и понять его… Боюсь, это вредит его здоровью, однажды он так «выпал из сознания» на пять часов! Пять часов этих бегающих глаз! Вы представляете? Пять часов! Я, почти медик, как беспомощный младенец! — уже орал Валька и махал рукой перед лицом. — Потом Кир встать не мог — ослаб. Я не знал, что делать, а к нашему профессору, клиническому психологу, он наотрез отказывался идти. Впрочем, я и сейчас не знаю, как помочь… Это надо наблюдать… Нужна энцефалограмма, нужен гипноз.       — Хм… А я думала, что он пьёт… — тихо сказала Карла.       — Если он телепат, то почему же не раскусил Эмму? — Кабанов-гад всё никак не успокоится! И главное, говорят обо мне в третьем лице: я уже пациент или покойник?       — Там любовь… Она взламывает системы. Любые — и соматические, и душевные. Да и это же был виртуальный роман… И вот что. Хочу, чтобы вы знали, и ты, Кир! Я не виню его, тебя… в этом… этом…       — В убийстве, — подсказал я.       — В убийствах, — поправил Кабанов.       — В акте справедливой мести, — тихо добавила Карла.       Валька сглотнул и опять протёр лоб. И тихо — на раз, два, три — выдохнул…       — Я поддерживал его — и буду поддерживать!       — Это не потому, что в своей книге «Дебют стрижа» ваш друг описал, как вы дебютировали в «якобы эвтаназии»? В романе врач Василий Стриж расправился с тремя пациентами по идейным и практически моральным соображениям… Вы же, Валентин Николаевич, сказали, что чуть не умерли, прочитав текст, — ехидно прищурилась Карла.       — Нет! — Валька аж подпрыгнул на стуле. — В романе — это не про меня! Скажи, Кир!       — Не про тебя, — усмехнулся я. — А теперь по существу: чего вы хотите от меня?       Карла медленно стала собирать в стопочку листы с распечатанными рассказами. Потом дотянулась до своего рабочего стола, взяла ручку и какой-то бланк. Решительно сунула их мне. «Авторский договор».       — Мне не нужен в журнале обозреватель криминальной хроники Кислуха, — твёрдо заявила она. — Мне нужен Эм Шугар, безликий, но настоящий. Дадим больший формат, в вашем распоряжении любой иллюстратор, корректора тоже выберете сами. Но в каждом выпуске новая история. Народ повалит на это имя! — Мне показалось, что Карла даже потёрла руки. — Сначала, разумеется, превью. Статья о Шугар, мы максимально обмозгуем, что из вашей жизни оставить, а о чём умолчать. Фотография… сделаем художественную, когда ничего не понятно. Легенду придумаем так, что «раскрытый Шугар» будет даже интереснее, чем в подполье. А потом работа.       — Но у меня договор с «Фаворитом».       — С Ардовым мы договоримся. Он оставит за собой крупные формы, а нам отдаст малые. И да, блог нужно прикрыть. Никаких дармовых текстов!       — Это каждую неделю ему придётся переживать приступ? — вдруг совершенно чётко сказал Жук. Да, Жук при всех своих закидонах остался врачом.       — Кислуху тоже можно оставить в штате! — мгновенно сообразил Кабанов.       — А если я скажу «нет»? — Моя ярость ещё не нашла достойного выхода, только корректные формулировки и нервный тик под глазом.       — Нет? Тогда я лично напишу статью «Эм Шугар как она есть». И что любопытно, даже Ардов не сможет вякнуть, ибо, я уверена, он уже знает всю подноготную и предпочтёт промолчать, чтобы не заляпаться. Нечем будет крыть! Зато прокуратура вынуждена будет банковать!       Клара Бруновна Гетц была хороша в этот момент: брови вразлёт, губы мокрые, глаза сияют и победоносная волна уверенности сшибает всех с ног! У неё симметричное лицо — это редкость… Наверное, если накрасить, завить, обрамить, была бы Миранда Пристли а-ля рюс. Шпилька, сумка, лайковая перчатка, стерва. Мне не к месту подумалось, что стервозность, как и материнство, дают женщине самореализацию…       — Давно хотел спросить у вас, Клара Бруновна, чья это фотография на столе под стеклом? — Я показал в сторону её рабочего места и заметил, что Кабанов и Жук посмотрели на меня, как на идиота. С опаской.       — Фотография? — Карла нахмурилась… Перехватила шею и тихо с ненавистью просипела: — Мой родственник… Не уходите от разговора.       — Мне нужно подумать.       — Нет! Подписывайте сейчас!       Я помотал головой.       — У меня есть время до выхода статьи «Эм Шугар как она есть». Сегодня понедельник. Как минимум два дня на раздумья. — Я встал, и в этот раз никто не посмел меня задержать. Уже в дверях я повернулся: — Фотография не цветная, старая, и человек на ней красивый, не похож на вашего родственника…       Нервный тик прекратился, и я ощутил свободу.

***

      Казанский вокзал пахнет особо. Арбузами, преступлением и туалетом.       Кит не стал жрать начинку пирожка «с курой», брезгливо отвернулся. Ничего, съем я. Человек — самое живучее существо, фору даст даже тараканам. Скоро объявят наш поезд.       — У Петра Борисовича своя школа, какая-то там супер-метода. Он обещал убежище, — рассказывал я Киту, тот сердито слушал. — Сказал, что я не помешаю, что будет рад… Я, конечно, сомневаюсь, что он будет рад ученичку из прошлого, у него ж семья, две дочки, директорство, физика, какие-то игрища полигонные с детьми, война с РОНО… А тут я. Однако Петруше некуда деться, школа построена на гонорары Эм Шугар... Ничего... Мы его постараемся не особо стеснять. Ты понимаешь, лохматый, у него там Степь Великая! Казаки с нагайками, бабы с коромыслами, чехонь и судак из реки-Дон, мат неинтеллигентный и никаких пробок… Разве ж только повезу тебя в Ростов-батюшку, будем искать яйцереза тебе. А главное, там я допишу, что начал. А Карлу пошлю к ебеням; если приживусь, то и Ардова пошлю... Мне вон Валька каких-то таблетосов надавал… буду жить скучно.       Котёнок свернулся клубком в сетчатой переноске, игнорируя разговоры непутёвого хозяина, а по перрону пронеслось:       — Объявляется посадка на скорый поезд номер двадцать Москва — Ростов-на-Дону, отправляющийся в восемнадцать тридцать восемь с третьего пути. Нумерация вагонов с хвоста поезда…       — Это наш, — сказал я котёнку, поднимаясь. — Ну, с Богом.