* * *
Этого дня словно и не было вовсе. Он выпал из календаря Эрика, из его жизни – целиком, но Леншерр давно привык, потому что таких дней в его жизни, стёртых им самим, было немало. Нур остался у них ночевать – в гостиной, на диване, потому что было уже слишком поздно, и от этого сон к Эрику не шёл никак. Он всё время прислушивался к звукам в коридоре, почему-то чувствуя в новом знакомом Чарльза потенциальную угрозу, да и, откровенно говоря, ему просто не нравилось то, как восторжен Ксавье и как виснет на этом египтянине. Да, Эрик ревновал, хотя сам себе признаться в этом не мог – это означало бы и признание того факта, что он не хочет отпускать друга, хотя Леншерр всеми силами себя убеждал, что морально к этому готов. Вместо готовности Эрик обнаружил в своей голове тысячу причин, по которым этот самый Нур не просто не пара Чарльзу, он даже смотреть на него не имеет права, и это притом, что пока что никаких, абсолютно никаких намёков на подобное и близко не было. Ночью Эрик так и не уснул, зато утром подорвался первым, наскоро приняв душ и готовя завтрак. Когда сонный Ксавье спустился в кухню, его уже ждала каша и кофе, остальные ещё спали, просто Чарльз решил, что неплохо было бы накормить всех, ведь в прошлый раз Хэнк убежал голодным. - О, доброе утро, - он улыбнулся, тут же зевая, поспешно прикрывая рот ладонью. – Ты рано… - Проснулся и не смог уснуть, - Эрик улыбнулся ему, ставя тарелку на стойку, и Ксавье медленно, ещё не до конца проснувшись, влез на стул, ставя локти на столешницу, пренебрегая всеми правилами хорошего тона. Леншерр, кажется, особенно любил его таким: домашним, мягким, растрёпанным. Чарльз не стеснялся надевать дома то, в чём было удобно, не обращая внимания на возраст вещи или то, как она выглядит после бесконечного количества стирок. Иногда Рейвен просто вытаскивала у него из шкафа часть одежды и вышвыривала, потому что любимые вещи Ксавье занашивал до дыр и потом не мог с ними расстаться, вцепляясь мёртвой хваткой и вопя, что всё выглядит даже очень неплохо и рано списывать со счетов такую классную вещь. А ещё – у него была целая одна футболка Эрика, которую Чарльз забрал у друга, влюбившись в принт – белый тигр на чёрной ткани – и пользуясь тем, что Леншерр ему не откажет. Да Эрик и не был против, наоборот, совсем наоборот. И так щемило в груди, когда он видел Ксавье в своей футболке, которая была ему размера на два больше, что хотелось просто обнять его и никогда от себя не отпускать. Чарльз ел медленно, кажется, ему и правда нужно было сначала проснуться, поэтому Леншерр подогрел другу кофе и поставил чашку рядом с ним, чуть улыбаясь реакции. Ксавье тут же потянулся к ней, ещё даже не посмотрев, но уже ощущая аромат, приятно щекочущий ноздри. - Нет ничего лучше кофе, - довольно проговорил Чарльз после первого же глотка. - Есть, - Эрик мягко потрепал его по волосам. – Ты. Кажется, и это Ксавье пропустил мимо ушей, теперь увлекаясь завтраком, наконец, ощущая вкус его в полной мере. Леншерр накормил всех обитателей квартиры, которые постепенно просыпались, включая их гостя, который был всё так же вежлив и холоден, чуть улыбаясь только Чарльзу, чем вызывал у Эрика желание вылить кофе на его египетскую голову, но он помнил, что обещал быть дружелюбным. После Леншерр привычно проводил Чарльза до его работы, держа зонтик, потому что погода с утра не баловала – и моросил мелкий, противный дождь, тот самый, у которого есть неприятное свойство попадать за шиворот. Ксавье отказывался брать зонт, поэтому пришлось впихнуть ему его силой, у него была непомерная любовь к такой погоде и привычка гулять под дождём, промокая до нитки, при этом Чарльз стабильно простывал. С одной стороны, Эрику нравилось, когда друг сидел дома и о нём можно было бесконечно заботиться, с другой – Ксавье выглядел так болезненно, словно утром помрёт, и это не на шутку пугало. Эрик вернулся домой и рухнул в кровать, проспав весь день. Он помнил вечер, бессонную ночь и утро в компании такого домашнего и тёплого Чарльза, а вот день полностью исчез из его жизни, вытесненный кошмарами и беспокойством. Леншерр проснулся от будильника, который сообщал, что через час магазин, в котором работал Ксавье, закрывается, а это значит, что нужно встретить его. Кажется, всё существование Эрика состояло из того, чтобы провожать и встречать Чарльза, оберегать его, заботиться о нём… любить его. Другой жизни Леншерр не знал. Да и не желал, говоря откровенно.* * *
Эрик мог рассказывать Чарльзу обо всём: о своей работе, о недавно прочитанной книге, о котёнке, которого видел у мусорных баков рядом с соседней лавочкой и которому не успел купить колбасы, потому что мелкий облезлый разбойник удрал раньше, чем Леншерр вышел из магазина. И только две вещи всегда оставались под запретом: чувства Эрика к Чарльзу и его ночная жизнь. Чувствовал ли Леншерр что-нибудь, отправляя на тот свет очередную жертву? Пожалуй, что нет. Иногда его охватывал гнев, как в случае с последним насильником, но чаще Эрика посещало разве что чувство удовлетворения. Он делал то, что должен был, оберегая самое дорогое, что у него было. Для сегодняшней ночи у Эрика была припасена особая вещь, которую он брал с собой только в самых исключительных случаях, но эта тварь заслуживает и большего. Леншерр потратил на то, чтобы выследить его, две недели, хотя мог бы сделать это быстрее, но беспокойство за Чарльза при условии появления рядом с ним этого подозрительного египтянина затормаживали его. Эрик уже вовсю наводил справки об этом Нуре, пользуясь всеми своими связями, но большинство были завалены по макушку собственными проблемами, поэтому и здесь всё немного застопорилось. Но вот ночь, пустой переулок, тёмный, почти на окраине, и Леншерр стоит в тени, уже готовый к тому, чтобы приступить к делу. Он даже недавно пробрался в квартиру к этому типу, благо, взломать дверь было несложно, и нашёл именно то, что требовалось: кучу детской порнографии, часть которой была явно записана в одной из этих комнат. Эрик едва поборол в себе желание проломить череп хозяину квартиры сразу же, но взял себя в руки – ему нужно было признание. И достаточные мучения этого урода, чего уж скрывать. Детектив, который приходил к Чарльзу, пока не давал о себе знать – и это немного успокаивало Эрика, хоть и заставляло его быть настороже. Впрочем, опасность он видел в каждом прохожем, подозревая всех и вся и понимая, что это последствия недосыпа. Кажется, ещё немного, и он начнёт кидаться на людей, требуя от них сказать, что им нужно от него и Чарльза. Этого нельзя было допустить, но пока Леншерр не мог прийти в норму, хотя надеялся, что сегодняшняя ночь немного успокоит его нервы. Наконец, необходимый объект появился на тротуаре, и Эрик бесшумной тенью проследовал за ним до самого дома, оглушив уже там. Он втащил мужчину на второй этаж, открывая квартиру найденным в его кармане ключом, и занося тело в гостиную, заваленную газетами, грязным тряпьём и десятками видеокассет. Леншерр бы с большим удовольствием спалил здесь всё вместе с хозяином квартиры, но ему нужны были доказательства. Он крепко привязал мужчину к дивану за руки и за ноги, вытягивая верёвки через подлокотники к ножкам, закрепляя их так. Эрик даже не стал снимать с насильника брюки, просто разрезая ткань скальпелем, надевая маску с перчатками и халат и приводя жертву в себя с помощью нашатыря. Мужчина сразу, мгновенно, задёргался, пытаясь вырваться, и Эрик достал диктофон. - Зачем ты насиловал этих детей? – он включил запись, но насильник разразился бранью, кажется, у него были проблемы с головой, но Леншерра это волновало меньше всего. Он отложил диктофон и достал из сумки грушу – найти и купить без подозрений эту вещь было не так просто, но такое орудие казни было просто необходимо Эрику для особых случаев, как, например, тот, что был сегодня. Он сунул мужчине кляп в рот и спокойно вставил ему железную грушу в задний проход, равнодушно слушая истерические приглушённые завывания и не обращая никакого внимания на то, как мужчина задёргался, пытаясь спастись. Один поворот винта, второй, лепестки должны были приоткрыться совсем чуть-чуть, но насильник уже метался агонически, кажется, ему и проникновения было достаточно, чтобы передумать, но Эрику было мало. Увидев, что тот подозрительно затих, Леншерр вновь подошёл к его голове с диктофоном, приподнимая за волосы. Нет, в сознании, просто на грани. - Ты готов отвечать? Мужчина кивнул, и Эрик вытащил кляп, вновь включая диктофон, записывая признание, отвратительное по сути своей, смешанное с потоком чистого бреда, вызванного то ли постоянным помутнением разума, то ли нынешней болью. Леншерр жалел, да, он даже жалел, что этот урод раскололся так быстро, хотелось заставить испытывать его боль снова и снова, но, увы, он уже выдал всё, и Эрику было здесь делать нечего. Выключив диктофон, он вновь с помощью кляпа лишил насильника возможности говорить, поднимаясь. Леншерру можно было уже уходить, но он двигал винт медленно, холодно наблюдая за метаниями своей жертвы, и только последний оборот сделал резко, услышав характерный щелчок, знаменующий то, что груша раскрылась полностью. Мужчина дёрнулся последний раз и уронил голову на диван, Эрик же спокойно закрыл грушу и вытащил её, неся в ванную, чтобы сразу отмыть от крови, не нести же её грязной домой?* * *
Леншерр смотрел на фотографии и не верил своим глазам. Ещё одна странная посылка, присланная на работу, ещё несколько минут возни с упаковкой, и у Эрика даже начали подрагивать руки – он боялся вновь увидеть на снимках Чарльза, но запечатлённое там поразило его не меньше. На каждой из фотографий был он. По пути к переулку, в переулке, вот он ударяет мужчину по голове, вот заносит его в подъезд… И дальше – фотографии окна квартиры, где видно всё. Почему он не додумался опустить шторы, хотя видел их там? Что за рассеянность, которая может стоить ему всего?.. На последнем снимке был он, Эрик, с нарисованной красной пастой улыбкой – и уже знакомыми скачущими буквами рядом. «Кто защитит его, если тебя не будет рядом?»