Я прокрадусь в твоё сердце, детка, Сведу тебя с ума, подавлю и уничтожу. Украду и буду наслаждаться тобой. Я испорчу тебя... EXO – Monster (piano ver; dreamland ver)
— Легенда пережила десятилетия и ходила из уст в уста вот уже несколько поколений. Старейшина рассказывал об одиноком альфе, которого заточили в башне свои же чувства. Предательство. Он испытал невозможную боль потерь, и местные говорили, что ночами выл на луну, а когда она покидала ясное небо, волк терял единственного спутника. После всё немного устаканилось, и деревья в лесу не шептали о беде, вот только недавно в Академии начали пропадать омеги. Каждый год первый день без луны после Хэллоуина в корпусах слышался одинокий устрашающий вой, да так, что кровь стыла в жилах, и под дверями противно скрипели половицы. Находились даже свидетели, утверждавшие, что это был силуэт человека; он медленно бродил по пустым коридорам и искал свою избранную жертву. А на завтрашний день постель одного омеги оказывалась пуста. Его больше искать не стоило – никто ещё не вернулся оттуда. Говорят, что дверь башни запирается навечно… ― По последним данным каждый год выпускники выпускаются в полном составе, а если дверь башни запирается навечно, то как оттуда выбирается альфа? Выпрыгивает через окно? – Сэхун оторвался от печатания доклада и опустил планшет вниз, что в темноте комнаты его освещенное лицо стало выглядеть устрашающе. Дрожавшие от страха младшие, среди которых затерялся – какой позор! – Кёнсу, дёрнулись от него в сторону, ища поддержки у рассказчика Бёна, вцепились в ткань белоснежной ночной рубашки и начали ощутимо дрожать. За окном дождь лил как из ведра, а холод только-только давал о себе знать. Но даже в таких погодных условиях можно было заметить вершину башни, в которой по легенде коротал тихие дни и ночи одинокий альфа. Обвитые вокруг стен плющи казались липкими под дождём, отливали едва заметным сиянием, а когда гром громыхал на небе, башня страшно высилась между корпусами. Подниматься туда никто из Академии не решался, да и запрещено было самим директором. Ким Чунмён с омег бы скальпы снял за непослушание. Сэхун вздрогнул от своих же представлений, которые в преддверии Хэллоуина назло лезли в мысли. Бэкхён на его замечание, как и ожидалось, плюнул. ― Я поднимался однажды на башню, и там такая темнота, что… ― На башню нельзя подниматься. ― Что там? – несдержанно встрял Исин. ― Там… В воздухе повис устрашающе тихий страх, разбавляемый тяжёлыми детскими вздохами, а потом вдруг в окно громко стукнул ветер. Стёкла заскрипели как от сильного давления, треснули планки, и в комнату ворвался ураган. Задул свечи, грубо приласкал открытые участки тел, забрав с собой сбившееся от страха дыхание. ― Луна светила в окно, напротив которого стоял… Младшие повернули головки к Бэкхёну, и в этот момент тот направил фонарь прямо на лицо. Кёнсу с энергичным криком оторвался от одеял, наткнулся лодыжкой на тыкву и рванул прочь из комнаты. Дети последовали за ним, но с более пронзительными голосами, по пути роняя принесённые с собой одеяла. Дверь после них громко захлопнулась из-за сквозняка. ― Боже! Даже Кёнсу! – Бэкхён откровенно ржал, ткнув им пальцем вслед и совсем не понимая, что орёт на всю Академию. Сухо их повесит же, если узнаёт, что они вытворяют, будучи выпускниками – верх невоспитанности. ― Они всего лишь дети… Сэхун вздохнул, а омега вскочил с места и побежал к окну, кутаясь в одеяло в попытках согреться. Мурашки бежали по коже, пока ледяной ветер нагло гулял в комнате, затащив с собой несколько капель дождя. Бёкхён сильно потянул сопротивлявшуюся на ветру дверцу так, что стёкла все противно затрещали, когда ему удалось-таки прикрыть окно. На подоконнике блестели маленькие лужицы. ― Это дети, которые поспорили, что выдержат всю ночь, а засверкали пятками всего лишь в час. Эта чёртова легенда работает на всех, ― Бэкхён с разбегу бросил себя на гору подушек, которую выстроили дети ещё до начало историй, и устало прикрыл глаза. ― Ладно, на всех, за исключением тебя. ― Просто я уже привык. До конца доклада оставалось предложений четыре-пять, но в голову ничего не лезло, потому что атмосфера по ощущениям и вправду поменялась. Либо же Сэхуну всякое мерещилось перед грандиозным праздником. И казалось, что за окном кто-то стоял, смотрел прямо на них, сжирал глазами и мечтал попасть в комнату. Будто искал свою жертву именно здесь. Нет, нельзя дать какой-то легенде взять верх над его здравым рассудком. ― Я закончил. Бэкхён? Сэхун осторожно глянул на развалившегося на полу Бэкхёна. Тот уснул, даже не вспомнив, что вообще-то хотел просидеть до самого утра, рассказывая всякие байки, которые так любили малыши. Они каждый год делали подобное перед наступающим Хэллоуином, и все поддерживали ночные посиделки на подушках с ароматными свечами вокруг. Вот только… «Иди ко мне…» Сэхун вскочил с места, когда в окно врезался вой волка, такой хриплый, страшный и полный угрозы, из-за которого кровь стыла в жилах. Во всей Академии вдруг стало тихо, будто все обитатели в один миг исчезли, а луна резко вышла из-за облаков, осветив своим мягким светом тёмные уголки, где бесились тени. Сэхун увидел там незнакомые страшные лица, а потом половицы заскрипели, как говорилось в легенде, и ручка двери медленно начала поворачиваться. ― Б-бэкхён? Сэхун обернулся в сторону друга и заметил иней на его щеках. В комнате было довольно тепло, но Бэкхён весь так постепенно посинел, будто лежал на снегу, на морозе, и получал от каждой упавшей с неба снежинки. Его лицо казалось безжизненным, мёртвым. От этого зрелища холодок пробежал по спине, а в груди прямо между лёгкими застрял камень. Омега попятился в сторону тихо подрагивавшего окна, за которым стучался осенний дождь, изредка уступая черёд громкой грозе. Ноги не слушались, двигались назад совершенно против его воли по извилистым теням на ковре. «Ближе… Ко мне…». В небе над вершиной заброшенного здания засверкала яркая молния, аккуратно выделив возвышавшуюся в пустоте башню. Сэхун не узнал свои пальцы, когда те потянулись за дверцей окна. Он стоял как вкопанный, в то время как ветер прошёлся по замерзшей щеке и принёс с собой полный отчаяния вой. Этот монстр, волк, стоял под окном, и одинокий голос его проникал терзающими потоками в душу. Омега решился крикнуть, но из горла выходили хрипы, как будто кто-то держал его за шею морщинистыми пальцами и сжимал кулак всё сильнее и сильнее. Голова пошла кругом. Сэхун схватился за влажный от дождя подоконник, задыхаясь, дёрнулся в сторону, и последнее, что он помнил, как вываливался уже из окна, а напротив, внизу, совсем близко к одинокому зданию, стоял волк. Его глаза под навесом дождя горели алым.***
Утро встретило их росой на пожелтевшей траве, плотными облаками и сплетнями о вчерашней вечеринке, после которой Сэхуна мучали кошмары. За напуганными до чертиков младшими вызвался присмотреть сам Ким Чунмён, а выпускники целая группа, вместо виноватых двух омег, должны были делать круги на площадке, пока ноги их перестанут держать. Да, вполне терпимое наказание, думал Сэхун, вот только горло после вчерашнего першило, а следы от пальцев на шее до сих пор мешали дыханию. Происхождение их он никак понять не мог, потому что просто кошмар, и потому что кроме них двоих в комнате было ни души. Попробуй теперь объясни Чунмёну причину… Благо, омеги из группы смотрели с пониманием и решили поддержать их, принять наказание на всех. Сэхун был за это благодарен. ― Чего они так взбудоражились? Мы ведь просто сидели ночью вместе. За что… ― недоделанный рассказчик Бэкхён рвал и метал, как и ожидалось, но разве в Академии когда-либо спрашивали: кто прав? Сэхун хмыкнул на его претензии, но вдруг к ним подсел совсем уж бледный Исин. Лицо его почти сливалось с серым цветом облаков, глаза же, хаотично бегавшие, стали стеклянными. Впрочем, Исин всегда был самым странным в их группе, поэтому злой Бэкхён его даже не заметил. Сэхун же внимание обратил. ― В Академии говорят, что вчера кто-то ночами бродил в корпусах и даже сломал входную дверь в Блок Б. ― Блок… Это наш Блок… ― Бэкхён дёрнулся. ― Да она ж железная! ― Не трудно догадаться, почему все так забеспокоились. Наши альфы, те, у которых превращение, не выпускались из карцера, у омег бы просто сил не хватило. Волками поблизости не пахло, ночью царила мёртвая тишина и вот такое событие. ― Да, вчера было уж очень тихо… ― У Волков ходят слухи, что в башню ночью кто-то поднимался. Кто именно – директор Ким Чондэ признания не получил, поэтому выпускники вынуждены понести наказание – наглядная демонстрация власти Академии. Думаете, кто-то из них? ― Чёртовы правила! ― Бэкхён, всё ещё злой, пнул ни в чём не виноватую траву и пошёл в сторону одногруппников, которые уже выстраивались в ряд – тоже отрабатывать наказание. А Сэхун недоумённо смотрел ему вслед, потому что его сон слишком уж связывался со вчерашними событиями. Но об этом думать времени не осталось: им предстоял долгий день на ногах. ― Спасибо, Син. Он пошёл к ребятам. Не только Академия оборотней и старое здание занимали лес, нет, за страшной одинокой башней, с другой стороны, далеко, чтобы ученики не перегрызли друг другу глотки, находилась и Академия волков. Она так же делилась на корпуса омег и альф, и, как ни странно, корпус омег-оборотней был ближе к корпусу волков-альф. Альфы вечно не переваривали друг друга, будь то оборотни или волки, а ставить рядом омег и альф было опасно из-за запечатлений. Хотя они иногда вместе охотились. Поэтому Ким Чондэ решил поменять корпуса в своей Академии ещё лет пять назад, но его план потерпел протест со стороны Волчиц. Ведь башня, возвышавшаяся между Академиями, никуда не делась, она осталась так же стоять одиноким столбом, и легенда ходила из уст в уста, внушая страх каждому ученику. Ещё никто из омег туда не решился подняться. Поэтому… Поэтому волки-альфы старались не глядеть в сторону оборотней-омег, пусть их не привлекали запахи чужих. Пришлось со многим мириться. Сэхун как староста бежал впереди всех, едва выпуская воздух из лёгких, за ним плёлся Бэкхён. Горло тянуло от спазмов, трава оказалась влажной, и по ней бегать было рано или поздно: поскользнуться – тоже наказание. И как по расписанию дождь обещал вылиться вот-вот из тяжёлых облаков, которые медленно плыли над головой. Совсем близко, где-то на расстоянии ста метров, такие же круги делали волки-альфы. Лица их никак не отличались весельем или радостью, что только омрачало атмосферу. ― Вот неудачники, ― плюнул им отчего-то заулыбавшийся Бэкхён, на что счастливчик Чанёль крикнул, что не одни они делают круги. Кёнсу посоветовал обеим свалить с глаз долой и смотреть под ноги. ― Как слух себе прокачал, а. Чему там Волков учат? ― Молчать, ― мрачно буркнул Кёнсу. ― Не тому, что нас, да, Хуни? Такими темпами я протараню себе прямую дорогу в монастырь. ― Одеяние монашки будет тебе к лицу. Сэхун решился посмотреть в сторону волков и, чёрт наказал, наткнулся прямо на Дьявола собственной персоной. Вокруг него как всегда сгущалось облако тьмы, время останавливалось, и от алого взгляда мурашки бежали по всему телу. Кай, чёртов капитан охотничьей команды волков, с которыми посчастливилось столкнуться омеге в лесу однажды, выглядел страшнее всех рассказанных Бэкхёном баек. Особенно в ночи полнолуний его глаза, облачённые в лунный ободок, светили в уголках комнаты, и Сэхун встречал кошмар за кошмаром. А стоило Каю улыбнуться, Боже, ноги омеги превращались в совсем уж мягкую массу, сердце вскакивало в грудной клетке, сущность оборотня же не находила покой. Тянуться к волку было неправильно для оборотня, ведь в рассказах старейшин они глотки друг другу разрывали сотни лет назад, но сердцу не прикажешь, а телу вовсе было не до него. Кай всё-таки улыбнулся ему. Сэхун поскользнулся. ― Что происходит? По ту сторону забег остановился, и Чанёль резко тормознул, на него же полетели альфы сзади. Послышались приглушённые маты, усилился гомон, но Кай впереди почему-то стоял как вкопанный и смотрел в сторону омег. Глаза его алые, цвета крови и полной луны в ободках, вдруг налились кровью, зрачки сузились, расширились, сузились и снова расширились. Над Академиями повисла мёртвая тишина, а деревья в лесу встретились ветками, подняв тем самым в небо тысячу птиц. Кай зарычал настоящим волчьим рыком, таким, которым следовало бы выделяться в боях, вот только Чанёль просто отступил без единого слова, потому что запечатленный волк – оружие массового уничтожения. Кай в мгновение ока снёс ограждение вокруг Академии волков, преодолел расстояние между корпусами и влетел на скорости в железный проволочный забор со стороны оборотней. Деревянные бланки затрещали, некоторые просто вырылись из земли. Осталось лишь немного перед его целью, последние несколько метров, но переступить их он не решился. Хотя Чанёль понимал это чувство жжения в теле, пока не коснёшься, не попробуешь и не вдохнёшь. Пламя внутри, приправленное острыми чувствами, страсть – ничего больше, и затуманенное сознание. Они остались на поляне, дыша одним воздухом, но в разных территориях и разных мирах. Кай сжимал руками железную проволоку, довольно рычал, а Сэхун едва восстанавливал дыхание после шока. Знающие, вроде старейшин увидели бы тонкие красные нити между ними, от сердца к сердцу, от пальцев к пальцам и от губ к губам. Они появились только что, но крепли с каждой секундой, натянулись до предела так, что пусти Кая через ограждение, к Сэхуну бы никто не подошёл, не дотронулся. Потому что волк выбрал себе спутника жизни. Это было невозможно по всем канонам: волк, запечатлённый с оборотнем – смех, да и только. ― Кто посмел? ― грозно крикнул, выбежав из корпуса, Сухо и посмотрел на всех собравшихся в кучу учеников, а потом на наглого волчонка, который осмелился позариться на омегу его Академии. Тот стоял по ту сторону ограждения, почти снесённого – а ведь для этого нужна огромная сила – и пожирал страшно-кровавыми глазами всех вокруг. Сзади него тихо, почти бесшумно приземлился предельно шокированный директор волков ― Ким Чондэ. Успел потому, что продолжи Кай, он бы разорвал несколько оборотней, он это мог в одиночку. Наступил бы конец. ― Мы всё уладим, Чунмён-щи, не стоит беспокоиться. Беру ответственность на себя. ― Эту оплошность никак не… Кай мрачно усмехнулся. ― Скажешь ещё слово – загрызу, ― даже Чондэ не ожидал услышать в голосе своего ученика столько злобы, оборотни замолчали от греха подальше. ― Тронешь его – полакомлюсь твоими детками. И послушай меня, он теперь мой, ― Кай заскользил сумасшедшим взглядом по Сэхуну, и у того кожа покрылась ледяным потом, пальцы задрожали. Он попал в клетку чудовища. ― Омега принадлежит мне, я могу приходить к нему в любой момент, я могу забирать его, когда захочу. Не забыли ли вы неписаный закон, Чунмён-щи? Чунмён аж покраснел от злости, скрипнул зубами, но не запротестовал, потому что запечатлённый альфа не мог причинить вред своему омеге, а попробуй только пойти против – загрызёт ведь малышей. Это был тот Кай, которого злить не стоило, неприкасаемый ублюдок. Да и прав волчонок: существовали неписаные правила в Академиях, поговаривали сами старейшины о них. Если альфа запечатлелся, будь он оборотень или волк, без разницы, ему надо отдать его омегу, должны отдать. Иначе последствия случались плачевные… Ким не хотел представлять, какие именно. ― Случись с ним что… я приду за вами. Кай оттолкнулся от ограждения и, нагло усмехнувшись, пошёл прочь, в сторону замерших на площадке Академии волков альф, которые перед ним быстро расступились. И пока его след не простыл, никто из оборотней не двинулся: жизнь дороже. Сэхун ещё остывал после волны чувств, хлынувших на него во время воссоединения, а прикасаться к кому-то чужому было сродни разряду электрическим током в двести вольт. И он не выдержал.***
Когда Сехун пришёл в себя, луна светила на небе всей своей красотой, а её мягкий свет падал белоснежным одеялом на спящего рядом Бэкхёна, который, было видно, долго находился с ним, присматривал. Возможно, даже ещё с утра, а что случилось потом? Голова раскалывалась. Думать ни о чём не хотелось, особенно когда друг тихо сопел под ухом, всё было как раньше, без легенд, кошмаров и волков. Может, ему всё приснилось как и прошлой ночью, может… На сон совсем не тянуло, ведь кошмары везде тебя найдут, сколько от них не бегай. Сэхун с отцовской улыбкой заправил выбившуюся прядь волос Бэкхёну за ухо, придвинул к голове того подушку, а потом замер от низкого ревностного рычания. ― Не спите? Он аж с кровати упал, услышав до боли знакомый голос, и быстро попятился в сторону двери. Кай стоял рядом с приоткрытым окном, в углу, и тени рисовали на его усмешке замысловатые узоры. Выглядело страшно, по крайней мере для возбуждённого Сэхуна, который чувствовал каждую клетку в теле – побочный эффект после запечатления. Осталось немного до скулёжа от необходимости прикоснуться к паре. ― Что вы здесь делаете? Кто разрешил... ― Мне оставалось только разрешение просить. И тут-то вспомнились неписаные правила предков, благодаря которым запечатлённые получали полную свободу действий. И даже если бы Кай захотел быть рядом с Сэхуном все двадцать четыре часа в сутки, его бы никто не остановил. Незачем. Омега беспомощно посмотрел на друга. Бэкхён на удивление крепко спал. ― Я не трону вас, не бойтесь, ― легче сказать, чем сделать, но Кай говорил глубоким грудным голосом и омега тихо охнул, совсем не приготовившийся к тому, что даже голос пары окажется наслаждением на клеточном уровне. Рецепторы нагло запечатлели тембр, громкость, хриплые нотки – всё, чтобы реагировать только на него, а от других отворачиваться. В Академии их такому не учили, никогда. ― Скажите… ― альфа сделал шаг навстречу, вышел из тёмного угла, и под лунной дорожкой его глаза засияли ярче, кровавый оттенок чуть затмился серым ободком вокруг. ― Нам можно переходить к более неформальному общению, смотря, как Вам угодно, мой милый. Ну, так вот… ― Кай сделал ещё шаг, а потом нетерпеливо вздохнул и в мгновенье ока оказался прямо перед омегой. Тот вскрикнул испуганно, отступил назад, но расширившиеся зрачки приковали к месту. Сэхун почувствовал, как капелька пота потекла по шее и ниже, щекоча натянутые до предела нервы, казалось, тетива вот-вот лопнет и он взорвётся. ― У вас у всех пижамки такие стрёмные? Что это? Восемнадцатый век? ― Ч-что? ― Кай с любопытством коснулся пальцами воротника ночной рубашки, и у омеги тело забило сигнал тревоги, потому что слишком близко, потому что своё. Лапай сколько душе угодно, как говорил Бэкхён, но вдруг его загрызут? Или заберут на башню и заточат там до конца его дней? ― Ну, я бы предпочёл видеть тебя без… ― альфа нагло потянул завязки и по обнажившейся коже груди невесомо прошёлся пальцами. Сэхун задохнулся стоном. ― Такая реакция, боже… Кай пьяно улыбнулся, а лунный свет упал ему на волосы, заострённые уши, оставив на лице едва заметную тень, за которой блестели кровавые очи. Омега бессознательно льнул к нему и оказался в крепких объятьях, таких опасных и одновременно родных. Где-то на стороне одинокой башни заиграла еле слышная мелодия, такая же мрачная как её обитатели, прекрасная, подобно лунной ночи и всепоглощающая. ― «Монстр» – моё любимое произведение, ― нежная ласка грубых пальцев на предплечье, запястье и ладони; поцелуй – немного собственнический, немного жадный и горячий – прямо на кончиках пальцев, и Сэхуна разрывали приятные покалывания по всему телу. ― Тебе под стать, потому что ты сводишь меня с ума, О Сэхун, подобно самому страшному проклятию… – выдох в обнажённые ключицы, губы в ямочке, а за ними следом горячий язык. Омега судорожно выдохнул и повис в крепких руках игрушкой, которой можно было управлять, как сердце пожелает. Кай не отказался от такого шанса. Возможно, это было неправильно и извращённо – союз оборотня и волка – стыдно прижиматься к горячим ладоням и сладко от того, что хотелось большего, когда получал слишком много. Сверхдопустимого всеми нормами приличия, которые были в Академии правилами вот уже сотни лет, а переходить границы оказалось всё равно, что отведать запрещённый плод – опасно, с чувством эйфории, послевкусием адреналина, количество которого зашкалило в крови. Сэхун сам не себя не узнал, когда в забытьи тянулся к растрёпанным пепельным волосам, сжимал их с желанием насладиться контурами идеального по всем параметрам для него лица и увидел в кровавых глазах плескавшееся желание. Тело снесло волной возбуждения, когда прям хотелось стонать в голос, а судороги ослабляли. Омега ещё никогда такого не испытывал; стыдно было признаться себе в том, что чем больше он боялся, тем сильнее его привлекал альфа. Такой неприкасаемый, злой и ядовитый. Они, кружась в ритме сумасшедшего вальса, остановились напротив распахнутого, залитого светом полной луны окна. Ночная рубашка свободно запорхала на теле, позволяя шаловливому холодному ветру осквернять тело на пару с кровавыми глазами. Альфа усмехался, омега тяжело дышал. ― Можешь звать меня монстром. Кай украл у Сэхуна первый поцелуй с последней нотой зачаровывавшей мелодии.***
Утро на удивление всех учеников Академий началось с переполоха. Омеги всё ещё в ночных рубашках, сонные и растрёпанные носились по коридорам корпусов, альфы осматривали периметр, некоторые безмолвно уставились в окно, заинтересованные посланием, оставленным неизвестным. Сэхун ничего не понял, когда, открыв глаза, нашёл себя укрытого одеялом в кровати и с зажжённой ароматической свечой у изголовья на тумбочке. Та горела долго, несложно было догадаться по застывшему воску. На фоне тонкого дыма, побледневшим точно полотно, стоял Бэкхён, стеклянными глазами смотрел в злосчастное окно, выходившее на одинокое здание, и напевал мелодию. Сэхун узнал в ней несколько нот с той, которая приснилась ему во сне. А ещё приснилось, что ночью к нему приходил сам Кай… Омега невольно тронул ворот рубашки и потерял сон, когда не нашёл верёвочку завязки. Неужели не приснилось? Стыд какой! ― «Берегитесь одиночества», ― едва слышно пробормотал Бэкхён, не переставая безжизненными глазами выискивать в окне одному ему нужные признаки. ― Что? ― Ночью дверь в наш корпус снова оказалась сломанной, в Академии Волков ни слуху, ни духу о возможных виновниках. И этот самый, кто бы он ни был, оставил на площадке послание: «берегитесь одиночества». Я, право, не понимаю, к чему всё это. ― Быть может, кто-то решил посмеяться над нами перед праздниками? Бэкхён сначала ничего не ответил. Стоял так, призрачно-бледный у окна, будто потерял что-то очень важное, а потом вдруг улыбнулся, и Сэхуну показалось, что он вечность не видел друга таким радостным. Тот в последнее время стал тише тени, бледнее осеннего неба. ― Точно, скоро праздник, а я никого не напугал до смерти. Не смотри на меня так, дети не считаются. И всё же… никто тогда не вышел на площадку. Омеги группами сидели в комнатах, уверенные в проклятье одиночества, боясь высунуться в коридоры корпуса, потому что дверь Блока Б выломал не человек. Стены вокруг довольно настрадались, всюду виднелись следы грязи, капли крови, царапины… В их случае, когда вся Академия полна оборотней, и соседи – волки, это не должно было вызывать страх, вот только вчера после отбоя в коридорах стояла угрюмая тишина, никого не наблюдалось. Во всех корпусах, включая и Академию волков. Это значило, что враг затаился в лесу. Взволнованные Чунмён с Чондэ, прихватив с собой нескольких превращённых, вызвались прочесать всю территорию. И что их больше пугало – чужим не пахло, у крови не было запаха. Даже счастливчик Чанёль, славившийся идеальным нюхом, не нашёл никого, обойдя вокруг весь Блок. В пустых коридорах бесилась тишина. Бэкхён решил отоспаться в комнате, поэтому в библиотеку Сэхун заглянул один. Было некомфортно, но когда взгляд упал на высоченные широкие полки, достававшие до потолка, нагруженными экземплярами аж с восемнадцатого века, создалось ощущение безопасности. Будто здесь его никто не мог тронуть. Омега приобнял себя за плечи и устроился у окна во весь пол между массивными полками. И когда спина уткнулась в дерево, перед ним открылся новый мир Шекспира. Прошло немало времени, пока он осилил две главы, а небо в окне стало темнее ночи. Солнце едва выбивалось между наплывшими толстыми облаками и сообщало о возможном ливне, который беспощадно будет идти целую ночь. Вызывало грусть вместо ожидаемой радости перед праздниками. «Иди ко мне…». Сэхун нахмурился, когда услышал противный скрип с западного крыла обители знаний. Наступила тишина, которая вежливо давала услышать быстрые стуки собственного сердца. Он сначала подумал, что показалось, что кто-то просто смеётся над ним, но внезапно с другой стороны от маленькой дорожки между длинными полками упала книга. Вниз страницами, и на слегка потрёпанном переплёте с большого расстояния он прочитал «Vampire diary». Сэхун мог поклясться, что в Академии во веки веков не было таких книг, потому что он облазил всю библиотеку ещё тогда, когда его сюда приняли. Неужели… Липкий страх обхватил горло своими грязными лапами. Омега спохватился, немедленно поднялся с пола и оказался на ногах. В библиотеке, считая коридоры всей Академии, было пусто, это бросалось в глаза до его прихода. Но кто-то незаметно прокрался, похоже, не только для того, чтобы напугать его. ― Бэкхён, если это ты, то я оценил идею. Он осторожно оглянулся в поисках чьего-то присутствия, но по ту сторону полок, по крайней мере, там, где он стоял, никого не оказалось; солнце назло не планировало показываться сквозь тучи, из-за чего узкие проходы между полками становились темнее обычного. Будто он стоял в туннеле, а на причудливых узорах ковра бесились черти. Но, переборов себя, Сэхун быстро зашагал в сторону книги – любопытство взяло вверх. Когда пальцы коснулись переплёта, он понял, что вообще не дышал, полностью замер. Страница перевернулась сама по себе. Омега зачитал вслух. ― «Я не смог бы описать свои чувства так ярко, как они сгорали во мне тот день, но, дорогой дневник, тебе бы знать: насколько он прекрасен… Он изнемогал от любви длинные одинокие ночи и ненавидел себя за трусость. А жажда крови усиливалась с каждой фазой, когда луна светила в распахнутое окно своими безупречными лучами. Вампир, полюбивший волка. Он звал его ласково – Мином, мечтая услышать своё имя из прекрасных уст. Сам Шекспир, возможно, писал о такой любви. И в тот день волк совсем неожиданно запечатлелся с ним. Это было не описать на пожелтевших страницах потрёпанного дневника: радость, затмившую тупую жажду, чувства, слишком сильные, чтобы спокойно принять их. Вампир в нём пал перед прекрасными чарами волчонка, и кожа горела ночами в местах нетронутых нежными лапами. Но старейшины слушать не стали любовные песни, ведь невозможно – союз волка с вампиром. ― Невозможно?.. ― Сэхун с грустью вспомнил Кая и то, как кожа действительно горела, пока альфа не избавил его от страданий. И… О Боже! Волк, его Мин согрешил с другим, и как ему стало больно: дышать запахом чужого на любимом теле. Лу Хань, вампир, сгоревший в ревности, в кровавую лунную ночь зарезал любовь всей своей жизни. А потом, когда золотой круг покинул небо, он узнал, что старейшины принудили того совокупиться с первым попавшим волчонком лишь бы не достаться в руки «вестника смерти». И глаза затмила пелена отчаяния, ярости, глаза кровавого оттенка, в который он украсил стены всей Академии – кровью старейшин, – всю ночь одиноко бродя по пустым тёмным коридорам, весь запачканный. Столько проклятий наслышались вековые строения, что ночами кошмары потом мучали учеников. А вампира, потерявшего разум от любви, заперли в одинокой башне, чтобы тот коротал бесконечность в компании сгнивших стен. Но перед заточением он обещал мстить волкам за содеянное, пока кровавые глаза его не увидят тьму… Сэхун дошёл до самой последней страницы и замер, наткнувшись на многоточие. Чем-то зловещим веяло от последней строки, чем-то очень страшным. Он будто ушёл надолго в далёкую историю, а потом его оттуда стали выталкивать, бросать в бездну. Месть. Пропажа омег в Академии. Первый день без луны… Значило ли это, что легенда, рассказываемая Бэкхёном как-то переплеталась с историей дневника? Но ведь в рассказе друга узником башни был волк. А Академий всего две: оборотней и волков. Откуда явились вампиры? Красноглазый волк… ― О Сэхун, вы в порядке? ― омега в ужасе отпрянул от чужих пальцев на плече и крепко сжал дневник. На секунду перед глазами мелькнул взгляд кровавых очей с наглой ухмылкой, но, встряхнувшись, он понял, что совсем в метре от него стоял Ким Чондэ – директор Академии волков собственной персоной. В лице у того читалось волнение вместо привычной собранности, и несмотря на это Сэхуну вдруг стало стыдно, будто он лез в чужую жизнь без разрешения. ― Директор Ким Чондэ? Со мной всё хорошо. Простите, неловко вышло. ― Я заслужил такую реакцию. Впредь буду соблюдать этику и не пугать омег. ― Нет, что вы… ― Чем вы заняты? Чондэ говорил спокойно, будничным тоном без всяких задних мыслей, а Сэхун весь внутренне похолодел и неуверенно посмотрел на директора Академии Волков, которому не было свободного пропуска к оборотням, тем более – к омегам, а то, что он находился в библиотеке, вовсе выглядело подозрительно. Омега крепко стиснул обложку, тихо царапнув ту ногтём, и попытался улыбнуться. ― Да так, читаю. ― Увлекаетесь литературой? ― Похоже на то. ― У вас там… Сэхун испуганно дёрнулся и уронил дневник, который будто назло упал вниз страницами. Сердце ухнуло в пятки. Чондэ, как ожидалось, сам поднял книгу, осмотрел обложку и протянул ему с улыбкой. ― Любите поэзию? Шекспир и меня в молодости цеплял, а с ходом времени я перестал погружаться в его мрачные истории... Ну что ж, пожалуй, мне тут больше находиться нельзя. И, Сэхун, Кай, мой ученик, не причиняет вам неудобств? Сэхун, шокировано разглядывавший обложку дневника вампира, которая поменялась в «Гамлета», смог лишь помотать головой. Чондэ не стал его больше тревожить неудобными вопросами и повернулся, готовясь покинуть библиотеку. Но почему-то остановился на полпути. ― Как поживает ваш друг – Бён Бэкхён? Его всё меньше видно в последнее время… Не заболел? Сэхун бы ответил, что нет, с ним всё в порядке, вот только… Только взгляд у Чондэ был таким грустным, усталым, точно как у Бэкхёна утром, что он не нашёлся что ответить. Да и некрасиво было взрослому мужчине спрашивать о несовершеннолетнем подростке, по правилам Академий – стыд, клеймо на имени. Удивление отошло на второй план, голова прояснилась и, прежде чем ответить, омега долго смотрел на директора. Пытаясь узнать секрет, который, казалось, знали все, кроме него. Вокруг будто даже стены сговорились. ― С ним всё хорошо. Просто Бэкхён не терпит такую погоду и осенью предпочитает отсыпаться в комнате. ― Правда? Что ж, спасибо. Весь остальной день Сэхун провёл в совершенно пустой библиотеке в поисках потерянного дневника. Он перерыл даже старые экземпляры в складах, путаясь в паутине и пыли, дыша сыростью, но в тяжёлых жёлтых коробках не оказалось листков хотя бы с историями создания Академий. Просто ни-че-го: тайна, окутанная мраком. Ему ведь точно не показалось, он точно узнал секреты чужой судьбы, заглянул в прошлое, а потом дневник неожиданным образом испарился… Будто и не было его, вот только откуда он узнал о вампире и башне? Откуда такое сходство с реальностью? Сэхун уже подумывал о том, что он постепенно сходил с ума с этими дневниками, запечатлениями, альфами… Омега совсем некстати вспомнил о пустых коридорах и библиотеке, а потом посмотрел на тёмную дорожку, ведшую к выходу из обители знаний. На ней также играли мрачные линии теней, отбрасываемые деревьями за окном, длинные полки давили сверху своим тонным грузом, и когда очередная молния осветила помещение, место ему показалось совсем не безопасным, мрачным, пугающим. И что ужасало – ни души не появилось за всё время, проведённое им в библиотеке, казалось, все исчезли в Академии, всех заточили в башне из-за мести. Красноглазый вампир, жаждавший увидеть следы крови на белоснежных стенах корпусов. Нужен был кто-то, кто мог рассказать ему хотя бы частичку правды.***
После отбоя, часам к одиннадцати Сэхун тихо вышел из комнаты. С двух сторон от него расстилался длинный коридор корпуса, освещаемый лишь светом полной луны в окнах и маленькими свечками, медленно догоравшими внутри стеклянных колбочек. Вокруг – пустота, разбавленная вдохами тишины, вокруг – страх, сковавший ему горло. Омега переступил с ноги на ногу, громко сглотнул, даже слишком, как показалось ему в огромном помещении, и посмотрел на часы – время. ― Долго ждёшь? ― Исин вышел из темноты бледнолицым призраком, и Сэхун в ужасе пулей отлетел к своей двери, совсем не приготовившийся к такой встрече. Он-то представлял, что одногруппнику для передвижения нужен будет фонарь или хотя бы свеча, но, похоже, Син хорошо ориентировался в густой тьме. ― Не совсем… ― омега заметил, как голос охрип от страха, а мрачный коридор растянулся в бесконечный лабиринт. Тишину не разбавляли никакие звуки. ― Син, что у тебя есть о создании Академий? И насчёт той легенды… ― Ты заметил, да? ― Исин медленно повернул голову и посмотрел куда-то за его спину, холодная улыбка украсила бледное лицо, выделявшееся в ночи заметным пятном. Его можно было с лёгкостью принять за приведение, безвольно бродившее по пустым коридорам. Сэхун едва смог собраться с мыслями. ― Что заметил? ― Неладное творится в Академиях. И чую не прекратиться, пока… Ночью, позавчера, когда мы устроили вечеринку, я вернулся в свою комнату. Ты же знаешь, что живу я один и всегда всё проверяю перед уходом. Так вот, в тот день моё окно оказалось открытым нараспашку. Я подумал, что, быть может, забыл и только подошёл к нему, чтобы закрыть, заметил внизу у башни волка. Из-за дождя его силуэт размывался, но я уверен в своём – волк, никто больше. А потом… ― Исин резко вскинул голову в сторону лунного света из окна, и они дружно вгляделись в темноту вдалеке. Кто-то стоял там по ту сторону, внимательно внимая в их разговор, кто-то совсем чужой для этих мест. Но Сэхун никого не почуял. ― На маленьком окошке в башне загорелась свеча. Всего лишь секунды она мелькала перед глазами и быстро исчезла, будто не было её. Волк исчез. ― Я видел сон в тот день. И волка у башни тоже… ― Тоже?... Бог свидетель, тут что-то творится. Я никак не разберусь с дверью, но если верить легенде… ― Ты веришь в неё? ― А ты? ― Исин как-то странно выжидающе посмотрел на него, что Сэхун почувствовал волны дохлых мурашек, щекотавших мокрую от холодного пота спину. Стало неудобно под таким взглядом. Совсем неудобно. Омега не смог ответить, потому что всё было ясно без слов. Исин вконец пообещал ему до завтра достать материал об Академиях. У него много чего имелось в сравнении с остальными, поэтому Сэхун ему доверился полностью. Он должен был узнать секреты вековых стен. ― Спокойной ночи, ― бросил Исин, уже уходя, и омега понял, что сон к нему сегодня точно не придёт. Он тихо вошёл обратно в комнату и долго стоял так лицом к двери, холодной ладонью сжав железную ручку. Сердце бешено колотилось то ли от страха, то ли от удивления, не разобрать. Стоило успокоиться, чтобы обдумать всё произошедшее, а утром раскрыть тайны. Но пальцы мёртвой хваткой ухватились за ручку, не двигались, из-за чего Сэхуну пришлось их отнять другой рукой. Он с болезненной бледнотой бросил короткий взгляд на Бэкхёна, на волосах которого ласково играл лунный свет, ложась на мягкие пряди и открытое лицо. Друг чмокнул губками, Сэхун улыбнулся: спящим он смотрелся действительно красиво. ― Между вами есть связь? ― омега вздрогнул от хриплого, приправленного ревностными нотками голоса, и повернулся. Перед ним, вальяжно устроившись на подоконнике, сидел Кай, пожирая своими кровавыми глазами Бэкхёна. Прекрасный как всегда, пахнущий опасностью вестник бед. На него хотелось смотреть вечно, особенно на фоне оранжевой луны, освещавшей его словно своего любимчика, он выглядел произведением искусства; хотелось его… Сэхун медленно разлепил губы, и кровавый взгляд опечатался на них. Дыхание сбилось. ― Где Вы были в столь поздний час ночи? Хорошим омегам не следует покидать свои покои... ― Это не Ваше дело. ― Уверены? Подумали хорошенько? Ведь я – часть Вас, половинка, без которой вы не сможете… Голос снизился до шёпота от страха, ведь прав был волк, абсолютно прав. ― Не смогу что? ― Какая дерзость! ― Кай тихо рассмеялся с намёком на безумие, Сэхуну вдруг стало стыдно. ― Боже, Вы сводите меня с ума... Хотеть одно, а делать совсем другое… Просто отбросьте страхи, правила приличия, забудьте обо всём на свете и впустите меня. Обещаю, Вы останетесь довольны… Сэхун совсем в миллиметре от лица почувствовал чужую холодную усмешку, хриплый шёпот, дыхание, но, открыв глаза, понял, что их до сих пор разделяла целая комната. Четыре холодных стен, с прохладным ветром вместо тёплых объятий. ― Иди ко мне, Сэхун, ― альфа, будто прочитав его мысли, чуть прикрыл веки и раскинул руки в стороны, ладонями ему навстречу, приглашая к себе в объятья. Омега почувствовал непреодолимое желание побежать к нему, коснуться, когда оборотень нетерпеливо зарычал внутри, но… он немного боялся. И застрял на грани выбора, когда хотелось до одури попробовать прикосновения родных рук или сбежать от волка. Желательно подальше. ― Можешь звать меня монстром, но я последний, кто причинит тебе боль… Кай лишь пальцем поманил. И Сэхун пошёл ведь, медленными неуверенными шагами ступая по ледяному полу, навстречу завораживавшим кровавым глазам, и ветер бил ему в лицо резкими порывами. Волк тихо зарычал, прося у леса теплом его окутать, а потом сам же принял в объятья, слишком обжигающие. Провёл по ледяной коже горячими ладонями, нагло поднял Сэхуна к себе на колени и устроил руки на дрожавших бёдрах. Тот судорожно сжал его плечи, будто боясь упасть, ведь за волком открывался прекрасный вид в невесомость, в концы деревьев тёмного леса, через которые пробивалась оранжевая, полная луна. Лишь одно неровное движение, чтобы с землёй встретиться, но Сэхун не боялся, потому что волк ему не даст упасть. ― Кто ты? Ночная рубашка казалась слишком неудобной, потому что хотелось почувствовать по-настоящему прямым контактом. И волк согласно зарычал его желанию, а кровавые очи не переставали гореть, пока его руки прокрались под ткань, медленно двигались выше по дрожащим коленкам, силой сжали бёдра, выдавив из омеги стон слишком сладкий для слуха, чтобы пропустить мимо. Кай беспомощно, почти умоляюще поймал его пьяным поцелуем, оставив приятное послевкусие, и провёл горячими ладонями по мокрой от волнений спине. Сэхун дёрнулся от новых ощущений, альфа откинулся назад. Голова пошла кругом. От родного, такого приятного запаха хищника, приправленного пристальным алым взглядом. Кай смотрел на него чуть прикрытыми глазами, буквально съедал живьем и Сэхун покорно склонился над его уязвимой шеей. Осталось немного, чтобы утонуть в воздухе, но как только омега жадно вцепился в него зубами, наступила тьма блаженства. ― Сейчас – твой альфа…***
Тайны не раскрылись, и, чувствуя на ключице обжигающий след, Сэхун точно знал одно – всё это время Кай был настоящим, не сном, созданным его потерянным в загадках разумом. Все одинокие ночи, проведённые в мрачной комнате, альфа охранял его сны, а на пике кошмаров, когда чудовище открывало пасть перед ним или в дверь ломились, он будил его, пусть после этого омега всю ночь сидел в холодном поту. Главное было, чтобы не умер от ужаса, остальное пройдёт. Сэхун читал эти мысли, стоя прямо напротив волков–альф в очередной дождливый день. Кай бесстыдно скользил влажным взглядом по его мокрой шее, плечам, к которым намертво прилипла куртка, ниже, ниже, вызвав прилив крови к щекам, что отмечали довольно улыбавшиеся друзья. Омега готов был сквозь землю провалиться. Между ними: двумя длинными рядами выпускников разных Академий расхаживали директора, предупреждая об опасности и давая нужные советы для обороны. Враг был близко, буквально под носом или же в тёмном загадочном лесу, поэтому в первый день без луны им запрещалось всё, начиная с одиноких гуляний по корпусам, заканчивая приключениями на башне. Кто только попробует приблизиться к ней – пусть ждёт разговора в некрасивом тоне с самими старейшинами, а они, как доносили сплетни, жалеть не умели. Слушая одним ухом Чунмёна, Сэхун посмотрел в сторону парадного входа, который вчера только они вместе с младшими красиво украсили. За всю ночь от былого страшного великолепия ничего не осталось: между причудливо вырезанными тыквами текли тонкие ручейки, капая где-то на уродливый рот, где-то на искривлённые глаза, чучела полностью промокли, а когда в небе сверкала молния, корпуса Академии становились мрачными строениями, совсем безлюдными. Создавалось ощущение, что из всех тёмных окон на них глядели призраки, отчуждённо, холодно. В своём окне он тоже заметил тень, промелькнувшую за занавесью. Стало страшно. «Будь осторожен». Ледяные капли тяжёлыми камешками били по голове и плечам, из–за чего волосы неприятно липли к лицу. Сэхун сурово откидывал их назад, стараясь не дрожать так заметно перед всеми, но зуб на зуб у него не попадал. Бэкхён тоже не отличился здоровым румянцем на щеках. Кай это отметил и зарычал с угрозой в сторону Чунмёна с Чондэ. Первый остановился, ещё помня то неприятное обстоятельство запечатления. ― Ким Кай? ― А? Холодно просто, аж кости стынут... Окажите нам честь, господин директор, и отправьте омег в свои комнаты, ― сказал, будто приказал волк, резко выйдя вперёд. Альфы переглянулись между собой, омеги не решились облегчённо выдохнуть под строгими взглядами директоров, но в шок подверглись. ― С остальным, я думаю, мы в силах справиться. ― Не забывайте, вы наказаны, ― едко заметил Чунмён, пренебрежительно осмотрев волчонка с головы до ног. ― Как говориться: «Один за всех и все за одного», пока не признаетесь в уличённом. А признаться они должны были в том, к чему никто из учеников отношения не имел, Сэхун был уверен. Просто в Академиях творились странные вещи, которые невозможно было описать словами, нереально понять. Взять в пример разбросанные по всей библиотеке книги или разгром в классах у волков. Это не дело рук выпускников, потому что им было запрещено выходить из комнат, и даже если допустить такое, то шум был бы слышен, но… Все дни в корпусах стояла мёртвая тишина, лишь ночью, младшие признались, слышали пугающие стоны. Да что ж говорить, если омега сам до вечера сидел в библиотеке, не наблюдая ни души? Бэкхён ненавидел наказания Чунмёна и его тактику, потому горько усмехался. ― Я смотрю, у кого-то течка в одиночестве прошла. Кёнсу прикусил губу, Исин спрятал лицо под капюшоном, а остальные слабо хихикнули в кулачки. Сэхун бы с радостью согласился вслух, потому что Чунмён в последнее время был очень жесток, но, повернув голову к другу, он заметил пристальный взгляд Чондэ, направленный на Бэкхёна, и напрягся. Директор Академии волков в буквальном смысле съедал его глазами, напряжённо, двусмысленно, что доказывали перекатывавшиеся под прилипшей к телу рубашке мышцы. Будто смотреть вот так на несовершеннолетнего подростка было нормой. Холодок пробежал по телу, неприятно резанув кости. Кай смену учуял и одновременно с Бэкхёном проследил за его взглядом. Друг не оставил Чондэ без фирменной улыбки, волк опять открыл рот. Над Академиями повисла тишина. ― Какое же это наказание, когда такие вот прекрасные существа мёрзнут под дождём, м, Чунмён-щи? Ах, простите, я забыл о вашей чёрствой натуре, которой даже холод нипоч… И секунда не прошла, но рука Чондэ сжала шею Кая, выбив из волка хриплый стон. Такая реакция директора стала неожиданной, ведь он всегда вёл себя крайне спокойно и вежливо, но в последнее время с ним произошли значительные изменения, которые заметили не только оборотни. Глаза у Чондэ были воспалены, а волчьи инстинкты, казалось, притупились, будто невидимое проклятье коснулось и его. Сэхун встряхнулся, стараясь не думать о плохом. ― Не смей раскрывать свой рот при… Самое страшное только-только начиналось, когда глаза Кая обрели кровавый оттенок, затмив лунное кольцо. Мышцы на шее напряглись, вены чуть не лопнули, а лицо украсила страшная усмешка. ― Я лишь забочусь о своей омеге, что ты не в силах сделать, Ким. Чон. Дэ. Да и не сможешь уже… Директор молча разжал пальцы, что повергло в шок всех учеников только отошедших подальше от волка. Ведь так нельзя было: бросить вызов самому Киму таким вот тоном, с которым Кай перешёл на «ты», и голос у него сделался чужим, грубым, полным ненависти. Он был сам не свой, чертовщина творилась, Сэхун кожей чувствовал опасность, только не знал, откуда она приближалась. И тут альфа бросил сумасшедший взгляд мимо него, в сторону, где стоял Бэкхён. Сэхун весь похолодел от ужаса и не сразу заметил, что друг исчез. Чондэ велел всем немедленно разбежаться по комнатам.***
Весь тот день лил дождь как из ведра. Тёмный лес молча замер, будто готовясь к чему-то страшному, необъяснимому – затишье перед бурей. Омегам категорически запретили выходить из блоков, заставили закрыть все окна на ставни, запереть двери, пока превращённые оборотни отдельно от волков обходили территорию каждые пятнадцать минут. Только красноглазого волка оставили на улице совершенно одного чинить забор оборотней – очередное наказание. Кай пришёл в себя сразу, молча его принял, без пререканий, отказов, и теперь увлечённо водил инструментами по железной проволоке. У Сэхуна, наблюдавшего за ним через крохотные щелочки в окне в коридоре, сердце сжималось от жалости. Свидетелями такой ситуации были все омеги Академии, ведь где это видано, чтобы неприкасаемый альфа, наводивший страх самим директорам, волк, возвращавшийся с каждой охоты с добычей, выполнял работу оборотней? Позор. ― Тебя не должны волновать их мнения. Я считаю, что он благородно поступил, ― Исин бесшумно нарисовался рядом. ― Моя больная спина влагу не особо любит… передай ему спасибо. ― Как я ему передам, если мы… ― Ночью, когда он снова придёт к тебе. Сэхун дёрнулся от неожиданности и недоверчиво покосился на друга. Его порой пугало, что Исин знал больше, чем следовало бы. ― Откуда… ― Мне просто ночами не спится. И Каю вот уже несколько недель – тоже, ― он слабо улыбнулся чему-то своему, а потом посмотрел в упор, прямо в душу, выталкивая мысли, крутившиеся в голове. Сэхуну сделалось плохо под стеклянным взглядом. ― Ты знал, что половину ночи он проводил под твоим окном? Я, конечно, не догадывался, к кому именно он приходил, но теперь это знают все. Конечно же, омега был в курсе ночных похождений Кая, ведь приходил он к нему, вот только… Последние недели? Что мог делать альфа под его окном, когда они за всё время учёбы встретились лишь трижды? Что выискивать или… Это казалось странным в свете последних событий. Он видел альфу у башни в ночь вечеринки, потом у себя, потом в самом старом здании, пока луна властвовала в небе, будто Кай… Исин резко прервал его раздумья: ― Пятнадцать лет назад здесь была Академия вампиров, ― Сэхун почувствовал волны мурашек, неприятно защекотавших спину, ― быть может, на твоём месте сидел представитель семьи холоднокровных, или вот тут гулял целый клан – подробностей не знаю. Говорят, что в один миг отношения с волками у них уж совсем обострились. Молодой глава старинного клана потерял разум и обещал сжечь всю Академию волков дотла, не оставив даже пыли, а потом загрызть каждого встреченного на пути волка… ― в небе громко зарычала молния и, испуганные, они одновременно отпрянули от окна. Коридором на миг завладела тьма, страшно очеркнув силуэты учеников. Сэхун почувствовал, как леденеют его пальцы. ― Никто не знал причину таких намерений, никто… Его пытались удержать – тщетно. Совсем с ума сошёл, плохо было, он стал кричать о проклятье, о мести. Встревоженные волки обратились за помощью к оборотням – заклятым врагам кровопьющих. Те начали бойню. Вампиры не могли противостоять им из-за одного представителя и решили его уничтожить. Даже поговаривали, что свои же с клана заперли главу в башне вечность коротать в одиночестве четырёх стен. С тех пор холоднокровные покинули эти места, уступив его нам, оборотням. И история превратилась в легенду, но ещё никто не пролил свет на тайну: о какой мести идёт речь? Сэхун очень хорошо знал ответ на вопрос и почему-то чувствовал себя неуютно, даже разгадав тайну. Книга, найденная им в библиотеке, оказалась не случайным видением, не сном, оттого тайны постепенно закрывали новые двери перед ним. А Исин продолжал глядеть в окно стеклянными глазами, в них не было жизни. ― Чем-то похоже на нашу легенду, не думаешь? ― Нашу? Ты об одиноком волке, заточённом в башне? Но тут история вампира. ― Просто, что если… Сэхун медленно повернул голову в сторону ограды, над которой корпел Кай и грустно вздохнул. Лёгкую куртку, наброшенную на крепкие плечи, можно было энергично выжимать, мокрые волосы отдельными прядями ложились на лоб, а под ногами текли ручейки грязной воды. Захотелось забрать его оттуда, к себе, в тепло – неожиданное желание. Волк, будто почувствовав его, вдруг приостановил работу, оглянулся, а потом посмотрел прямо на Сэхуна, пронзил кровавым взглядом через тёмное окно. От его фирменной усмешки сделалось лучше, будто сейчас Кай был совершенно другим человеком. ― Что если в башне заточен вовсе не волк? Сэхун повернулся к Исину. Того рядом не оказалось...***
Ночь наступала медленно, тихо, туманом над тёмным лесом и затихшими корпусами Академий. Уже к полуночи в кромешном мраке в окнах нечего было разглядывать. Единственный спутник в тишине одиночества, сопровождавший ночные охоты – полная луна исчезла на некоторое время, оставив их для лап тьмы. По легенде в такой именно день предки праздновали день всех святых и гнали нечисть из уголков домов в бездну, в самые её глубины. Везде должен был звенеть смех, гулять страх и капелька волшебства. Вот только в Академиях властвовала тишина во вседозволенную ночь. Вокруг корпусов каждые полчаса превращённые альфы совершали обход, полностью доверяясь звериному чутью и рукам тёмной ночи. Только в будках охранных пунктов через маленькое окошко можно было уловить взглядом догоравшую свечу. Директора не смыкали глаз, то и дело обращая взоры в сторону мрачной, возвышавшейся между Академиями башни. На главных часах пробила полночь. И пока отсчитывались двенадцать ударов, Сэхун в полудреме смотрел, как окно в его комнату со стороны зловещей башни распахнулось, впустив в помещение прохладный ветер с запахом дождя. Стало резко холодно. Он медленно моргнул, всё ещё теряясь между сном и реальностью, а потом залетевшие алые лепестки роз застелили ледяной пол до самого окна, образовав тем самым путь. Для него. Омега медленно приподнялся на руках. ― Бэкхённи? Ты спишь? Будто по сценарию какого-нибудь дешёвенького рассказа о тёмных силах, ему ответила тишина, развеянная лишь шёпотом деревьев леса. Света маленькой свечи не хватило для всей комнаты, и по углам стали рисоваться тени. Они страшными узорами доползали до потолка, а когда ветер задувал огонёк, двигались в его направлении. Сэхуну всё казалось очередным кошмаром. И «монстр», отголосками доносившийся со стороны башни, был тому подтверждением, ведь в здание вход был воспрещён. «Иди ко мне…». Белоснежный, словно облако, туман коснулся щеки, ласково, невесомо, зачаровывая с каждым вдохом. Сэхун пьяно моргнул и послушался, едва удержавшись на ватных ногах, когда потянуло в сторону окна. Остановить его хотел ледяной ветер, потоком обрушившись на лицо, но ОН ждал, ОН звал, нуждался в нём, а отказывать не хотелось, даже если между ними лежала целая пропасть, а вокруг совершали обход превращённые. «Ко мне…». С окон башни полилась прекрасная колыбельная, и Сэхун отметил двух альф у охранного пункта, которые погрузились в волшебный сон. Свечи задул ветер, распространяя мелодию на всю территорию дремучего леса, открывая для её обитателей царство Морфея. Всё затмила тьма. Дыхание сбилось, когда вместе с дождём он почувствовал ЕГО. Оборотень внутри кинул себя в сторону башни, отчаянно ухватился за влажные плющи, неприятно царапнув ногтями стену, рыча от попадавших в глаза капель дождя, и совершенно мокрого доставил его в окошко с задней стороны старинного здания. Сэхун ступил на ледяной пол, застланный лепестками роз. И улыбнулся. Он был там. Словно в сказке светлячки крутили вокруг него маленькими гирляндами, стены украшал огненный блеск свеч, которые снаружи были незаметны. ― Вы пришли. Он не обернулся, но Сэхун кожей чувствовал взгляд алых очей, слишком обжигавших с первого раза. Стало невыносимо жарко, пусть ветер ревниво касался его мокрого тела. Омега зачарованно следил за его длинными пальцами, на чёрно-белых рядах сочинявшими такую прекрасную мелодию, и с каждой нотой ступал всё ближе, ближе… Напротив рояля в огромном окне открывалось бескрайнее небо без луны. Но она светила в ободках вокруг алых глаз. Сэхун, как только приблизился, схватил дрожащими ладонями его за плечо и он, обернувшись, оставил горячий поцелуй на пальцах. Прямо как в тот день. Это был его альфа – осознание, растворившее все страхи в сердце. ― Иди ко мне. Кай поднял его к себе на колени, задрав мокрую рубашку, и уложил лопатками прямо на клавиши. Нагло прошёлся пальцами по липким бёдрам, из-за чего омега заметался в его руках от жара, играя своим телом совершенно новую мелодию. В голове разом смешались все мысли, стало туманно хорошо. И если бы Кай оказался тем одиноким альфой с легенды, он бы… он бы пошёл за ним куда угодно, будь то бесконечное одиночество стен или бездна. ― Я не отдам тебя ему, не отдам… Сэхун резким движением скинул с себя рубашку, уже оказавшись на рояле полностью распластанным под чужим телом, и посмотрел ему в глаза, которыми он хаотично бегал за своими ладонями, так приятно ласкавшими. Кай выглядел обезумевшим от призрачного страха, пьяным от близости и… растерянным. Целовал горячо, кожа плавилась от жара его губ, а власть над разумом стиралась. Так нельзя было, но хотелось нестерпимо. ― Не отдам. Не смогу… Всё происходило, будто во сне. И редкие кадры залитых кровью глаз в промежутках между стонами возвращали лунный ободок на место. Сэхун блаженно выгнулся, не разбирая, о чём он шептал, порывисто касаясь губами его груди, ключиц, держа так, будто боялся потерять. Кая лихорадило. Поэтому он притянул альфу к себе, ближе, чтобы мокрыми ладонями успокаивающе скользнуть по его горячим щекам, робко тронуть губы и прошептать. ― Я не отдамся никому, кроме тебя. В свете светлячков Кай долго вглядывался в его лицо, а потом решил сделать своим прямо на рояле. С любовью…***
Разбудил Сэхуна страшный вой волка, эхом звучавший в дремучем лесу. Во сне он сжимал уши ладонями, чтобы не слышать боли в чужом голосе, которая была так сильна, что сердце разрывалось. А потом кто-то потянул его за руку в тёмную чащу, и омега в ужасе вскочил с места, тяжело дыша. В глаза ударили первые лучи утреннего холодного осеннего солнца, видневшегося прямо за зданиями Академий на горизонте. ― Тебе всегда снятся кошмары, ― Кай устроил его поудобнее в своих тёплых объятьях, и Сэхун почувствовал себя слишком маленьким рядом с ним. Будто волк был целым миром, а он затерялся в нём, беззащитный, слабый, даже не в силах побороть свои кошмары. Ему было страшно, как обладателю того пронзительного голоса, который стал причиной пробуждения. Этот вой звенел в ушах. ― Что случилось? Почему мы тут? ― Всё кончилось, ― Кай улыбнулся, зачерпнув ладонью росу на мокрой траве. За его спиной сияло солнце, а башни будто никогда и не было на пустой поляне, одиноко зеленевшей среди всего тёмного вокруг. ― Я как узнал о легенде, пытался всеми способами снести башню, сжечь её или сломать, но пока действовало проклятье, выплюнутое им в сердцах, никто не мог пойти против. Ведь он запечатал её любовью, которой его лишили. ― Кто ОН? ― голос охрип, но Сэхун решил спросить, хотя, казалось, он знал ответы на все вопросы. ― Лу Хань – вампир, потерявший разум от любви. Вам, возможно, никогда не рассказывали подлинную историю? Пятнадцать лет… Он провёл бесконечность в одиночестве, в ожидании того дня, когда можно будет отомстить равной ценой. И… мне было страшно: он целый год смотрел в сторону твоего окна, целый год, Сэхун, ― Кай взял его лицо в мокрые ладони, пахнущие лесом, росой, и почти коснулся губ в поцелуе. ― Я ведь ещё тогда на охоте понял, что ты должен быть моим, но время текло, запечатление не происходило, и он прокрадывался в твои кошмары. Каждый день с мыслями о тебе, каждый день, вгоняя в ужас. Он ждал, пока луна покинет небо, рвался в корпус без приглашения, хотел забрать тебя и нашёл хорошую мишень, слабое звено во мне, чтобы завершить свою месть. Я не смог, я бы умер от тоски, Сэхун… «Вот он я!» – кричал альфа, начиная на «ты», когда вампир брал полный контроль над его сознанием, он успевал высвободиться из гипноза и Сэхун различал знакомый лунный ободок в кровавых очах. Правильно, настоящего Кая не стоило бояться, ведь своему омеге он бы никогда не причинил боль. ― Но почему я? ― Не знаю… Он получил влажный поцелуй, и ещё неопытно, робко, но ответил всем пылом, с каким ему открывался Кай. В его глазах больше не было кровавого тумана, только серое кольцо, даже в безлунные ночи не покидавшее небо. Больше не было легенд, загадок и вампира с болью, но почему-то в сердце до сих пор лежала тяжесть, ведь месть осуществилась, а его не забрали. ― А кому он всё-таки отомстил? ― Что? Сэхуна вдруг осенило. Пропажи омег. Взгляд в его окно. Долгие сны, кошмары. Бэкхён много спал. Недоговорённости. Месть старейшинам и проклятье. Его омега. Пятнадцать лет. Альфа, испортивший ЕГО Мина. Боль. Равная потеря. Волки. Старейшины давно получили своё, остался только… «Как поживает ваш друг – Бён Бэкхён?». Чондэ. «Почему тут всё по правилам?». «Да мне светит прямая дорога в монастырь!». Бэкхён. Оборотень и ВОЛК. ― Нет… Невозможно! ― Сэхун вскочил с места, запутался в ногах, но, пнув ни в чём не виноватую траву, рванул в сторону Академии. Кай, находясь в лёгком изумлении, последовал за ним. ― Не в моё окно он смотрел, Кай, а в наше! Наше окно! Бэкхён… Ему во сне не послышалось: из Академии волков выбежал совсем потерянный Чондэ, бросил себя на влажную, грязную после вчерашнего дождя землю и истошно завыл. Такой вой дремучий лес слышал только пятнадцать лет назад, вой волка, потерявшего истинную пару. И где-то в этот момент засмеялся умалишённый вампир, дождавшийся момента мести. Потому что тем, кто пятнадцать лет назад испортил его Мина, был Чондэ, хоть не по своей воле, но разве против старейшин попрёшь? Бэкхён из-за этого возненавидел правила, возненавидел все устои. А Лу Ханя не волновали обстоятельства. Сэхун плакал. Возможно, другу было больно, когда Кай запечатлелся с ним, несмотря на все каноны, волк полюбил оборотня. А Чондэ… Он жил по правилам, где говорилось, что такая связь недопустима, такая связь – стыд, клеймо на имени и вечные насмешки. Бэкхён же любил, продолжая улыбаться всему на свете. Сэхун с разбегу распахнул дверь и подумал о том, как же глупо всё получилось. Кровать Бэкхёна оказалась пуста.