Когда гаснет свет

Все здание на секунду охвачено огнем. Глаза не успевают привыкнуть к такой быстрой перемене света, поэтому отворачиваюсь, рассматривая ночное небо. Оно довольно чистое сегодня, так что на него вполне приятно смотреть. Девушка затихла. Мы не слишком прижимаемся друг к другу, но это гораздо ближе дозволенного в мои будние дни. Особо скребется на душе то, что инициатором этих неумелых объятий стал я. Скорее всего это была просто паника, в результате которой вылилось что-то совсем неестественное нам обоим. Я не сталкивался еще с чем-то подобным, но медлить было нельзя. Кто бы не были эти твари, участь бы наша совпадала с той, что досталась парню. Но хуже было Морец. Не думаю, что для нее нормальна такая вот ситуация. За кем вечером в школе еще гоняются такие мрази? Я точно не помню, как оказался во всем этом дерьме. Они преследовали меня постепенно, можно сказать, не спеша промывали мозги. И что в результате? О’Брайен почти уничтожен. О’Брайен — изгой общества. Никем не понятый и не узнанный придурок, которому нет места в социальной системе. Слова, которые читаю у всех во взглядах. Может, они и не замечают меня, но какое-то определенное их отношение есть. Единственное, почему я еще держусь в школе, — отсутствие родителей. Наша директриса — ебаный добродетель, возомнившая себя непонятно кем. Дилан, конечно, слишком убог, так давайте поможем ему найти свое место в жизни. Вкрутим чертов винтик в чертову систему. Призрачный пожар пылает еще ярче. Снова оборачиваюсь, наблюдая, как несколько фигур появляется на входе в школу. Передо мной стоит женщина с ребенком в руках. Если бы не платье и какое-то подобие длинных обгоревших волос, я бы не смог определит ее пол. Все они больше похожи на обтянутые, нет, даже не кожей, а пленкой, скелеты. На месте глаз у них чернеют впадины, а «кожа» в небольших дырах. Я уже стал реалистом. Давно понял, что это не мой бред и не галлюцинации. Это подтверждали и отметены на моем теле, и некоторые провалы в воспоминаниях. Теперь я убедился. Хлоя тоже это видит. Но вопрос остается. Как много она знает? Фигуры, как по команде медленно заходят обратно в пекло. Задерживается лишь та, что повыше и с черными волосами. Ее я несколько раз видел у себя и именно она вызывает такой шквал эмоций. Хлоя тяжело выдыхает мне в кофту и я подавляю желание отойти от нее. Она такой человек. Все такие же одинаковые. Им плохо, они не понимают, что происходит, а единственная их опора — другие люди. Ведь они просто слабы морально. Мотор двигателя и скрип дверей машина — все, что приводит меня в нормальное состояние. Убираю кольцо рук, успевая слегка оттолкнуть Морец. Та растерянно смотрит на меня, то ли от того, что я обнял ее, то ли от того, что оттолкнул. Взгляд ее уходит мне за спину и готов поклясться, она сейчас снова заревет. — Хлоя, детка, как ты? — ее, судя по-всему, мать бежит к дочери через школьный двор. Странно, что за столько времени проживания рядом я ее не видел. За ней из-за машины выходит мужчина, который более холодно оглядывает этот участок земли. Недоволен. Пристально слежу за Морец, которая трет раскрасневшееся лицо и всхлипывает. Я ожидал любой реакции, но только не такой, что происходит в данную минуту: мать Хлои подходит к своей дочери и затем резко разворачивается ко мне, выставляя руки вперед. Она приобнимает ее за плечо, смотря мне прямо в глаза. Не люблю этого, но она словно держит меня своим сильным взглядом, не давая отвести свой. Двигается медленно, в сторону машины. Это было бы забавно, если бы не произошедшее несколько минут назад. Что делает эта чокнутая? Хлоя немного приходит в себя и так же с подозрением косится на мать. Она приоткрывает рот, пытаясь что-то сказать, но выходит лишь рваный кашель. — Мам. — с новой попытке удается. — Тише, детка. — шепчет громко в ответ. Ее зеленые глаза наполнены чем-то… не могу разобрать, но почему-то мне кажется это важным. В далеке слышен гул сирены. Сам собой вырывается нервный смешок, когда замечаю черно-белую машину. Они вызвали копов. Что же, становится все интересней. — Что происходит, мам? — хрипит Морец. Да, я это тоже хотел бы выяснить. Скорее всего из школы просто позвонили, когда нашли труп парня. Полицейские выскакивают из своих крутых тачек. Вау, целых три машины. Все выглядит весьма противоречиво. Они бегут очень быстро, но при этом сзади по радио включается ABBA. Как в плохой комедии. Не могу сдержать порывы ухмыльнуться. Их слишком много для рассматривания и удаления трупа с места происшествия. Поэтому ничуть не удивляюсь, когда они окружают меня. Я предвидел это, правда тупая досада еще скребется. Думают, что это я? Что же, хотя бы участок посмотрю. Будет познавательная экскурсия. — Руки за голову! — кричит доблестный страж порядка. Немного медлю прежде чем коснуться пальцами своего затылка. Мне не справится с ними. Да и незачем. Я ведь ничего не сделал? — Правда, О’Брайен? На мгновение появившейся голос настораживает. Давно его не слышно было. Удачно любимый наставник выбрал момент. За гулом от полицейских машин все еще слышу голос светловолосой девушки. Она о чем-то говорит с матерью и довольно громко. — У тебя есть право хранить молчание. — на запястьях щелкают наручники. Привычное ощущение замка сдавливают мне не только кожу рук, но и все тело. Желание потереть ладони появляется мгновенно, лишь бы избавиться от этого. Меня ведут в машину. Часть офицеров отделяется, видимо думая, что со мной все покончено и можно разобраться с «потерпевшим». Зачем-то подъезжает скорая помощь. Из домов вытекают люди, заинтересованные тем, что происходит на улице. А происходит полная неразбериха. Крутые дядьки ходят в зад вперед, бренча о чем-то по рации. Мне же просто не о чем волноваться. Как я думаю. Если меня и обвинят в убийстве, у меня есть свидетель. Хмурюсь. Получается, Морец — мой билет на свободу? От нее и моя судьба теперь зависит. Слишком. Это просто уже перебор. Со словом «судьба», я погорячился. Толкнув меня в салон, офицеры уходят. Оставят одного? Неужели я настолько кажусь им несерьезным преступником? Удар по самолюбию. Хотя один все же остается стоять рядом, закурив. Безэмоционально оглядываю дым, что он пускает из-за рта. Надо бы подумать над последующими действиями, продумать разговор. Эти копы, чуть что не так скажешь, сразу упекут. Разве они будут разбираться, кто виноват? Произошло несколько убийств. Народ об этом знает. Они боятся. Они в гневе. И им нужен преступник. Примерно через пол часа моего бездумного существования в этой машине, в нее заваливается полноватый мужик лет тридцати или старше. Дурацкий миф, что в службе порядка все толстый. Питаются они пончиками, как же. — Ну что, ублюдок. Как настроение? Не вижу смысла отвечать. Пока что. Нельзя вестись на провокации. Что-что, а в тюрьму я не собираюсь. — Молчишь. — задумчиво тянет мужик. От него все еще разит никотином, но мне это не особо мешает. — Не хочешь сотрудничать? — отворачивается, будто ему все равно. Но я отлично понимаю, что он ждет от меня чего-то. Хоть чего-то, что поможет ему понять, какой я человек. Можете не стараться, господа, я сам до сих пор не понял. Автомобиль медленно трогается. Рассматриваю сквозь мутное стекло темнеющую улицу. Огни не могут полностью осветить ее, но это к лучшему. Людям не стоит знать, что прячется в этой темноте. Помимо многочисленных людей в форме, докторов, испуганных горожан, мой взгляд цепляет Хлою. В этот короткий миг она тоже провожает взглядом нашу машину. А действительно ли она скажет правду? Помниться, она хотела избавиться от меня. Слишком много вопросов в последнее время, Дилан. — Ты неплохо так выглядишь. — оценивающе смотрит на меня через зеркало офицер. В каждом его звуке слышится издевка. Но прекрасно понимаю, что является причиной такой его злорадности и смешков. Он ждет не дождется, как выйдет в своих потертых штанах из машины, откроет дверь участка и заведет меня туда с гордым, но деланно-невозмутимым видом. Да и как иначе. Он же поймал преступника.

***

Горло саднит боль, словно я напилась много воды, а затем подавилась. Со второго этажа играет старинная, но приятная музыка. Кажется, это так называемые шедевры мировой классики. Отчетливо слышу звук, хоть сверху и льется вода. Мама думает, я не в себе (что, в принципе, не так далеко от правды). Она старается максимально успокоить меня, включив медленную мелодию, дав выпив несколько кружек чая за раз и ведя при этом душевную беседу. Она не знает, что я уже пережила нечто подобное, что кошмары преследуют меня. Может быть, ей просто не понять? Она включила свои чувства поздновато, ведь мне уже толком и не нужно теплое одеяло, молочко и ее трогающие беседы. Скоро я окончательно отвыкну от ее заботы. Перееду. И не только от мамы, а от всего этого кошмара. Мама. Такое громкое слово. Такое короткое… Как я умудрилась в нем запутаться? Стук капель об плитку душа. Стены. Потолок. Я думала, что меня ждет другая жизнь. Все мы ожидаем чего-то большего от своих судеб. Но они остаются все такими же обычными. Слишком не по-взрослому рассуждать, что ты будешь отличаться чем-то от других, и нет, я не имею ввиду принцев и белых коней. Теплая воды стекает по телу, а я нахожусь в какой-то стадии глубокой задумчивости. Надев ту самую пижаму с облачком и радугами, выхожу в свою комнату. Окно плотно закрыто, но мне все равно становится холодно. Сажусь на кровать. Из-за того, что я слишком много размышляю, часто, моменты проходят мимо меня. Я всегда задавалась одним вопросом: как можно делать что-то одно, не задумываться о разных вещах, когда мир такой интересный? Стук. В дверь заглядывает русоволосая женщина. Она думает, что я сломлена? Что я, как фарфор, разобьюсь при первом же ударе. — Ужин готов. *** За столом тихо. Собрались все, что очень редкое явление. Даже Саманта здесь. Ее волосы аккуратно убраны, а выглядит она как всегда превосходно. Есть все-таки в семье Франко какая-то дотошная изюминка. Изюмище, состоящее из кротких действий, но точных и уверенных, прямого взгляда. Меня это никогда не впечатляло, такое количество гордости и высокомерности в людях. Но власть и связи их семьи все говорят сами за себя. — Очень вкусно, Сэм, спасибо. — вежливо говорит мама. Сестра мистера Франко улыбается и вежливо отвечает короткое « благодарю». Общество деланных аристократов. — Надо бы завтра съездить в участок… — она будто хочет еще что-то сказать, но замолкает. Чувствую, как мистер Франко повернул голову в мою сторону. Пюре из овощей, и до этого довольно горячее, сильнее жжет горло. — Хлоя, как ты, дорогая? — вилка застывает в нескольких миллиметрах от еды, а ком встает поперек горла. Сделать вздох становится трудно. Как я? — В норме… — я чувствую, что должна у нее спросить. Должна узнать. Просто не могу ждать до завтра. Догадки слишком отвратительны и тянут меня на дно, в котором скоплен мусор из неразберихи и тайн. — Мам, почему забрали Дилана? Весь шум ужина сразу стихает. Не слышно звона вилок об тарелки, ни чавканья и пережевывания еды. Не получится сделать вид, что они не слышали. Я спросила довольно громко. Чувствую пристальный взгляд темных глаз Дэйва. — Хлоя, а ты разве сама не понимаешь? — Кэрол старается смотреть мне в глаза, но у нее не выходит. Она нервничает, закусывает губу, пытается с чем-то справится. Я знаю эту потерянность. Это признак неуверенности. А моя мать редко теряется. — Нет. — Ты серьезно? — не выдерживает младший Франко. Он смотрит на меня с заядлым непониманием и толикой гнева, нет, скорее тревоги, в глазах. Я вспоминаю момент, когда полицейские с осторожностью отвели нас в сторону, а Дилана окружили кольцом. — Хлоя, он убийца. — говорит женщина. Меня это вырывает из потока мыслей. Нет, я в принципе перестаю мыслить нормально. Что она имеет ввиду? Постойте, они думают, что это Дилан как-то связан с тем парнем в школе? Или с Шарлоттой? Да с какой стати они его задерживают? Жду объяснений. Смотрю на мать. Она понимает, что я хочу все узнать, но почему-то медлит. Это меня сердит еще больше. Просто скажи. Я выслушаю. — Все произошло, когда ты мне отправила СМС. — собравшись, говорит она. — Я… решила удостовериться, что с тобой все в порядке и позвонила в школу. Там нам сообщили, что вы останетесь после уроков. Затем, мы решили, что можем вместе хорошо провести этот вечер после твоих дел, выбраться куда-нибудь. Но ты не брала трубку и Дэйв тоже не отвечал. Мой взгляд невольно скачет в сторону парня, что тот замечает и с хмурым выражением начинает вяло месить еду в тарелке. — Мы все очень волновались. — раздается тихий отклик Саманты, который больше похож на эхо. Лучше бы она вообще ничего не говорила. Мама же, получив поддержку, начинает говорить уверенней: — Когда мы поехали за тобой в школу, уже темнело. Директор по телефону сообщила, что вы еще не закончили с уборкой. Но мы решили пораньше тебя забрать, да и какое право они имеют оставлять учеников после уроков? — пытается выдавить слабое подобие улыбки, но я еще сильнее хмурюсь. Она ведь не знает. — Когда мы услышали звуки полицейских машин вдали, мы заволновались еще больше. Вы по прежнему не брали трубку. Когда Говард на всей скорости примчался ко двору школы, мы увидели тебя с этим… — лицо кривится, как и мое. С «этим». Как мерзко. — Вы были так близко, я думала, он с тобой что-то сделал. — ее голос становится на тон выше. Конечно, она ведь не знает, что Дилан спас меня. Господи, он никакой не убийца. Я же обязана ему жизнью. За все, что он сделал для меня, нет, я обязана ему куда больше чем своей жизнью. Настала моя очередь ему помочь. — Охранник вызвал полицию, когда увидел на камерах, как тот бедный мальчик умер. — кажется, она вот-вот заплачет. Говард кладет ладонь ей на плечо. — Он умер? — глупо переспрашиваю. Тот факт, что кто-то умер прямо у меня на глазах до сих пор не может уместиться в голове. Это наводит холод и сдавливает грудную клетку так, что становится больно за каждое свое движение. Смерть. Может, многие бы подумали, что я пожелала бы смерти своим насильникам. Эшли, Тобби, другим, но это не так. Я ненавижу их. Я хочу больше никогда не видеть их в своей жизни, но я бы никогда не могла их убить. Скорее всего. Все отрицательные эмоции берутся от злости, а у меня ее в последнее время слишком много. — Да. От потери крови, остановки работы большинства органов. Его будто выпотрошили. — сглатывает. Пальцы начинают трястись. Чуть не роняю вилку, поспешно моргнув несколько раз. — Это не Дилан. Момент настолько четкий и реалистичный, что ладони начинают потеть. Темный коридор, освещенный несколькими окнами, О’Брайен, черные силуэты, свист и крики прямо за спиной и тот парень. Я не помню его имени, хотя умер он скорее всего по моей вине. Нет, как я говорила, я не желаю ему смерти. Жалкие обиды ниже человеческой жизни. Если я не могу справиться с проблемами и своей злостью, это моя вина. — Кроме вас там никого не было, Хлоя. — шепчет мать. — Никого… Поднимаю свои расширенные глаза на нее. Я не буду молчать. И дело не только в невиновности парня. Я должна убедится, что все, что произошло — это те существа. Призраки, которые довольно материальны. — Я хочу, чтоб вы знали, что завтра я скажу, что он невиновен. Потому что так оно и есть. Встаю из-за стола, отправляясь на ватных ногах в свою комнату. Сзади раздается раздраженный возглас Дэйва. Да пошел он. Они все посмотрят. Моя мать даже не видела запись камеры. Как она может судить? Но что, если… Что если там и правда ничего нет? Что тогда? Дилан сядет за то, что оказался не в том месте и не в то время? Как объяснить смерть парня, когда всего два подозреваемых. И я один их них. Почему меня тоже не задержали? В голове все путается, но именно сейчас нужно здраво оценить ситуацию и что-то придумать.

***

Дома, как один, похожие, несутся мимо меня. В дорогом салоне играет совсем тихо музыка, фоном лишь для того, чтобы пассажиры смогли выстроить ход своих мыслей. Меня только раздражают радостные голоса певцов, искаженные многочисленными переработками песни. Сегодня утром чертовски захотелось кофе. Этот напиток бы хоть немного приободрил меня, но мама настояла на быстром сборе, так что мы сразу отправились в участок шерифа. Телефон коротко завибрировал. Сообщение от Люси. « Здесь творится что-то странное. Ты скоро? » Убираю телефон, переведя взгляд в окно. Я и сама это понимаю, Хейл. И куда лучше чем ты. Машина паркуется около самого входа. Я не заметила, как мы оказались в центре. Высотные дома оккупировали со всех сторон, не давая рассмотреть что-то нормально за их пределами. Короткий кашель матери. — Хлоя, я просто прошу тебя об одном… Обычно после таких слов идет что-то вроде «Скажи правду» или « Веди себя прилично». Но моя мать — что-то уникальное по своей сути. — … Подумай об окружающих. Преступник не должен быть на свободе. Фыркаю себе под нос. Да, мама, преступник не должен быть на свободе. Но О’Брайен должен. На улице сильный ветер почти сбивает с ног. Не думаю, что кто-то сейчас по своей воле вышел за пределы теплого дома. На улице пустынно. Здание, в котором находится участок шерифа, не отличается ничем от того же самого продуктового минимаркета, разве что вывески нет. Небольшое, серое — под стать городку. В офисе пахнет чем-то специфическим. Мой нос скрутился бы в трубочку, если мог. Запах сильный, но все же не ужасный. Мы все молча сидим, ожидая шерифа. Тот приходит довольно быстро, осматривая нашу семью с каким-то отдаленным чувством неприязни и равнодушия. Его глаза напоминают мне глаза собаки, но вовсе не в плохом смысле, а в самом положительном. И все же как противоречива их наружность, и эмоции, отраженные в них. — Здравствуйте, Миссис и Мистер Франко. Очень рад вас видеть. Погода весьма несносна сегодня, не так ли? Ерзаю на неудобном стуле. Конечно, давайте разведем светскую беседу, ведь именно за этим мы сюда и тащились в такую рань. — Как вы себя чувствуете, Хлоя? — голос шерифа застает меня врасплох. Так, просто ответить ему. Образ спокойной уверенности. — Уже лучше, спасибо. — хвалю себя за такой ответ. Именно то, что нужно. Я должна показать им, что я адекватная и рассудительная девушка, иначе эти надутые индюки мне не поверят. Шериф кивает. — Все готовы дать показания? Но только по одному, я думаю, вы понимаете, почему. Коридор кишит людьми. Я с интересом разглядываю участок и его работников. Не так много, как мне показалось вчера. Девушка носится с какими-то бумагами, чуть не задев меня. Рядом стоят столики, где два парня что-то печатают, а третий что-то сообщает по рации. Вздыхаю. Меня опросят после Дэйва. Хоть я и стараюсь успокоится, мой организм не подчиняется этим приказам. Руки потеют, а нога начинает дергаться. Шум сливается в один гул с разнообразными всплесками и затишьями. Ручка двери дергается, и из-за нее выходит шатен. Он чешет затылок и провожает меня долгим взглядом. Я знаю, что он хочет что-то сделать. Он пытается что-то сделать, но нет, Франко. Комнатка, в которой я до этого была, стала более светлой из-за солнечных лучей. Мужчина задумчиво стучит по дубовому столу ручкой, но услышав шаги, вскидывает голову вверх. Улыбка озаряет его лицо. Говорят, шерифы всегда выглядят устало и хмуро. На них запачканная форма, в руках несколько коробок с пончиками, а сбоку угрожающе свисает пистолет. И вот я сейчас здесь. Этот самый шериф, с прекрасно выглаженной рубашкой, некоторым хитрым блеском в глазах, указывает мне на стул. — Садитесь, Морец. — переворачивает листок документа, ставя печать. Включает рацию, ставя на стол. Напоминает прием у психолога. — Помните. — он проникновенно заглядывает мне в глаза. — Правда — главная составляющая часть нашего общества. — Именно ее я и хочу Вам дать. — вежливо отвечаю, но не слишком тороплюсь. Шериф улыбается, жестом предлагая начать. — Как же все началось, Хлоя? Могу я тебя так называть? — Конечно. — сглатываю. — Что именно вы имеете в виду? — Как вы оказались после уроков в школе? Почему остались? — Это было не запланировано с самого начала. Компания учеников непристойно себя вели, а я и еще несколько людей просто оказались рядом. Шериф хмыкает, дальше деланно интересуется, кто это. — О’Брайен, Хейл, Кимберли Райт. Разминаю пальцы. Те почему-то начинают леденеть, хотя в кабинете не холодно. — Хорошо. Как произошло так, что вы бежали со второго этажа вниз в полной темноте? Вы от кого-то скрывались, Хлоя? — он хочет прожечь меня взглядом, прочитать мои эмоции, и я понимаю, что настал тот момент. Одна ошибка может дорого обойтись. — Да, верно. — еле заметно кривлюсь, но не слишком тороплюсь. Делаю вид, что припоминаю детали. — Мы увидели с О’Брайеном темную фигуру. Это был мужчина. Он выглядел так жутко и опасно, в руке что-то блеснуло. Он направлялся к нам. Мы знали, что в городе есть преступник, поэтому решили не медлить… — пауза. Заставляю глаза немного слезится, быстро сжав веки и уколов палец ногтем. Кажется, он мне верит. По крайне мере слушает. Только не перебарщивать. — А Дэйв Франко? Он дал показания, что О’Брайен умышленно напал на него и подверг вас опасности. Про себя тысячами слов проклинаю Дэйва, но сдерживаюсь. Он просто не понимает, что Дилан, возможно, спас нам всем жизнь. — Он преувеличивает. Когда мы убегали, мы встретили Дэйва, но он не поверил нам и хотел остановить. Мы не могли раздумывать, ведь подвергались большой опасности. Поймите, мы просто не знали, что делать. Дэйв мог всех нас погубить. — позволяю себе оживится. — Дилану пришлось спрятать его, для его же блага. — пауза. Теперь осмеливаюсь наполовину взглянуть в глаза шерифу, как бы ища там понимание и толику сочувствие. Главное — морально надавить на человека, вызвать хоть что-то в его отстраненной душе. — Жизнь — это все, что у нас есть. Главная ценность для нас и наших близких. Я бы не простила себе, если бы Дэйв пострадал из-за нас. Я не осуждаю О’Брайена за это. А Дэйв Франко просто не понял до конца, что могло случится с ним. Шериф морщит нос и с тяжестью кладет руку на свой стол. Он задумчиво пересматривает листы с показаниями. — Последний вопрос. Видели ли вы какие-нибудь действия насильственного характера, произведенные О’Брайеном в сторону пострадавшего? — Нет. — отвечаю уверенным, но не слишком, голосом. Важна мера. Он кивает. Берет в руки диктофон, щелкая на выключатель. — Можешь идти. Привстаю и с облегчением поворачиваюсь. Но тут всплывает другая догадка, которая портит все мои планы. — Могу я увидеть задерженного? — Простите, мисс, но нет. Вы не родственница и не близкий человек. К тому же, он должен находится в изоляции до полного допроса. Киваю, на ватных ногах отходя к двери. Как мне передать ему послание? Как сказать о том, кто за нами гнался? Если Дилан наплетет что-то другое, то и ему и мне конец. Лихорадочно соображаю. Вынув из кармана небольшую бумажку оглядываюсь в поисках моего доставщика. В коридоре почти пусто. Мама и другие ждут на улице. Хоть что-то полезное. Нужно быстро найти решение проблемы, не могу же я вечно тут стоять. Мимо бежит женщина с подносом в руках. Она что-то кричит с ужасным акцентом. Не могу понять почти ни слова. Навстречу ей коренастый мужчина с длинными черными волосами и худощавой фигурой орет, что пора кормить заключенного. — Почему так долго? За что мы тебе зарплату платим? — свысока басит он на неуклюжую работницу. Незаметно подкрадываюсь к ним, дожидаясь, пока мужчина уйдет. Это мой единственный шанс. Выскакиваю из-за угла, быстрым, но неуверенным шагам идя в коридор. Работница хочет идти дальше, но я кричу ей так, чтобы она точно услышала. Растерянная женщина смотрит на меня большими, широко посаженными глазами. — Извините, прошу, я заблудилась. — отдышавшись, бормочу. Она меня не понимает. — Выход. Где выход? Я потерялась. — медленно и громко произношу. До нее наконец доходит. Она начинает что-то щебетать, но я делаю вид, что совершенно не понимаю. — Что? Я не понимаю. Женщина вздыхает. Она кладет поднос на столик рядом и начинает махать руками, объясняя дорогу. Именно то, что нужно. Всматриваюсь по началу, но скорее ищу взглядом камеры. К счастью, вижу только одну, так что незаметно разворачиваюсь к ней спиной, попутно приблизившись к подносу. Мне кажется, что сердце сейчас выпрыгнет из груди, а пульс вдруг остановится, настолько мне страшно. Дрожащей рукой сую маленькую бумажку под тарелку с супом, пропихивая дальше под дно. Она никак не хочет залезать туда, но я настырнее тыкаю ее пальцами. Женщина оборачивается, когда я за доли секунды успеваю убрать руку. Она смотрит на меня и кивает. Киваю в ответ, улыбнувшись. — Благодарю. Быстрыми шагами удаляюсь из здания. Только бы сработало.

***

Парень с отстраненным видом наблюдает, как знакомая ему женщина входит в мрачное помещение и проносит поднос к нему. Она без каких-либо эмоций оставляет пищу и закрывает за собой дверь. Дилан не двигается. Мышцы затекли, а мысли улетели куда-то совсем далеко. Он не может оторвать взгляд от серого, грязного пола. Кажется, впервые он ощутил то, что боялся больше всего. Он не может уйти. Он справлялся со своими проблемами уходя ночью в рощу или просто шатаясь по городу. Он заглушал в себе эти голоса, что растут с каждым днем. Но сейчас ничего этого нет. Он в замкнутом пространстве, откуда нельзя «просто сбежать». Он наедине со своими кошмарами и тяжелыми мыслями. Эффект прекрасный. Отсюда нет прямого морального выхода, ведь он почти целые сутки в клетке гораздо прочнее той, в которой находится его тело. Она окутывает его разум, застилая настоящее и самого О’Брайена, как личность. Но и впервые Дилан начинает вспоминать. Но вот только все неясно. Картинки в его голове ускользают, а нить, их связывающая, слишком тонка. Взгляд парня наконец двигается с мертвой точки и находит еду. Он спокойно берет поднос и морщится, чувствуя запах холодного супа. Собирается начать есть, чтобы хоть как-то облегчить существование организма, но замечает белую бумажку, торчащую из-под тарелки. Вынимает, почти без эмоций. Глаза парня пробегаются по мелко написанным строчкам. Он не замечает, как крепче сжимает листок. « Ты же понимаешь, как тот преступник, который гнался за нами в школе, опасен? Он убил того парня, как и Шарлотту, и других. Ты не виновен, О’Брайен.

Девушка в пижаме.

»