Пока твои часы идут, ты живешь. Не важно, сколько стрелки отсчитали секунд на циферблате. Мы сами себе механизм, внутренние стрелки, а наше поле для хода — весь окружающий мир.
Ким кидает тетрадку и пенал в рюкзак, выжидая, пока большая часть одноклассников выйдет из кабинета. Задвигая стул, она направляется в сторону двери, но ее окликивают: — Кимберли? — молодой преподаватель английского внимательно рассматривает ее. — Я вас не узнал сегодня. С вами все хорошо? — С тобой все хорошо, Кимберли? Девушка ежится от неприятного ощущения. Она оттягивает рукава свитера, случайно взглянув на часы. Приказала себе не смотреть на время эти два дня, даже если будет опаздывать, даже если что-то важное. Ким отключила телефон, совершенно не заботясь о том, что ей будут звонить. — Да, все нормально, — она кашлянула. — Немного приболела, поэтому решила одеться потеплее. — Ну тогда хорошо, — он все еще продолжал с подозрением ее оглядывать, так что девушке пришлось попятиться. — И-извините, я опаздываю, — еще раз испуганно взглянув на стрелки, Ким уперлась спиной в дверь, неудобно выходя наружу.***
Пока снег шел новыми обильными комьями, Кэрол сидела около окна гостиной и смотрела на это зрелище. Так же, как и Хлоя, она не привыкла к холоду, морозу и снегопадам. Из-за двери показывается ее муж. Он сердито мнет ладони, обвиняя себя в смешной нерешительности. Они не говорили с того дня, как Кэрол приняла свои успокоительные и забыла отвезти Дэйва в больницу. — Кэрол? — он не знает, что ей сказать, хотя слов внутри накопилось много. Однако Говард Франко не такой человек, который будет как неуверенный подросток жаться к двери и бояться начать разговор. Он берет стул, придвигая его к жене. — Давай присядем и поговорим, — он предлагает женщине бокал вина, на что она отказывается. Долгие семь минут они молчат, пока Говард не считает нужным что-либо сказать. Но начинает первой она. — С Дэйвом все в порядке? Мужчина наклоняет голову, чтобы выпить свое вино. — Да, — плескает жидкость внутри, следя незаметно за ее движениями. Сейчас он словно выслеживает добычу. — Но не благодаря тебе. Женщина никак не реагирует, продолжая смотреть на падающую снежинку. Ее лицо такое же холодное, как и погода снаружи. Франко начинает терять терпение. — Замужество, Кэрол, — это определенный шаг доверия, близости и эгоизма. Да, можешь не удивляться, но это именно так. Люди, больше не желающие оставаться одни, связывают себя документами, обязанностями и ответственностью. Большой шаг в любой жизни. Так вот скажи мне, где это наше доверие и ответственность? — он с ожиданием смотрит на нее. — Если моя жена даже не способна отвезти ребенка, который еле дышит, в больницу. Кэрол поворачивает в его сторону голову. Глаза немного покраснели, но, в целом, она выглядит уверенной и твердой. — Если твой ребенок " еле дышит ", Говард, что же ты сам не удосужился отвезти его? — с нотками негодования спрашивает женщина. Муж даже опешил от такого заявления, но быстро взял себя в руки. По-своему. — Я же сказал тебе, что у меня срочный вызов. А ты сидела одна, на кухне, ничем не занимаясь. — Вот именно, Говард, — неожиданно повысила голос она. — Для тебя я всегда ничем не занимаюсь, если только я с тобой ни на работе или в спальне, — она, гневно сверкая глазами, начала наступать. — У меня нет своей жизни, так ты считаешь? А прежде чем уходить куда-то, мог бы и удостовериться, что все пойдет хорошо. Или попросить Сэм. Тебе так же все равно на своего ребенка, как и на меня. Говард тяжело пыхтит, сжимая в тугой кулак пальцы. Он хочет ударить ее, но никогда этого не сделает. Он выше этого. — Ты говоришь глупости, Кэ… — Нет, — перебивает женщина. — Это ты говоришь глупости. Твоя меркантильность закрыла тебе глаза на всю твою семью и твой дом. Господи, мы же даже познакомились на работе. — Зато я не заслужил звание " Мамаша года ", — так же повышает тон Говард. Кэрол растерянно отвела взгляд, но он уже продолжал это. — Нет, все не так, как ты мне рассказывала. Это ты плохо заботилась о своем ребенке. Я все знаю. Мои помощники на законных основаниях запросили документы из той больницы, в которую вы ходили с Хлоей. Ты била ее! — он кричит, в гневе ударяя по столу. Тот жалобно трещит. — Ты, блядь, била своего ребенка, Кэрол. Я даже не знаю, было ли это самое худшее. На глазах у женщины появляются слезы. Ее ноги дрожат, она сглатывает накопившуюся воду, но Говард не дает ей возможности договорить. — Только из-за тебя твоя девочка имеет нестабильную психику. Она сейчас сбежала из дома вместе с тем убийцей, и ты после этого можешь назваться нормальным родителем? Даже трудно представить, сколько лапши ты мне тут наплела. Кэрол смахивает слезы, отступая назад. Она начинает бояться его. Теперь в ней зарождается глубокое чувство ненависти, которое немного остыло после ее расставания с предыдущем мужем. Она хочет вцепиться в него, сказать, чтобы он прекратил. — Говард, я… — Давай, скажи, что это неправда, — его голос вызывающе силен. — Это правда, — тихо говорит женщина. Она пытается сдержать порыв эмоций. — Но я была не в себе… Мое сожаление невозможно описать, оно крепчает с годами. Я говорила об этом Хлое, просила выслушать меня. У меня были тяжелые времена и… — Отговорки, — безжалостно рычит он. — Ты просто оправдываешь себя, но не жалеешь. Ты просто эгоистичная… — он не заканчивает фразу, ставя стакан на стол. Хочет уйти из комнаты. Но останавливается. Стоит спиной к жене, которая с прохладной ненавистью скользит по нему взглядом. — Я не хочу тебя здесь видеть, — громко говорит он. — Пока нет. Не здесь и не сейчас.***
Мама долгое время молчит, пока мальчик стоит около нее. Она прикрыла глаза, прозрачно улыбаясь всему миру, словно говорит, что все еще может быть хорошо. Он похож на ребенка из фильмов ужасов. Совсем красные, блестящие глаза, черно-бурые, сальные волосы. Одежда мятая, но приличная. Вязаная серая жилетка с белой рубашкой. На рукаве видно небольшое желтоватое пятно яблочного сока. Мальчику кажется, что сейчас на них смотрят те странные слоники, о которых ему говорила мама. Он похудел. Его ножки кажутся двумя палками. За окном плохая погода. Ливень, слякоть, грязь. Первый выпавший снег успел растаять. Мальчик стоит, тенью нависая над мертвой женщиной в гробу. Не решается ничего предпринять. Только возникает мысль, что ее трудно будет хоронить в такую погоду. Дилан слышит далекий гром. Его ладонь накрывает мамины скрепившиеся ручки. Он молча говорит с ней. Перед ним находятся какие-то странные люди, поющие молитвы и религиозные напевы. Рядом находится Отец. — Да сохранит Господь ее душу, — шепчет он мальчику. Дилан нахмурившись смотрит на мать. Она не любила носить платья, но сейчас она именно в нем. Ему кажется это несправедливым. — Эй, парень… Мальчик испуганно озирается. Этот голос не похож на староватый тембр священника. Но рядом с ним больше никого нет. Дилану кажется, что ему послышалось. — Я здесь, на заднем ряду. Мальчик осторожно вглядывается в бесконечные скамейки с людьми, пока не находит одну, самую последнюю. Она осталась пустой, это Дилан точно помнит. Однако теперь там сидит что-то странное, словно слегка бесформенное, но похожее на человека. — Кто ты? — хрипит мальчик, стараясь, чтобы его никто не слышал. Существо необычно вибрирует, словно медленно перекачивает свою тьму в неприкасаемое святилище. Оно улыбается ему одной только " дырой ", образовавшейся на месте головы. — Ты Бог? — неуверенно предполагает О’Брайен. Он сам понимает, что Всеотец вряд ли так выглядит, но других предположений у него мало. — Лучше, — оно принимает более четкую форму мужчины. — Я твой новый друг. Дилан больше не задает ему вопросы. Да, ему интересно, но он не хочет больше ни на что отвлекаться. Сейчас последние часы прощания с его мамой, поэтому он должен выполнить свой долг. — Что же ты не плачешь? — интересуется надоедливый собеседник. Ему не нравится, что «это» может так просто проникать в его голову и говорить с ним. Другие, судя по их спокойным лицам, ничего не слышат. — Я уже достаточно наплакался, — Дилан убирает ладони с рук матери. Теперь он почувствовал, насколько они холодные и сухие. Мальчик боится даже охарактеризовать их этим словом. Некрепкие. Серое небо и траурная процессия сопровождается органной музыкой. После церкви, спустя день, они идут на кладбище. Мальчик не первый раз здесь, но в этот момент оно кажется ему особенно большим и, как ни странно, пустым. Место, особенное для многих людей, но при этом, если задуматься, не имеющее никакого смысла. Мертвым все равно. Многие люди имеют это место, чтобы приходить туда. Словно их близкие, находящиеся в земле, еще как-то существуют. Ведь что-то же удерживает здесь живых? Воспоминания, всеобщая традиция… Дилану это не нравится. Ему не хочется здесь быть и пару секунд. — Привыкай, мальчик, — словно зловещее предсказание высказывает невидимый собеседник. Дилан косится в его сторону, замечая черную пыль. — Замолчи… — рычит он. — Мудак. Голос начинает смеяться от такой дерзости. Его смех становится громче в его ушах, заполняя душевное опустошение волной злости. Молчаливая процессия движется, где-то там, в толпе, тетя Дилана, его новый опекун. Мальчик продолжает слышать смех, даже замечает неглубокие следы в грязи, появляющиеся рядом с ним. С неба падают капли, скользя по его оцарапанной щеке. И только этот голос рушит тишину, пока группа темных силуэтов движется к вырытой яме.***
Разгладив прядь непослушных волос, Морец направляется в палату к Дэйву. Врач повторяет свое неизменное: " Только быстро " — и уходит на место. Дилан сам не изъявил особого желания идти к Франко. Он вызвался пойти проведать Сахарка. Хлоя прислушивается к звукам за дверью. Все тихо, может, он уснул? На всякий случай постучав, она заходит в среднюю палату. Здесь довольно много каких-то столов с препаратами и ящиков. Около окна располагается койка Дэйва. Глаза открыты, взгляд устремлен на нее. — Привет, — улыбается Хлоя. Она достает из пакетика красное яблоко, подкидывая его вверх. Затем легко бросает парню. Дэйв ухмыляется, поймав фрукт. — Спасибо, — он кивает на стол с пакетом апельсинов. — Это я люблю больше, чем их. — Хорошо ты тут устроился, — Хлоя оглядывается еще раз. — Большая палата. Дэйв возражает, объясняя это тем, что он еще никогда не ощущал такой скуки. — Да ладно, несколько дней отдыха от людей, возможность заняться любимыми делами. — Этого было предостаточно и без больницы, — ворчит парень, кусая яблоко. — А вот общение своё я упустил. — Ну, здесь есть доктора. Наверняка они уже просвятили тебя всеми подробностями твоего лечения и медикаментов. — Тоска-а, — закатывает глаза Франко. Они оба замолкают, посмотрев друг на друга. Хлое кажется, что она не должна здесь задерживаться. Может приехать мама или Говард. Или их разговор подслушают врачи. — Зачем ты позвал меня? — интересуется. Что-то ей подсказывает, что ей не понравится то, что она услышит. — Я давно хотел с тобой поговорить, — напоминает Дэйв. Он указывает на стул, как бы приглашая присесть. Хлоя следует этому. — Ты точно одна? — нервно удостоверивается парень. Девушка утвердительно кивает, понимая, что он скажет ей явно что-то очень важное. — Ты что-то знаешь про убийства? — догадывается Морец по серьезному взгляду парня. Дэйв выглядит обеспокоенным, его карие глаза блуждают по всему помещению, словно он не знает, с чего начать. — Что-то вроде того. Ты помнишь тот день, когда я исчез? Хлоя сдвигает брови, немного не понимая формулировку «исчез». — Да, но… Ты же сам послал сообщение родителям, что уезжаешь с друзьями повеселиться. Лицо Дэйва вытягивается. Он слабо дергается, тут же корчась от боли. — Мне позвать кого-то? — пугается Хлоя. Она уже хочет вскочить, но парень останавливает ее. — Пустяки. Да, в тот день я не отправлял сообщение. Это сделал кое-кто другой. Хлоя слегка побледнела. Но все еще ждала продолжения. Франко всем своим видом показывает, что не хочет произносить слова, а это значит, что они заденут ее. — Понимаешь, я не знаю, поверишь ты мне или нет. Я уже очень давно не доверяю нашему соседу, — парень просматривает все изменения в лице блондинки. Он ждет, пока и она признается ему, что между ней и Диланом. — Я старался разузнать больше об убийстве его матери. Это произошло почти восемь лет назад. Тогда в этом деле обвинили семью Браун, а точнее отца Шарлотты. Вот я и подумал, что он мог бы ее убить за то, что ее отец убил его мать. Но мистера Брауна оправдали вскоре, хотя и других особых подозреваемых не было. В любом случае ее убили очень жестоко… — Дэйв вспоминал все фотографии найденного по кусочкам тела. Хлоя не проронила ни слова. — Затем убийство в школе. Вы с Диланом пробегали мимо того парня и… — Франко запнулся. — Ну ты помнишь. Ты сказала, что он не виновен. — Так и есть, — с холодцой прибавила Морец. — Пойми, если бы не было так много совпадений, я бы не стал тебе так все рассказывать. Но ведь ты можешь быть в опасности, — Дэйв сам прервал себя, продолжая первую тему. — Но затем я решил проследить за Диланом. Он часто кричал ночью так, что мне было слышно из своей комнаты. Иногда он уходил куда-то. Я решил проследить… Он ненадолго прерывается. Волнение в его глазах сильнее, чем в начале разговора. — Прошу, выслушай. Это была ловушка, Хлоя. Я думал, что следил за ним, хотел поймать на убийстве. Но он меня перехитрил. Ты думаешь, откуда все эти раны? — он задирает футболку, показывая изнеможденное тело. — Он очень хорошо дрался. Избил меня, а затем наставил пистолет. Я думал, я умру, — голос срывается. Дэйву все тяжелее говорить. — Но он сказал, что оставит меня в живых. Чтобы я мучился. А если я кому-то расскажу об этом, то все мы умрем. Наша семья, я, ты. А даже если я сдам его полиции, то все равно умрем. Он сказал: «нас много». Я до сих пор не понял, что это значит… Он столкнул меня в реку, и я бы умер, если бы меня не подобрал добрый человек, — парень замолкает. Франко не смотрит на ошарашенную девушку. Он снова видит это. Слышит ее. Воду. Бурлящий поток, ноющие раны. Дуло у собственного лица, и близкий аромат смерти. Что бы с этим парнем не было не так, Дэйв знает одно: он убийца, а значит должен быть наказан.***
Парень решил пешком добраться до своего старого дома. Сейчас он окружен тьмой. Дилан не знает, почему от школы добирается так долго. Его путь словно окутан туманом. Глаза усердно утыкаются в асфальт. Он снова блуждал по городу, вот и все объяснение. Однако парень имел свои внутренние причины сделать это. Что-то внутри у него колыхнулось, воспламенилось после утреннего инцидента. Ноги несут его совсем не в ту сторону, Дилан особо не осознает, что идет по отдаленной территории города. А это значит, что еще немного, и он окажется на кладбище. Зимняя куртка расстегнута. Зимой рано темнеет, поэтому уже сейчас на улицах больше мрака, нежели солнечных лучей. О’Брайен останавливается. Веки опускаются, затем медленно поднимаются. Он вскидывает голову, сделав глубокий вдох морозного кислорода. Взгляд прочно зацепился за входную дверь. Он смотрит на нее, не раздумывая, не мысля. Просто подходит. — Эй, парень, — обращается к нему сторож. Дилан поворачивает голову, уставившись на охранника. — У тебя есть не больше часа. Скоро все будет закрыто. Дилан заходит после нескольких минут. Внутри что-то бесшумно переворачивается. Он не был здесь с того самого дня. Снег скрипит под грузной подошвой, оставляя внушительные отпечатки. Парень следует среди различных памятников. На каких-то уже скопился снег. В голове совсем не кстати вспоминается обрывок песни. " Темнота может найти тебя. Она подкрадется, но ты не бойся, Ты должен подстрелить ее. " Дилану не нравится все вокруг, его начинает подташнивать. Он ускоряет шаги, бредя по неубранным дорожкам, мешая ногами снег. Парень достает холодные ладони из карманов, потирая их. Ищет одно непримечательное надгробие. Оно, наверно, совсем заросло. — Эй, Ди… — женский нежный голос мягко позвал его. Старое сокращение. Мама часто так его звала. О’Брайен резко оборачивается, но не замечает ничего удивительного. Только темнеющее небо, пустынный пейзаж кладбища и его собственные следы. Но внутреннее беспокойство только усиливается. Так обычно бывает с людьми, которые вечером пересмотрели пугающих фильмов или передач. Все им кажется не просто так. Но здесь страхи парня вполне обосновательно подкреплены. — Иди сюда, Ди. А вот это уже точно не могло привидеться. Дилан разворачивается в другую сторону, наткнувшись на увесистую статую какой-то девушки-ангела. Фигура неестественно изогнулась, голова запрокинута вверх, словно от чего-то уворачивается. Рука закрывает лицо, другая рука сломана. Ее части просто нет. Пустой монументальный взгляд устремлен в небо, безэмоционально взирая на опасность. Дилан недоверчиво осматривает молодую девушку, затем отходит. Он не поворачивается, ступая по снегу, как по минному полю. Ему уже кажется, что зря он сюда пришел. Это место, где не он творит историю. Здесь все существует по-другому. — Неприятная картина, правда? — мужской голос, наконец, проявил себя. Странно, но с его звуком Дилану становится спокойнее. Хотя, кто бы не привык, если бы почти каждый день, на протяжении восьми лет, его преследовал некий спутник, вечно дающий свои комментарии. Это Анна появилась не так давно, а вот он словно был с Диланом всегда. Иногда ему казалось, что это просто внутренний голос его собственного беса. Но их мышление и тембр значительно отличались, поэтому парень отбросил эту идею. — Халтурная работа, — парень указывает на край статуи. — Там даже часть недокрашена. — Это грязь, — отрицает голос. О’Брайену вовсе не хочется вновь подходить и проверять это. Он сворачивает на другую тропинку. Снег начинает падать быстрее. Это место становится похоже на лабиринт. Дилан засовывает руки в карманы. — Похоже, ты не знаешь, куда идти. — поддразнивает спутник. Дилан упорно шагает, проходя все дальше, сбиваясь со счета, сколько десятков памятников он уже видел. Они все однотипные, полуовальные и серые. На них выведены имена, даты. На одном из камней парень замечает странность: дата смерти указана, как 21 декабря 2017 года. Парень останавливается, когда уже проходит камень. Этого не может быть. Этой даты не может быть, потому что 21 декабря будет только завтра. Под кожу стремительно забирается лед, распространяясь с огромной скоростью. Пальцы дергаются, сжимая карманы изнутри. Дилан делает шаг назад. Затем еще один. Он боится вновь заглянуть туда. Не хочет видеть имена или странную опечатку. Именно так. Ничего. 2016 год. Должно быть, ему снова показалось? Это слишком подозрительно, О’Брайен не жаловался на зрение. — Мы идем?— нетерпеливо говорит голос. Ему и самому не терпится туда прийти. Но почему? — Да, — оставив странное надгробие позади, Дилан углубляется в ровные ряды. — Мы здесь довольно долго. Думаю, кладбище закроется через минут тридцать. — Хочешь вернуться? — Не хочу застрять здесь на всю ночь. Мало ли, что может произойти. — звучит, как небольшая угроза. Через пять минут Дилан отчаивается вообще что-либо здесь найти. Он хочет повернуть назад, но в недоумении останавливается. Нервы парня на пределе. Следы на снегу почти полностью заметены новым снегом, а вокруг только нескончаемое море чужих, молчаливых надгробий. — Что, выход потерял? — усмешка. Да, он потерял выход. Он заблудился. Но несмотря на это, Дилан крепче сжимает челюсть, находя силы идти дальше. Снег, словно болото, затягивает его ноги все глубже. Пока парень с трудом вспоминает, как пришел сюда, с ним рядом парит темно-серая тень. — Слушай, я не хочу, чтобы мы остались здесь до рассвета. Ночи на зимнем кладбище ничем хорошим не заканчиваются. Особенно в твоем случае. — И… Что… — пыхтит О’Брайен. — Ты предлагаешь? Ему кажется, что «оно» улыбнулось. Ответа не следует. Дилан сосредоточено ставит ноги. Снег летит ему в ботинки, неприятно щекоча. Холодные крошки въедаются в теплые носки. Неожиданно парень не находит в новом шаге опоры и теряет равновесие. Паника и ужас тут же охватывают его. Он пытается удержаться, но уже летит в снег. Прокатившись по небольшому склону и ударившись об надгробный крест, Дилан ненадолго теряет сознание. Когда он снова открывает веки, вокруг уже нельзя ничего разглядеть в паре метров. Тело онемело от долгой задержки на снегу. Парень отрывает руку от земли, рассматривая покраснения. Холод. Крупинки снега отваливаются от куртки. Он не сразу может встать. Его немного шатает. Парень смотрит на крест, об который приложился головой. На предмете остались небольшие красные отпечатки. Дилан трет висок, пытается найти рану, но ничего не обнаруживает. Он в замешательстве. — К черту, — сдавленно хрипит парень. — Нужно сваливать отсюда. Он оглядывается по сторонам. Замечает холм, с которого скатился. Что ж, если попробовать найти дорогу обратно, вспомнить, то через минут двадцать в лучшем случае он окажется у ворот. Но вряд ли сейчас там кто-то есть. Дилан достает телефон. Экран зажигается, ненадолго ослепляя парня. Однако время, что отражается на нем, пугает его сильнее. Практически два часа ночи. Он пролежал так три часа? Неудивительно, что парень чувствует жуткий зуд и боль во всем теле. Дилан мог бы позвонить, но вот только в этой части связи почти нет. Да и кому? Не хочется беспокоить Хлою в такой поздний час, да и должен сам попробовать разобраться. Он в это полез. Парень поднимается по склону. Хорошо, что хоть снег прекратил идти. Теперь кладбище выглядит более спокойно. Словно в прекрасную равнину воткнули какие-то непонятные булыжники. Дилан идет в ту сторону, в которой, по его мнению, была тропа. Если попробовать найти ту статую, то у него может получиться построить неплохой маршрут. Эти мысли обнадеживают парня, он прибавляет шаг. Он не совсем способен мыслить трезво в данном случае, но старается хотя бы не забредать вглубь. — Не думал, что наше кладбище такое большое, — невесело пошутил парень. Он не сомневался, что и здесь ему могли насолить какие-нибудь потусторонние силы. — Хэй, Дилан. Ты все-таки пропустил часы посещения? Даже если он здесь, то все равно не поможет. Так зачем тратить силы на разговоры? Их у парня и так не особо много. — Брось, давай поболтаем, — веселится вновь проснувшийся голос. — Вот скажи, что это ты спустя столько лет решил сюда заявиться. Ностальгия? Дилан не смог бы ответить даже себе, однако «это» уже хорошо его знало. Ему уже не нужны на многие вопросы ответы. — Знаешь, я мог бы запросто помочь тебе выбраться отсюда. Дилан останавливается, косясь на пустое пространство перед собой. Он прекрасно знает, что его собеседник может и врать. — Позволь мне отвести тебя, О’Брайен. Я бродил здесь много раз. Нет, Дилан не собирается с ним разговаривать. Никогда и ничем хорошим это не заканчивалось. Он упорно переставляет мокрые ботинки, выходя в другую зону кладбища. Здесь камни более старые. Дилан не хочет признавать, что совершенно не узнает этих пейзажей. — Ты идешь не в том направлении, — с издевкой подначивает его голос. О’Брайен уже думает дождаться утра, там все будет легче. Но голос не дает ему покоя. — Знаешь, Дилан, говорил я тебе, отправляйся назад. Вполне скоро здесь могут появиться наши общие друзья… Вот чего он ожидал весь вечер. Дилан был уверен, что если не выберется отсюда — за ним придут. Это вопрос времени. Слишком оптимистично было бы являться сюда и надеяться, что он просто сможет проведать мать. — И вот когда они явятся, ты подумаешь над моим предложением.***
Хлоя смотрит на чашку с чаем, перемешивая жидкость ложкой в который раз. Его снова нет. Теперь, правда, у нее есть пища для размышлений. Она не думала, что будет так сильно сомневаться во всем в своей жизни. После разговора с Дэйвом ее подозрения только укрепляются. Девушка ловит себя на мысли, что не хочет находиться здесь. Она смотрит на грязные стены магазинчика, на сделанную домашнюю работу, на открытые страницы романа " Цветы для Элджернона ". Дверь ванной слегка приоткрыта. Девушка ждет его, хочет добиться, наконец, объяснений, все прояснить. Она ни раз допускала возможность, что Дэйв мог спятить или ему привиделось, а может он просто хочет разобщить их. Любое жалкое оправдание все больше усугубляет ее восприятие реальности. На часах два часа ночи. Девушка не ложится спать. Она не может успокоиться. С Диланом что-то случилось. Кем бы он в конечном счете не оказался, они были с ним вместе. Если что-то будет с ним, то же произойдет и с ней. Эта необдуманная, в меру глупая влюбленность может уничтожить их обоих. Стрелка приближается к трем. Слеза встречается с поверхностью подушки, пропитывая ткань. Хлоя не знает, что ей делать. Пойти искать его? Он может быть где угодно. Она уже несколько раз звонила, но «абонент не в зоне доступа». Хлое становится страшно. После рассказа Дэйва она ничего не сказала. Поднялась и на деревянных ногах вышла из палаты. Мир вокруг поплыл, все заиграло другими красками. Если то, что говорит Дэйв, правда, то Дилан виновен. Но как же? Он не мог так все тщательно скрывать. Ведь они так много проводили времени вместе, смеялись, дурачились, плакали… Неужели он просто хотел, чтобы она обеспечила ему защиту в офисе шерифа? Сказала, что не видела, как он убивал того парня? Зачем все это время помогал ей с расследованиями? Хлоя пытается помешать всему натиску вопросов пробраться ей в голову, но это невозможно. Сомнение, страх. Если Дилан не тот за кого себя выдает, то был ли он вообще когда-нибудь с ней настоящим? Был ли такой человек, как Дилан О’Брайен?***
Холодной ночью на кладбище, под большим крестом, сидит парень. Голова с темными волосами опущена вниз так, что не видно его лица. Веки прикрыты, но он не дремлет. — Эй, парень. Ты уже изрядно нас подыстоскал. Одно твое согласие, и я с легкостью выведу нас отсюда. Дилан продолжает молчать, свесив слишком тяжелую голову. Он шел дальше, продолжал не сдаваться, но время тянется слишком медленно, а ночь довольно морозная. Несмотря на свое состояние, он чувствует, что они уже близко. Резкий щелчок в голове, парень обхватывает лоб, безмолвно корчась. — Просто прими это Дилан. — заманчиво шепчет он. — Прими себя. И меня. Что бы ты не говорил, мы слишком похожи. Я уже фактическая часть тебя, так что все несложно. О’Брайен видит, как среди камней начинают сгущаться тени, а вокруг эхом раздается треск огня. Он видит плавно возникающие в воздухе очертания людей, когда-то существовавших на этом свете. Сожженные тела движутся в неясном количестве. Дилан слышит их шипение, скрежет зубов, что дает удар под легкие. — Ты стал сильнее со всех прошлых наших встреч, — продолжение уговоров. — Но ты все еще подчинен одному из самых сильных человеческих страхов. Дилан готов усмехнуться несмотря на свое состояние. Они хотят запугать его призраками? Серьезно? После всего, что здесь произошло… — Ты боишься потерять ее, — рычит, опровергая его мысли, голос. Дилан сглатывает, не осмеливаясь поднять голову выше. Похоже, «это» и впрямь уже стало его неотделимой, злой частью. — Не защищай себя, парень. Никто другой не делает тебя злым. Ты сам делаешь собственный выбор. И сейчас тебе просто стоит принять все это дерьмо, которое есть в тебе, в гребанном мире вокруг и во всем этом грешном городе. Сделай это, и тебе будет проще. Чья-то мужская ладонь касается волос О’Брайена. — Потому что ты ее уже потерял.