Пятьсот оттенков красного

We rock the planet, up to the zenith, feel that adrenalin overload, can’t stop the fever, that road fever. It’s in my blood, in every single bone[1]

Ичиго посмотрела на Тоуширо, который пытался тщетно выбраться из объятий Матсумото, словившей очередной приступ «капитанчик, какой же вы милый, чёрт возьми», и почувствовала себя неловко. Глаза шинигами, обычно безэмоциональные или, на крайний случай, как в таких тупых ситуациях, раздражённые, не желали переставать сверлить девушку, вгоняя её в краску. Честно говоря, Куросаки редко чувствовала смущение. Даже когда била ногой тех, кто цеплялся к цвету её волос, не волновалась о задиравшейся юбке. Даже когда парни или девушки обсуждали всякие пошлости (пубертат, что сказать), она лишь спокойно высказывала своё мнение или же шутила так, что абсолютно все замолкали от вычурности замечания. Но Хитсугая смотрел на неё как-то по-особенному. Не отрываясь и почти не моргая, пока беловолосая макушка нещадно вдавливалась усердными руками Рангику в пышную грудь. Ичиго же решила, что глаза лучше отвести от греха подальше, а то выглядела вся эта ситуация как-то… неправильно: временная шинигами в упор пялилась на грудь лейтенанта десятого отряда. Была, естественно, иногда лёгкая зависть при виде того, какие наряды себе могла позволить Матсумото, но девушка каждый раз напоминала себе, что и в битве, и в повседневной жизни такой размер не очень практичен. А ради красоты удобством она жертвовать не собиралась ни в коем случае. Она взъерошила волосы — из-за короткой стрижки и угловатой фигуры, которая мало-помалу обретала женские формы, со спины её иногда принимали за парня — и инстинктивно дотронулась до алой перевязи, на которой на спине крепился занпакто. От Тоуширо это не укрылось. Его губы дрогнули в подобие улыбки, а потом капитан начал орать. С чувством, толком и расстановкой начал вещать о том, как же ему надоели выходки Рангику и то, что она постоянно устраивает подобные балаганы вместо того, чтобы заняться своей работой, а не сваливать всё на начальство, то есть на него. Женщина слушала его вполуха, а когда наконец учуяла, что дело идёт к резкому похолоданию, выпорхнула в окно, потрепав перед этим Ичиго по плечу. — Достала, — процедил бог смерти, скрестив руки на груди и нервным движением плеч убирая изморозь, покрывшую пол. — Мне, наверное, тоже пора, — неуверенно подала голос Куросаки, цепляясь за перевязь, в которую немилосердно всадила ногти. Отчего-то в крови забурлил адреналин, когда Тоуширо снова посмотрел на неё тем самым взглядом и положительно кивнул, понимая, насколько было неловко видеть обыденный для него и Матсумото скандал. — Пока, Тоуширо, — она махнула рукой и тоже выпрыгнула в окно, как будто в бараках не было дверей. Капитан фыркнул и, сев за стол, заваленный документами, подпёр щёку ладонью. «Ну хоть маникюр Матсумото может делать приличный», — подумал он, вспоминая, что ногти у Ичиго были ярко-красные, даже алые, с широкой пластиной и ровной овальной формы, не слишком длинные и не слишком короткие. Недавно его лейтенант увлеклась всеми такими штучками, модными сейчас в Мире Живых, а потому Хитсугая против воли узнал достаточно обо всём этом, чтобы иметь собственное мнение (хотя ему это было абсолютно не нужно и откровенно бесило). Ему было и невдомёк, что девушка попросила Рангику сделать ей непробиваемый и неубиваемый маникюр только ради того, чтобы устрашать «кровавой» ладонью разных типчиков, которые постоянно липли к ней в Каракуре, как только она выходила вечером в магазин за продуктами или на пробежку.