Пятьсот оттенков красного

Волчий вой да лай собак, крепко до боли сжатый кулак, птицей стучится в жилах кровь, вера да надежда, любовь. Заголосуют тысячи рук и высок наш флаг. Синее небо да солнца круг, все на месте, да что-то не так.

Урахара улыбалась так, будто бы напрашивалась на выбивание всех своих идеальных зубов. Шинджи поморщился от такой ассоциации: ему и самому Хиори долгие годы грозилась ухмылку украсить чёрными провалами беззубья. Так и говорила — беззубья. Безумная девчушка, просто ужас. Новый веер у Киске был светло-красного цвета, выделяющегося на фоне всей тёмно-зелёной и серо-чёрной одежды особенно ярко. Вайзард знал, что обычно такая манера одного контрастного элемента любили применять азартные женщины: они красили губы в вызывающий алый, чтобы мужчины следили только за усмешками, не замечая алчные движения рук или злобные глаза. Глаза бывшего капитана двенадцатого отряда вообще не было видно из-за очередного удачного ракурса, который она намеренно выбирала, как-то по-особому наклоняя голову и пряча половину лица в густой тени. А губы… были обычными, растянутыми в насмешливо-приторной улыбочке, слегка обветрившимися и покрытыми чем-то матово блестящим — бальзамом или блеском. Веер гонял новые порции воздуха туда-сюда, остальные Вайзарды развлекались с Ичиго, вернувшим в очередной раз силы шинигами, и его верными друзьями, а Шинджи лениво наблюдал за движениями рук Урахары. Ничуть не алчными. Но если вспомнить способности её занпакто и ауру, что она испускала в моменты, когда переставала притворяться, говорили сами за себя: Урахара была способна на убийство, массовую резню и тотальный геноцид, если нашлась бы достойная причина. Это и пугало, и завораживало. В принесённой ей коробочке лежали различные фрукты и сладости, среди которых выделялся бело-розовый спиральный круглый леденец, которые так любила Киске. Хирако хмыкнул и без угрызений давно отмершей за ненадобностью совести умыкнул его, с трудом просовывая целиком в рот, отчего щёки смешно растянулись в разные стороны, очерчивая под кожей все изгибы несчастного леденца. После этого извлёк из коробки здоровенное красное яблоко и кинул женщине, которая с лёгкостью поймала его, даже не глядя на нового/старого капитана пятого отряда. Мимо пропахал носом землю Ичиго, отправленный в полёт порцией тумаков от Хиори, которая щедро приправила это несколькими хлёсткими ударами сланца по голове и спине временного проводника душ. Хирако фыркнул. Что он, что Урахара, что Куросаки — одинаковые дебилы, любящие жертвовать собой ради других, доводящие себя до полного истощения, привыкшие огребать за других настолько давно, что даже не обращали внимания на такие выверты характеров друзей, как лёгкое рукоприкладство. По сравнению с той болью, которую они перенесли ранее, это был пустяк. Так, лёгкое напоминание о том, что жизнь может быть чуть получше, чем обычное дерьмо, когда удар не направлен на твоё сердце с понятной целью — убить. Ичиго выкопался из песка, сплёвывая грязь, попавшую в рот, и что-то заорал, бешено — задорно — сверкая глазами. Урахара подмигнула Шинджи и смачно надкусила яблоко, отложив наскучивший веер в сторону. Такие разные, вроде бы, а дурость одинаковая.