Пятьсот оттенков красного

Don't want to let you down but I am hellbound though this is all for you. Don't want to hide the truth [1].

Когда Рукия в странном порыве впервые сдёргивает с себя верх шикахушо, Ичиго заливается краской и торопливо бормочет, что такое непотребство творить на улице — пускай это и видят тут только глаза Куросаки — никак нельзя. Во второй раз он орёт благим матом, прикрывая себе лицо рукой. А в третий — приближается и натягивает ткань обратно. В тишине. Без единого слова. Ни подколок, ни шуток, ни ругани или доли смущения. Только тихое: — Чего ты хочешь? Рукия в ответ поглядывает непонимающе и на всякий зарывается носом в ткань своей одежды поглубже, будто прячась от пристального внимания. И бормочет: — Я не могу это контролировать, вообще-то. Бывают моменты, когда я на ровном месте раздеваюсь, потому что холодно… — поймав непонимающее движение бровью от Ичиго, она поясняет: — Когда я только-только училась контролировать силу Соде но Шираюки, она учила меня привыкать к постоянному холоду через лютые тренировки. Лютые, как ты уже правильно понял, буквально: были времена, когда приходилось нагишом бегать по снежным равнинам моего внутреннего мира. И с тех пор… Эй, чего ты ржёшь, скотина?! В тебе нет никакого такта! — орёт Рукия на задыхающегося от смеха временного шинигами, незлобно пнув его по насыщенно-красным шортам: летом в доме Куросаки все ходили в ярких цветах — и она, в принципе, не отставала, отжав у Ичиго его старую майку (тоже красную). Которая висела на ней, как тряпка на пугале, собиралась в складки так, что надпись на груди о том, что надо зажечь, было толком не разобрать. Но Кучики упорно продолжала таскать её, иногда нагло подпоясывая тонкой узорчатой полоской ткани, будто платье какое-то. — У тебя странный рефлекс, — отхохотавшись и отдышавшись, объясняет своё поведение Ичиго. Он ещё некоторое время упирается в колени ладонями, нагнувшись в попытке отдышаться. — Я чё сказать-то хотел, — рука по привычке лохматит волосы на затылке, ногти с усилием проводят по коже головы. — Ах, да, точно: не раздевайся перед стариком, он этого точно не переживёт. Рукия становится абсолютно красной от лба до плеч. Это не мешает ей отвесить напарнику такого леща, что Ичиго ласточкой улетает в ближайшие кусты. И всё же — не переставая ржать от своей же кривой шутки вместе с Пустым, валяющимся по земле во внутреннем мире. Хоть в чём-то у них — гармония.