Мои ты топчешь грёзы

Первое, что потрясло Дерека — возраст парня. Он вряд ли был старше его сестры. Возможно, он и родился здесь — в пустошах, среди стальных скелетов старых заводов, припорошенных рыжей пылью. Дерек знал, что нельзя медлить — прошла уже минута, а он все еще стоял за колонной, наблюдая за парнем в узкий просвет. Но любопытство подцепило его, будто крючок — скользкую рыбину. Он знал, что должен делать, что промедление — тоже преступление, за которое полагается казнь. Но здесь не было никого — только он, Дерек, мальчишка-бунтовщик и волк, который скребся внутри, ошалевший от запахов и ярких красок. Не от свободы, но только от ее предчувствия. Где-то на периферии тревожно заскреблась мысль, что усмирить волка окажется совсем непросто. Так хищник, учуявший запах крови, никогда уже не станет ручным. Но Дерек отогнал ее — он ведь просто наблюдает. Что значат эти несколько минут? Он скоро выполнит свой долг — арестует, будет пытать, а потом казнит. Парень тем временем подхватил остатки вещей, перебросил холщовую сумку через плечо, огляделся. Одежда на нем была старая и явно с чужого плеча: безразмерная джинсовая куртка с заплатками на локтях, висящие на тощих бедрах брюки. Где-то в углу заскреблась крыса, и парень нервно вздрогнул. За несколько секунд по его лицу пробежало столько эмоций, что Дерек не смог припомнить и половины их названий. Там точно был страх — как выглядит и пахнет страх Дерек знал отлично. И вот время пришло: парень еще раз осмотрелся кругом, развернулся на носках и зашагал к выходу. Он ступал осторожно, тихо, и в своих безразмерных шмотках казался еще младше, чем был на самом деле. Дерек ощутил сомнение — может, черт с ним, пускай уходит? — и тут же почувствовал раздражение на самого себя. Это не были его мысли — клирик Тетраграмматона не мог даже вообразить такого. И Дерек принялся действовать: ему хватило пары секунд, чтобы абсолютно бесшумно выйти из-за колонны, вскинуть пистолет, нацелив его на мальчишку, и произнести: — Стоять! Во славу Вождя… — подходящая случаю фразу вдруг показалась ему такой нелепой, что он не смог договорить ее до конца. Все равно здесь некому было следить за протоколом задержания. — Подними руки над головой и медленно обернись. Вещи, которые парень держал в руках, с глухим стуком упали ему под ноги. Он сцепил ладони в замок на затылке и обернулся. Глаза у него были огромными, в них был страх, — Дерек сразу его узнал — но кроме страха еще столько всего. Парень был опасен. Он был оголенным проводом, взведенным курком, инфекцией, способной привести к погибели. Он был полон чужеродным, грязным, омерзительным — был полон эмоциями. Не зря ведь к работе клириков допускали только самых стойких. Тех, кто мог противиться влиянию их взгляда, их слов, их криков в кремационных печах. И Дерек был стойким! Был! Или это только «Прозиум», а он сам — слабак? Последняя мысль стала искрой, разжегшей пламя. Дерек сделал несколько шагов, подойдя к парню вплотную, и дулом пистолета подцепил его за подбородок. От прикосновения холодного металла — или от страха? — мальчишка вздрогнул. Его кадык судорожно дернулся, губы приоткрылись, будто бы он хотел что-то сказать, но в последнее мгновение передумал. Ресницы дрогнули, и он закрыл глаза. По протоколу Дерек не должен был его убивать. Он должен был вытащить из него всю возможную информацию пытками, а потом отправить на кремацию. Нельзя было сейчас просто спустить курок, лишь оттого, что у Дерека голова шла кругом от эмоций, исходящих от парня. Он уже не различал, где его собственные чувства, а где — чужие. Он так много лет принимал «Прозиум», и теперь ощущал себя будто бы в другом мире. Каком-то Зазеркалье, существующем по другим законам. — Где остальные? — спросил он. — Не понимаю, о чем вы, — с трудом разлепив сухие губы, прохрипел парень. — Я здесь один. Он открыл глаза, и Дерек понял, что мальчишка так просто не сдастся. Несмотря на свою внешнюю тщедушность, он был из тех, кто держался до последнего. С такими, как он, любила работать Кейт — день за днем, пока они не лишались рассудка, пока упрямство — так ведь это называлось? — в их глазах не сменялось покорностью. — Не скажешь? Как знаешь. Всех твоих сообщников все равно вскоре найдут. Разворачивайся и шагай, — приказал Дерек. Он на мгновение отвел дуло пистолета, а потом прижал вновь — уже к затылку парня. Ветер на улице усилился. Пыль поднималась столбом, вихрилась странными фигурами, а потом медленно оседала, чтобы вскоре вновь быть подхваченной очередным порывом ветра. В сером небе то тут то там одинокими кляксами чернели вороны. Начал накрапывать холодный дождь. Дерек достал из багажника наручники, защелкнул их на худых запястьях парня, подтолкнул его на переднее сидение — так, что тот едва не завалился на приборную панель. Эта грубость, почти жестокость, были ни к чему, ведь заключенный не сопротивлялся. Но Дерек поступал так, потому что боялся, что иначе… «Что? Пожалеешь его? Отпустишь, может?» — интонациями Питера вопросил внутренний голос. Что бы сказал его дядюшка — приближенный Вождя! — узнав, что Дерек нарушил закон, не приняв «Прозиум»? Да ничего бы он не стал говорить — воспользовался бы случаем выслужиться и лично бы отправил Дерека на казнь. Мотор взревел, распугивая стайку взъерошенных воробьев. Капли дождя все чаще падали на лобовое стекло, будто бы отрезая их от окружающего мира. Такими же были окна в их домах — матовые, не позволяющие увидеть ничего вокруг. Дерек включил дворники; те с характерным звуком заскользили по стеклу. Мотор гудел, но Дерек все не трогался с места, ощущая на себе внимательный взгляд. — Что? — в конце концов, не выдержав, он обернулся к парню, вопросительно приподняв брови. — Впервые вижу оборотня, — ответил тот, так и не отведя взгляда. — С чего ты взял… — начал Дерек и тут увидел свое отражение в зеркале. Радужка была голубой. Кажется, это что-то значило… Что он убивал невинных — или что-то такое, Дерек уже не помнил. Да и не это его сейчас тревожило — если хоть кто-то увидит его глаза, если он не сможет сдерживаться, то он и сам присоединится к этому парню в кремационной печи. — Не думал, что среди клириков есть эмоциональные преступники… — пробормотал парень. В следующее мгновение Дерек сжал его за горло и так сильно приложил затылком к дверному окошку, что у него зубы клацнули. Кожица на нижней губе лопнула, темно-красная капля крови сорвалась и упала Дереку на руку. — Я не эмоциональный преступник, — прохрипел он. Глаза у парня были просто огромные. И в глазах этих… Дерек рыкнул, разжал пальцы и отстранился, отвел взгляд. Мальчишка закашлялся, неуклюже потер шею, на которой уже начали синеть отметины. — Как скажешь… — наконец-то пробормотал он. Дерек нажал на газ и наконец-то тронулся с места. Какое-то время в машине стояла гулкая напряженная тишина. — Как тебя зовут? — спросил Дерек. Черт, его это даже не интересовало, но ему нужно было отвлечься, взять себя в руки. Нужно было укротить волка, который рвался внутри. — Стайлз, — покосившись на него, ответил парень. — Что это за имя такое? — Какое есть, — пожал тот плечами. Дерек полагал, что парень врет, но настаивать не стал. Имя — отнюдь не самая важная информация, которую нужно было узнать. — Где бы ни прятались твои люди, их найдут, — произнес Дерек. Парень стиснул зубы, крупно вздрогнул, будто его хлестнули плетью, но ничего не сказал. — Найдут и казнят. Ты можешь облегчить свою участь, если расскажешь… — Да пошел ты, — вяло огрызнулся Стайлз. Дерек так сжал руль, что тот едва не раскрошился в его руках, под кожей проступили желваки, в горле заклокотал рык. Как же сложно оказалось контролировать свою истинную сущность! — Как знаешь. — А ты не боишься, что я всем расскажу, что клирик «Тетраграмматона» не принимает «Прозиум»? «Мальчишка, кажется, вообще без тормозов», — раздраженно подумал Дерек, но произнес другое. — Тебе никто не поверит. — Ты больше на всех зыркай таким взглядом и посмотрим, поверят или нет. У тебя взгляд маньяка, мужик. Встретил бы тебя в каком-то темном углу, обоссрался бы, честное слово, — Стайлз шмыгнул простуженным носом, завозился, устраиваясь поудобнее. — Я хотя бы попытался… — прошептал он так тихо, что если бы не слух оборотня, Дерек бы в жизни его не услышал. Через минуту Стайлз уже сопел, приоткрыв обветренные губы и иногда крупно вздрагивая. Может, ему снились сны? Дерек почти не помнил, каково это. «Прозиум» забирал у них и это. В кармане ожила рация. Это был Джексон — они накрыли логово бунтовщиков. Те только перебрались туда, даже не успели разложить свои скромные пожитки. Дерек закончил разговор; мгновение он колебался — разбудить ли мальчишку со странным именем? Сообщить ему, что все кончено, все было зря… Но тот спал так крепко, а тени под его глазами были такими глубокими… Дерек снизил скорость, потом и вовсе остановился. Дождь шел на убыль, сквозь сизую дымку тумана удалось различить очертания еще какой-то постройки — небольшой, с частично обрушившейся крышей. В такой хибаре укрытие искал бы только идиот или смертник, но Дерек не позволил себе задумываться над этим. Он вдруг понял, как поступит, потому что не мог поступить иначе, а уж все остальное — не его ума дело. — Вставай, — пнув парня в плечо, велел Дерек. Тот с трудом разлепил тяжелые веки, мгновение недоуменно осматривался, потом, вспомнив, обмяк на сидении. Он то ли сдался, быстро растеряв весь свой пыл, то ли наоборот затаился, чтобы сберечь силы для пыток, которые, как он считал, ему предстояли. — Приехали? — выглянув в окно и не увидев высоких стен, окружающих город, недоверчиво спросил Стайлз. — Нет, — сухо бросил Дерек. — Руки. Стайлз нахмурился, но послушно протянул скованные наручником запястья. Дерек снял наручники, забросил на заднее сидение и приказал: — А теперь проваливай. — Что? — Вылезай из машины и проваливай, — еще раз повторил Дерек. Волк внутри подвывал — ошалевший от эмоций и новых впечатлений, но звериную сущность, как ни странно, удалось сдержать. — Нет, — упрямо поджав губы и сложив руки на груди, заявил Стайлз. — Думаешь, я не понимаю, чего ты хочешь? Стоит мне отвернуться к тебе спиной, и ты нафаршируешь меня пулями, а потом скажешь, что убил меня при попытке побега. Не на того напал, чувак! Я никуда… Дальше слушать Дерек не стал. Распахнул дверь, толкнул Стайлза в плечо; тот, не удержав равновесие, нелепо взмахнул руками и вывалился наружу, плюхнувшись в жирную липкую грязь. Только ноги остались в салоне автомобиля, но Дерек и их вытолкнул. Взревел мотор машины, из-под колес вырвались брызги маслянистой земли, покрывая Стайлза с ног до головы. Он едва успел отнять руку, прежде чем по ней проехалась шина. — Нет, — отплевываясь, прошептал он. С трудом поднялся на колени, непослушными руками смахивая с щеки грязь и кровь — и где только успел пораниться? — Нет! — громче крикнул он. — Вернись назад, мудила! Вернись, эй, слышишь? — Стайлз набрал в ладонь пригоршню размокшей земли, бросил в направлении машины, которая успела скрыться в густом тумане. Все это было так же бесполезно, как и сражаться с хорошо вооруженными и обученными «безопасниками». Они, бунтовщики, всегда проигрывали. Теперь все его люди, все те, кого он знал с рождения и кто был для Стайлза всем миром, пойманы. Их будут пытать и сожгут живьем в кремационных печах. А он здесь — посреди пустоши. Посреди этой проклятой страны. Посреди этой сгнивающей, корчащейся в припадке планеты. И у него нет никого. У него нет права даже умереть со всеми. Этот странный клирик подарил ему жизнь — подарил ему проклятие. Стайлз с трудом поднялся, сделал дюжину шагов, намереваясь все-таки дойти до высоких стен и сдаться. Но, подскользнувшись, вновь упал и уже не нашел в себе сил встать. Только спустя минут двадцать, продрогнув до костей, он заставил себя пошевелиться и наконец-то подумать о произошедшем. Он знал, что ему никто не позволит зайти за стены — на них дежурили «безопасники», которые отстреливали бродячих собак, воронов и людей. Быть по другую сторону стены без специального разрешения — значит быть преступником. Его, конечно, могли и арестовать, чтобы допросить, но где гарантии, что он сможет увидеть Скотта, или Мелиссу, или Лидию? И готов ли он умереть? Несмотря на то, каким уродливым и искаженным был этот новый мир, это была единственная жизнь, которую Стайлз знал. Единственная жизнь, которую он мог прожить. От таких мыслей становилось тошно, но такова была правда — вопреки всему, Стайлз не хотел умирать. Изменить что-то могли лишь живые. «Может, удастся что-то придумать, выручить их», — подумал Стайлз, запрещая себе задумываться о всей нелепости этих надежд. Вновь зарядил дождь, и Стайлз, уже не торопясь, двинулся к виднеющейся неподалеку постройке с частично обвалившейся крышей. Сегодня облавы ждать не стоило. О клирике и его мотивах Стайлз старался не думать. Извлечь из этого сведения какую-то выгоду вряд ли получится — его и слушать никто не станет. Да и вообще… Выдавать другого эмоционального преступника Стайлз бы не стал, каким бы уродом тот ни был. Пускай они были разделены стеною, но в то же время находились по одну сторону. *** Дерек плеснул в лицо холодной водой, потер колючие щеки, заглянул в маленькое зеркало — только для бритья, никаких излишеств! За матовым стеклом было уже совсем темно; мрак не разбавлялся ни единым пятном света, потому что ночь для сна. Только дежурным группам безопасников и клириков разрешалось сейчас быть снаружи, всем остальным не стоило высовывать нос на улицу, если, конечно, они не хотели попасть под подозрение. Дерек достал дозу «Прозиума», поднес иглу к шее… Людей оказалось немного. Некоторые плакали, другие старались держаться гордо. Ими займется Кейт. Нужно было просто нажать, не медлить… Никто ничего не заметил. Дереку удалось предоставить отчет, отработать свою смену, обмануть и безопасников, и Кейт. Он смог контролировать волка, а до полнолуния, когда это станет почти невозможно, — так долго. Ну же, Дерек! Он сказал, что никто так и не вернулся. И ему поверили. Он был клириком «Тетраграмматона», племянником правой руки Вождя. Он доказал свою верность, кому вообще придет в голову подозревать его в эмоциональном преступлении? Ну же! А мальчишка и так умрет. Без машины, пищи, теплой одежды. Мокрый, перепачканный с головы до ног. Но Дерек дал ему шанс, что еще было в его силах? Дерек сжал пузырек с «Прозиумом» в ладони. Стекло треснуло, жидкость закапала на пол, смешиваясь с кровью. «Нужно все хорошо убрать», — сигнальной лампой зажглось в мыслях. Дерек уничтожил все следы, еще раз умылся и вышел в кухню. Пейдж как раз ставила тарелки на стол; Дерек вскользь осмотрел ее — тонкие запястье, волосы, стянутые в тугой узел, тонкая ниточка бескровных губ — и отвел взгляд. Ему вдруг показалось, что он ее совсем не знает. А может это и на самом деле было так — бывали дни, когда они не произносили друг другу и слова. — Как на работе? — спустя время поинтересовался Дерек, просто оттого, что больше не мог находиться в гнетущей тишине. Пейдж вскинула взгляд от тарелки, сглотнула. — Без перемен, — голос ее немного хрипел, словно бы ей приходилось вспоминать, как произносятся слова. Она вновь опустила взгляд на свою порцию, взялась за вилку. И что должно было значить это «без перемен»? Дерек едва подавил вздох и вернулся к еде, несмотря на ее отвратительный вкус. А раньше и не замечал… Ночью он пришел к ней. В темноте влажно блестели ее глаза. Дерек принюхался, но не различил никаких эмоций, чего и следовало ожидать. Пейдж приподняла бедра, задрала сорочку до талии, безвольно уронила руки на кровать. Дерек ладонью провел меж ее ног — она была сухой и даже не вздрогнула. Можно было попытаться добиться от нее какого-то отклика, но так бы Дерек выдал себя. Волк внутри заинтересованно повел носом — ему хотелось повязать кого-то, впиться острыми клыками в холку, сжать пальцы на бедрах, сорваться. Волка не интересовала Пейдж как таковая, но он был так голоден, и Дерек, испугавшись, что не справится с собой, закрыл глаза. Сплюнул на ладонь, наскоро размазал слюну по члену, с трудом втолкнулся внутрь. Перед закрытыми веками стояла пустошь — серая в туманной дымке. Пахло ржавым металлом и гарью. Похоронно каркали вороны. Потом Дерек вспомнил карие глаза, и в глазах этих — столько всего. Этого хватило, чтобы все закончилось. Он перевел дух, поднялся, добрел до своей кровати. Пейдж уснула быстро, а он лежал без сна долгие часы и думал, думал, думал… *** — Решил ехать в рейд? — спросила Кейт, когда они пересеклись в коридоре. — Да, — односложно ответил Дерек. Он не принимал «Прозиум» уже три дня. И за эти три дня он ощутил больше, чем за все предыдущие годы. Иногда он ловил себя на мысли, что играет с огнем, — в самом прямом значении этого слова! — но отказаться от этого уже не мог. Теперь он понимал эмоциональных преступников. Более этого, он и сам был эмоциональным преступником. Дороги назад не было. Дерек пытался не задумываться о дальнейших перспективах и жить одним днем, стараясь ничем не выдать себя. Вот и сейчас он молча прошел дальше, оставив Кейт без дальнейших объяснений. В их тандеме он все еще был главным и не обязан был отчитываться. Да, прежде он редко выезжал с «безопасниками», но ее-то какое дело? Пускай тешится пытками, а его оставит в покое. — Поезжайте на тот склад, в котором в прошлый раз нашли мятежников. Нужно убедиться, что туда никто не вернулся, — велел он. Машина взвизгнула шинами и тронулась с места. Дерек медленно поехал следом: он знал, что если отстанет, то никто не обратит на это особого внимания, — мало ли какие у клирика могут быть дела, в которые не стоит посвящать посторонних? — но ему необходимо было проследить, чтобы автомобиль скрылся в указанном им направлении. Сам же Дерек свернул и направился к небольшому складу, где несколько дней назад оставил того парня с придуманным именем. Дерек сомневался до последнего, но все же с каждым днем испытывал крепнущую потребность увидеть его. Это был словно зуд под кожей — что бы ты ни делал, все мысли только об одном. В полуразрушенном помещении оказалось темно и тихо. Если бы сознание было затуманено «Прозиумом», Дерек вероятнее всего предположил бы, что здесь и нет никого. Мало ли, куда мог деться мальчишка? Замерз, пошел на корм крысам или направился искать лучшую судьбу. Но волчье чутье сложно обмануть — парень был здесь. — Выходи уже, — велел Дерек и швырнул на пол рюкзак. — Я привез одеяло и немного еды. Какое-то время ничего не происходило, но потом за углом раздались шаркающие шаги, и парень настороженно приблизился. — Это в честь чего? — с подозрением поинтересовался Стайлз. Голос его хрипел и срывался — душ под холодным дождем и ночь в мокрой одежде не прошли для него даром. — Просто, — буркнул Дерек. — Пожалеть меня решил? — Нет, — ощущая, как начинает накапливаться раздражение, ответил Дерек. Знать бы еще, какова она, жалость эта. Он многое испытал за последние три дня, только называть этого не умел. — Возьмешь или назад везти? — Возьму, — пожав плечами просто ответил Стайлз. Он поднял рюкзак, открыл его, вытащил колючий плед и набросил на плечи. Только сейчас Дерек заметил, что он болен гораздо сильнее, чем показалось вначале. Глаза его лихорадочно блестели, от кожи шел жар, словно от печки. — Ну, мне пора… — вдруг почувствовав себя неловко, пробормотал Дерек. Не стоило ему приходить. Его жизнь и так перевернулась с ног на голову, не стоило еще сильнее все усугублять. — Подожди! Как там мои люди? — в спину ему крикнул Стайлз и тут же закашлялся. — Их пытают и скоро казнят, — ровно проговорил Дерек, чувствуя, как пересыхает от напряжения во рту. Никогда он раньше не замечал, как жутко звучит эта фраза. — А ты хорошо устроился, — со злым смешком проговорил Стайлз. Наверное, не будь он так болен, он бы набросился на Дерека с голыми руками. Он казался тем, кто способен на такое безрассудство. Но сейчас сил его хватило лишь на эту издевку. Что Дерек мог ответить? Оправдываться? Объяснять? Кому от этого лучше? Мальчишка ведь был прав, по сути. Дерек казнил других, хотя и сам должен был быть казнен. — Уж как есть, — тихо произнес он и вновь направился к выходу. Задерживаться надолго было нельзя. — Как тебя хоть зовут? — вновь позвал его Стайлз. Дерек не ответил. Вышел, взглянул в темное небо. Было новолуние. О том, что ему делать, когда наступит полнолуние, он пока предпочитал не задумываться. *** Дерек больше не планировал приезжать. Но приехал спустя два дня. Странно это было — чувствовать. Еще удивительнее было осознавать, насколько пусты все вокруг. Будто оболочки, в которых нет жизни. Только у некоторых Дерек различал какие-то далекие отголоски натуры, истинной сущности, которые даже «Прозиум» подавить был не в силах. Кейт, например, была жестокой. И опасной. Сегодня Дерек выехал за пределы стен не в составе отряда и ей не стоило об этом знать. Почему его все же тянуло в эти пустоши? Ведь и здесь ему вряд ли удастся найти ответы, а тем более выход. Но этот парень, Стайлз, был единственным, кто, возможно, понимал его. Он и знал о такой жизни на порядок больше, хотя и был совсем молод. В этот раз Стайлз не прятался. Сидел на деревянном ящике, закутавшись в колючий плед, из которого только нос и торчал. — Здравствуй, — произнес Дерек, но ответа не дождался. — Я привез тебе еды. И лекарства. Стайлз и на этот раз промолчал. Дерек вдруг ощутил странный укол. Разочарование или обида, он пока не мог точно определить. Единственное, что он знал наверняка, это то, что это показательное равнодушие вовсе не то, на что он рассчитывал. Ведь Дереку всякий раз приходилось рисковать. Ему бы никто не выдал дополнительный паек пищи, плед или лекарства — на все это нужно оформлять запросы, ждать одобрения, подписывать протоколы. У клириков были определенные преимущества, но даже они выстаивали очередь за товарами. Все, что он привозил Стайлзу, ему приходилось воровать из тех вещей, который отбирались у мятежников. Такие вещи подлежали уничтожению, но сначала каждую нужно было записать и запротоколировать, а это занимало время. После массовых рейдов добро мятежников могло неделями лежать на складе прежде, чем отправиться в печь. Вот оттуда Дерек и забрал все это — лекарства были просрочены, из еды только галеты и консервы, — но все же! Даже это добыть было ох как непросто! «Наверное, в будущем лучше что-то откладывать из своего пайка, так меньше шансов быть пойманным», — подумал Дерек. И тут же фыркнул. Надо же! Уже о «следующем разе» думает, хотя здесь его явно не рады видеть. Только усмешка Дерека привлекла внимание Стайлза. Он поднял голову, которая, как ему казалось, весила тонну, взглянул на маячившего над ним клирика, потом на рюкзак, валяющийся у его ног. — Как тебя зовут? — сипло спросил он, облизывая горячие сухие губы. — Дерек, — помолчав, все же ответил тот. Что уж тут скрывать? — А тебя? — Стайлз. — А по-настоящему? — Стайлз, — упрямо повторил парень. — Они мертвы? Дереку не нужно было уточнять, о ком идет речь. Он стиснул зубы, отрицательно мотнул головой. — Скоро? — Пока не решили, — Дерек мог бы сказать, что они пока их пытают, надеясь узнать какие-то сведения. Мог бы признаться, что с казнями обычно не торопятся, потому что из-за стен никто не сбегает. Но не стал, вместо этого переводя разговор на другую тему: — Выпил бы ты лекарства, ты совсем плох. — Уж как есть, — глухо хмыкнул парень. Но за рюкзаком потянулся, вытащил жаропонижающее, проглотил сразу несколько таблеток. — Там вода, — подсказал Дерек, облокачиваясь от бетонную стену, от которой ощутило тянуло сыростью и холодом. Да уж, человеку в таких условиях долго не продержаться. Даже если парень выкарабкается, то вряд ли надолго. — Ты родился здесь? — Где, здесь? — вскинул на него взгляд Стайлз. «Как же он все-таки полон эмоциями. Даже сейчас, болея. И как только выживает с ними?» — пронеслась у Дерека мысль. Он прогнал ее, ответил на вопрос: — В пустошах, я имею в виду. — Нет такой страны, Дер-р-рек, — с каким-то издевательским наслаждением перекатывая эту «р» на языке, сказал Стайлз. — Мы такая же часть вашей прекрасной системы, как и все остальные. Может, даже более важная часть. Сам подумай, не будь нас, на кого бы вы охотились, кого бы травили, как собак? Если бы не мы, вы бы сдохли в своем вакууме, потому что даже вам необходима какая-то цель. И цель эта — мы. Слова эти были оскорбительными, но правдивыми. Дерек долго молчал, думая и прислушиваясь к тяжелому дыханию Стайлза. Из груди того иногда вырывался хрип, он заходился в удушающем приступе кашля, судорожно цепляясь за плед. «Бронхит. Может, уже и пневмония», — как-то отстранено пришел к выводу Дерек. Правильный выход был один. И Дерек сделал правильно — впервые за последние дни. Он достал револьвер, опустился перед Стайлзом на колени, приставил холодное дуло к его виску. Сквозь полуразрушенную крышу проникал призрачный свет молодой луны. В таком освещении Стайлз казался совсем молодым. Дерек смотрел ему в глаза и видел многое, но не видел страха. — Давай, — в конце концов, произнес он и вновь облизал сухие, словно пергаментные, губы. — Давай, Дерек, ну же! «Это милосердно, — твердил здравый смысл. — Милосердно и безопасно». Стайлз умирал. И никакие просроченные пилюли и прогорклая тушенка не могли ему помочь. Зачем продлевать его муки? Все можно было закончить быстро. Все нужно было закончить быстро! Ведь он сам этого хотел, сам просил! Дерек положил палец на курок, глубоко выдохнул и… не смог. Он вдруг вспомнил, как называется чувство, которого было так много во взгляде Стайлза. Оно называлась — надежда. — Дай я сам, — то ли всхлипнув, то ли хмыкнув, попросил Стайлз. — Я тебя не убью. Должен был бы, ради всех, кого ты… Но ты уже наказан и будешь наказан вдвойне. Дай мне пистолет, ну, пожалуйста… Дерек больше не слушал. Стайлз, видимо, начал бредить, потому что звал то отца, то мать, то Скотта, то Лидию. «Не ту ли рыжеволосую поминает?» — подумал Дерек, подхватывая Стайлза под мышки и поднимая на ноги. Тот повис на нем мертвым грузом, его пришлось волочить почти на руках. — Придется тебе немного потерпеть, парень, — пробормотал Дерек, открывая багажник. — Эй, взгляни на меня, — добившись от Стайлза более-менее осмысленного взгляда, Дерек продолжил: — Ты должен лежать тихо, ясно? Если ты выдашь себя… «Нас», — хотел произнести он, но не стал. Стайлз кивнул, прохрипел: — Я потерплю. Дерек окинул его недоверчивым взглядом. Но менять решение было уже поздно, поэтому он помог Стайлзу втиснуться в багажник и осторожно захлопнул его. Машину клирика не должны были проверять, но на посту Дереку казалось, что сердце вырвется из груди. Кровь стучала в ушах, пока «безопасники» светили внутрь фонариками и проверяли его удостоверение личности. К счастью, все прошло гладко и вскоре Дерек оказался за воротами. *** Внутри стен тоже были свои «пустоши». Несколько старых кварталов покинутых домов, где когда-то, когда Вождь только пришел к власти, жили все, кто отказывался принимать «Прозиум». Ведь сначала это был добровольный выбор — всячески одобряемый и поощряемый властями, но добровольный. А потом наступила та «ночь чистки», молва о которой жила еще десятилетия. Все семьи в этих кварталах были арестованы, большинство — казнены. Те немногие, которым удалось вымолить прощение, в последствии стали самыми преданными сторонниками Вождя. Многие дома здесь были сожжены, но оставались и целые. Пустые внутри, безликие, но все же дома, в которых можно было укрыться от колючего ветра, найти заплесневелый матрас в углу, грубо сколоченный стол и несколько тарелок — серых от многолетнего слоя пыли. В один из таких небольших одноэтажных домиков Дерек и привез Стайлза. Ночь была в самом разгаре; по небу плыли сизые клочковатые облака, за которыми то и дело скрывался серп молодой луны. — Вылезай, — тихо позвал Дерек Стайлза. Тот вздрогнул, выныривая то ли из сна, то ли из лихорадочных галлюцинаций, распахнул глазищи, с трудом выбрался из машины, с удивлением осматриваясь кругом. Он впервые был внутри стен. В этом искаженном мире, который так ненавидели и о котором тайно грезили бунтовщики. — Хватит пялиться, пошли. Стайлз послушно зашагал за Дереком, спрятав руки в карманах рваной куртки. — Кто тут живет? — Никто, — обронил Дерек, с легкостью срывая металлический замок, проржавевший до состояния рыжей трухи. — Входи. Мышиное семейство бросилось врассыпную, стоило им переступить порог. Света не было, воды тоже, но все же стены были целыми, а в шкафу, как быстро убедился Дерек, сохранились несколько одеял и старые вещи, источенные молью. Больше он сделать ничего не мог. Он и так запрещал себе задумываться о безрассудности и дерзости своего поступка. — Здесь не бывает облав, — произнес Дерек и, насупившись, предупредил: — Но я надеюсь, тебе хватит ума ни при каких обстоятельствах не показывать нос наружу. Иначе я уже ничем не смогу тебе помочь. — Расслабься, чувак, я теперь тут и подохну, — невесело пошутил Стайлз. — Я приеду… когда смогу, — называть какие-то точные даты Дерек не стал. Кто его знает, как все сложится. Он теперь плясал на самом краю, любой неверный шаг мог стать последним. — Принимай лекарства и спи. — Дерек, — уже на пороге нагнал его голос Стайлза. Дерек замер, не оборачиваясь, но давая понять, что готов выслушать. — Спасибо тебе. Не знаю, зачем ты это делаешь и как вообще оказался в таком дерьме, но я благодарен тебе за помощь. Спасибо! Дерек кивнул и вышел. Стайлз слышал, как завелся мотор его машины и как она отъехала. Только после этого он позволил себе расправить плечи и внимательно осмотреться кругом. Болезнь пришлась как нельзя кстати. Клирик считал его слабым человеческим мальчишкой, способным загнуться от любой простуды. Ему невдомек было, что дети пустошей болели всегда — это было для них так же привычно, как для «городских» колоть «Прозиум». Этот клирик стал эмоциональным преступником совсем недавно, его ломало, как наркомана, слезшего с дури. Да он и был таким, по сути. Он тянулся к Стайлзу, потому что больше было не к кому. Ну, а что Стайлз? Он воспользовался этим, чтобы попасть внутрь. И будет пользоваться дальше. Главное не торопиться, поступать разумно, и тогда Дерек своими собственными руками откроет камеры его друзей и выведет их наружу. Главное, не торопиться…