Мои ты топчешь грёзы

Когда Дерек спустя два дня приехал проведать Стайлза под покровом ночи, то нашел его в темном углу. Тот сжался в комок на полу, закутался в одеяло с головой, и дыхание с его потрескавшихся кровоточащих губ вырывалось со свистом. — Эй, парень, — потряс его Дерек за плечо, пытаясь привести в чувство. Стайлз застонал, неуклюже завозился, пытаясь высвободить спеленутые руки, потом распахнул огромные глаза, влажно блестящие в полумраке, и слепо уставился на Дерека. — Ты почему на полу? — Кровать… Я скатываюсь с этой сраной кровати, — пробормотал Стайл, шумно шмыгая носом. — Воды… Ты привез воды? Дерек присел на корточки, раскрыл рюкзак, извлек оттуда бутылку и протянул Стайлзу. — Тише-тише, — посоветовал он, придерживая Стайлза за дрожащую кисть, когда тот принялся пить. Вода заструилась у него по подбородку, часто закапала на одеяло. Кожа под пальцами Дерека была раскаленной, будто печной бок. — Подавишься еще. Стайлз его не слушал и с трудом перевел дух, только допив всю бутылку до конца. Дерек сделал себе мысленную пометку привозить больше воды, даже не удивившись этим планам. Загадывать на длительный срок он не решался, — не станет же он прятать мальчишку в этих развалинах до седых волос? — но о проблемах лучше думать по мере их поступления. Насущной проблемой было состояние здоровья Стайлза — в прошлый раз Дереку казалось, что хуже уже быть не может, но спустя два дня состояние мальчишки стало еще более пугающим. Не нужно было быть врачом, чтобы понимать, что его хриплое дыхание и жар не сулят ничего хорошего. Острое волчье зрение позволяло и в темноте рассмотреть, как осунулось лицо Стайлза. Он стал выглядеть старше, но вместе с тем казался совсем беззащитным. Под глазами пролегли глубокие тени. — Лидия, они забрали Лидию… — забормотал Стайлз, вновь впавший в беспамятство. С губ его сорвался всхлип, он сжал губы, замахал руками, будто отбиваясь от невидимых врагов. — Эй, нужно вставать, — еще раз потряс его Дерек. Он не хотел ничего слушать о той рыжеволосой девчонке, которую пытал всего несколько часов назад. От ее имени из уст Стайлза что-то противно саднило у него в груди. Глаза Стайлза снова широко распахнулись — огромные и бездонные на бледном исхудавшем лице. — Не позволяй мне умереть. Я не хочу умирать, — прошептал он и отключился окончательно. Дерек собирался только завести ему еду. Он не планировал нянчиться с ним, подставлять себя под еще большую угрозу. Но эти слова, и глаза этого мальчишки, и то, что он понимал Дерека — единственный во всем мире! — ставили его особняком. Напоминали ему о чем-то почти забытом, о далеком детстве, где ты — часть стаи. Ты можешь ошибаться, доводить остальных до белого каления, вести себя, словно последний урод. Но ты свой — и только это имеет значение. Вот и теперь глаза Дерека вспыхнули синим пламенем, острые когти вспороли ладонь и кровь закапала на пол, добавляя к затхлому воздуху металлическую нотку. Пришлось зажмуриться и перевести дух, хотя в висках стучало набатом. Здравый смысл вопил, что он ничем не может ему помочь, что парень уже покойник. Но волчьи инстинкты упрямо приказывали не сдаваться. И инстинкты победили. Дерек подхватил Стайлза на руки, отметив, насколько же он легкий, донес до кровати и осторожно опустил. Пружины жалобно скрипнули, Стайлз обреченно вздохнул, будто бы и сквозь плотный морок понимал, где оказался. Дерек поправил одеяло и бесшумно вышел в кромешную тьму. Той ночью он окончательно переступил черту: поехал в главный корпус «Тетраграмматона», сказав дежурящему Джексону, что хочет поработать. Нарушение режима не одобрялось, но на подобные вольности со стороны клириков обычно закрывали глаза. У Дерека была идеальная репутация, поэтому Джексон лишь вытянулся в струнку и кивнул, открывая ворота. Внутри Дерек прошел на склад, куда клирики размещали все вещи, найденные у бунтовщиков. Он и до этого брал здесь лекарства для Стайлза, но исключительно в той секции, где хранился «мусор» — просроченное, разбитое, запрещенное. Эти вещи просто бросались в кремационные печи, стоило им накопиться на полках. Их учет толком не велся — ну, кто в здравом уме позарится на банку тушенки, заросшую толстым слоем плесени? Но Дерек отправился в другую секцию, ту, где хранились малочисленные вещи, которые еще можно было использовать на благо Державы. Он распихал по карманам антибиотики и несколько банок консервов, а потом прошел в свой закуток, достал отчет, который должен был предоставить утром. Просмотрел его и принялся переписывать, методично исключая украденное. Заметить неточности могла лишь Кейт, но если отнести отчет в самом начале дня, не пересекаясь с ней… Да и вряд ли она обратит на отчет внимание, Дерек не давал ей повода сомневаться в себе. Не давал же? Как бы там ни было, но дело было сделано. Близился рассвет. Дерек чуял его, хотя на улице все еще стояла кромешная тьма. Он кивнул сонному Джексону, который лишь для проформы посветил в салон авто, и вновь отправился к покинутым кварталам. Когда Дерек вошел в спальню, то понял, почему Стайлз так не любил кровать. Он ворочался на ней, словно угорь на сковородке, пытался скинуть с себя запутавшееся в ногах одеяло, бормотал что-то. Ресницы его дрожали, над верхней губой и на лбу блестели мелкие бисеринки пота. — Давай-ка попробуем это, — пробормотал Дерек, присаживаясь на край кровати и вытряхивая из упаковки несколько таблеток. Он поймал мечущегося Стайлза за запястье, другой рукой приподнял его под голову. Стайлз попытался вырваться, но куда там. Он с трудом разлепил налившиеся тяжестью веки и зло забормотал: — Где папа? Пускай придет сюда. Куда ты его дел? — глаза его лихорадочно блестели. — Он придет утром, — произнес Дерек, зная, что пока Стайлз в таком состоянии, лучше просто соглашаться со всеми его требованиями, какими бы нелепыми они ни казались. Он положил ему в рот таблетки, поднес бутылку с водой, и Стайлз покорно проглотил лекарство. То ли начал доверять, то ли ему уже было все равно. — Хорошо, — прошептал Стайлз, по губам его тенью проскользнула счастливая улыбка. Дерек уставился на него, сбитый с толку, пораженный. Что это за чувство такое, что вызывает такую реакцию? Как оно называется? Он даже хотел спросить его, но Стайлз вновь нахмурился, спросил: — А Лидию ты убил? Скотта? — Нет, они живы. — Но убьешь, — с отчаянием выдохнул Стайлз. Он не спрашивал — утверждал. — Потому что убивать — твоя работа. Дерек перевел невидящий глаз на противоположную стену, сжав ладони в кулаки. В груди ворочалось что-то жаркое, жадное, злое. Он знал это чувство. Оно, отчего-то, запоминается лучше всего. Имя ему ярость. Но он злился не на Стайлза, не на его слова, а на то, что слова те были правдой. Когда Стайлз уснул, и дыхание его немного выровнялось, Дерек раздел его донага и, смочив ладони захваченным со склада спиртом, хорошенько растер грудь и спину. Так делала Пейдж, когда болела. Дерека она никогда не просила, справлялась сама. Он помощь и не предлагал. Кожа под его руками раскраснелась, Стайлз иногда жалобно шмыгал носом. Он весь был костями да родинками — нескладный, еще совсем мальчишка. Но Дерек вдруг ощутил что-то странное, будто бы ему песок попал в горло, и оно пересохло, запершило… Тогда Дерек решил, что роли няньки с него довольно и, набросив на Стайлза одеяло, поспешил уйти. *** Стайлз проснулся уже после полудня, с трудом разлепил глаза. Он был слаб, будто новорожденный котенок, но все же ощущал, что худшее позади. Вчера утром ему стало так плохо, что он испугался по-настоящему, вдруг решив, что все его планы, все надежды пойдут насмарку, что погубит его обычная простуда. И вот он лежал в тусклом свете, проникающем сквозь грязное окошко, глядел, как пляшут в воздухе пылинки и думал о том, как же это странно. Вся жизнь его была такой изматывающей, изнуряющей, полной глупой борьбы с ветряными мельницами, но он все же не хотел умирать. Кажется, он даже сказал вчера об этом Дереку… Или то был всего лишь сон? Приезжал ли он или был просто иллюзией воспаленного мозга? Стайлз с трудом приподнялся на подушке, одеяло сползло, и он с недоумением обнаружил, что свитера на нем нет. Как оказалось спустя секунду — штанов и трусов тоже. Стайлз ощутил, как горят уши и щеки — то ли температура вновь поднялась, то ли оттого, что этот грозный волчара раздел его догола. Ладно стыда у него нет, — после стольких-то лет на Прозиуме! — но где же их хваленная цивилизованность и хорошие манеры? Стайлз оглядел маленькую комнатку и обнаружил свои вещи на трехногом табурете, осторожно притиснутом в углу. Сложил все аккуратненько, надо же… Стайлз подумал, что шагать туда слишком далеко, а потому закутался в одеяло с головой и вскоре уснул. Снился ему огромный волчара. Настоящий, конечно. Не Дерек. *** — Это охуеть как стремно, чувак! — выставив вперед указательный палец и нахохлившись, словно воробей, заявил Стайлз, стоило Дереку переступить порог. — Не выражайся! — мрачно зыркнув на него, велел Дерек. Он тихо прикрыл дверь и без спроса уселся на кровать. — Ну, простите… Но просто я немного охуе… Глаза Дерека сверкнули ярко-голубым, и Стайлз неуверенно исправился: — …офиг… Удивился, — закатив глаза, закончил он, — когда проснулся утром точь-в-точь как в день своего рождения. Ну, то есть голяка, смекаешь? — Так делает моя жена, — пожал плечами Дерек. — Твоя жена раздевает малознакомых людей? — фыркнул Стайлз, а потом пораженно воскликнул: — Ты женат? — Конечно, — все с тем же невозмутимым выражением лица ответил Дерек. — У меня высокая должность. — И? Жена в подарок, что ль? За особые заслуги перед Отечеством? Нет-нет, не отвечай! — выставив ладони перед собой, будто щит, приказал Стайлз. — Ничего не хочу знать об этих ваших порядках. Знаешь, в пустошах больше шума, чем здесь! Я как на кладбище… Знаешь, что такое кладбище, а? Вы же своих мертвых — пш-ш-ш! — и все! Поджарили! — Стайлз… — Хоть бы мышь пробежала, да и те спрятались. Тебя боятся, да, волчара? Волки едят мышей? Не, вряд ли… — Стайлз! — Дерек не повысил голос, но ослушаться его в этот раз было нельзя. Стайлз поднял на него взгляд, ощущая, как начинают выбивать дробь зубы и дрожать губы. — Что с тобой такое? — Четыре дня… — шепотом ответил Стайлз. Колени его подкосились, и он опустился на пол, обхватил себя за плечи. — Тебя не было четыре дня. — Я не мог так рисковать. Я ведь оставил тебе еду. — Да причем тут еда? — горестно покачал головой Стайлз. — Ты что, не понимаешь? Я здесь не просто в плену, я здесь — не существую. Вчера я думал сбежать. Не мог больше находиться в одиночестве, не зная, жив ли ты или хоть кто-то, кого я знаю. Потом подумал, что меня поймают. И станут пытать. И я все расскажу о тебе. Может, мне не поверят, а, может — да… Зачем я здесь, Дерек? — Ты умирал, — выдержав этот изучающий взгляд, ответил Дерек. Но во рту у него пересохло, а по языку разлился горький привкус. Такова на вкус ложь. — Неправда, — поджал губы Стайлз. Он был проницателен, этот мальчишка с бескрайних пустошей. Он был на всю свою жизнь опытнее в искусстве прятать эмоции, Дерек не мог соревноваться с ним в этом. — Я здесь потому, что ты растерян. Ты не знаешь, какой выбрать путь. Вернуться к былому или ступить на дорожку, о которой ни черта не знаешь. Ты хочешь, чтобы кто-то тебе подсказал, чего ждать на этом пути. Ты ждешь, что я подскажу тебе. — Так ты подскажешь? — не стал увиливать Дерек. Он вдруг понял, почему этот мальчик возглавлял ту группу, которую они арестовали. За юным возрастом, и напускной беспечностью, и грязным ртом, и растерянной улыбкой прятался стержень. Этот Стайлз не был так прост, и он и правда мог дать дельный совет. — Да, — просто кивнул Стайлз. — Но сначала отдай-ка мне уже рюкзак. Зажал его там, как девицу. Жрать хочу, не могу… Дерек закатил глаза, наблюдая, с какой жадностью Стайлз потрошит содержимое рюкзака. Он достал рыбные консервы, дернул металлическое колечко, поймал скользкую рыбешку за хвост и засунул в рот. Тщательно облизал испачканные маслом пальцы, причмокивая от удовольствия. — Боже-е-е, чувак, какой же кайф! Вы такое часто едите, да? Если что и есть хорошего в вашей системе, так это жратва, — бормотал он. Дерек мог бы поспорить. После того, как он прекратил принимать «Прозиум», его волчьи органы чувств всячески протестовали против питания, одобренного правительством. Вкус, запах — все это вызывало у Дерека отвращение, хотя ему и приходилось с каменным выражением лица поглощать пищу, чтобы не вызвать подозрений у Пейдж. Но спорить Дерек не стал. Он едва ли слышал Стайлзову болтовню. Зато наблюдал за ним внимательно — за тем, как двигались его влажные губы, как он облизывал пальцы, как с наслаждением прикрывал глаза. Звериную часть Дерека Стайлз отчего-то интересовал. Когда Дерек трезво пытался оценивать свои чувства, что давалось ему все еще непросто, он неохотно признавал, что помогает парню в глупой надежде, что тот поможет ему в ответ. Лучше всего эти мотивы только что выразил сам Стайлз — ни убавишь, ни прибавишь. Но все это было человечьим… А были еще и другие эмоции — те, которые Дерек еще не понимал, и о которых Стайлз тоже не мог знать ничего. И вот эта его звериная суть хотела чего-то иного, чего-то… — Эй, чувак, ты чего? — привлекая его внимание, Стайлз осторожно пнул его в лодыжку. — Дыру во мне прожжешь своими фарами. — Извини, — пробормотал Дерек, смаргивая наваждение. Глаза его вновь стали нормального цвета. — Ты бы осторожнее, спалишься же. — Это нечасто происходит там, — Дерек неопределенно махнул рукой в направлении двери. — В основном, здесь. — М-м-м, ясно, — задумчиво протянул Стайлз. — Надеюсь, это не знак того, что ты мне глотку хочешь вырвать? — нервно хохотнул он. — Нет. — Чувство юмора, как я погляжу, у тебя еще не проявилось, — проворчал под нос себе Стайлз. И, крепко ухватив за хвост последнюю рыбешку, предложил Дереку: — Будешь? — Шутишь? — изогнув бровь, недоверчиво спросил тот. — Вообще-то о еде не шутят, — на удивление серьезно произнес Стайлз, вновь напоминая о том, как различны их жизненные пути. Для вечно голодных детей пустошь пища и правда не была предметом шуток, а то предложение, которое сделал Стайлз, считалось наибольшим проявлением дружбы. — Ну, как хочешь. Он почти успел бросить рыбину в рот, когда Дерек, склонившись, ухватил его за запястье. Из-за того, что он сидел на кровати, а Стайлз на полу перед ним, теперь Дерек нависал над ним, словно горная глыба. — Хочу, — произнес он, крепко удерживая Стайлзову руку. Тот уставился ему в лицо, тяжело сглотнул, облизал губы. — Бери, — глухо предложил он. И Дерек взял: прихватил пальцы Стайлза губами, зубами прошелся по шершавым подушечкам. Глаза его вновь горели синим, людская его половина возмущенно вопила о нелепости этого поведения. Но волк… Волк был доволен. Стайлз какое-то время так и сидел оглушенный, даже после того, как Дерек отстранился. Потом он с трудом, будто заржавевший механизм, поднял голову и, взглянув Дереку в лицо, произнес: — Ты, волчара, оху… очень, — исправился он, — странный. *** Но момент прошел, сгинул, словно странное наваждение, оставив после себя одну лишь неловкость. В комнате повисла гнетущая тишина. Стайлз сделал несколько глотков воды, зажал бутылку между ладоней, слепо уставившись на свои колени. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше, — односложно ответил Стайлз. — Не сидел бы ты на полу, — посоветовал Дерек. — Не люблю мебель. Непривычно, — и тут же сменил тему: — Мои люди… — Живы, — не дожидаясь конца вопроса, ответил Дерек. Отсрочивать казнь с каждым днем становилось все сложнее. Иногда он ловил на себе пристальный взгляд Кейт — и это было не к добру! Его напарница была дотошной и внимательной, не зря же она считалась одним из лучших клириков. Сколько еще удастся сохранять хорошую мину при плохой игре, Дерек не знал. Он настаивал, что с пленных можно еще вытянуть информацию, и Кейт неохотно соглашалась. Ее изобретательность в пытках в эти дни была на высоте. Она истязала их, некоторых уже довела до безумия, и они теперь молили о смерти. — Говори, — не попросил, приказал Стайлз. Странно это было — то, как в один момент он мог смущаться и нести околесицу, а уже в другой — сыпать командами. То, как в нем сочетались бесстрашие, граничащее с безрассудством, и мудрая сдержанность. Дерек пытался его раскусить — ведь у него всегда получалось! — и не мог. — Вряд ли это надолго. С них больше нечего взять. Знай они, где ты, выдали бы уже давно. К счастью, они не знают. Стайлз задумчиво покивал, потом взглянул Дереку в глаза и произнес: — И вот мы снова вернулись к вопросу, что же делать. Ты ведь хотел моих советов, да, Дерек? — Возможно. Я не слишком представляю вашу жизнь. — Нашу жизнь? — хмыкнул Стайлз. — Она ведь теперь такая же твоя, как и наша, Дерек. Те люди, которых ты пытаешь, ближе тебе, чем все, с кем ты рос. Они хотя бы люди, — он помолчал, все так же пристально вглядываясь в лицо Дерека, словно пытался прочесть что-то в его глазах, потом медленно проговорил: — Ты должен освободить их. Освободить моих людей. — Ты хотя бы представляешь, о чем говоришь? — потрясенно покачал головой Дерек. Мальчишка что же считал, что это так просто — взять и сбежать из камер «Тетраграмматона»? Он и понятия не имел, о чем говорил! — Есть и другой путь, — будто не услышав, продолжил Стайлз. — Убей меня, езжай домой и вколи себе «Прозиум». Или в обратном порядке, если так тебе будет проще. Потому что остались недели, может, дни до тех пор, пока тебя раскроют. Часики тикают, слышишь? — Должен быть другой выход, — скрипнув зубами, прорычал Дерек. Стайлз только пожал плечами, будто бы вмиг потеряв интерес к этому разговору. — Другой выход, — упрямо повторил Дерек. — Значит, найти его. Мало времени, — безэмоционально посоветовал Стайлз. Он кожей ощущал ту взрывоопасную смесь эмоций, которые сейчас полнили Дерека. Он пока не умел их проявлять, и они бурлили внутри. Но наступит момент — и они вырвутся наружу. И уж тогда… Что будет «тогда», он не успел додумать. Дерек резко поднялся на ноги и выскочил в ночной мрак, не попрощавшись. По гравию прошелестели шины… Стайлз потер ноющие виски, с трудом поднялся на затекших ногах и плашмя рухнул на кровать. Сон не шел. Он думал о том, что победил. Обвел этого глупого волчару вокруг пальца, воспользовался его уязвимостью. Дерек мог злиться, сомневаться, искать другие пути, но в итоге он все же постарается спасти друзей Стайлза. Будет ли это предприятие успешным или нет — уже другой вопрос. Лучшего плана у Стайлза все равно не было. Дерек еще не знал, какими жестокими могут быть муки совести и на какие поступки они могут сподвигнуть. А вот Стайлз знал… Он уже предчувствовал, как будет страдать, когда все закончится. Если все получится так, как он задумал, то они с его группой вернутся в пустоши. А Дерек? Дерек будет мертв. — Когда ты стал таким, Стайлз Стилински? — уткнувшись носом в подушку, тоскливо пробормотал Стайлз.