***
Во время откачки крови из тела Рэда, Стью то и дело поглядывал на реакцию пациента, а его спина, под белым халатом, покрывалась холодным потом. Но не от вида самой крови, а от вида голодных глаз и истекающей слюной пасти настоящего, живого вампира, что лежал перед ним прикованный к стальной лежанке. Рэд, а точнее то, что осталось от него, был изрядно обессилен от проходящей операции и его потаённые первобытные инстинкты вырвались наружу и жаждали отведать свежей крови, чтоб восполнить нехватку своей собственной. Кровяная помпа без умолку гудела, откачивая алую жизнь из Ромуила и сливая её в заранее подготовленный сосуд. Старому кролику оставалось лишь ждать, когда процесс закончится. Однако уже сейчас было видно, как движения закованного зверя становятся вялыми и тяжёлыми. — Всё хорошо, Рэд… — Успокаивающим голосом приговаривал Стью. — Ты в безопасности. Я позабочусь о тебе. Но это было бесполезно — в глазах летучего лиса больше не сверкала искра разума. Она погасла и уступила место страшному алому сиянию — признаку истинного Носферату. Вампир не оставлял попыток наброситься на полную тёплой крови жертву перед собой и всячески пытался схватить рыжего кролика, реагируя на малейшие звуки и движения, что он производил. От верной смерти, фермера отделяли сущие сантиметры стальных оков. Стью смотрел в его ужасные глаза и поражался той первобытной чистоте, с которой они светили. В них не было ничего, что определяло бы современного зверя… Сейчас, свет души Ромуила Эдвардсона предстал перед ним в своём первозданном сиянии, не преломляемый призмами морали, чести, совести, дисциплины и иных благодетелей. Сейчас, он глядел в душу вампира, что несла в себе эхо изначальной дикости древних времён. Не затронутой и чистой… Бывший когда-то одним из лучших солдат Святого Креста, Стью Хоппс где-то сам себе поражался. Столько лет им втирали ужасы, которые несли на своих крыльях вампиры, что в его разуме, волей-неволей, возник образ необузданной и кровожадной твари, которой абсолютно плевать на чужие жизни. Но стоило узнать одного из таковых лучше… И он стал ему близким другом. — Видно, права Джуди. — Вздохнул кролик тяжко и опустил лицо в ладони. — В мире всё не столь однозначно и просто, как хотелось бы. В тебе так много чудес, Рэд… Тёмных и ужасных, но чудес: бессмертие, сила, трансформация, управление чужим разумом и Бог знает что ещё. Но ты платишь за эту мощь непомерную цену — твоя жажда крови бесконечна. Твой потенциал роста ограничен лишь твоим стремлением к нему и впереди у тебя на это целая Вечность. Что ты будешь делать со всем этим временем? А что всё это время сделает с тобой? Каким ты станешь в итоге? И будет ли итог у истории твоей жизни вообще? Если вдуматься, простые смертные, вроде меня или Бонни, не способны смотреть так далеко вперёд… Мы не сможем помогать тебе всегда. Наши жизни ничтожно коротки, по сравнению с твоей, и наш удел — тихо и мирно растить морковку на ферме. Мы уже не те, что были в юности: ловкие, быстрые, смелые и расчётливые убийцы… Мечтавшие обо всём, о чём может мечтать кролик. Сейчас мы живём ради наших детей и делаем всё лишь ради них. Живя эту жизнь, мы получили бесценный опыт: всё то, о чем мы с Бонни мечтали — тусклое свечение угасающей свечи, по сравнению с тем светом яркой звезды, под которым мы теперь нежимся каждый день. И имя этой звезде — Семья. Семья — это крепкая опора, что всегда поддержит нас; это надёжное пристанище, которое всегда примет нас таким, какие мы есть и защитит от любых невзгод. Семья — это то, что остаётся после нас в этом мире, ради чего я продолжаю жить и ради чего мне не жаль оборвать свою жизнь раньше срока. Так скажи же мне, Ромуил Эдвардсон… Ради чего будешь жить ты? Ради КОГО будет жить последний Повелитель Ночи?.. * * * С делами на сегодня было покончено раньше обычного, и Бонни выкроила пару часов на отдых. Погода днём была солнечной и жаркой, так что вечер выдался добротным. Солнце совсем скоро должно было скрыться за горизонтом, давая ночи вступить в свои законные права. Но перед этим, огромное шумное семейство кроликов готовилось к ужину. В этот раз Бонни решила принести ужин в комнату Люси сама, так как сегодня её муж был слишком занят и принести их дочь вниз было некому. — Э-эй?.. — Тихо и мягко подала голос серая крольчиха, приоткрыв дверцу в мастерскую. — Солнышко, ты здесь? Люси спала в своей кресле-каталке, положив голову на лапки, на швейном столике. Некоторые рулоны с тканями были сняты со своих мест и разбросаны по полу, другие рулоны просто очень сильно размотаны. Это была знакомая картина — такое происходило только тогда, когда на Люси находило вдохновение. В такие моменты ей лучше не мешать, но стоило приглядеть за ней. Вот и сейчас — совсем заработалась… Надувной манекен для примерки, стоявший в центре комнаты, сегодня был меньше своих обычных размеров, к тому же он был накрыт плотной тканью. Весь бардак в мастерской свидетельствовал о том, что Люси очень старалась закончить очередной заказ или какую-то отдельную работу как можно быстрее. Тихо пройти по мастерской не вышло — по пути к дочери, Бонни наступила на шипастый резиновый мячик с пищалкой, которую Люси швыряла в близнецов, если те выходили за рамки адекватности. Пятнистые уши мгновенно среагировали на шум, а следом и их утомлённая хозяйка обернулась в сторону источника. — Мама?.. — Вопросилась она и протянувшись в кресле, приняла сидячее положение. — Привет, мам. Кажется, я отключилась… Бонни подошла к ней, вручила поднос с ужином и повезла дочь в комнату, чтоб уложить спать. — Не припомню я, чтоб к тебе поступал какой-то срочный заказ, Люси… — Сделала она задумчивый вид и открыла дверь в комнату. — Откуда такая спешка? — Это подарок… — Тихо шепнула она матери, слегка занервничав и опустив уши. — Для Тима. Я подумала, что раз уж он потерял вещи, то пусть у него будет хоть немного хорошей одежды. Её голосок медленно утих к концу объяснения и пятнистая крольчишка спряталась под свой плед, в смущении. Бонни тихонько рассмеялась на это и нежно стянула участок ткани с головы: — Я уверена, что ему очень понравится. Тебе нечего бояться. Кстати… Ты ешь то, что он тебе прописал? Кресло въехало в комнату и Бонни направила его к веранде, чтоб её дочь смогла поужинать в любимом месте, раз уж не может это сделать вместе со всеми. На этот раз. — Конечно… Даже пропорции соблюдаю. Но этот белок ужасен на вкус. Будто ем чью-то перхоть. Блэх!.. Бонни снова мягко рассмеялась и выкатила кресло на веранду. — Тебе нужно поправиться, дорогая. Доктор Голденхорн больше не сможет лечить тебя. Его… В общем, он больше не имеет права лечить вообще. — А что случилось? — Обеспокоилась Люси. — Его уволили? — Ну… Можно и так сказать. Некоторые его лекарства оказались вредоносной подделкой и его лишили медицинской лицензии и практики. Пятнистая крольчиха тяжко вздохнула и опустила уши. — Мне он нравился. — Печально ответила она. — Я же его с детства знала. Он у нас в школе врачом был. Иногда детей на рогах катал. Меня тоже… Я же именно из-за него захотела стать пилотом, сидя на его голове, воображала себя в кабине самолёта. А потом… Потом… Её настроение испортилось очень быстро. Ей было больно вспоминать свою мечту, и то, как она её похоронила из-за своей болезни. В итоге, теперь она заливала горькими слезами поднос с ужином на своих коленках. Мама обошла её сбоку и присев по левое плечо, нежно погладила её по голове: — Ну… Ну. Хватит, сладенькая. — Улыбнулась она ей. — Всё будет хорошо. Ты же помнишь, что Тим тебе обещал? — Ты… Ты веришь ему? — Хныкала Люси. — Он же просто рабочий. — Ну, пока его вещи не разнесли в мелкую труху, он мог доказать, что является хорошим доктором. Так что, Тим сейчас готовит для тебя своё лекарство. — Он доктор?.. — Обратила пятнистая крольчишка удивлённые глаза на свою маму. Бонни погладила её влажную щёку лапой. — Не простой доктор… Он же к нам с неба упал, в прямом смысле… Так что, считай его подарком тебе свыше. — Он забавный… — Шмыгнула Люси носом. — Когда я увидела его крылья, мне так захотелось их потрогать. Ощутить, каково это — летать. И снимая с него мерки, я это сделала. А он сказал, что касаясь его крыльев, я делаю ему предложение. Что это такая традиция. На этих словах они обе рассмеялись. Звонко и заливисто, будто и не было недавних слёз. — Тим, кажется, хороший малый, но… — Запнулась Бонни. — Будь с ним осторожнее. Кто знает, что скрывается под этой рыжей шерстью. Подул свежий ветерок, принеся с собой сладкие запахи с полей и лугов посёлка. Слова матери заставили Люси призадуматься: ведь, действительно Тим может оказаться кем угодно. Не путешественником, а беглым преступником. — Так, ты ему не доверяешь? — Он же лис, Люси. Летучий, но лис. — Вздохнула мама. — Среди них больше всего плутов и обманщиков. К тому же, мы знаем его всего ничего… Я просто волнуюсь за нас. — Джуди всю жизнь доказывала, что нельзя ко всем относиться предвзято. Однако, осторожность никогда не была изъяном. Особенно среди нас. Но эти глаза… Глубокие, ясные и искренние красные глаза… Я не думаю, что он лжёт. — Вся в папу пошла. — Улыбнулась Бонни и встав, поцеловала дочку в лоб. — Он никогда не ошибается в зверях, всегда знает если они что-то скрывают. Или не скрывают. — Мам, покорми меня. — Попросила Люси и улыбнулась во все зубы. — Ты как маленькая. — Ахнула Бонни весело и взяла ложку в лапу. — Будет тебе тридцать… —…я всё равно буду просить об этом! — Уверенно закивала крольчишка, широко улыбаясь. Крольчишка сняла горбатую крышку с подноса и втянула носиком аромат парного яблочного пирога, тушеных овощей и горячего компота из ягод. — Скажи «а». — Стала приговаривать Бонни, угощая дочь. Та с большой охотой принимала пищу из лап матери, держа кулачки у груди и виляя хвостиком. Ужин был, как всегда, не только вкусным и сытным, но и приготовлен с заботой. Этим и отличаются кролики — вниманием к массовым мелочам. Они никогда не меняют качество на количество и всегда делают всё на совесть. Люси любила всех своих братьев, сестёр и, конечно, родителей. И каждый день с ними был для неё светлым и тёплым, будто вечная весна царствовала в её душе. Даже не смотря на недуг… Перед тем, как с ужином было покончено, Бонни сделала нечто вроде молочной смеси из половины кружки компота и белкового порошка. Смесь получилась густой, как каша, но бледно-розовой от жидкой основы. Люси нехотя, но съела эту невкусную жижу и быстро запила оставшейся половиной напитка. — И как это едят тяжеловесы?! — Возмутились она. — На вкус как опилки! Прелые… — Тебе нужно набраться в весе, милая. Как только поправишься, Тим тебя вылечит. Он же обещал. Помнишь? Собрав пустую посуду, Бонни ещё раз поцеловала дочь в лоб и пошла вниз, к остальным, оставив её любоваться ночным небом. Что-то мурлыча себе под нос, серая крольчиха стала спускаться по ступенькам в общую столовую на первом этаже. Однако, на уровне общей спальни для малышей она услышала голос одного из самых младших — Сесила. Он будто с кем-то говорил: — А у тебя тове волфебные уфы? — Спросил он кого-то. У Сесила были проблемы с произношением, как и у абсолютного большинства детей его возраста, но что он говорит, разобрать было можно. — Твой мех как щётка. — Продолжал он свой монолог. — Ты колющая. Как ёзык. Тебе так удобно? Шпать не мефает? — Дорогой, почему ты не на ужине?.. — Осторожно спросила Бонни у малыша, медленно зайдя в огромную спальню. — Мама! — Радостно вскрикнул крольчонок, вскинув крохотные лапки вверх. — А я уве поел! — С кем ты говорил?.. — Ш моим длугом. — Вдруг тихо произнёс Сесил и напустил на себя вид крайней серьёзности. — Он погоштит у наш? Можно, мам? Бонни огляделась вокруг и едва заметно дёрнула носиком, обнюхивая окружение — в воздухе не было и намёка на чужое присутствие. Ей это казалось странным. — А как зовут твоего друга?.. — Негромко спросила крольчиха малыша и села рядом с ним на кровать, осторожно оглядываясь вокруг. — У него есть имя? — У «неё». — Поправил Сесил свою маму и рассмеялся. — Она уве давно живёт у наш. Шпит днём под потолком и гуляет нощью. Пришматривает жа домом, когда тебя нет, и помогает ш уроками большим. И ощень хощет ужнать, пощему ты не хощешь делать шлоёное тешто. — Слоёное… Тесто?.. А где она сейчас? Крольчонок ехидно смотрел куда-то на самый кончик маминого носа. — Она щейщас прямо перед тобой. Её нош прямо напротив твоего. Бонни облегчённо вздохнула и хихикнула, поняв, в чём дело. Сесил говорит о воображаемом друге. А точнее — о подруге. — Привет! — Сделала она радушный вид. — Я — Бонни. Мама Сесила и всех детей в этом доме. А как тебя зовут? — Я жову её Штрашилка. — Ответил малыш. — Она пощти щёрная, у неё штрашные жубы и глажа. А ещё, она умеет летать. Но она ощень доблая. Как ты. Вывод просился сам собой: Сесил — один из самых последних детей и других таких всего трое. Но он был слишком взрослым для своего возраста и поэтому не сошёлся с ними. Однако, дети постарше тоже не очень охотно брали его в свои активные игры из-за его возраста, хотя и часто приглядывали за ним. Похоже, это стало для него серьёзной проблемой, которая стала причиной возникновения излишней привязанности сначала к плюшевому медведю, а теперь и к воображаемому другу… Бонни нежно взяла сынишку на лапки, погладила его по голове и крепко обняла: — Иди сюда, моё маленькое чудо!.. — Стала она приговаривать, вдруг поняв как ему одиноко. — Прости меня… — Жа што?.. Глазки маленького Сесила были такими большими, ясными и ничего не понимающими, что его мать едва не расплакалась: — Мама всего одна, а вас всех очень и очень много. Похоже, я иногда просто теряюсь. Крольчонок посмотрел куда-то в сторону и улыбнулся. — Штрашилка говорит, што хощет помогать тебе. Можно, мам? Можно, она у наш оштанетша? — Конечно, милый. — Ответила Бонни, прижимая сынишку к груди. — Для тебя, всё что угодно. Она встала, уложила сына на кроватку и села рядом, укрыв его. — Ну что ты делаешь?.. — Мягко возмутился Сесил и смахнул лапками своё одеяло. — Шпать ещё ано! Бонни смотрела на него и нежно улыбалась, поглаживая лежавшие рядом длинные упругие ушки. Сесил сунул лапку под подушку и вытащил оттуда слегка мятый, сложенный вдвое, альбомный лист бумаги. Он раскрыл бумажку и протянул её матери. — Что там?.. — Поинтересовалась Бонни и увидев нарисованное, буквально ахнула, прикрыв ладошкой рот. — Это Штрашилка. — Улыбнулся ей сын. — Ты не шмотри, что она такая… Она очень добрая. Сердце в груди Бонни вдруг камнем рухнуло куда-то вниз. Она взяла рисунок из лапок маленького сына и встала. Всматриваясь в него, серая крольчиха с каждой секундой всё отчётливее и отчётливее понимала, что теряет землю под собой — с белого, потрепанного листа бумаги на неё смотрело существо из кошмаров. Чёрная взъерошенная шерсть покрывала худощавое тело, острые, белоснежные клыки усеяли узкую, длинную пасть. Её крылья имели некоторые повреждения, вроде небольших дырок и разрывов у нижних краёв, а большие, остроконечные уши казались больше головы. Совпадением это быть не могло — Сесил видел Рэда. С листа на неё смотрел вампир. * * * Боль, что испытывает мозг от смерти нельзя вообразить и передать словами. Ощущения поистине ужасающие: ожоги, переломы, разрывы тканей, обморожения и удары током, даже вместе, и рядом не стоят с той агонией, что испытывает умирающий разум во время неумолимо надвигающегося конца. Ибо смерть — состояние совершенно ненормальное для организма. Это совершенно иной уровень боли и психического отчаяния, которые нельзя воспроизвести или понять, пока ты жив… И в момент своей смерти, твой мозг отчаянно ищет выход и избавление от этого, но не может найти, просто потому, что не приспособлен к гибели. А как к ней приспособиться? Да никак. И речь идёт не о тех случаях, когда умирающего можно спасти, а о тех, когда что-либо предпринимать уже поздно. Поэтому, неверно утверждение, будто умереть можно быстро и безболезненно — даже если твоё тело не подаёт признаков мучений, знай! Твой разум, в этот момент, испытывает невообразимые страдания, сравнить с которыми нельзя вообще ничего. Я будто провёл в Аду целую вечность: вновь и вновь терял себя, свои мысли, свои знания и опыт… Свою Душу. Самого себя. Моё внутреннее «Я» снова и снова трескалось, рассыпалось в прах, но «Алый Свет» снова собирал всё воедино. И этот процесс был цикличным, бесконечным… Мимо проносились образы воспоминаний, фантомы знакомых зверей, коих я убил и мест, в которых бывал. Боль и страдания были материальны, для меня ОНИ будто стали основными осями пространства, а время я не измерял вовсе. Но после остановки сердцебиения — звук, который я сумел расслышать в последний миг — меня будто захлестнула волна мучений, в сравнении с которыми, муки Ада — просто сладострастные ласки любимой. И пока мой стачиваемый, словно камень, разум ещё не успел разбиться вновь, я увидел, как где-то вдалеке забрезжил свет… И я потянулся к нему, как к единственной надежде покончить с этим… К добру или к худу. Я плыл в потоке боли, стонов и криков убитых мной зверей, пропитывался их страданиями насквозь, будто промокашка и горел их криками, будто факел горит ярким огнём. Я плыл, шёл, полз и катился к тому единственному, что вдруг показалось мне избавлением от бесконечного кошмара, и прикладывал все силы, чтоб не распасться на осколки вновь. Из объятий полного безумия и самозабвения, меня буквально выдрали острыми когтями на свет. Вокруг всё было белым бело. Или точнее, вокруг не было ничего — сплошная белизна пространства окружала меня. Как только я оказался в этом месте, мои мысли стали проясняться… Они вновь обретали чистоту и прозрачность, избавляясь от мутной взвеси недавних мучений и эха голосов моих жертв. Как бы странно это не звучало, но как только я оказался вне всей этой, не побоюсь этого слова, скверны, из моего сознания стали исчезать воспоминания о пребывании там. В моих мыслях просто напрочь закрепилась мысль, что я не хочу повторения этого… Но сама причина улетучилась как эфир. И хоть медленно, но верно, боль уходила, последствия были тяжелы и неприятны. Я встал с условного пола и осмотрелся вокруг: меня встретила тишина. Не такая, как обычно… Не простая тишина, когда нет каких-то мешающих звуков, а ПОЛНОЕ отсутствие звуков и эха. Я слышал только свой голос, свои послеболевые крики и стоны. Не было ни биения сердца, ни шума дыхания… Ничего. Тишина была звенящая, пугающая и абсолютная. — Хозяин… — Вдруг раздался чей-то голос. — Хозяин, мы здесь. Я встал и неподалёку увидел их — низших вампиров моего отца, которые были с ним в его пещерке. Они стояли поодаль от меня, приклонив колени и низко опустив косматые головы в знак глубокой покорности. — Вы!.. Где я?! Я опять… — Да, хозяин. — Подтвердил один из них и, поднявшись, подошёл ко мне почти вплотную. — Вы мертвы. Мы спасли ваш разум от распада. Пока ваше тело восстанавливается, мы спрятали вас от окончательной смерти. Вам стоит быть осторожным. Вы попали в Циклон. «Алый Свет» едва не переварил вас, как других. Мы едва успели… — Кто вы? — Хрипло спросил я их, все ещё едва стоя. — Вы настоящие? — Да, Господин. — Ответил рядом стоящий низший. — Мы — приближённые вашего отца. Во времена его правления, мы были его слугами. А когда начался Первый Крестовый Поход, он понял, что Гнездо обречено и поглотил нас, а стаю прогнал, чтоб хоть кто-то мог уцелеть. Сам — остался. Мы клялись ему в верности при жизни и исполняли клятву даже после неё. Я непроизвольно сделал шаг назад. Что-то было не так… Их раньше было больше, кажется. — Вас же, вроде, больше было… — Хмыкнул я, указывая на них пальцем. — Это так, Хозяин… Разве вы не почувствовали этого? Вы выпустили двоих из нас. Это было что-то новое… Какой-то совсем иной уровень опыта и общения. Я и эти низшие вампиры… Мы словно были единым целым, но в то же время, каждый был индивидуальностью. Складывалось ощущение, будто я и они — несколько разных жидкостей в одной бутылке, которые не могут смешаться друг с другом… Вроде, масла и воды. Странно, я совсем не ощущал в его голосе сомнения или лжи. Он, явно, говорил правду, и если подумать, то я вроде что-то припоминаю об этих Порождениях. — В каком смысле, «Выпустил»?.. Судя по напряжению, повисшему в воздухе, хорошим делом это быть не могло. — Кровь Хранителя Гнезда убивает смертных, Хозяин. Но если она попадает в свежий труп и благословляется голосом Высшего, на свет появляется Порождение. — Рабы, господин. — Ответил другой низший. — Не всякий Хранитель Гнезда может их создавать. Ваш отец был одним из старейших и сильнейших вампиров древности. Благодаря этому, он мог создать до сотни своих Порождений прямо на поле боя, без вреда для себя. Вы же, унаследовав его силу, ещё не научились ей управлять и по случайности создали двоих таких. И теперь, в первую очередь, вы должны знать: Порождения различают двух подвидов, — показал он мне два когтистых и тощих пальца. — Пустые — временные рабы, созданные из свежих мертвых тел. Для создания такого Порождения, нужно привести тело в порядок: если оно умерло от потери крови, перелить ему кровь, если умерло от сильной раны, то рану нужно зашить. Кровь Высшего Вампира, даже капля, убивает живых, но мёртвых она возвращает к жизни. Не полностью… В такие тела нельзя по-новой вдохнуть жизнь, у них нет Души. В них не горит Искра Жизни. Однако, в них тлеет эхо их опыта, знаний, воспоминаний и чувств, которыми можно воспользоваться… Хотя по всем признакам, они будут живыми, но, по сути — они мертвы и подвержены своим стремлениям и бесконечному голоду. Таких, требуется подчинить лично, иначе их поглотит хаос и кровавое безумие. У таких Порождений есть слабости: их можно убить обычным оружием и им постоянно нужно питание. Без крови, они погибают за день. — Ты сказал, что бывают Порождения двух подвидов. Какой второй? Он словно бы не хотел рассказывать. Перемялся с лапы на лапу и облизнулся, нервно скрипнув зубами. — Это мы. — Его голос задрожал. — «Алый Свет» способен поглощать сознание, саму суть, живого существа вместе с его кровью и хранить её в себе, пока живёт сам. Мы — живое тому доказательство. Ваш отец был этому доказательством, пока не расстался со своей силой в вашу пользу. И попав в мёртвое тело, кто-то из нас может захватить его. В отличие от первого подвида, такое Порождение не временное, не требует постоянного питания и полностью подчинено Высшему, создавшему его. Вот… Же… Б@#$ь… От услышанного, моя челюсть сползала с морды лица всё ниже и ниже. Пару секунд я не мог ни пошевелиться, ни сказать что-либо. Чёрт!!! Готов биться об заклад, немалые ресурсы «Чёрной Короны» были направлены на то, чтоб другие виды могли быть совместимы с «Алым Светом», но никто и подумать не мог, что этот штамм способен ТАК воздействовать на трупы. Включая меня. Я к этому был не готов совершенно, а если я к чему-то не готов, то последствия бывают серьёзными. И теперь, где-то там, бродят два недовампира… Это не хорошо. — Кто?.. — Выдавил я из себя. — Кто выбрался? Как их зовут? Что мне от них ждать? Я понимал, что времени у меня не так уж и много, поэтому нужно было максимум информации. — Первым выбрался Барбас. При жизни, он использовал запах своего тела, чтоб наводить ужас на своих жертв и доводить их до самоубийства. Это было его любимым развлечением. Второе Порождение — Келл. Он мирный и почти безобидный… Но его лучше найти первым. Он совершенно не делает различий между добром и злом, и если им овладеет любопытство, проблем будет целый караван и небольшая тележка. Как, собственно, и трупов… Вампиры не убивают без причины, Хозяин, но голодные вампиры неуправляемы. А любопытствующий Келл — это вообще катастрофа. — Когда я их создал? — Мы сами точно не уверены. Вы не призывали нас помочь вам, поэтому мы спали и очнулись совсем недавно… Попытайтесь вспомнить, когда вы могли окропить свежие трупы кровью. Тут меня будто током дёрнуло: — ЧЁРТ!!! ДЕПО!!!***
День с самого утра был знойным в пограничных краях близ предместий Зверополиса. Оно и понятно: эта местность была ближе всего к пустыне и порой днём прогревалась до достаточно высоких температур, так как хладостанции Тундра-тауна были слишком далеки. Посреди небольшого леса находился секретный пункт проведения экстренного заседания Совета особого назначения, который уже долгие годы занимался разведывательной и диверсионной деятельностью, с целью захватить город Зверополис под свои нужды. К месту проведения этого мероприятия, торопливыми шагами направлялся самый обычный, на первый взгляд, полярный волк. Зверь был крепко сбитым и поджарым, будто гепард-легкоатлет, выносливым и сильным для пешего похода в такую даль, но его белоснежный мех с плотным подшёрстком сейчас был огромной помехой — его тело быстро перегревалось. Он бежал легко, без натуги, амортизируя свой вес носками крепких лап, но повинуясь инстинктам, ему таки пришлось высунуть язык из пасти, чтоб избавить организм от излишков тепла. С высунутым на всю длину ярко-красным языком бежать стало легче, но сам факт этого поведения ему претил. Немногим позже, он добрался до условного места, где его ждал оставленный временный полевой лагерь, похожий на перевалочник военного десанта. Однако, волк не по наслышке знал, что под плотной маскировочной сетью в таких местах, собираются звери куда опаснее простых солдат. Заседание Совета давно было окончено и его члены уже вернулись к выполнению своих заданий, но специально для этого агента было оставлено послание в виде простого ноутбука. На время мероприятия, периметр был под охраной небольшого взвода снайперов-куниц, которые распологались под сенью раскидистых древесных крон. С их боевых позиций местность просматривалась и простреливалась на многие сотни метров вокруг. Благодаря этому, экстренное собрание Совета могло не волноваться по поводу случайных столкновений с врагами. Но теперь же, местность вокруг пустовала и на время получения задания, обезопасить агента было некому. Звери, входившие в состав Совета, собирались прямиком из выполняемых миссий, поэтому в их интересах было начать и закончить всё как можно скорее. Охрану они при себе не держали, так как о собственной безопасности заботились лично — каждый из них имел недюжинный боевой опыт, навыки и, само собой, личное оружие. Агент обладал всем тем же, но он был совсем один. Полярный волк огляделся вокруг, внимательно прислушался и принюхался. Органы чувств говорили, что здесь уже давно никого не было… А это значит, что местность безопасна. Он подошёл к ноутбуку и включил его: — Добрый день, агент! — Строго и сухо поприветствовал его зверь по ту сторону монитора. — Добро пожаловать на брифинг. Его собеседник был скрыт случайной картинкой, а его голос изменён. Проводится это для конспирации. Само послание было записью, поэтому волк не стал следовать формальностям. — К вашему приходу, Совет будет уже далеко, и довести информацию по заданию поручено мне. Итак, на сегодняшний день, обстоятельства таковы: от группы «чернорабочих» в поселке кроликов, мы получили достоверные сведения, что доктор Голденхорн, занимавшийся разработкой биологического оружия, был уничтожен вместе с охраной. Лаборатория сожжена вместе с телами, но клиника не пострадала и гражданские ничего не заметили. Наши агенты, среди пепелища, обнаружили пропажу его компьютера. Если его многолетняя работа попала в лапы наших врагов, то миссию придётся считать проваленой, а нас всех — мёртвыми. Хозяин не потерпит такого фиаско. Агент! Ваше первое задание: найти наработки Буру Голденхорна и уничтожить всякого, кто имел с ним дело. Но сделать это нужно, не привлекая внимания. Абсолютно. Список подозреваемых уже некуда, учитывая то, на ком испытывалось оружие, но стоит начать со второстепенных целей. Продолжаем. Наши «чернорабочие» перестали выходить на связь. Перестали отвечать на вызовы… Их главный сервер перестал «прозваниваться». Совет посчитал, что «Па-де-Кале» так же уничтожено… Однако, при личном расспросе директора Депо, который «благодушно» отдал нам в безвозмездное пользование пустующее здание, выяснилось, что наёмники не показывались и ему. В частности, перестали заказывать провиант. Агент! Ваше второе задание: Проверить наше Депо и доложить о состоянии отряда «чернорабочих». В случае их гибели, прибрать бардак, а связного ликвидировать. Хоппсы, скорее всего, обнаружили слежку, поэтому придётся начать всё заново. А чтоб сделать это с минимальными потерями эффективности, нам нужно максимум данных, которых мы лишились! Ах, вот ещё что… Я бы советовал делать отсюда лапы, так как место проведения совета заминировано. Группа поддержки и транспорт ждут вас в квадрате Д-6. Удачи. Стоило видеозаписи закончиться, на мониторе высветился таймер: 10, 9, 8… Увидев эти цифры, полярный волк резко перемахнул через стол и рванул с места на всех четырёх лапах. Когда рубеж в сотню метров был преодолен, позади раздался мощный термобарический взрыв. Даже услышав его, агент продолжал бежать, чтоб как можно сильнее уменьшить воздействие на себя взрывной волны. На отметке примерно в сто двадцать метров, волна таки настигла его и белый волк кубарем покатился вниз по склону, скуля и ворча от каждого удара о деревья своим телом. Когда всё прекратилось, он встал и обнаружил себя в пылевой завесе. Одежда и белоснежная шерсть испачкались, запылились и нахватали мелких веток, но ран не было. Отряхнувшись, он сориентировался на местности и сверился по КПК насчёт назначенного квадрата. — Довольно оживлённая местность… — Посетовал агент вслух. Решив, что ничего не поделать, он побежал в сторону точки встречи.***
Заснеженные дома Тундратауна проносились мимо со скоростью северной вьюги, лапы иногда проваливались в неглубокий, рыхлый снег на дорогах, морозный ветер щипал нос и свистел в ушах, но Джек бежал за белым бараном, не сбавляя темпа. Оружия при нём не было, и если дело дойдёт до боя, придётся бить наверняка. Насмерть. Спустя пару кварталов, улица стала более оживлённой. Из-за этого, рогатый завернул в вентиляционный переулок и ушёл за решётчатую стену, предварительно заперев её. Кролик последовал следом, удивляясь несвойственной, для баранов, прыти у этого копытного. Увидев впереди себя запертую решётку, Джек даже не стал раздумывать, чтоб притормозить. Это только раззадорило его и он, разбежавшись ещё быстрее, запрыгнул на мусорный контейнер, от него «срикошетил» в противоположную стену и набрав нужную высоту, перемахнул через забор. Когда он побежал дальше за убегающим бараном, то услышал глухой хлопок и тут же нарвался на что-то очень жгучее. Буквально через десять метров бега, когда противник был практически на расстоянии одного прыжка, Джека будто под дых пнул бык: лёгкие стали резко сжиматься в резких спазмах, глаза, нос и рот словно обожгло огнём и дышать стало практически невозможно. Сообразив в чём дело и стараясь не вдыхать ещё больше паров, он попытался вернуться назад, к чистому воздуху. Отойдя от места «подрыва», полосатый кролик сунул голову в ближайший сугроб и, наконец, получил облегчение. Спустя пару секунд он таки смог открыть покрасневшие глаза и оглядеться — баран медленно удалялся, поглядывая на своего нерадивого преследователя. — Чёрт!.. — Кашлял Джек, едва дыша. — Перцовая ловушка… Погоня была провалена — слишком он переоценил свои навыки и недооценил чужие. Ловушка казалась очевидной, и стоило прислушиваться к интуиции, когда баран запер за собой ворота. На этом месте начиналась его территория, где не могло не быть ловушек для спасения от возможной погони. Когда воздействие жгучих паров более-менее сошло, Джек вынул из глаз оплавившиеся и замутненные контактные линзы и сменил их на запасные. Сквозь старые уже практически нельзя было ничего разглядеть.***
Саймон стоял напротив разъярённого белого медведя, закрыв собой его жертву и смотрел ему прямо в глаза, чтоб предугадать момент и направление следующей атаки. Противник же, стоял перед ним, чувствуя перед собой явную угрозу. Пока полковник приходил в себя после сильного удара лапой, полярник уже успел напасть на проходившую мимо ресторана лосиху. Сейчас сам Лебовски стоял между медведем и его жертвой. — Как вы, мисс? — Больно. Очень… Он один из одичалых?.. — Простите, я сейчас не могу отвернуться от него и помочь вам, поэтому просто потерпите до прибытия полиции и врачей. Если я отвлекусь, он снова нападёт. Просто говорите со мной, хорошо? Не теряйте сознание. Зевак вокруг не было, так как улица пустовала уже давно, а полиция вызвана официантками буквально пару минут назад. Оставалось лишь не дать медведю уйти и напасть ещё на кого-нибудь. — Рана не смертельная, но мне становится хуже. Похоже, у меня небольшое внутреннее кровотечение. — Как вас зовут? — Доктор Молли Арно. — Ответила раненая и застонала. — Я шла на свидание после ночного дежурства… Видно, не судьба. Росомаха слегка ухмыльнулся. — Будет ещё время, мадмуазель Арно. Если можете, вам стоит сейчас скрыться из виду этого гражданина за нашей машиной. Я беру его на себя. Только не спешите. Судя по захрустевшему снегу, лосиха прислушалась к просьбе и стала отползать в сторону. Как только медведь почуял неладное, то не замедлил с атакой и с рёвом бросился вперёд. Саймон ожидал атаку и мгновенно прыгнул на встречу. Два мощных зверя сошлись в рьяной схватке, где орудовали уже не доводы и кулаки, а простая кровожадность, когти и клыки. Медведь был гораздо крупнее, сильнее и тяжелее, но боевая эффективность росомах не просто так считается легендарной. Не давая обезумевшему зверю пойти на раненую лосиху, Лебовски вцепился зубами и когтями в тело противника, чувствуя, как хладнокровие и самоконтроль отступают перед буйством захлестнувших его чувств. Шкура медведя была толстой и прочной, поэтому росомаха мог не опасаться за его жизнь до какого-то своего предела. Рёв полярника высвобождался из его широченной груди, низкими вибрациями отдаваясь в голове полковника, будто в колоколе, но он не боялся. Росомах, как и барсуков или медоедов практически невозможно чем-либо напугать. В древности, когда властвовал закон «Убей или будешь убит», такие звери считались одними из самых яростных существ в мире. От разозлённого или раненого барсука стоило держаться подальше, от медоеда стоило бежать без оглядки даже если ты лев, но от взбесившейся росомахи спасения не было нигде. Если такой зверь был ранен или голоден, помех перед ним не было. Будь то стая волков, львиный прайд или змеиное гнездо, росомахи могли справиться со всем и только потом — умереть. В бою же, они несли смерть сначала своим врагам, и только после всего, умирали сами от ран. Полковник крепко держал медведя мёртвой хваткой за шею и словно массивными крюками вцепился в фонарный столб когтями, став буквально живым поводком или цепью. Медведь не обращал на него внимания и всё силился достать раненую лосиху, чью кровь он чуял. Саймон понимал, что убивать его нельзя, что он болен или с ним просто что-то не так, но с каждой секундой его внутренняя стена хладнокровия и стойкости сдавались под бурлящим напором инстинктивной ярости и бешенства. Кровь брала своё. Дальше ждать было не просто бессмысленно, но и опасно. Лебовски сжал челюсти в полную силу и стал стягивать к столбу и вниз, чтоб повалить медведя на снег. Это сработало — полярный медведь среагировал на боль и отвлёкся от пострадавшей. Как только Саймон почувствовал это, то отпустил его и они вновь встретились взглядами. Не став выжидать в этот раз, он бросился на полярника первым: ударом правой лапы, он отвел его голову в сторону и кинулся на открывшуюся шею. Затем, полковник живо вскарабкался по массивной холке на спину и зажал шею полярного медведя удушающим приёмом в тиски. А для гарантированной фиксации, вцепился всеми зубами в плотный загривок. Это был один из его коронных приёмов против крупных хищников типа львов, тигров и медведей. Благодаря ему, он мог намертво сцепиться с противником, став для него живым смирительным ошейником. С каждым выдохом медведя, росомаха сжимал хватку всё сильнее и сильнее, надавливая на сонные артерии и гортань. Полярник ощущал приближение смерти от удушья и стал биться о борт машины, чтоб сбросить с себя нежданный груз, но Саймон не отпускал. Спустя пять минут непрерывного поединка, послышались звуки приближающихся сирен. В итоге, их окружили пять больших городских внедорожников, и с каждого высадились по два офицера. — Говорит полиция Зверополиса! — Раздался в мегафон звучный голос носорога. — Живо прекратить потасовку! Медведь будто и не слышал приказ вооружённого полицейского, продолжая биться о машину, а Лебовски просто не мог ответить с шерстяным кляпом в пасти, без того, чтоб выпустить его из своих объятий. Офицеры не стали долго выжидать и накинули на медведя намордник из стальной проволоки. С Лебовски хотели сделать то же самое, но он, всё ещё держа полярника за шею, помог застегнуть замки ошейника намордника. Когда он убедился в том, что носорог и гиппопотам удержат одичавшего медведя, то тут же слез с него и побежал в сторону раненой лосихи. Та была без сознания. — Сюда! — Крикнул он полицейским. — Ей нужна помощь! К машине подбежали свободные офицеры. Это был серый лесной волк и ещё один носорог. — Крепко ей досталось. Ничего, скорая в пути… — Ответил волк и тут же встретился глазами с росомахой. — Дэвид?.. — Дядя Саймон?!