Искупление

Как и обещала Фригг, Тор, после перемещения, оказался в темном пустом коридоре. Благодаря своему видению он уверенно двинулся в нужном ему направлении, держа наготове свой молот – ведь неизвестно, чем могут встретить его холодные переходы чужого замка. Одинсон осторожно шел вдоль стен, опасаясь появления возможных ловушек и стараясь держаться в тени, избегая редких пятен света, отбрасываемых тусклыми догорающими факелами. Крадучись, он миновал один поворот, потом второй… Затем позади оказались еще два длинных коридора... Тора удивила тишина, которой встретил его мрачный замок - он прошел почти половину пути, а навстречу ему не попалось ни одной живой души. Это начало беспокоить Громовержца. Он больше не крался, а шел открыто, не таясь, широко шагая по темным переходам дворца. Отсутствие обитателей замка настораживало, и у Тора зародились нехорошие предчувствия. Липкий страх ледяными тисками сковал сердце Одинсона, заставляя ускорить шаг, и последнее расстояние до заветной двери Тор проделал почти бегом. Что-то было не так. И Бог Грома понял, что именно. Все та же оглушающая тишина. В видении, которое показала ему Фригг, из-за закрытой двери доносились глумливые крики воинов и стоны его брата. А сейчас… Сейчас Тор слышал лишь стук своего сердца и свое тяжелое прерывистое дыхание. Похолодев, он взмахнул молотом, и тяжелая дубовая дверь разлетелась в щепки. Не медля ни секунды, Громовержец переступил через порог… То, что он опоздал, он понял сразу. Сразу, как только увидел одиноко белевшее на полу обнаженное тело своего брата. Локи лежал, скорчившись, на боку и не подавал признаков жизни. Замерев на мгновение, Тор рванулся к нему и опустился рядом на колени. Некоторое время он с ужасом рассматривал синяки и ссадины, покрывавшие все тело трикстера, оглядывал почти зажившие рубцы на его плечах и спине, и пытался определить, дышит Локи или нет. Он даже не удивился, не увидев на его лице уродливо стягивающих губы проклятых нитей. И только потом Одинсон решился перевести взгляд на нижнюю половину тела Лафейсона, перемазанную засохшей кровью и чем-то ещё. Чем – Бог Грома догадывался. В душе его поднялась волна ненависти к сотворившим такое с его младшим братом. Бывший Бог Обмана выглядел сейчас так жалко и беспомощно, что Тор проклял себя за то, что добивался ужесточения приговора для трикстера в той далекой, а теперь уже просто другой, жизни. - Локи, - тихо позвал он, осторожно коснувшись рукой обнаженного плеча. – Очнись, это я, Тор. Я пришел забрать тебя отсюда. Лафейсон вздрогнул, с трудом разлепил веки и непонимающе уставился на Громовержца. Но стоило Тору снова протянуть к нему руку, как он резко отдернулся всем телом назад, вжавшись спиной в холодный камень стены. - Не трогайте меня! Не прикасайтесь! – истошно закричал он, поджимая колени к груди и закрывая голову руками, когда Одинсон, чтобы успокоить, положил руку ему на плечо. – Оставьте меня! – крик перешел в бессвязный вой. Локи, пытаясь оттолкнуть от себя чужие руки, извивался в объятиях Громовержца, рискуя выломать себе суставы. Тору пришлось навалиться на бьющееся в конвульсиях тело и крепко прижать к себе. Он терпеливо ждал, когда утихнет истерика, гладя Локи по грязным спутанным волосам и шепча ему в ухо успокаивающие слова. Вскоре Лафейсон выбился из сил и перестал кричать и вырываться. Он бессильно лежал в сильных руках Одинсона, изредка вздрагивая всем телом и тихо всхлипывая. Тор слегка покачивал его, словно маленького ребенка, и тихо гладил тонкие дрожащие пальцы, судорожно вцепившиеся в его одежду. - Тс-сс… Все хорошо, - повторял он снова и снова. – Это я. И я пришел за тобой. Больше тебя никто не тронет… Тихо… Все хорошо… Локи постепенно затих и, наконец, повернул к Богу Грома бледное, мокрое от слез лицо. Тот помог ему сесть и, сняв с себя плащ, накинул ему на плечи, прикрывая наготу. Затем снова сел рядом и осторожно обнял младшего брата. Сквозь плотную ткань Тор чувствовал, как Лафейсона колотит озноб. Помолчав, он решился, наконец, заговорить. - Локи, у нас мало времени, нам надо выбираться отсюда. Я не знаю почему, но замок сейчас пуст, и нам надо этим воспользоваться. Но для начала тебе необходимо одеться. – Локи безучастно смотрел перед собой, не реагируя на слова Тора. – Ты можешь идти? Трикстер чуть заметно кивнул головой и неожиданно посмотрел на Одинсона вполне осмысленным взглядом. Он долго и пристально вглядывался в лицо Громовержца, словно не узнавая его и всматриваясь в каждую черточку. - Неужели мой братец пришел спасти меня? – наконец хрипло спросил он с издевкой, отбрасывая со лба прилипшие волосы. – Как видишь, ты немного опоздал, и не застал самого главного веселья. А ведь мог бы принять в нем участие! – он снова отвернулся. - Что ты несешь? – воскликнул Тор. – Мне действительно жаль, что все так обернулось, но теперь я хочу помочь тебе, спасти! - А может, я не хочу, чтобы меня спасали?! – с ненавистью выкрикнул Локи ему в лицо. - Может, я хочу сгнить в этом чертовом подвале, чтобы раз и навсегда забыть тот ад, на который вы с Одином обрекли меня! – трикстера снова начало трясти. Одинсон, молча, смотрел на брата, кутавшегося сейчас в его плащ: - Локи, пожалуйста…. Пойдем… Нам действительно надо поторопиться. – Он решительно поднялся и потянул вверх Лафейсона. Тот неожиданно, хоть и с трудом, но послушно поднялся, и Тор, поддерживая младшего брата под руку, медленно повел его к выходу. Он заметил, что Локи прихрамывает и морщится от боли при каждом шаге, и догадывался о причине этой боли, но заговорить об этом так и не решился. Он вообще думал, что ему придется тащить брата силой, и был немало удивлен, что тот пошел сам. Медленно они дошли до покоев Локи. Тор помог младшему брату опуститься на кровать, и сердце его сжалось, когда он услышал, как Лафейсон при этом болезненно охнул. В шкафу Бог Грома нашел подходящую одежду, и бросил ее на кровать рядом с трикстером. Затем он оторвал большой кусок от простыни, смочил его водой из графина, стоящего на столе, и приблизился к Локи. - Дай, я оботру тебя, - сказал он. Лафейсон поднял на него злые глаза: - Думаешь, вот так просто ты сможешь стереть с меня всю эту грязь? – он усмехнулся, вырывая ткань из рук Одинсона. – Я сам, не трогай меня. – И принялся неловко обтирать себя. – С чего это ты вдруг стал таким заботливым? Думаешь, я забыл, как ты тащил меня на цепи по улицам Асгарда, стараясь унизить перед всеми асами! – дрожащим от ярости голосом прошипел Локи. - Забыл, как ты просил Одина ужесточить для меня наказание, добиваясь чуть ли не смертной казни?! Только не говори, что не знал, на что вы меня обрекаете, отправляя сюда. – Трикстер почти кричал. – Вы просто откупились мной, заплатив за свой шаткий мир моим телом и моей душой… Теперь, я надеюсь, ты доволен? Надеюсь, ты рад видеть меня в таком состоянии?! – Лафейсон вызывающе развел в стороны руки, выставляя напоказ изможденное, покрытое многочисленными ссадинами и рубцами тело. Тор с горечью смотрел на него, не зная, что сказать. Каждое слово Локи сочилось горьким ядом, словно трикстер пытался выплеснуть наружу всю свою злобу и все свое отчаяние, накопившееся за время, проведенное в плену. И каждое это слово словно вырывало кусок из сердца Громовержца, оставляя за собой сочащиеся кровью и болью раны. - А хочешь узнать подробности? – истерично выкрикнул бывший Бог Обмана. – Как каждую ночь меня волокли в постель к бездушному садисту? Как раз за разом он насиловал меня, заставлял делать гадкие вещи, о которых ты даже не имеешь представления?! Или как он издевался надо мной каждый раз, когда я пытался сопротивляться? Может, теперь это тебе покажется достаточным наказанием для меня, - по бледному лицу покатились несдерживаемые слезы. Локи выронил тряпицу, которой ожесточенно тер себя, словно пытаясь смыть с себя свой позор, и уткнулся лицом в ладони. Тор подхватил ткань, снова намочил водой и осторожно провел по чуть вздрагивающему плечу Лафейсона, продолжая стирать грязь и кровь… Он молчал, не находя нужных слов, и чувствовал себя очень гадко. Наконец, он решился заговорить. - Поверь, Локи, мне действительно больно видеть тебя в таком виде, и вряд ли ты сможешь когда-нибудь простить меня, но я должен кое-что тебе рассказать, - начал он. – Я отправился сюда по воле нашей матери, это она послала меня за тобой… - Конечно, - перебил его трикстер, поднимая глаза на старшего брата. – Самому тебе это в голову бы не пришло. - Она видела будущее, - терпеливо продолжил Одинсон, словно не замечая язвительного тона брата. – Маги нарушат договор и пройдут войной на Асгард. Наше царство падет… - Твое царство, – снова перебил Лафейсон. – Ты не сказал мне ничего нового. Во все это меня уже посвятил Царь Запретных Земель… В перерывах, когда уставал трахать меня. Локи замолчал, устало уронив руки на постель. - И поверь, мне плевать на твой Асгард, на Одина… - Вдруг он вскинулся: - А… как же Фригг? – спросил он растерянно. Тор покачал головой: - Поэтому я тебя и тороплю, - сказал он. – Надо вернуться назад и попробовать хоть что-то изменить… - В таком случае, ты опоздал, – равнодушно произнес Локи, подтягивая к себе брошенную на кровать рубаху. Тор непонимающе уставился на брата. – Ты забыл про разницу во времени – один час здесь равноценен пяти часам в Асгарде, – пояснил Локи, натягивая на себя одежду. Тор исподлобья глянул на него, поднялся, решительно застегнул на себе свой плащ, и, обхватив слабо сопротивляющегося Лафейсона поперек груди, вынул из поясной сумки прозрачный кристалл. Один из тех, что дала ему Фригг. Бросил его на пол и изо всех сил ударил по нему молотом. Раздался жалобный звук разбиваемого хрусталя, и вокруг вцепившихся друг в друга братьев закружился серебряный вихрь, увлекая их в совершенно иное измерение. Тор возвращался в Асгард.