Он и его кот

— Ну что, рассказать тебе то, что ты так жаждешь от меня узнать? — спросил, усмехаясь Хиддлстон. — Я тебя из дома не выпущу, пока не расскажешь, — наполняя свой бокал, веско ответил Роберт Дауни. — Но сперва объясни-ка мне вот это, — он взял со стола книгу, перехватывая поудобнее, и кинул её Тому на диван. — Я когда увидел, решил, что у меня галлюцинации, а когда перевернул, то подумал, что кто-то украл твою личность. — Ну что сказать… — улыбаясь, проговорил Том. — Личность мою никто не трогал, кроме тех случаев, о которых ты знаешь. Да, это моих рук дело. Разве так удивительно? Роберт хмыкнул, огибая стол, подходя к дивану и усаживаясь рядом с Томом. — Удивительно то, что я купил это, начал читать… и очнулся только на второй истории, — сказал он. — Вот уж не предполагал, что когда-нибудь такое увижу. Я бы ещё понял, если бы книга называлась как-то вроде «Тайм-менеджмент для деловых лисиц», но, извини, сборник сказок? Ганс Христиан Хиддлстон. Так тебя теперь называть? — Называй, как хочешь, — благосклонно позволил Ганс Христиан. — Я давно уже разучился влиять на то, как ты меня называешь. — Нет, ты мне всё-таки объясни: как так получилось, что сердитый лис в костюме ударился в описание приключений драконов с принцессами? — Сердитый лис в костюме — это ты, — заметил Том. — А я просто в костюме. — Допустим, что так. Но всё-таки? Томас вздохнул. — У меня трое детей. Тебе нужны ещё какие-то объяснения?.. Я долгое время не мог понять, что такое дети и как с ними следует общаться. Они как маленькие инопланетяне, прибывшие с исследовательской миссией, и, в случае чего, способные начать вооружённый конфликт. Мне нужно было понять, как найти с ними общий язык, потому что иначе мы не смогли бы сосуществовать. — Ух ты, какие глубокие мотивы, — оценил Роб. — И что же, это твой детско-всеобщий учебник? — В каком-то смысле да, — Том отпил чая из чашки, которую держал в руках. — Мне постоянно, в режиме нон-стоп приходится что-то объяснять, рассказывать, растолковывать. Ты берёшь в руки банан, начинаешь его чистить и тут прилетает: папа, почему ты чистишь банан так, а не иначе? А как правильно его чистить? А где у банана верх, где низ, почему он жёлтый, почему он длинный, почему яблоко круглое, почему апельсин кислый… И это ещё ерунда… Так что, по правде говоря, я не собирался писать никаких сказок, но когда ребёнок выстреливает своим «почему у меня есть пупок», ты глубоко вздыхаешь и думаешь: отмахнуться или прямо сейчас с места в карьер рассказать ему всё на свете? — Том помолчал. — Бывает, что я и отмахиваюсь, но, если есть хоть мизерная возможность задержаться в этом моменте и поговорить, я стараюсь говорить. Отсюда растут ноги у всех этих историй. Ты сам погляди: почему деревья растут вверх, почему птицы летают, почему люди друг друга любят или не любят, почему лужи мокрые, кто такие драконы, почему часы идут в одну сторону и так далее. — Ты философ среди пятилеток, — с уважением в голосе произнёс Роберт, кивая. — Я так сильно в своё время не заморачивался. — А я наоборот, — потирая чайную чашку, вздохнул Том. — Ожил. — А был мёртв? — Мгм, — согласился Том. — Понятно, — искоса поглядывая на него, констатировал Дауни. — В другой раз, как начнёшь философствовать — зови меня. Я бы это послушал. — Это обычно случается, когда мы куда-то опаздываем и я очень нервно пытаюсь завязать Алисе шнурки......и вдруг получается лекция на тему лёгкой промышленности, — копаясь в воспоминаниях, сказал Том. — Значит, я рад за тебя, — проговорил Роб. — Что ты обрёл себя. — Точно, — с довольным видом отпив чаю, сообщил Том. — Ладно, про книжку я понял. — Книжки, — поправил Том. — Их вообще три. Две со историями и ещё сборник размышлений на тему — но ту мы чисто сами для себя напечатали, так, пару штук. — Мы — это ты и… — Крис. Это вообще была его идея — он мой главный редактор, он и тот, кто велел мне начать записывать мои бредни. — Вот тут мы плавно подходим ко второй волнующей меня теме, — постановил Роберт. — Скажи мне, не сочти за труд, какого чёрта? — В смысле? — не понял Том. — Всё ты понимаешь, — криво улыбнулся Дауни. — Когда мы с тобой в прошлый раз что-то пили у меня дома, ты ломал руки в красивых жестах отчаяния, беспрестанно сетуя на неразрешимость ситуации, в которой тебя не хотят. — Что… я делал? — удивлённо переспросил Том. — Я ничего не ломал… — Ну. Может, не ломал. Но всё остальное имело место быть, — напомнил Роб. — В итоге, как я понял, вы передумали что-то менять, он остался деревенщиной… тысяча извинений! Остался альфой и вы снова Бонни и Клайд. — Нет, — отмахнулся Том. — Всё было не так! Там столько всего было, что… — Но он альфа. — Нет. — Как нет? — нахмурил брови Роберт. — Я сам чуял! — Ну да, — согласился Том. — Но не так всё просто. — Чтоб у вас с ним — да было просто? Не смеши мой галстук. — У меня не хватит остроумия на твой галстук, — признался Томас. — Ну ладно, — опираясь локтем на спинку дивана, подсел поближе Роб. — Давай, как подружке: как у вас всё было? Прям всё-всё. Я, стерва, любопытная. — Действительно хочешь знать? — колеблясь, спросил Том. — Больше всего на свете. — Ох… Когда он захотел стать омегой, я согласился и он перешёл на таблеточную диету… — Угу, помню такое. — …после чего я одурел, решил, что у нас нет будущего и ушёл, потом вернулся обратно. — А он? — Он сердился, но домой пустил из-за детей… и за моё отчаянное красноречие. — И ты? — Я вернулся, и он тогда взял и бросил свою затею с таблетками. — А она? — Кто?.. — Затея. — Затея… закончилась, — пожал плечами Том. — Он психанул и в первую же ночь спустил все колёса в канализацию. И косу свою обкромсал чуть ли не под корень. — А ты? — А я молчал, чтоб обратно не выгнали. — Не выгнали, стало быть? — Нет, как видишь. Его ещё долго ломало потом: он то извинялся, то пытался быть альфой, то вспыхивал ко мне лютой ненавистью, то снова извинялся, яблоки жрал… — Яблоки? — Ну да. Разбудил меня ночью и протягивает яблоко, говорит: хочешь? Так с ним в кровати сидели и ели яблоки. — А после яблок? — Спать легли. Он тогда ещё сильно тронутый был и злился на меня. — Мм. Короче говоря, если отбросить все твои лирические усложнения сюжета, его вылечило время и вы воссоединились. — Н-нет, — отрицательно качнул головой Том. — Не совсем так. — Тогда продолжай. — В общем, когда он отошёл от лекарств, идея его не оставила, — сказал Хиддлстон. — Но он просто заткнулся и не мог придумать никакого выхода. — Но вы его всё-таки нашли, надо полагать? — О-о, это была кровавейшая из кровавейших битв… — усмехнулся Том, потирая бровь. — И она растянулась на годы. Это я раньше считал, что любую проблему два умных человека могут решить, стоит им один раз поговорить, а если не решили — стало быть, она вообще не решаема… Сейчас я не так категоричен в этом мнении. Да и теперь я не совсем уверен в том, что некоторые проблемы нужно решать… И что их можно решать до конца… Но это снова философия. На этот раз тридцати-шести-леток. В общем, ты хотел, думаю, услышать только вот что: он сидел со мной рядом, заливал молоком хлопья и между делом брякнул, что он омега… Всё. — Что?.. — впал в прострацию Роб. — Ты так долго болтал и… к чему это было? — Он омега, — улыбнулся Том. — Понимаешь? — Не понимаю. — А ты постарайся, — подбодрил Хиддлстон. — Он — омега, а я — альфа. — И всё? — Да, всё, — сказал Том. — Всё вот так вот незатейливо, а иногда жизни не хватает, чтобы такое понять. — То есть вы просто решили быть, кем вам хочется, я не понял?.. — Мы просто сказали себе, кто мы есть, — допивая чай, поправил Том. — А не кем нас считает кто-то, кроме нас. Это до дебилизма просто; сложность всегда только в том, что каждому человеку надо понять для себя своё единственное «простое», в то время как именно поиски того, что следует понять, оказываются зверски сложными. — Вы, стало быть, своё единственное нашли? — Пока — да, — отозвался Том, поднимаясь, чтобы отнести в кухню свою кружку. — Но кто знает, чего нам в будущем ещё придётся поискать? Я смотрю на мелких и мне становится совершенно отчётливо видно, что в той части истории будет сто тысяч таких вот неразрешимых задачек, каждую из которых надо будет решить. Однако я полон оптимизма. Роберт расслабился, растекшись по дивану и выдохнул: «Э-эх!..». — А он? — резко поднимаясь и преследуя Томаса, уходящего в сторону кухни. — А что «он»? — спросил Том. — С ним всё в порядке. Он и не переставал меня любить. — Ты его, выходит, переставал?.. — нахмурился Роб. — Тш-ш, — с хитрым видом прикладывая пальцы к губам, Томас зашипел на него и, пользуясь его замешательством, принялся мыть чашку в раковине. — Не надо, просто поставь её! — очнулся Роберт. — Уже вымыл, уже, — со смехом обернулся на него Том, оставляя чистую чашку и закрывая кран.