Knight of Cups

В день, когда новый Галахад официально вступает в должность, Мерлину... странно. Наверное, как и остальным – основной состав не менялся уже десять лет – с тех пор, как прежний Гавейн решил, что с него хватит, ушел на пенсию и укатил то ли на Мальдивы, то ли на Гавайи. Новый агент Галахад не имел ничего общего со своим предшественником. Холодный взгляд серых глаз, быстрый ум, способность оставаться абсолютно спокойным в стрессовой ситуации — не только внешне - когда он лежал, привязанный к рельсам, обезвреживал мину, летел к земле после сообщения Мерлина о том, что у одного из них нет парашюта — у него даже не повысился пульс, и почти абсурдная немногословность и сдержанность. Мерлин предполагал, что у нового Галахада могут возникнуть проблемы с тем, чтобы следовать некоторым приказам, как и у его предшественника. Но это было всего лишь предположение, а в остальном — новый агент ничем не напоминал Гарри Харта. И всё равно – Мерлину было странно. Когда он заканчивает со всей работой, поток которой не иссякал несколько последних дней, доходит первый час ночи. Они тестировали сразу несколько новых разработок технического отдела, количество отчетов и чертежей, с которыми Мерлин должен был ознакомиться лично и одобрить, казалось, только увеличивалось, несмотря на то, что Мерлин тратил на них немало времени, помимо этого никто не отменял того, что ему нужно координировать миссии. Он мог бы остаться в штабе, как делал почти что неделю, но решает, что ему стоит выбраться из поместья просто для разнообразия и в надежде, что смена обстановки поможет ему лучше отдохнуть и обрести уверенность в том, что он не тронется умом, потому что ближайший месяц обещал быть таким же, как прошедшая неделя. Когда Мерлин добирается до квартиры, то застаёт Анвина бодрствующим. Это странно, потому что обычно тот не засиживается допоздна – по крайней мере, в гостиной. Но - через дверной проём гостиной пробивается тусклый свет, а Эггси, забравшись на диван с ногами, бездумно листает книгу, лежащую перед ним, смотря не в неё, а на экран телевизора, где мелькают кадры какого-то всеми забытого шедевра шестидесятых. Мерлин уже хочет поинтересоваться, в своём ли Анвин уме вообще, но объяснение его странному поведению находится быстро – как только тот, услышав всё-таки шаги Мерлина, смотрит на него. -И сколько ты не спал? – задаёт уже другой вопрос Мерлин. -Дня три, наверное. -Учеба? -Бессонница, - морщится Эггси и подтягивает колени к груди, освобождая для Мерлина место на диване. Хотя тот, вообще-то, и не собирался садиться. -Таблетки? -Бесполезно. -Потому что не нужно было их глотать при любом удобном случае. -Ну не ворчи. -И не собирался. -Врёшь, - фыркает Анвин. -Молчи, - парирует Мерлин. Это, почему-то, всегда действует. Сейчас вот тоже – Анвин замолкает и наблюдает за тем, как Мерлин выходит из комнаты. Когда тот возвращается, Эггси снова гипнотизирует взглядом телевизор, наверняка даже не пытаясь уловить смысл происходящего. Мерлин протягивает ему стакан воды и таблетку, а сам садится рядом со стаканом виски. Да-да, он и не собирался садиться. Так всегда происходит. -Это что? – уже запив таблетку водой, интересуется Анвин. -Крайне неосмотрительно сперва есть то, что тебе дают, и только потом интересоваться. -Я тебе верю, - хмыкает Анвин, - или, думаешь, не стоит? Мерлин неопределённо пожимает плечами. -Это просто сильное снотворное. -Поможет? -Поможет. Несколько минут они сидят молча – Мерлин сам начинает пытаться уловить смысл происходящего на телеэкране, видимо, тоже несколько уставший мозгами после недели сна по два-три часа в сутки. -Мне давно было интересно – тебе правда всё равно? – отвлекает его Анвин. Мерлин смотрит на него и натыкается на задумчивый усталый взгляд. -О чем ты? -О Гарри. -Какая тебе разница – всё равно мне или нет? -Не знаю, - честно отвечает Анвин, пожимая плечами, - наверное, мне за него обидно. Мерлин хмыкает. -Ладно. С чего ты взял, что мне всё равно? -Ну... потому что ты так выглядел. -Ты тоже не проявлял тех эмоций, которые обычно проявляют люди, только пережившие потерю. -Ну ты же не наблюдал за мной круглосуточно, - говорит Анвин, все проявления эмоций которого по этому поводу пришлось пережить бедной Рокси, плечо которой он всё-таки залил слезами пару раз, хотя честно изо всех сил пытался этого избежать. -Как и ты за мной. -Хм, - Эггси тут же приобретает забавно-озадаченный вид, трёт бровь, хмурится, - ну да. Справедливо. Но ты вообще ведёшь себя так, будто ничего не произошло. -Просто у меня было время привыкнуть к тому, что люди умирают, Эггси. Вот и всё. Эггси смотрит на него исподлобья – уголки губ Мерлина приподняты в почти незаметной улыбке и от этого немного странно. Эггси больше не считает Мерлина человеком с эмоциональным потенциалом киборга. Эггси уверен – эмоций у Мерлина сколько угодно, а вот желания их проявлять – очень и очень мало. Поэтому каждый вот такой момент – он на счету. -Не хочу к такому привыкать, - тихо бурчит он. -Тебе и не нужно. Мерлину не было всё равно. Конечно, не было. Возможно, его спасло лишь то, что смерть Гарри – это та штука, которую он принял давным-давно, ещё при его жизни. Потому что когда он перешел в лондонское подразделение – Гарри уже пять лет занимался оперативной работой, а ему на тот момент было только двадцать пять. Потому что когда они начали спать друг с другом – на Гарри уже было столько шрамов, что его попытки припомнить, когда и откуда появился тот или иной были совершенно бесполезны. Потому что он не раз и не два сам видел, в центре какой резни оказывается агент Галахад, и не раз и не два помогал ему выходить из этой резни потрёпанным, но живым. Люди говорят, что к смерти невозможно привыкнуть. Что ж, люди часто оказываются неправы. А ещё – Мерлин знал, сколько демонов было внутри головы Харта, знал, какое снотворное он пил, чтобы заснуть, и знал, что никакое снотворное не помогало ему от кошмаров. А ещё он знал, что проживи тот ещё лет пять – и все травмы, все старые раны и переломы начали бы давать о себе знать, и как бы не сопротивлялся Харт – а через пару лет ему бы пришлось прекратить оперативную работу. Мерлин знал, что это было главным страхом, главным ночным кошмаром Гарри – по крайней мере до тех пор, пока у него не появился его мальчишка. После появления Эггси это стало вторым по величине страхом. Но он бы всё равно не смог принять это легко. Так что, возможно, смерть Гарри была очень правильной и своевременной, как бы плохо это не звучало. -В любом случае, Эггси... – Начинает он и замолкает, раздумывая над тем, стоит ли вообще озвучивать такое мальчишке. -Что? – Тот, хоть и сонный уже совсем от принятой таблетки – смотрит пристально и внимательно. -В этой работе умереть рядом с человеком, который тебе дорог – это почти такая же роскошь, как умереть в глубокой старости в окружении детей и внуков. А он умер рядом с тобой, а не в одиночестве, где-нибудь в богом забытой деревне в Пакистане или посреди пустыни. Это хорошая смерть. -Он сказал мне почти то же самое. -У тебя есть причины ему верить. Анвин улыбается ему, трёт глаза – пытаясь согнать то ли сон, то ли слёзы. -Иди спи, - велит Мерлин. -Я уже начинаю. -Собираешься спать здесь? -Ага. Серьёзно. Я не встану. Не знаю, что это была за таблетка. -Всего лишь снотворное. -Скажешь, где оно лежит? -Нет, Эггси. Мерлин хмыкает и встаёт, оставляет стакан на журнальном столике и направляется к выходу из гостиной, Эггси ворчит что-то ему вслед, еле ворочая языком, но потом окликает довольно внятно: -Мерлин? -Да? -Спасибо. -Не за что. Обращайся. -Правда? -Конечно нет. Эггси смеётся, умудряясь при этом ещё и зевать, возится на диване, устраиваясь, бурчит совсем уже сонно: -Спокойной ночи, Мерлин. -Спокойной ночи, Эггси. Ладно, возможно, ему не нужно сбегать из этой квартиры и он сможет терпеть галахадова найдёныша. На Гарри он похож ещё и тем, что, будучи той ещё занозой в заднице, всё равно остаётся феноменально располагающим к себе засранцем. В конце концов Мерлин привыкает к тому, что в его квартире живёт ещё кто-то. Не до конца, конечно – но всё же. Он смиряется с тем, что на Анвина периодически нападает непреодолимое желание что-нибудь приготовить – а его готовка всегда сопровождается таким шумом, будто на кухне происходит как минимум битва на Сомме. Смиряется с тем, что Анвин слишком любит болтать, но, благо, всегда чует, когда к Мерлину лучше не лезть. Смиряется с тем, что через некоторое время, окончательно освоившись и обнаглев, мальчишка начинает обживать его квартиру – ну, то есть, раскидывать повсюду свои вещи, книги и конспекты. Смиряется с тем, что этот паршивец иногда курит в окно, хотя Мерлин это строго-настрого запретил. В общем, Мерлин сам поражается своему безграничному, ангельскому терпению. В какой-то степени это всё даже навевало ностальгию о том, как во времена юности его одолевали его младшие сестры и брат, которым, почему-то, вечно не хватало общества друг друга — им обязательно было нужно, чтобы Морган тоже принимал участие в их играх — когда у них была возможность играть, чтобы не навлечь на себя гнев отца. И особенно они нуждались в этом именно в те моменты, когда ему очень нужно было немного тишины, а тише всего дома было, когда отец был на работе или где-то ещё… и Моргану приходилось выбирать между тишиной и младшими. И он выбирал младших — почти всегда. Да, жизнь под одной крышей с Анвином в чем-то страшно походила на ту жизнь, которой он жил в своём родительском доме - время, которое он провёл там, едва ли можно назвать самым безоблачным временем в его жизни, но Эггси напоминал ему о младших — которые были самым счастливым воспоминанием из того времени и которые своим существованием не дали Моргану опустить руки, сдаться, наделать ошибок, потому что ему было плевать на себя — потому что он знал, что на нём лежит ответственность ещё и за этих троих. Мерлин ни за что не признается в этом сам себе — но порой жизнь с Эггси напоминала ему о том родном доме, которого он никогда не имел. *** Смерть Ланселота оказывается очень неприятной неожиданностью. Становится ясно, что на горизонте маячат зыбкие перспективы катастрофы пока ещё неясной этимологии, и что на арену явно выходят новые действующие лица. Не сказать, что они действуют осторожно – о нет, след Ланселота ведёт прямехонько в дом в горах – и этот след даже не стараются затереть. Но при этом выследить их оказывается задачей совсем нелёгкой. Нелёгкой до того, что допустимо назвать эту задачу невыполнимой при имеющихся у них ресурсах и информации. И это, наверное, окончательно доводит Мерлина. Когда он приходит после четырёх дней отсутствия – Эггси сразу понимает, что что-то не так. Нет, Мерлин выглядит совсем как обычно – напряженная вертикаль спины, тёмно-зелёный джемпер, раздражающе-ровный воротник черной рубашки в v-образном вырезе, жесткий взгляд из-за стёкол очков, тени под глазами – всё как всегда после пары не слишком лёгких дней. Всё как всегда – но Эггси не может отделать от назойливого предчувствия того, что что-то не так. Может, дело в том, что Мерлин не говорит ему ни слова – это странно, учитывая, что даже в самые паршивые дни приветствием он не пренебрегает – до автоматизма доведённая вежливость. Может, дело в том, что он какой-то уж слишком задумчивый и даже... рассеянный. Заходит на кухню, где Эггси как раз выбрасывает за окно недокуренную сигарету, ничего не говорит по этому поводу, застывает на секунду буквально, прежде чем взять стакан и налить себе воды. Эггси наблюдает, чуть нахмурившись, и интересуется, как всегда особенно не раздумывая о том, как что звучит и где его дело, а где – нет: -Что-то случилось? Мерлин отрицательно качает головой. Эггси чуть склоняет голову, перестукивает пальцами по подоконнику, на котором сидит. -Врёшь, - констатирует. Мерлин отвечает ему раздраженным взглядом, в котором, тем не менее, проскальзывает что-то, похожее на удивление. -Кое-кто из агентов позволил себе умереть, - говорит всё-таки, прежде чем развернуться и выйти из кухни. – Не слишком вовремя. Ланселот ему не нравился. Слишком болтливый, слишком шумный, слишком самоуверенный. Он не жалел – его, скорее, здорово раздражало то, что тот скончался столь бесславно, безответственно и... да, бесследно. И теперь, когда у них, похоже, намечались большие проблемы, у них на одного страшно раздражающего, но всё равно – опытного агента меньше. Мерлину не нравилось, что некоторые люди даже умирают слишком несвоевременно. Эггси, конечно, увязывается за ним. -А что, по-твоему, есть такая штука, как смерть вовремя? – Интересуется, замирая в дверном проёме, ведущем в комнату Мерлина и наблюдая за тем как тот, сняв очки, стягивает джемпер на секунду скрывается в ванной, чтобы, видимо, кинуть предмет одежды в корзину для стирки. -Определённо. -Ты не расстроен. -Ты пытаешься меня анализировать? -Говорят, способность аналитически мыслить – полезная штука в медицине. И ты как будто злишься. -Да. -Злишься из-за того, что кто-то умер? Кивок. -А на Гарри ты тоже злился? -Нет. Но сейчас я начну злиться на тебя. -Ну, по крайней мере это будет куда продуктивнее и разумнее, чем злиться на труп. Эггси добивается своего – Мерлин хмыкает и интересуется: -И почему ты такая заноза в заднице? -Не знаю даже. И почему ты меня терпишь? -Я бы сказал, что исключительно из уважения к Харту, но даже из уважения к нему я бы не стал тебя терпеть. Поэтому – не имею ни малейшего понятия. Эггси улыбается довольно, Мерлин устало трёт глаза и опускается на край кровати. -Проваливай, Эггси. -Можно мне войти? -Я пытаюсь тебя прогнать. -Я понял. Ну так можно? -Черт с тобой, - отвечает Мерлин я тяжелым вздохом. У него нет сил на то, чтобы противостоять мальчишке. Анвин переступает через порог комнаты, останавливается на несколько секунд, а потом идёт прямиком к кровати, забирается на неё с ногами и устраивается зачем-то позади Мерлина. -У тебя что, вообще никакого чувства самосохранения? – Со вздохом интересуется тот. Этого наглого мальчишку, похоже, ничего не брало – обычно, когда он был в таком настроении, благоразумные люди старались не приближаться, и уж тем более - не говорить с ним без крайней необходимости. Черт возьми, даже Харт не любил контактировать с Мерлином, когда тот пребывал в настолько дурном расположении духа. -Да кому оно нужно, - весело отзывается Анвин и кладёт ладони на плечи Мерлина, от чего тот дёргается и подавляет первый порыв скинуть с себя это прикосновение наиболее грубым из доступных способов, - можно? – Спрашивает, как ни в чем не бывало. -Для справки – ты немного напутал с последовательностью действий. -Вряд ли, - с ожидаемой легкомысленностью отзывается Анвин, - ты не фанат прикосновений? -Совсем, - признаёт очевидное Морган. Он не любил, когда его касаются другие люди. Его мозг до сих пор воспринимал неожиданные прикосновения как опасность — вне зависимости от того, кто его касался и как. Конечно, мальчишка не мог этого знать. Эггси в это время мычит в ответ – видимо, это означает, что он принял этот факт к сведению – и сжимает пальцы, начиная массировать мышцы с обеих сторон у основания шеи. -Эггси, что ты творишь? – С утомлённым вздохом интересуется Мерлин. Впрочем, попыток оказать сопротивление не предпринимает — он слишком устал. До того устал, что готов позволить Анвину подобную наглость. Боже, похоже, ему действительно не помешала бы пара выходных. -Ничего криминального. Потерпишь немножко? – Интересуется Эггси. Потому что сейчас наверняка делает больно, круговыми движениями больших пальцев разминая дельтовидные мышцы над ключицами. -Мне кажется, ты рановато начал вживаться в роль, - вместо ответа говорит Мерлин. -Ничего не рановато. Я, между прочим, уже на третьем курсе. -Ещё. -Уже. Мерлин неопределённо хмыкает и замолкает. Эггси замолкает тоже, увлёкшись процессом. Когда проходит минут десять, он чувствует, как Мерлин в конце концов немного расслабляет плечи под его ладонями, чуть поводит ими – будто это чувство расслабленности совершенно непривычно для него. Эггси перебирается прикосновениями вдоль позвоночника на лопатки, подмечая ещё и тот факт, что Мерлин-то оказывается вовсе не щуплый. Нет, Мерлин – для человека, который только и делает, что сидит перед мониторами дни и ночи на пролет – просто подозрительно крепкий. Эггси кажется даже, что у него, большую часть жизни чуть ли не ежедневно висящего на брусьях и прочих подобных снарядах, спина слабее. -И когда это у тебя остаётся время на спортзал? -Явно не сейчас, - вздыхает Мерлин. Что ж, это весьма... интригующе. Ещё через некоторое время доходит до того, что Мерлин чисто инстинктивно начинает тянуться за руками Анвина – это ведь Мерлин упрямый идиот, а вот его мозг – нет, его мозг знает, что хорошо, а что плохо. Мерлин позволяет продлиться этому ещё минут пять, а потом прогоняет-таки Анвина. -Всё, Эггси. Прекращай. -Точно? -Точно. -Хочешь диагноз? Всё очень плохо. -И без тебя знаю. В ближайший месяц даже не думай больше выкинуть что-то подобное. -Ага, - хмыкает Эггси весело. Сползает с кровати, встаёт напротив Мерлина, убрав руки за спину и смотрит на него с самым хитрым видом. -Кажется, это означает что-то вроде «ещё как подумаю». -Ну вот. Ты же сам отлично всё понимаешь. -Я понимаю только то, что ничего другого от тебя ожидать не приходится. Эггси улыбается ему, разворачивается на пятках и направляется к выходу из спальни. -Спокойной ночи, Мерлин. -Закрой дверь с той стороны и даже не думай завтра затевать бурную деятельность по приготовлению завтрака с утра пораньше. -Хорошо, - кивает Анвин, и, разворачиваясь на пороге, натыкается на полный сомнений усталый взгляд Мерлина, - нет, правда – хорошо, - прежде чем закрыть за собой дверь, уверяет он. Улыбается уже закрытой двери, и направляется на кухню – раз уж его не убили, застав за курением в окно – можно повторить ещё разок. Эггси обычно не так уж часто курит – у него нет зависимости, это скорее так, баловство, хороший способ отвлечься от всего на свете с помощью одного не слишком ёмкого и довольно бесполезного процесса – вдыхания дыма в себя и выдыхания его обратно в воздух. Это удивительным образом успокаивает и помогает разложить мысли, которые у Эггси всегда имели особенность беспорядочно скакать внутри черепушки, по полочкам. В общем, почти как медитация, только вреднее и не надо пытаться усесться в позу лотоса. Эггси, конечно, может и в позу лотоса, но ему лень. Поэтому он просто сидит на подоконнике, смотрит, как внизу по парку ходят люди, и дымит в окно. Он, каким-то неведомым для самого себя образом, всё же ужился с тем фактом, что Гарри мёртв. Может, та чушь о том, что время лечит – не такая уж чушь, может, дело в том, что у Эггси за почти три года часто случались моменты, когда времени на то, чтобы продолжать горевать о потере, просто не оставалось, а может, всё просто оттого, что жизнь продолжалась, и в связи с этим у Эггси была куча других причин для беспокойства. Ему нужно было думать о том, когда бы успеть переписать ту гору конспектов с лекций, которые он пропустил, к аттестации, которая всего-то через неделю – он собирался потратить на это сегодняшнюю ночь и завтрашний день, но вот посмотрите-ка на это – уселся на подоконнике и ударился в философию, какая уж тут теперь паталогическая анатомия и физиология. Ему нужно было переживать о том, что в последнее время Рокси совсем редко пишет ему и почти не отвечает на звонки – конечно, дело в том, что она, как безнадёжная отличница, просто не может порой забивать на учебу, из-за чего постоянно страшно ей занята – но Анвину всё равно как-то неспокойно каждый раз, когда он сидит и слушает эти длинные гудки. Ему нужно было переживать о том, что после систематических опозданий, пары прогулов и болтовни на лекции куратор их курса решил проучить Анвина довольно занятным способом и отправил отрабатывать все часы практики не в отделениях больницы, как было до этого, а в морг. На неопределённый срок. Из этого, конечно, вышла довольно занятная история, о которой тоже стоило бы попереживать. О том, что в их морге работает странная мисс, похожая на подросшую Венсдей из семейки Адамс, знали, кажется, все курсы, кто только успел уже сходить на учебную «экскурсию» в морг и попасть на её смену. А вот Эггси был не в теме этой местной «легенды». И в первую смену он, ничего не подозревая и морща нос от этого назойливого и крайне специфического запаха, что стоит здесь во всех помещениях и к которому ему надо теперь привыкать, заходит в кабинет и натыкается, конечно, на неё. -Эээ... Здрасте? -Привет, - на секунду отвлекаясь от ковыряния в трупе и приветственно махнув ему рукой со скальпелем, здоровается черноволосая мисс (и у неё действительно две косички как у Венсдей черт возьми!). -Это тебя к нам наказали? – Продолжает она, пока Эггси пялится. -Ага. -Воняет? – Весело интересуется вдогонку. -Ужасно. -Скоро привыкнешь. -Думаете, я пробуду здесь столько, что успею привыкнуть? -А как же. Я училась у вашего куратора. Он суровый тип. Думаешь, почему я здесь так и осталась? Видимо, Эггси не справляется всё-таки со своим выражением лица и смотрит на неё с искренним ужасом. Потому что в следующую секунду мисс уже от души смеётся. -Да шучу я. Он тут ни при чем. Мне просто не нравятся живые люди. А эти, - она по-свойски похлопывает труп по плечу, - просто очаровательные ребята. -Молчат и не дёргаются, - хмыкает Анвин. -В точку. Ты уже мне нравишься, парень. Она ему, в общем-то, тоже. У неё оказывается довольно... специфический юмор, который можно разделить на черный и очень черный, она не слишком-то любит выходить на улицу днём, часто обедает прямо здесь, в соседнем от её «молчаливых приятелей» кабинете, потому что не хочет подниматься в столовую и любит кино про Ганнибала Лектера. В общем – она просто очаровашка. Нет, серьёзно. Эта первая женщина, которой Эггси покорён окончательно и бесповоротно. Она тоже считает его очаровашкой. «Ты даже очаровательнее моих молчаливых пациентов», - говорит. И что-то подсказывает Анвину, что это явно успех. У неё нет никаких коммуникативных проблем – просто она не любит говорить с людьми. А если приходится – то в общении она пользуется исключительно едкими ироничными репликами. Нет, коммуникативные проблемы тут определённо ни при чем – просто на редкость дрянной характер. Чем-то она напоминает Мерлина. Этим самым дрянным характером, наверное. Её зовут Молли – и это точно звучит как шутка, потому что как лучше ей подошло бы что-то вроде Морганы — опять же, на мерлинов манер. Она сразу говорит, что если он хоть раз назовёт её хоть как-то иначе, чем Мэй – то сразу огребёт. Ей двадцать семь, у неё квартирка недалеко от больницы, страшно пушистый черный кот и аллергия на цитрусовые и людей. Она чуть-чуть выше Анвина, с тёмными прямыми волосами, насмешливым взглядом карих глаз, смешным вздёрнутым носом и с любовью к одежде на пару размеров больше, чем надо на её тщедушное сложение. На Венсдей, на самом-то деле, она похожа только этими своими двумя косичками. И чувством юмора, конечно. Они быстро друг к другу проникаются. Быстро и качественно – так что на третьей неделе анвиновой ссылки оказываются в одной постели. И иначе как приключением Анвин это назвать не может. -Эй, Мэй, тебе не кажется, что совращение студентов – это слегка безнравственно? – Интересуется он после их десятого совместного пробуждения. Вышеозначенная Мэй стоит голышом у окна, курит и выглядывает на улицу. -Думаешь? – меланхолично интересуется. -Нет, знаю. -А чего тогда спрашиваешь? -Ну, чтобы тебе стало стыдно? -Ха-ха, - тянет она. Эггси весело фыркает. -Ты опять пропустил первую пару, - всё с той же интонацией, что и «ха-ха» сообщает она. -Знаю. -Тебя отчислят в чертям. -Зна-а-а-ю. -Задница. -Зануда. -Зиккурат. Анвин прекращает растекаться по кровати и смотрит на неё удивлённо. -Что? Думала, мы перечисляем слова на «з». -Заноза в заднице, - кивает Анвин и, делая над собой невероятное усилие, всё-таки сползает с кровати. -Не выйдешь, чтобы успеть ко второй паре – оставлю тебе самый гадкий труп. -Ты знаешь, как уговорить. Кажется, ссылка в морг производилась исключительно в воспитательных целях. И, кажется, не прокатило. Потому что теперь Эггси заимел ещё больше хвостов по учебе. И одну замечательную подружку, да. Хорошо то, что это действительно всего-лишь секс. В остальном у них милые и тёплые приятельские отношения, из-за чего все коллеги Мэй смотрят на Анвина дикими глазами – кажется, они не понимают, как он может проводить с ней столько рабочих смен подряд и при этом быть вполне себе живым парнем. Ещё через месяц, поняв, видимо, что ссылка в морг отчего-то не пошла на пользу, его возвращают обратно на вполне обыденную скучную практику, но они с Мэй часто обедают вместе – Эггси притаскивает еду из столовой в подвал, сам уже привыкнув ко всем этим запахам морга, и иногда всё ещё оказываются в одной постели. Мэй ему нравится – без всякой там влюблённости и прочей слишком сложной и совсем не нужной ему сейчас чепухи. Она такая... немножко особенная, со своими странностями, с этим наплевательским отношением ко всему окружающему миру, но с такой трогательной заботой к своему коту, к пауку, что живёт в углу её прихожей (она не убирает паутину, чтобы не лишать его дома) и даже к Эггси (она следит за тем, чтобы он не слишком злостно прогуливал лекции и обрабатывает и заклеивает все его порезанные скальпелем пальцы). Она кажется ему совершенно очаровательной. Они толком не знают ничего друг о друге – Эггси знает только, что у Мэй тоже кто-то умер – тоже кто-то важный, но уже довольно давно. Кто, когда и как – она не говорит. Эггси не спрашивает и не говорит тоже. Бывает, они говорят о том, как странно жить после, вполне себе осознавая, что так, как было до – не будет уже никогда. Может, именно эти разговоры и именно эта весьма мрачная, и при этом такая славная мисс помогает ему принять наконец тот факт, что да – как было с Гарри уже не будет никогда. Будет по-другому – но это совсем не такая трагедия, какой кажется. Гарри умер, эта пустота в жизни, в сознании, в восприятии мира – пустота на том месте, где был он – осталась и останется навсегда, потому что Эггси совершенно не был намерен её чем-то заполнять – потому что это место Гарри и то, что оно должно оставаться пустым – это правильно. Горечи не было уже давно, одна только грусть, но и она была светлой – ведь Гарри с ним случился, а всё могло быть и по-другому - он мог уйти тогда, когда Эггси попросил забрать его с собой, а мог и вовсе не оказаться в той квартире – и кто знает, где бы сейчас был Эггси и кем бы он был. Но он пришел, забрал его, увел в совершенно другую жизнь, показал, что бывает по-другому – без бедности, побоев и вечной борьбы с теми, кто заведомо сильнее тебя. Терпел все его выходки, и, наверное – тоже страшно любил. По-своему, конечно, и совсем не так, как сам Эггси любил Гарри. Это было, и то, что это было – главное. Ни к чему горевать о том, что это прошло. Эггси всё-таки это понимает. А ещё думает о том, что ему нужно съездить к Гарри на могилу – в первый раз за всё время. И он почти решается – честное слово, почти-почти – когда случается так, что весь мир вдруг на несколько минут сходит с ума. Потом уже оказывается, что им везёт – когда всё происходит, они с частью группы под землёй – в морге на занятии. Телефоны тут с собой не носят – такой порядок, а подвалы глубоко – в войну здесь прятались во время налетов вражеской авиации. Наверное, поэтому до них волна доходит позже, чем до остальных. Когда Эггси очухивается, то застаёт себя нависающим над одним из лаборантов, который в этот самый момент замахивается скальпелем. Но – Эггси успевает увернуться, а этот самый лаборант – вовремя опомниться. Эггси не понимает, какого черта случилось, и остальные тоже – вот Фрэнк с ошалелым видом смотрит вокруг, утирая ладонью кровь, льющуюся из носа, вот Саймон глубокомысленно интересуется, что произошло, не особенно стесняясь в выражениях, вот их преподаватель отвечает, что не имеет ни малейшего понятия – тоже не стесняясь в выражениях, что примечательно. За этим следует ещё одна короткая вспышка, Эггси всё-таки достаётся остриём скальпеля по шее – благо, что он успевает увернуться и избежать более углублённого знакомства скальпеля и своей шеи – а то это была бы очень бесславная смерть. Судя по тому, как ноют костяшки пальцев правой руки после того, как Эггси вновь с радостью обнаруживает себя в здравом уме – он тоже успел до кого-то добраться. Суматохи не возникает. Эггси, зажимающий порез на шее, отмахивается и говорит, что с ним всё в порядке, помогает подняться паре всё ещё дезориентированных студентов и, обращаясь к преподавателю, предполагает, что над ними сейчас, наверное, что-то покруче ада. К сожалению, он не ошибается. Следующие несколько дней Эггси помнит очень смутно – они состоят из палат, забитых новоиспеченными пациентами, больничных коридоров, тоже заставленных койками, переполненного приёмного покоя и бесконечного, кажется, потока пострадавших. Почти весь медицинский персонал также оказывается травмирован – в первый час после произошедшей чертовщины Эггси занимается тем, что зашивает одному из хирургов больницы распаханную скальпелем руку. Мистер Эванс крайне недоверчиво наблюдает за тем, как Анвин вдевает нить в иглу – потому что мистер Эванс преподаёт у его курса и Эггси в последнее время прогулял ну очень много его пар. -Смиритесь. Выбирать вам особо не из кого, - поймав этот скептический взгляд, жизнерадостно замечает Анвин. – В этом я не так плох, как вам может казаться. Правда. О, если бы он только знал, сколько у Анвина опыта в штопанье людей после годов, проведённых под одной крышей с одним чертовым секретным агентом. Эванс, всё-таки, одобряет его работу. И даже кажется впечатленным. Ещё бы. После через Анвина проходит, наверное, несколько сотен человек – он пытается напомнить, что он, вроде как, не имеет особого права оказывать медицинскую помощь – но быстро бросает эти попытки воззвать к здравому смыслу, когда кто-то (он уже точно не помнит – кто, но, кажется, это был заместитель главврача, малоузнаваемый из-за подбитого глаза) называет ему примерное соотношение количества работоспособного медперсонала и пострадавших. -Просто постарайся никого не убить. -О, я не настолько безнадёжен, - весело фыркает Анвин, стягивая очередные окровавленные перчатки. Полтора дня в приёмном покое, день в травматологии, день на подхвате у хирургов и ещё полдня, окончательно вытрясшие из Анвина всю душу – в педиатрии. Уколы, перевязки, бесконечный плач и капризы, маленькие, тощенькие, до сих пор напуганные малявки – господи, как хорошо, что у него нет никаких родственников, что у него вообще почти никого нет, и переживать приходиться только за Рокси – сильно, и за Мерлина – чуть-чуть (на самом деле нет, не чуть-чуть), потому что почти все его приятели с потока уже встретились ему либо на больничной койке, либо за работой, а Мэй и вовсе провела пару дней этого дурдома вместе с ним, но вот в педиатрию отказалась идти наотрез, заявив, что для неё это уже слишком. Какое счастье, что у него никого нет. Что ж, должны же быть в том, что все его близкие рано или поздно решают вдруг умереть, хоть какие-то плюсы. К Мерлину он возвращается поздним вечером после этого почти пятидневного марафона – насколько замученный, что не сразу обращает внимание на то, что он в квартире не один. Только когда он, со стоном облегчения, грохается на диван, то прямо-таки чувствует этот ироничный взгляд на своём темечке и поворачивает голову, чтобы увидеть Мерлина, стоящего в дверном проёме спальни. Удивительно, но Мерлин первым задаёт вопрос, который хотел озвучить Анвин. -Живой? -Более или менее, - улыбается Эггси. – Ты тоже? -Я бы сказал, что более чем. -Что это за херня, Мерлин? -Долгая история. -И секретная? -Преимущественно. Анвин вздыхает, растекаясь по дивану. -Иди в кровать. Мерлин проходит мимо него, застёгивая пуговицы на манжетах рубашки. -Ты уже уходишь? – Хмурится Эггси, не предпринимая попыток встать – это всё равно бесполезно. -Мир в дерьме. Конечно, я уже ухожу. Анвин аж воздухом давится – он редко слышал от Мерлина подобные экспрессивные формулировки – это во-первых, а во-вторых – мир? Что, весь, что ли? -Мир? – Осторожно уточняет Анвин. Мерлин кивает. – Дерьмище, - констатирует Анвин. Мерлин кивает ещё раз. -Не смей снова дрыхнуть на диване, - повторяет. Эггси смотрит на него своим самым несчастным взглядом – потому что у него натурально никаких сил. Мерлин качает головой и протягивает ему руку – и, когда Эггси, после секундного замешательства, берётся за неё – помогает сесть. Встаёт Эггси уже сам, но чувствует себя так, будто он - мешок самой грустной и усталой картошки в мире. -Там какой-то грёбаный ад, Мерлин. -Знаю. Из хороших новостей пока только то, что это не повторится, - Мерлин мимолётно касается пореза на шее Анвина – выглядит тот страшновато, но на деле – сущий пустяк, даже зашивать не пришлось. -Я легко отделался, - даже стушевавшись немного от такого неожиданного проявления внимания к своей персоне, комментирует Анвин. -Хорошо, - кивает Мерлин. Жаль, что Анвин не может попросить его снять рубашку. Потому что судя по всему – у Мерлина под рубашкой россыпь синяков, оставленных пулями, которые остановил слой тонкой брони. Эггси знает это, потому что знает эту едва заметную скованность движений, которую нередко наблюдал у Гарри после миссий. Наверное, Эггси смотрит на него слишком долго и пристально, размышляя о том, что он и подумать не мог, что Мерлин может не только сидеть за мониторами, но и работать в поле. Наверное, Мерлин улавливает ход его мыслей. Уголки губ его приподнимаются в практически незаметном подобии лёгкой улыбки, он легонько подталкивает Эггси в плечо и командует: -Иди ложись. -Ага. Не умри там по пути, ладно? -Не умру, - хмыкает Мерлин. -Точно? -Точно, - кивает и смотрит строго. -Да иду я. Иду, - ворчит Эггси, на ходу стягивая футболку, - не знаешь, как узнать, всё ли в порядке с Рокси? – Уже комкая футболку в руках, спрашивает он. -С ней наверняка всё в порядке, - отзывается Мерлин уже из прихожей. -Откуда это ты знаешь? -Я не знаю. Но если бы было иначе – я бы уже знал. -Так её дядя работает где-то рядом с тобой? -Вроде того, - отзывается Мерлин. Конечно, он не будет говорить Эггси, что где-то «рядом с ним» работает не только дядя Рокси, но с недавних пор и она сама. -Хорошо, - тянет Эггси себе под нос и добавляет уже громче. – Спасибо, Мерлин. -Спи уже. -Уже почти. Не забудь, что тебе тоже иногда нужно. -Я справлюсь с этим, как справлялся всегда. Эггси фыркает - ну конечно, справится он, как же - закрывает глаза и засыпает ещё до того, как Мерлин закрывает за собой входную дверь.