Плохие люди

Никогда Уиллу не было так сложно открыть глаза и дотянуться до будильника. Сегодня какой-то особенно ленивый день. И у него иногда бывает так, что ноги не ходят, руки не двигаются, мозг неисправен. Но или Уилл сумасшедший, или будильник правда сломанный. На кнопку он нажал шесть раз, высунув только руку из-под одеяла. Будильник продолжал звенеть, потому что звенел совершенно не будильник. Это настойчивый звонок в дверь. Теперь до него дошло. Но в семь утра? Кто это, если не грабители? Очень вежливые грабители. Переодеться из белой майки и каких-то спальных штанов он не успел: кто бы там ни был, им придется жить с памятью об утреннем виде Шустера. По прежнему кудрявые, но встрепанные волосы; помятое лицо с отпечатком подушки; тонкие домашние тапочки, еле державшееся на ногах. Быстро добежав до двери, он даже не посмотрел в глазок даже не проснулся и открыл дверь. — С днем рождения! — прокричали двое в коридоре. Тренер Бист громче Эммы, если Эмма вообще смогла повысить голос. — Боже. Ах, да. День рождения. Нет, Уилл знал. Он не такой идиот, чтобы забыть собственное день рождения, но он не думал о нем… особо сильно. Не думал о нем на работе, не думал о нем на ночь, не проснулся с детской радостью утром. День рождения. Классно. Тридцать четыре. С каждым годом все старее и старее. И с каждым годом сюрпризы ему нравились все меньше и меньше. — Держи, парень, — Шэннон буквально положила на его грудь огромную коробку, от которой он пошатнулся назад, а сама она прошла внутрь квартиры. — Давно я здесь не была. — Доброе утро, Уилл, — рука Эммы проскользила по плечу мужчины, и он наконец-то проснулся. Осознал, что сейчас семь утра, к нему приперлись двое коллег, дали подарок, и теперь им всем вместе, так или иначе, нужно на работу. — Привет, — выдавил из себя Шустер и медленно закрыл дверь, прошел на кухню и поставил тяжелую коробку на стол. Да кто угодно бы надорвался, таская это. Чуть наклонившись и рассмотрев картинку, он понял, что внутри кофеварка, и улыбнулся. Лучше подарка и быть не могло. — Не стоило ничего дарить, правда… Шэннон стояла в дверном проеме. — Скажи спасибо и вали переодеваться. — Да, ладно. Спасибо. Перед тем как он исчез в коридоре, он получил дружеский подзатыльник от Шэннон, на который мужчина неловко рассмеялся. Неплохое начало дня. Серьезно. Быстро почистив зубы, натянув джинсы и выбрав из шкафа клетчатую рубашку, которую он не носил уже месяц, Уилл вышел обратно в коридор. Из кухни тихо доносился разговор и стуки кружками, на которые он неуместно улыбнулся. В конце концов они оделись; посмеялись еще раз, послушали историю Бист о том, как Эмма спорила с консультантом о цвете кофеварки, и бедняге пришлось перерывать весь склад ради бронзы. И только когда Шустер накинул на шею шарф, вспомнил о чем-то важном и бросился в гостиную. — В чем дело, Уилл? — выглянула из-за угла Шэннон, пока надевала свою куртку. — Мне нужен диск. Альбом Simple Red, — быстро забормотал он, перебирая коробку с кассетами прямо на телевизоре. — Я обещал ребятам посвятить неделю их песням. Его движения с каждой секундой становились все резче и громче, и беспокоили Эмму сильнее. Когда коробка оказалось перерытой, руки перешли к ящикам под тем же телевизором: Уилл автоматически опустился на корточки. Там, кроме дисков, стояли и книжки с документами. — Если ты его потерял, может, стоит заехать в магазин и… — начала толкать свои идеи Эмма, мило жестикулируя у дивана, а телефонный звонок прервал поток мыслей. Поиски не остановились. — Эти диски больше не выпускают, — он успел обернуться к коллегам, тем временем доставая телефон из пальто. — Мне самому его подарили в восемьдесят девятом, после Региональных. Да? — Мистер Шу, — милый и девчачий голос в телефоне его не обрадовал. — Я знаю, сейчас рано, семь утра. Хотя, в принципе для меня это достаточно поздно: я встаю в пол седьмого, чтобы успеть сделать все дела, но для остатка мира… — Рейчел, в чем дело? — слишком напряженным голосом. Не стоило этого делать. Она заметит. Но двумя руками переворачивать коробки, выгибать правую руку и поглядывать на наручные часы, а телефон зажимать между ухом и плечом — слегка неудобно. Еще и Рейчел не хватало. — Все нормально, мистер Шу? — Да, нормально. Я пытаюсь найти альбом Simple Red, но, кажется, Терри выбросила его. Черт, этот диск нигде больше не достать, — Уилла понесло в далекие дали. Он говорил сам с собой, забыв, что на линии ученица, а рядом стояли коллеги по работе. — Ей никогда не нравился главный солист… В смысле, — освободившейся рукой он протер глаза, — Боже, прости. Ты что-то хотела? В трубке повисло громкое и утомительное, но короткое молчание. Он несколько раз уснул за эти три секунды. — Танец. Я хотела напомнить про танец, что его нужно выучить как можно скорее и много репетировать. — Да, — снова кивнул сам себе, и, выдержав ненужную паузу, шумно выдохнул. — Да, Рейчел, я знаю. — И Льюис звонил. Он не знал Вашего номера телефона, поэтому позвонил мне и сказал, чтобы Вы зашли в театр. Не знаю зачем: видимо, что-то связанное конкретно с Вашим героем. Все ею сказанное выходило через другое ухо, потому что его мысли крутились вокруг ненайденного диска. Уилл так хотел показать альбом хору. Отдаться ностальгии. Исполнить пару песен; возможно, ему самому. Но сам факт того, что бесценные воспоминания о его школьном кружке хранились в одной из коробок, в которую он мог залезть и вернуться в былые деньки, успокаивал его. А сейчас факта нет. Диска нет. Как будто кусок мяса заживо отодрали. — Вы еще здесь? — Да. Театр. Зайду, хорошо. Спасибо, Рейчел. *** В школе его терпеливо ждал похожий случай: скромно приняв поздравления от других учителей в учительской, он перекинул сумку через плечо и направился по подозрительно тихому коридору в хоровую. Свернул в подозрительно тихий кабинет. Даже свет выключен. Несколько секунд он просто стоял с тупым и не понимающим происходящего выражением лица. В мыслях возмущался и ругал хористов за то, что сбежали с репетиции. Но они никогда не сбегали. Уилл включил свет, оглядев хоровую еще раз. И тогда они повылазили из разных углов, как дождевые черви. Ну, серьезно. Как маленькие обезьянки. И с ходу начали петь знаменитое Happy birthday to you. Все в сборе. Никто не сбегал. Шустер сначала недовольно двинул челюстью, думая, какие же они хитрые, а потом не удержался и расплылся в улыбке. Ученики доминошками выстроились в ряд. Мерседес выделилась из толпы, подошла к учителю и за плечи повела к стулу, как маленького ребенка, который не ориентировался в пространстве. Он сдвинул брови и продолжил улыбаться. А потом Тина и Квинн — как он не заметил их отсутствия? — вышли из коридора с огромным букетом цветов, при виде которых Уилл приоткрыл рот. И он бы сказал то, что говорил всем: не стоило. Но хор пел. Не сейчас. Они наклонились и поцеловали Уилла в щеку. А букет правда огромный и тяжелый, с самыми разнообразными цветами. Возникло желание положить его на пианино, но Шустер был просто обязан держать. Обязан, пока ребята не закончат. И когда они закончили, ему пришлось освободить руки, чтобы похлопать. А они хлопали ему! Неловко. Рассмеявшись и кивнув им, Уилл вдобавок положил руку на сердце. — Спасибо. Правда. Цветы, песня, это… — взгляд просканировал каждого, — это потрясающе. Просто… Вау. Спасибо. — С днем рождения, мистер Шу, — выделился Финн и гордо взглянул на учителя. Он кивнул еще раз. Язык не поворачивался снова сказать спасибо. День рождения — это неплохо. Уилл не выбирал день рождения, никто не выбирал. Приятно получать подарки и все такое, но он не привык к чрезмерному вниманию. Да и зачем? Он просто родился. С кем не бывает. Но, честно говоря, кофеварка ему очень кстати. *** Рейчел всегда интересовало, чем отличалась их школьная сцена, которая, кстати говоря, не была особо маленькой, от знаменитой Бродвейской сцены. Она представляла ярче лампы. Длиннее занавески. И паркет, который вечно блестел от чистоты. Не то, что паркет в МакКинли, потертый и весь в царапинах. Девушка присела на высокий стульчик в углы сцены и как-то по-домашнему положила руки на колени, глубоко вздохнув. Осмотрев пустые бордовые кресла перед глазами, она обернулась к музыкантам, возящимся со своими инструментами. Странно, что она не нервничала. Наверное, мысль о танце перестала ее съедать. Или уже съела. — Прости, Рейчел. На испанском все решили еще раз спеть песню, — знакомый голос эхом раздался в высоких стенах зала и заставил повернуть голову, — и подарили календарь, — переступив через две ступеньки, Шустер забрался на сцену. Оставил сумку в другом углу и зашуршал упаковкой, в которой и был календарь, — на следующий год. Рейчел улыбается, держась руками за край стула. — Мое день рождения, вероятно, вспомнили бы два человека: мои папы, — девушка весело опустилась на землю. — Хотя, зная, как я всех раздражаю, я сама бы не стала дарить себе подарки, — негромко стуча каблуками, Берри приближалась к учителю. — Но Вас любят, мистер Шу, и Вы это заслужили. — Столько подарков, — он усмехнулся, расстегивая жилетку. — Не думаю, что Сью присоединится к поздравлениям. — Вот увидите. Она не будет стоять в стороне, — ее взгляд автоматически проследил за жилеткой, брошенной на сумку. — Надеюсь, что будет, или ее подарок не оставит меня в живых, — они оба тихо усмехнулись и неуверенно прошли к центру. Как не свои. Как чужие. Как на новой и неизведанной сцене. Рейчел оставалось топтаться на месте и рассматривать свои туфли, пока Уилл сосредоточил взгляд на инструментах. — Может, пока без музыки? А может, пока без танца? Без мюзикла? Да, так бы было лучше в раз сто. Что с музыкой, что без — они не выучили совместных движений. Точнее, выучили, а сделать их — другой вопрос. Положить руки на ее талию — другой вопрос. И не перенервничать, как пятилетней девочке перед утренником — тоже другой вопрос. Даже мысли не способны сложить картину их танцевальных движений. Они вместе — два пазла, которые не складывались. Как ни тычь, куда ни суй и ни пытайся — эти двое для танца не подходят. Мюзикл решил иначе. — Первую часть мы знаем. — Да, знаем, — тихо ответила Рейчел, стрельнув глазами в его лицо. Ни черта они не знали. — Тогда, начнем с прыжка и поворота. — Да, хорошо. Не хорошо. Несколько секунд они стояли друг напротив друга, пока Уилл не сжал губы и отошел на шаг, как и положено. Какой молодец. Вел себя профессионально. Убивал насмерть любую мысль, которая напоминала ему об абсурдности ситуации. Убеждал себя в правоте. Все нормально. Он ведь всегда учил танцам. Что, индивидуальный урок вдруг сбил с пути? С чего бы это? Даже отойдя на два метра, они продолжили стоять и смотреть то друг на друга, то мимо, то на музыкантов. Теперь, как бы, нужно танцевать. Начать, ну. Давай, начинай. Иди к нему, Рейчел. — Я… могу? Он несколько раз кивнул, и сделал пригласительный жест руками, по прежнему держа губы сжатыми. Как обычно, Уилл каменная стена снаружи. Его спокойствию можно позавидовать. Только он не спокоен. Рейчел нужно было слегка разбежаться, подняться на носочки, и отдать свое тело, как сломанную куклу, Уиллу Шустеру, который повернётся на 360 градусов, поставит куклу на место. А ей нужно расправить руки, держаться в воздухе, а не цепляться за него, как в прошлый раз. Не цепляться. Рейчел слишком медленно бежит к нему и даже забывает подпрыгнуть, но Шустер все равно не теряется и поднимает. Наверно, в этом и проблема, она думает. В его руках, которые почему-то мешали жить. Существовать. Сжимали талию так, что кислород не проходил в легкие. Но ведь Уилл не сжимал слишком сильно. Рейчел начинала сжимать его руки слишком сильно. Расправить свои не получалось. — Простите, у меня… — ее пробирает на нервный смех, когда Шустер внезапно опускает девушку. Теперь легче дышать, — … не знаю, зачем они вообще добавили танцевальных движений, ведь Рокки Хоррор гениально написан изначально. — Не знаю, Рейчел. Я бы, я бы отменил это, если смог. Правда. — Нужно думать о деньгах. То есть, о Национальных. — Да. Национальных. Притворяться, что танец — наша единственная проблема намного проще, правда? Тогда они пробуют еще раз, и у них почти получается: в самом конце пальцы Рейчел снова цепляются за его. И она правда, правда не хочет портить репетицию. Но живот… Рейчел винит живот. И какую-то диетическую шоколадку, которую предложил Курт. В животе появлялось это странное чувство, которое появляется перед важным тестом. Ты так сильно волнуешься, что там, внутри, возникает узел. Или перед речью на сцене. Становится щекотно, неприятно, слегка подташнивает… Или, когда целуешься с тем человеком, о котором мечтал пять… Плохое сравнение, Рейчел. Она прыгает к Уиллу еще раз, и чувство снова разъедает ее физически, как только его руки сжимают талию. Это бабочки. Как дебильно, Господи. Как глупо. Бессмысленно и бесполезно, черт возьми. Это руки. Обычные руки, они всегда при нем. Что же сейчас не так? Он никогда не касался тебя раньше. А еще, это странно. Подходящее слово? Их разговоры, их касания, недо-танцы… это странно. Непривычно. Будто не их танец, не их руки, не их движения, черт возьми, не их гребанная жизнь. У них была жизнь, а сейчас — их подменили. Все происходило не так. Слишком не так. Ужасно. Ненужно. Ненужно, понимаете? Плакать хотелось. А ведь когда-то Рейчел бы отрезала кусок волос, лишь бы провести время с мистером Шу. За танец с ним она бы убила. А он бы убил себя, лишь бы не допустить такой крайности. Но времена изменились для них обоих, верно? Нужно уметь идти на компромиссы. Принимать решения, которые тебе не по душе. Делать вещи, которые будут сжигать тебя изнутри до конца твоих дней. Рейчел трясет руками, быстро выдыхает и забывает подпрыгнуть в конце. Врезается в Шустера, который рефлексно делает шаг назад и смотрит куда-то девушке за спину. Его осуждающим, холодным и уставшим взглядом. Он не часто так смотрел. — Тебе нужно, — Уилл махал рукой, пытаясь подобрать слова, — разогнаться. Нет. Ей нужно умереть. Прямо сейчас. Рейчел взяла себя в руки (хотя должен Уилл) и послушно вернулась на свое место: набралась воздуха, натянула улыбку и побежала. И, черт, Шустер, зачем ты сказал ей разогнаться? Она ведь правда разогналась. И прыгнула! На него. А он не выдержал; не ожидал от Рейчел столько силы и они оба, как мешки картошки, полетели вниз. Хуже быть не могло. Серьезно, не могло. Музыканты перестали настраивать инструменты на фоне и замерли, прилепив взгляды к двум идиотам на сцене. Как ни странно, она лежала на Уилле и не могла пошевелиться. Металлическая застежка на ремне уже, кажется, больно врезалась Рейчел в живот. В голову ударило миллион не связанных идей и Рейчел, не в состоянии ухватиться ни за одну из них, продолжила лежать и не ощущать себя. Ощущать только его. А в мыслях ему не больно? А мне больно? Что если он меня ненавидит? Это вообще нормально, лежать на нем? Если нас увидят, не посадят? Мистер Шустер издал непонятный звук и опрокинул голову. — Вы в порядке? — голос Рейчел тише, чем она себе предполагала. Издала смешок и тут же сглотнула, подавляя смертельный страх в горле. Первая организованная мысль: слезть с него и оказаться как можно дальше от его тела. Поэтому девушка переворачивается и встает на колени, рядом с учителем. Если она ненавидела свой живот минуту назад, то сейчас ее тело горело. Не поддавалось контролю. Рейчел случайно дергает плечами и надеется, что щеки не залились красным (и ошибается). Это смехотворно. Уилл сразу же приподнялся, разминая шею и трогая затылок, на котором шишка скорее всего и будет. — Да. Да, я в порядке. Ты не ударилась? — он тянет руку и Рейчел ни за что бы не подумала, что посмеет увернуться. Но она поворачивает голову и неловко заправляет прядь за ухо. — Нет. Я же приземлилась на Вас. — Точно. Если идея о мюзикле не считалась официально концом, то это — официальный конец. Вещание конца. Какой к чертям поцелуй. Какой, если они находиться в одном помещении не могут? Сталкиваются взглядами и отворачиваются, словно если выдержать еще секунду — они раздавят друг друга морально. Им нельзя касаться. И это нормально. Так было задумано: не касаться. Не танцевать вместе, ведь, как же это слово… неприемлемо. Жизнь не планировала сводить их вместе: ни в танце, ни в песнях, ни в мюзиклах, ни в разговорах. И когда появляется проблема, решения нет. Потому что не должно быть проблемы. Существовать на расстоянии — пожалуйста. Идеально. Может, поэтому, когда их лбы сталкиваются, все идет наперекосяк? Происходит сбой системы. Уилл долго не спал. Выбирал, кого привести на замену. Финн бы согласился играть Брэда. Пак. Майк, если бы захотел? Но ему самому нужно сваливать из мюзикла. И о чем он думал? Надеялся на лучшее. Надеяться на лучшее в комбинации с Рейчел? Еще раз: о чем он думал? Осталось уговорить Льюиса заменить его и тогда, Господи, тогда Уилл почувствует облегчение, которое не чувствовал многие годы. Он уверен. К черту это. К черту риск. Он не стоит происходящего. Танцы, поцелуй, твою мать, Шустер, ты в своем уме? Когда ночью Уилл все аккуратно разложил по полочкам, он не мог понять, как вообще подписался на это изначально? И еще раз: о чем он думал? Все же очевидно: или уходит Рейчел или уходит он. Вместе они не функционируют. Проще простого. Ну, или кажется проще простого, пока Льюис Блэк не сует под нос бумажку, которую они все подписывали. Как раз чтобы избежать ситуаций «Я передумал, найдите замену!». Блэк избежал ситуацию. А Уиллу крышка. Он же взрослый. Рейчел еще ребенок, чтобы волноваться о поцелуе, не поцелуе, работе, увольнении, компромиссах, деньгах… Если кому-то и влетит, то Шустеру. Не важно от кого и когда. Влетит. Ему остается одно: хоть как-то сгладить ситуацию. Сделать как можно не больнее. Только бы не вляпаться в другое, новое дерьмо, пока пытаешься убежать от старого. Рейчел не попадается ему на глаза и сегодня. И он думает об этом. Точнее, когда Уилл перешагнул порог школы, он оказался в пустом белом коридоре без единой души на горизонте. Все на уроках. А ему к четвертому. Заглядывая практически в каждый кабинет, мужчина уверено шел к своему офису и не услышал пару громких шагов за спиной. — Привет, Уилльям, — протянул насмешливый голос Сью и Шустер остановился, улыбаясь самому себе. — Или меня подводит собственное зрение, или твои волосы сегодня выглядят не так отвратительно. Даже масло не переливается на свету. — Это комплимент? — он развернулся. — Считай, что так. Он нацепил защитную улыбку, которой он всегда пользовался при виде Сильвестр. А сейчас Уилл еще и подозрительно сдвинул брови, приглядываясь к рукам тренера. Они у нее за спиной. — Прости, что с запозданием. Вчера Fox брали у меня интервью и я весь день провела в спа-салоне, — Шустер прикрыл глаза и кивнул, — Но, надеюсь, ты не слишком низкого мнения обо мне, потому что я не забыла, — из-за спины она достала синий праздничный пакетик. Говорить спасибо Уилл еще не собирался. По прежнему улыбаясь, учитель, не прерывая зрительного контакта со Сью, принял пакет и тут же достал содержимое. Галстук. И без рисунков унитаза, радуги и арбузов. Даже несколько раз моргнул и усмехнулся, не веря своим глазам. — Повесишься ты или удушишь себя им — уже решать не мне, — Сью похлопала мужчину на плечу и скрылась за его спиной, вызывая у Шустера очередную презрительную усмешку. А галстук действительно отличный, поданный в привычной манере Сью. Не страшно. Пусть даже так. Он польщен, что в пакетике не оказалась взрывчатка. День рождения прошло, а подарки все льются. Войдя в свою личную маленькую комнатку, Уилл снял бежевую куртку и бросил на кресло. Протер лицо руками и глубоко, слишком громко, вздохнул. Он знал свой кабинет слишком хорошо, чтобы не заметить изменения. Чтобы не заметить диск на столе, который бы Уилл точно убрал в ящик. Он быстро обошел рабочий стол и взял в руки неизвестную ему вещь. Именно. Вещь не его. Шустер поднял голову, посмотрел через полупрозрачную дверь на коридор и снова вернул внимание к диску. Перевернул, чтобы еще раз проверить. «I know I'm late, but happy birthday! I think you needed it.» написано ярким черным маркером на задней стороне. А на передней название диска: Simple Red. Песни, которые Терри выбросила из его квартиры и которые значат для него слишком много, чтобы просто забыть о пропаже. Как же Уилл сейчас счастлив, но он снова не верит. И диск не его. Его поцарапанный, а этот аж блестел и переливался. Первая мысль, стукнувшая в голову — Эмма. Она ведь была вчера утром с ним дома, верно? — Эмма, это ты? — с такой фразой зашел Шустер в кабинет мисс Пилсбери. Он поднял руку с диском и отвлек внимание психолога от чистки полок. — Я, я не знаю, где ты его достала, — пальцами зарывается в волосах, упорно разглядывая старую обложку альбома из восьмидесятых. — О чем ты? — ответила женщина с улыбкой, снимая огромные желтые перчатки. — О диске! О чем же еще? — Уилл на радостях повысил голос и уселся в кресло. Он чересчур эмоционален, а Эмма даже не понимала ситуацию. — Только ты могла подарить его лично, а не оставлять в кабинете. Ему было бы приятнее. Возможно, чуть-чуть. Возможно, это чуть-чуть касается Карла и его вечной ревности. Мисс Пилсбери садится напротив, активно растирая ладони мылом. — Уилл, я ничего тебе не дарила, — тихо поясняет она, — кроме бронзовой кофеварки. И дебильная улыбка Уилла держится еще пару секунд, а потом он переводит озадаченный взгляд на диск. Сколько раз он смотрел на него? — Это не ты? — Нет. — Значит, Шэннон. Больше некому. — Шэннон уехала вчера. На футбольные соревнования в Кентукки, — ее мягкая улыбка только сбивала с толку, потому что Шустер больше не хотел улыбаться. Все возможные варианты выброшены. Голова пустая. Он хотел, чтобы тайным дарителем оказалась Эмма. Но это не она. А кроме них никто не слышал его нытье о потерянном альбоме и о Терри. Никто не слышал, а он никому больше не говорил. Никому ведь не говорил? Уилл внимательно смотрит на диск еще раз и в этот раз дольше. Смотрит на Эмму, которая вдруг сжала губы и опустила робкий взгляд к ручке. Она знает. И он сглатывает. Закрывает глаза.