Плохие люди

Я не ищу в толпе твой взгляд.

Рейчел поправила челку, из которой непослушно вылез один одинокий волосок и собралась убрать раскладное зеркальце в шкафчик. Не убрала, а собиралась. Боковое зрение уже не предвещало хорошего: силуэт слишком резко и целенаправленно двигался к ней. Когда это хорошо? — Тебе просто каждый раз мало. Странно. Рейчел вовсе не помнит, чтобы подставила кому-то подножку на этой неделе. Дайте подумать. Рейчел думает. Нет, сто процентов. Она вела себя как милая пушистая кошечка, которая наелась и теперь довольна жизнью. Нет-нет, она точно никому не портила жизнь. Разве что себе, но не считается. Если, конечно, к ней идет не вторая злая Рейчел, которая собирается влепить первой пощечину. Выглядело бы ужасно странно. Странно. Рейчел забыла, как успела сломать все, к чему больше не прикасается. Странно. Рейчел не планировала ничего не ломать. Странно, ведь Рейчел изо всех сил старается, пытается, карабкается, сужает глаза и сжимает кулачки, в чем проблема? Столько не-друзей за последний месяц. Странно. Рейчел и представить не может, в чем дело. Не может и не хочет — разные вещи. *** — Они даже бегают в одинаковых формах? — язвительно, с приподнятой бровью замечает Мерседес три дня назад, почти спиной наклоняясь к подруге. Квинн стояла в похожей позе. Можно сказать, сплетничали под прикрытием. Взгляд обеих рассматривал парней и девушек в светло-голубых и темно-голубых майках, с номерами и именами на спинами. Слишком официально, ведь ученики МакКинли оделись на марафон в том, что первое попалось под руку в шкафу. Их с рождения заставляли быть идеальными и прекрасными машинами? Квинн фыркает, мотает головой и не отвечает. Сэм давно ждал, когда Квинн посмотрит на него и, когда она случайно бросила взгляд на него, он помахал рукой. Она неуверенно подняла руку и тут же отвернулась. — Это тупик, мы не сможем их обогнать, — быстро сказал Финн неподалеку и сжал руки в кулаки. Пока Кармел активно разминались, Хадсон ходил туда-сюда и вливал в себя уверенность, слепленную из воздуха. Лепит, лепит, лепит, а в руках ничего, ничего, ничего. Если кто и умел обманывать себя, он — нет. — Чувак, — Пак бьет его в плечо и тот останавливается. — Расслабься. Это наша территория. Мы знаем эту дорогу, — головой кивает в бок, указывается на красное круговое движение. — Если они хорошо виляют задницами, это не значит, что так же хорошо они двигают ногами. Финн внимательно и невнимательно слушает Пака, и прилепляет к своей пустоте — его. Но как-то объем пустоты не изменился. Ему не помогает. У него и так на плечах Национальные — шанс стать победителем в чем-то, если не в жизни, а тут Вокальный адреналин собрался уделать его и на беговой дорожке? Финн жутко нервничает, заранее злится на себя и на них и обещает, что если даже огонь будет опалять горло и ноги перестанут ощущаться, он будет бежать. Он не хочет никого разочаровывать. — Привет, Финн, — мимо проходит Рейчел, не боящаяся внимания Квинн. Квинн прилепила к ней взгляд сразу же, как Рейчел появилась в поле зрения. Конечно, подойдет к Финну и поздоровается. — Привет, — он отвлекается намного дольше, чем следовало бы и опускает взгляд, пытаясь не следить за дальнейшим маршрутом девушки. Квинн все равно смотрит. Мерседес сильно взбесила их форма, потому что она — в сиреневой майке с блестками, выложенными в форме женского лица. Финн в майке, в которой он ходит постоянно. Квинн в чем-то белом и в юбке-шортах. На Рейчел профессиональная спортивная одежда, будто она собиралась прибежать первой. Она попытается, но не обещает. Если не выйдет, она ткнет победителю в лицо своим трофеем, который получила в три года. Это все компенсирует. Финн с Паком выпрямляются, когда к ним подходят парни в голубых майках с номерами. — Мне нравится ваше поле, — говорит длинноволосый и кудрявый. Видимо, главный. Он осматривается. — Наше намного лучше. — Поосторожней со своим эго, Джаред Лето, — Пак наклоняется ближе. — Я пробегу так быстро, что ты это не увидишь, потому что твои глаза засоряться пылью. Здесь были и ребята-не-хористы, но огонь разгорался именно между хорами. Как иначе? Вокальный Адреналин усмехается. — Очень мило. Но мы готовились к бегу две недели. Я хожу в зал каждый понедельник в семь утра. Знаете, сколько мы пробежали? — он с интересом переводит взгляд на Финна, который стоял со стиснутыми губами. — Двадцать километров. Без воды. По солнцу, — никто из слушателей не удивлен. — Во всяком случае, проигрывать вошло вам в привычку. — Жаль, что ты там не умер по дороге, — Пак не боится смотреть ему в глаза. — Если вы, ребята, так уверены в победе, — к мужскому кружку подходит Сантана с руками, лениво сложенными на груди, — почему бы не поспорить на что-нибудь? — она делает перевернутую улыбку и уж точно не боится Вокального Адреналина. Парни и не собирались бросать оскорбления в ее сторону. Чувствовали, что отхватят в два раза больше. Так, зачем Сантане спорить? Да потому что они могут идти на хер. Не стоять же, как тухлые старички, которые понятия не имеют, что здесь делают и сколько им осталось жить. Понятное дело, что без Сантаны бы все выглядели идиотами. — Отличная идея, Сантана, — улыбнулся Финн той улыбкой, которая на нем редко. Действительно решительная. — Как насчет того, что они нам заплатят, если проиграют? — Нет, деньги скучные и слишком дешевые, — Сантана подходит ближе к кругу и встает практически вплотную к главному… вокалисту? Скорее всего. Смотрит на него снизу вверх, потому что длинноволосый под два метра. — Обещай, что сбреешь шевелюру, если не придешь первым. Сзади раздаются громкие ржачи: кто-то охает, кто-то замер в ожидании. Парень, стоявший перед Лопез предпочел замереть и приподнять брови. Сантана тоже предпочла их поднять. Шумиха вокруг не утихала. — Идет. Но если я выиграю, а так и случится, — он поднимает уголок рта, и на секунду поворачивает голову к друзьям. — Бреешься ты, — он кивает на Финна. Тот не успел открыть рот. — И ты, — на Пака. — Эй, так нечестно, нас выходит двое. — У меня длиннее волосы, ты прав, нечестно, — он выпячивает нижнюю губу и смеется. — Но его ирокез стоит ему жизни. — Это правда, — пожимает плечами Пак. — Так что? — он протянул руку с отвратительно уверенной ухмылкой. — Мы спорим? — Не надо, Финн, — конечно, в его личное пространство вторглась Рейчел и дотронулась пальцами до руки. Он посмотрел на нее, но она не передумала. — Они могут оказаться быстрее. Свисток получился не особо громким. Похож на пищание маленькой морской свинки. Все оборачиваются на посторонний звук, который раньше не существовал. Только разговоры, разговоры, разговоры… — Все по местам! Мы здесь застряли не на весь день. У вас еще уроки, — прокричала тренер Бист, наблюдая за начавшейся беготней. Все забегали и заерзали, кроме Финна и того парня. Бежали и парни и девушки — кто первый, тот молодец. Тому вручали грамоту, или типа того. Рейчел она не обязательна, но почему бы нет? Почему бы нет? На самом деле, здесь много бегунов потому что таким образом, их освободят от урока. Мимо троих течет толпа, задевает их, Рейчел толпа уносит; она не дожидается решения Финна и идет на старт. Тот смотрел прямо в глаза врагу. Черт его побрал, протянул руку. Финн не сомневался ни на секунду. Ему не помешает мотив для победы. Они молча пожимают руки, кто-то из них улыбается, кто-то нет, и парень в голубой майке растворяется в разноцветной толпе. Их тут человек тридцать пять, но все же Вокальный Адреналин занимает разные места. Разные позы, позиции. Как же он раздражал. Все оглядываются, ищут знакомые лица, ищут поддержку, ждут многообещающей тишины, после которой уж точно придется сосредоточиться. Рейчел стояла где-то в середине. Несколько раз вздохнула, подвигала плечами и встала в беговую позу. Она нервничала меньше всех и делала это профессионально. Финн искал тот самый затылок, который не должен будет видеть перед глазами. Сантане достаточно одного скользящего по всем незаинтересованного взгляда. Почему так напряжено? Все воспринимают бег серьезно? Еще бы. Никто не хочет сбривать волосы. Никто не хочет проигрывать. Финн чувствует обнадеживающий прилив силы в животе и в ногах, которые рвались бежать. Хорошее чувство. — На старт. Никто не хочет сбривать волосы, никто. — Внимание. О, все во внимании, тренер Бист, можете не сомневаться. — Марш. Рейчел чуть не задавили в самом начале. Вперед протолкались высокие парни, которые не стеснялись толкать мелких девчонок. Рейчел лишь брезгливо подняла руки, позволяя им пройти. Их она точно не обгонит, но она начинает бежать и бежит правильно, правильно дышит, бежит не последняя, следит за теми, кто бежал за спиной. Она не позволяла им обходить. Идеальная позиция, которую она планировала сохранить на оставшиеся два круга. Мерседес бежала последней и остановилась на половине круга, схватившись руками за колени. Сантана чуть быстрее Рейчел. Британни еще быстрее. Впереди бежал длинноволосый; шаги огромные, как у Усейна Болта. Ненормальный. Он действительно собрался выиграть, но кто бы мог подумать, что Финн не такой уж и медленный. Его стошнит в конце, вероятно, но он обещал себе. Он догонял. Обгонял. Обогнул его на ровной дороге, под конец второго круга и даже не взглянул в его сторону, в отличии от парня, которого он спихнул на второе место. Как Хадсон смог позволить себе улыбку? Так же, как позволил пихнуть себя в плечо. Или же ему наступили на ногу? Медведю наступили на ногу, какая ирония. Он мог хорошо бегать, но с равновесием всегда были проблемы. Вот и сейчас, его повалили на траву. Он упал, откатился в сторону бочкой, собирая утреннюю влагу с травы на одежду. Трава прогибается. Все молнией пронеслись дальше, протопали, как армия, которая бежала в бой, кроме Квинн, которая притормозила и свернула с дороги. — Иди! — крикнула она Рейчел, которая тоже сошла с дороги. Она тяжело дышала. Она сбита с толку, ноги волокут обратно. Квинн настроена не дружелюбно. Глаза успели чем-то сильным зажечься. За пару секунд такой огонь не разгорается. Сколько же надо было времени? Она нехотя, передом, вернулась в строй. Но какая разница? Финну даже Квинн не нужна, которая пытается погладить его, поправить волосы, проявить заботу. Он сразу же поднялся на ноги, явно злой и кинулся к финишу. Не за победой. Победил вокалист Вокального Адреналина. Допустим, все удивлены. Тренер Бист просвистела, но не успела ничего выкрикнуть, как и друзья парня не смогли похлопать его по плечу и на радостях повалить на землю. На радостях, его толкает Финн. Не на радостях. — К черту это. Ты толкнул меня, — он выплевывает слова и тыкает пальцем в его наглую рожу. — Мы договорились играть честно, — на самом деле, о честности речи не было. — Ты на ногах не держишься, Финн, — хохочет тот. Смеются и все рядом. — Посмотрите, он хочет засудить ветер! Вперед. Смотри, не упади. Но тогда Финн кидается на него, тот бьет в ответ. Финн валит его на землю, ударяет его левой и правой, не дает вырваться, сжимает бедра коленками. Кто-то их останавливает. Потом крики тренера Бист. Рейчел стояла в стороне и закрывала рот. Квинн этот детский сад с самого начала не понравился. Сантана медленно высасывала душу из длинноволосого урода. Мерседес вообще происходящее не волновало, потому что она сидела на скамейке и наполняла легкие воздухом, которого критически не хватало. Слишком много конфликтов на этой неделе. Не только на этой. Но с очередной стычки Вокального Адреналина и Новых Направлений все и началось. Прибежали на финиш, а оказалось, только старт. Разве финиш и старт так или иначе не находятся в одном месте? Какой бред, если честно. Бредовый спор, который зашел далеко. Все эти бредовые идеи, эти безобидные и глупые планы обычно ведут к масштабному взрыву, который заденет еще и тех, кто близко не стоял. Как Уилл Шустер. Уилл Шустер стоял невыносимо, отвратительно, смехотворно далеко. На расстоянии, заслужившего увольнения. Уилл Шустер, который близко не стоял к этому бегу в среду. Его там не было, его не звали, у него уроки. Он занят, черт возьми, занят, он готов десять раз это вежливо повторить. Но зайдя с газетой и сумкой через плечо в хоровой кабинет и увидев желтые бумажки, которыми был поклеен каждый миллиметр, он подумал, что все-таки что-то он упустил. Что-то уже очень давно-недавно упускает. От охренения чуть кофе из носа не вылилось. Но как? Он же постоянно в работе. Где-то его ребята пошли дальше без него, просто без него, оставляя ему лишь разбираться с последствиями. Он застыл в тишине, даже в своей голове, осмотрел пожелтевший кабинет. На каждом стикере написано «лузеры». Осталось драматично пролить кофе во второй руке, но он крепко его держал и не дышал. Вдыхал куда-то в себя, не из себя. Все в себя. С потолка пером падает один листочек прямо ему на газету. Он смотрит на него и автоматически читает ту же фразу. Да, он что-то явно упустил. Но так четко осознавать свой идиотизм нельзя, ему вредно. Каждому вредно. Зашел в школу, поговорил на испанском, улыбнулся парочке умных учеников, поздоровался со знакомыми в учительской, неестественно незаинтересованно прошел мимо кабинета Эммы на улицу, вернулся с кофе на репетицию и получил ведро со льдом на голову. Привет, Уилл. Где тебя носило? Нет-нет, не из-за кофе, кофе наверняка вкусное, с одним кубиком сахара, как ты любишь: не горький и не сладкий. Где тебя носило все это время? — Где вас, — хотел повысить голос Шустер, как только первые живые души нарисовались в кабинете, но замер с открытым ртом, — носило?.. Каждый из них покрыт слизью. Похоже на сопли, но нет, конечно нет. На них нечто желтое и прозрачное и растягивающеесе. Они зашли внутрь, не удивившись обстановке. Видели ее раньше? Уиллу есть что спросить. Они так же не удивлены своему состоянию. Их завалили яйцами не конкретно сейчас. Лица опущены, взгляды убиты и блуждали по стенам так, будто их нет. Будто и за ними ничего нет. Уилл открывает рот еще раз, но не издает ни звука, лишь следит за тем, как они садятся на стулья. Бумажки шуршали под ногами каждого; наверно поэтому, Шустер предпочел не двигаться, чтобы не раздражать себя еще больше. Финн заходит последним и останавливается с лицом, готовым убить любого, кто напросится. Вся надежда на него. Финн единственный выглядит не до конца потерянным. Эмоции в его закрытом сундучке визжат, но он закрыт. Финн откроет, если кому надо. — Вы что-то знаете об этом? — говорит он спокойным и размеренным голосом, неосознанно подняв руку, показывая в сторону. Половину бумажек они отлепили и сложили в огромный черный пакет, но с потолка и из углов они бумажки еще не отклеивали. По крайней мере в центре кабинета и на стульях можно было существовать. — Мистер Шу, это Вокальный Адреналин, — запинается Тина, пока Майк салфеткой вытирал ее измазанные волосы. — Вокальный Адреналин? — он сам запинается, поднимая руку уже к хористам. Как мало он знает. Они молчат. Они виноваты? Они? Уилл борется с нахлынувшими идеями, как с комарами и, отмахивается сам от себя. Ему чертовски интересно узнать, в честь чего ученики покрыты яичницей и почему кабинет покрыт желтыми бумажками. Простое, детское любопытство. Он готов спросить Финна, но замечает рядом лысого Пака и дыхание останавливается еще раз. — Пак, где твой, — он жестом показывает на своих волосах, которые по прежнему те же. Голос тихий и неуверенный. — Они сбрили его. Я, конечно, планировал рано или поздно это сделать. Например, если бы подцепил монашку, — быстро и разочарованно бубнил Пак, но он был совершенно не грустным, в отличии от остальных: такой же, только плечи опущены. — Но не вчера ночью! — повышает тон — Они? — Мы поспорили, мистер Шу, — встрял наконец-то Хадсон. Уилл приглядывается к нему и все еще видит злого и одновременно грустного Финна, с таким его фирменным взглядом «Блин, да пошли они». — У нас был бег. В среду, на четвертом уроке. — Я знаю, — считает нужным добавить Уилл. — И мы поспорили: тот, кто проигрывает, сбривает волосы. Уилл слегка опрокидывает голову в сторону и морщиться, глубоко вздыхая. Серьезно, где его носило. А если бы он присутствовал, он бы услышал? Он бы увидел? Он бы увидел драку? Он бы что-нибудь сделал? Уилл не думает об этом. — Я бежал первым, но тот чувак из Вокального Адреналина толкнул меня! — голос хрипит и срывается на крик. Шустер лишь выпрямляет спину. — Он должен брить свои волосы, не мы! — Но знаете что они сделали? — Финн зарядил Пака своей вспыхнувшей агрессивностью. Конечно, с яйцами на их плечах смотрелось не серьезно. — Забрались ко мне ночью домой. С бритвой. Это статья! Я думал, у меня рак. — Мы с мамой переехали и они не знали новый адрес, — добавил Хадсон облокотившись на спинку стула. — Но вчера мы заехали за телевизором и окно было открыто. — Я говорила, что месть того не стоит, — наклоняется Рейчел и смотрит на лица парней, которые сидели в том же втором ряду. Рейчел не сдержалась, хотя держалась сильно. Все кричат. Уилл уже нихрена не слышал и не пытался: ждал чего-то стоящего. — Кто бы говорил о мести, — затыкает ее Квинн с третьего ряда. — Мы не могли просто сидеть сложа руки, мистер Шу, — уже оправдывается Финн, не обращая внимания на орущих друзей. — Какая месть? Что вы сделали? — Уилл пытается уловить их волну. Пока что, его топит. Он знает точно, что ничего классного и воодушевляющего он не услышит. Поэтому, его брови уже опущены и взгляд слишком серьезный. С таким учителем не хотелось разговаривать. — Очевидно. Мы поймали его в тренажерке и побрили, — Сантана сказала это так, словно для Уилла это и правда должно быть очевидно. — Что? — резко и громко. О, учительские принципы проснулись. Он даже забыл про то, чего давно не знал. Забыл как с подобными вещами разбираться. — Он выиграл нечестно и проиграл спор. Что нам еще оставалось делать? — Что угодно, кроме, — он поднимает руки к голове и пытается выбросить картинку бритвы и сбритых волос из нее, — кроме этого. Ребят, мы не решаем таким образом проблемы. Никогда не решали, — Уилл дожидается, когда внимание сосредоточится на нем. Оно сосредотачивается. Наверно, они уже забыли, каково это. Сидеть здесь и по настоящему волноваться. Видеть, как беспокоился он. — Отвечать Вокальному Адреналину в той же манере, и не важно как далеко они зашли — неправильно. Как странно, что в тишине не раздался смешок или ощутилась чья-то улыбка. Хоровой кружок соскучился по моральным лекциям Уилла Шустера: на самом деле не соскучился (Сантана отвела взгляд к потолку) и если бы они выбирали между чистки кошачьего туалета и выслушиванием нудного монолога учителя, Боже прости, они бы выбрали кошек. Но да, им не хватало его. Не хватало лидера, хотя лидер Финн. Не хватало лидера над лидерами, когда неофициальный не справлялся. Монолог. Он же вел монолог? — А что Вы предлагаете, мистер Шу? — тихий и звонкий голос Курта звучит, как десять иголок под кожу, в районе затылка. Уиллу приходится опустить взгляд на первый ряд и встретить до раздражения бесстрастный взгляд Курта. Глаза, как иголки. Ровный, мягкий и холодный. Почему-то не острый, словно он хотел его пронзить, нет, не хотел. Кто знал, что они с Шустером так похожи? Одинаковые взгляды не хотели сливаться и отбивались, как камень об камень. — Поговорить со мной, — решительный ответ не пугает Курта. Только заставляет дернуть губой. Рейчел вдыхает в себя и косится на Курта так, что глаза заболели. Замолчи, замолчи, замолчи, не смей продолжать. — Как? Вас нет на репетициях, — тишина между его словами давила на уши сильнее, чем сами слова. Тишина гудела и орала на него, толкала в спину, смеялась отовсюду. И все, же Курт. Он седел, практически лежал на стуле: расслабившись, со скрещенными руками на груди. — Когда Вы есть, Вас на самом деле нет, а дозвониться проще до мертвого, — в открытую и в легкую, он улыбнулся. Отвернулся на секунду, вздохнул и повернулся к Шустеру. Будь он проклят, но его молчание, все чего он хотел. Ситуация похожа на ситуацию с Бритни Спирс из прошлого года, когда Курт высказал свое мнение насчет поведения Шустера, назвав его «постоянно чертовски встревоженным из-за чего-то». Какая ирония. Он обвинял его сегодня в совершенно обратном. Он знает. — Во любом случае, мы все знаем, что бы Вы предпочли: молчать и стоять в стороне. Онзнаетонвасвидел. — С чего ты это взял, Курт? — Уилл в кой-то веке устал стоять в стороне. Не хватало ему еще охреневших среди хористов. — Догадался, — Курт ему мягко улыбнулся, а учитель приподнял брови, тоже мягко улыбаясь, как бы понимая. — Что ж, я вижу, ты полон энергии, в отличии от меня, — он глубоко вздыхает, и хлопает в ладоши. — Этот кабинет будет бесконечно благодарен тебе, когда ты его очистишь. Они молчат, все. Наверняка кто-то отвернулся, чтобы улыбнуться себе в плечо и переглянуться с кем-то. — С удовольствием, — саркастический шепот. Курт и впрямь ничего не боялся. Уилл не извинится, потому что играл в скотину. Да, кто бы мог подумать, что он мог ею быть, и что станет снова? Но сейчас он скотина, которая не хотела в этом признаваться, но подозревала тайны своей сущности. Он превратился в эгоиста с низкой самооценкой. Нет, Уилл не сводил взгляда, так он казался сильнее. Хаммел его отводил несколько раз, чтобы увидеть лица, совершенно не против происходящего. За наезд, его можно послать к директору. Как в прошлый раз. Как тогда. Как прежде. «Курт, увидимся у директора» сказал он. Зачем им сейчас посредники? Директор не поможет решить их отношения. Это между двоими. И кто бы мог подумать, что жизнь послала черную кошку и к Уиллу с Куртом. Раздается звонок и Курт не сразу дергается. — Увидимся завтра в четыре, — бросает он, пока звенит звонок, и его слышат, уходят. Он остается стоять там, где стоял еще минуту, а затем тратит время на то, чтобы осмотреть испорченный кабинет. Он планировал сам его отчистить, занять себя, занять не те мысли. Но, да. Он кидает единственный черный пакет к правой двери, и обещает захватить, когда поедет домой. К концу дня их будет два. Кофе, сумку в руку и прямо в кабинет. Он холодный. Не в прямом смысле этого слова, конечно. Уилл никогда не был холодным, даже Терри по ночам прижималась к нему и просила обнять за талию, потому что батарей и двух одеял недостаточно, а муж теплее всех трех вместе взятых. Если попросить его о помощи на уроке, он ни за что не откажет. Да что там, он даже улыбнется, улыбнется! Но, да. Он холодный там, куда никого не пускает. Его тепло ограничено, и никто, наверно, и не пытался лезть за границы возможного. Он в тысячу первый раз бросает сумку в кресло, ставить стакан с кофе на стол и думает. Не хочет пить кофе. Хочет, чтобы он остыл. Хочет холодный кофе. За стенами шум, а он не слышит и не хочет слышать: он уверен, что кабинет и четыре стены — все, что ему понадобится. Его холодный замок изо льда, без окон и дверей. Уилл двигает челюстью, закусывает губы и медленно крутит взглядом, натыкаясь на то, о чем не думал уже да черт его знает, недели? Секунду? Он больше не крутит взглядом и оставляет его на рамке с фотографией, на которой раньше был расположен хор с кубком, который они выиграли на Региональных. Уилл сидел на корточках, а дети стояли вокруг. Каждый был счастлив. Так где фотография? И почему сейчас там Уилл с Рейчел? Ему даже не кажется, что смотрит в зеркало. Он даже моргнуть не может, ровно как и вздохнуть. Миллион времен потрачено на очищение, чтобы окунуться в грязь снова. Снова они стоят на сцене, а он смотрит на Рейчел, в ее огромные невинные глаза. Молящие о чем-то. Не смотрит на губы. Миллион времен, бесконечность, и он здесь. Бежал, чтобы ни к чему не прийти. Бежал в собственное укрытие, чтобы и там встретиться с ней. Попытавшись упустить ее, упустил все. Какая глупость. — Думаешь, это смешно? — зашел Уилл в кабинет Сью, зная на сто процентов, почему фотография с мюзикла висела в кабинете. — Все, связанное с твоим хоровым кружком просто уморительно. Я вынуждена попросить тебя уточнить, — Сью перестала писать что-то в тетради и сняла очки, держа их за дужку в одной руке. Шустер безразлично кинул фотографию ей на стол, когда подходил ближе к краю и даже не взглянул на место, куда она приземлилась, а лишь приковал взгляд к глазам Сью. — Ты не имеешь права заходить в мой кабинет, — да он же практически рычит. — О, старый добрый Рокки Хоррор! Как я давно не видела его постановок, — она нацепила очки обратно и посвятила всего секунду своего времени фотографии, бросив ее на стол так же, как это сделал Шустер минуту назад. — Несомненно, ваша была и останется лучшей. Конечно! Я так и не поздравила вас с проделанной работой. — Не смей. Сью замолкает и внимательно, с неутолимым интересом всматривается в его пуленепробиваемое лицо. — А в чем дело, Уилльям? Хочешь сказать, что постановка не удалась? Он не сдерживается и громко, вслух усмехается, опуская голову и снова ее поднимая. Ее юмор не превзойти. Не переплюнуть. Так смешно, что Уилл про себя смеется. Удался ли мюзикл? Конечно. Потрясающе. Он потерял двоих друзей, двоих учеников и жалея об этом, не хочет возвращаться назад. — Чего ты добиваешься? — хрипло шепчет он, вновь впиваясь взглядом. — Моего увольнения? Закрытия хора? — если бы Сью знала, как ему не смешно. — Проходя по коридору, я не заметил развешенные плакаты той самой ужасной фотографии, которую ты упорно суешь мне под нос. Ты проявляешь жалость? — Это ты суешь мне под нос, — она снимает очки и кладет их неподалеку. — Ты практически, на блюдце приподнес мне причину, по которой я могу вышвырнуть тебя отсюда, но ты профессионально сумел замять эту причину, — она говорит медленно тихо, будто с нее впервые хватит Уилла Шустера. — Поверь, в следующий раз, даже те высшие силы, которым ты молишься по утрам, чтобы в очередной раз уложить свои идиотские и отвлекающие от жизни кудри, не помогут тебе и хоровому кружку, — небольшая неуместная пауза от разговора, за которым пришел Уилл. — Но первый вопрос, который задала себе Сью Сильвестр после приятнешней встречи с директором: зачем ему это делать? — его глаза меняются с каждой секундой. Как черта он обсуждает Рейчел со Сью? Да нет же, не Рейчел, он закрывает глаза и наслаждается темнотой на мгновенье. — И Сью Сильвестр сразу же пришел ответ: не за чем! Только если ты не задумал хитрейший план по тому, как обхитрить меня. Как глубоко Сью анализировала его поведение, какого хрена! Уилл чувствует себя до невозможности уязвимым, ему нужно уйти. Из школы. Из города. От себя. — Но я поняла другое. Ты умудрился не специально поцеловать, — Уилл уже съедает губы. Лучше чувствовать кровь на губах, чем ее, — ученицу школу МакКинли, и знаешь что? — Уилл не хочет поворачиваться, а Сью вовсе не говорила с ним на повышенных тонах. Лучше бы говорила. — У тебя интересные способы справляться с чувством вины, потому что эту фотографию, — взгляд указывает на них, — я повесила неделю назад. В груди разжигается пламя, с помощью которого начинают сгорать легкие. Он думает, как он умудрился не заметить? В смысле неделю? Он же не идиот. У Шустера сегодня не его день, раз каждый считает нужным окунуть его в ведро с грязью. Он и так в грязи, ему не нужна их поддержка. — Ты ничего не знаешь, Сью. — Естественно, из тебя ведь слова не вытянешь, — она берет бумагу в руки и читает, что написано на ней, не обращая внимания на собеседника. — Нет, ты… — он бы ударил по столу, если бы не. — …Уилл, — за спиной слышится высокий писклявый голос, который Шустер сразу же блокирует, как вирус. — Не сейчас. — Уилл, это ЧП, — Эмма часто и глубоко вздыхала, когда Уилл решил нехотя обернуться и ее вид его смутил. Заставил передумать. — Очень, очень срочно, — ее одна коленка согнута, другой рукав она упорно натягивала на руку и сглатывала. Нет, не его день. Он верит Эмме и срывается на бег: оказалось, что надо было, потому что Эмма тоже маленькими шажочками старалась ускорить ходьбу. Во всяком случае, Уилл понял направление и рванул вперед, до конца недлинного коридора, который переходил в большой. Повернул голову и влево и вправо, чтобы увидеть. Чтобы увидеть что, кого? Он видел драку. Самая обычная девчачья драка с двумя девушками. Ему казалось, он простоял в ступоре минуты две, но на самом деле, он бросился к ним без ожиданий. Но клянется, минуты две. Он стоял там и смотрел. Вспоминал. *** Боковое зрение уже не предвещало хорошего: силуэт слишком резко и целенаправленно двигался к ней. Когда это хорошо? — Тебе просто каждый раз мало. Голос Квинн, очевидно. И лицо оказалось ее, когда Рейчел обернулась. Квинн не довольна, а Рейчел не больше, чем слегка удивлена. — О чем ты говоришь? — зеркальце она все же положила обратно. — Не включай дуру, я знаю, что ты делаешь, — Квинн хочет надвиснуть над ней, загнать в тупик, пусть и тупика нет, но выходит. Она выше Берри, но та лишь сильнее удивляется и хмурит брови. — Пытаешься переманить Финна на свою сторону. Не выйдет. Несколько взглядов свернули с прямого пути и присосались к ним. Квинн не говорила громко, а Рейчел старалась еще тише, но взаимодействие этих двух само по себе явление редкое. Тем более, у Фабрей не дружелюбное лицо и коробку конфет она ей не принесла. — Не понимаю, о чем ты. — Я знаю, что вы были в Лайме бин. — Мы друзья, нам позволено выходить вместе на улицу и проводить вместе время. — Не тогда, когда Финн врет, — руки в бока. Квинн настроена серьезно. — Это должно было быть наше свидание, но как обычно, твой толстый длинный нос влез не в свое дело, — чувства не задеты, Рейчел слушает. — Вместо этого, он говорит, что у него неотложная футбольная тренировка и идет к тебе. Рейчел в любой другой день бы подобные слова от Квинн обрадовали, но честно говоря, врет не врет — ей нет дела. Странно. Квинн сразу же сдвигает брови и прикрывает губы. — Ты сама позволила очередной катастрофе случится, Квинн. Не я. Рейчел ни чуть не смущенна. Она сует руки в шкафчик, чтобы правильно положить неправильно положенную косметичку и возвращается к собеседнику. На самом деле, уже собирается уйти. Не уходит, а собирается. Квинн больно усмехается. А вот она задета. — Прости? — Не я встречаюсь с одним парнем, а тайком, пока никто не видит, жду подходящего момента, чтобы упасть в объятия другого. Они вынуждены долго смотреть друг на друга, потому что Рейчел не могла с легкостью отвернуться. Ее на секунду выбросило на Нет-нет, их на секунду заметил весь длиннющий и полный коридор учеников. Им показалось. Ей. Рейчел ерзает. — Если тебе нужен Сэм, то будь честна с Финном. — Кто сказал, что мне нужен Сэм? — она отвечает сразу же и ждет такого же быстрого ответа от Рейчел, но у той нет аргументов. Как так? — Ты не разобралась в себе, а винишь меня в том, что Финн от тебя отдаляется, — девушка аккуратно захлопывает шкафчик, разворачивается и все-таки уходит. — А ты разобралась в себе? — кто бы мог подумать, что повышенный тон Фабрей ее остановит. Теперь все точно смотрят и смотрят на Рейчел. Она тормозит и безумно хочет дослушать. Безумно не хочет. — У тебя просто аллергия на чужое счастье. Кто-то добился успеха, и это не ты? Размазать по стенке, — Квинн идет к ней, словно по одной нарисованной линии. Движение в коридоре застыло. — Мы с Финном наконец-то счастливы? Нет-нет, хочу его назад. Когда ты уже поймешь, что планета не крутится вокруг Рейчел Берри! Голос не срывался на крик, но слышать хрипотцу и низкие грубые оттенки непривычно. И получать пощечину от Квинн непривычно. Видимо, Рейчел и правда переступила черту. Видимо, не только здесь. Рейчел не чувствует боли; чувствует жар и кладет ладонь на щеку, а у Квинн глаза на мокром месте, словно… Да к чему такие истерики? Словно он расстался с ней. А он расстался? Она не будет отвечать. Она не даст сдачи. Уже не давала сдачи. Отличный конец дня. — Говоришь, я изменяю. Не ты ли занимаешься тем же? — ее голос колкий, иголочками забирался под кожу; аккуратно, одна за другой; очень тихий, ведь распространить информацию по целой школе — не является целью. Ай-ай-ай, Квинни! Туда нельзя. Там до сих пор не сгоревший вулкан, ты не знала? Камень по голове больно бьет. Случайно. Да нет, не случайно, Квинн знает. Да и кто не знает, просто… говорить это слишком нечестно. Как последняя пуля, последний козырь. Квинн знала с того момента, как мюзикл случился, но когда Сантана шепнула ей новости на ухо, однажды в раздевалке, Квинн дернула уголком рта и не думала об этом дольше двух минут. А что, надо кричать, развешивать плакаты, и, Боже… удивляться? Кому-то надо было удивиться? Квинн и не вспомнила бы, если бы Рейчел так сильно не раздражала. Что же, стоило попробовать. Кто знал, что настолько больно. Рейчел перестала двигаться, когда повернулась к Квинн и омертвевшим, теряющим свою безобидность взглядом, посмотрела на нее. Она меняется, и это для Квинн более, чем заметно. Как она посмела. Осознание не приходит: Рейчел в последнее время все схватывает на лету, даже когда понимать ничего не надо. Квинн недостаточно. — Разница в том, что я никогда бы не зашла так далеко ради соло. Плохо, Квинн! Да плевать ей, даже если бы они спали: Квинн устала выбрасывать надоедливое насекомое из своего дома. Пришло время залезть в чужой дом. И Квинн знает, зачем они втроем оказались в мюзикле, но надо же, какая прекрасная возможность упрекнуть… Она не горит желанием. Ей драма и интриги не нужны. Вообще. Но какая возможность! Цель — унизить саму Рейчел, цель прибить ее к стенке фактами. Как хорошо у Фабрей выходит. Кто знал, что настолько больно. Кто знал, что это мюзикл. Заставит замереть, моргнуть, выдохнуть, ножами порежет изнутри. Даже интересно, но не Квинн. Сантана будет рада свежей информации. Боже, Рейчел прожила целых три дня без проблем. Нет, проблемами она всегда заброшена и ежедневно в них плавает, но Рокки Хоррор — океан, где плавать она не училась. Ледяные волны бьют и уносят на дно. Вряд ли кто-то предвидел драку. Рейчел тоже не могла ее предвидеть, но рукам самим захотелось оттолкнуть девушку. Оттолкнуть от себя Квинн, его, Квинн, Квинн, но не бить по щеке. А Фабрей была готова шибануть ее об шкафчики, потому что хватит. Ей хватит переглядок, хватит милых маханий на прощание и писклявого «привет». Устала закатывать глаза. Финну доверять можно, но ей — никогда. Да даже если Квинн возненавидит Финна и будет блевать после каждого поцелуя, сдаваться и уходить со сцены, отдавая роль Рейчел? Лучше сдохнуть. Квинн останавливает Финн, который пробился сквозь толпу. И Рейчел тоже останавливают. Какая глупость. — Эй, эй! Хватит. Он дотрагивается до нее кончиками пальцев. Он дотрагивается до них обеих, и Рейчел хочется еще больше вырваться и вернуть удар, но Финн по чистой случайности оказался рядом с Квинн и поэтому держал ее. Рейчел игнорирует его руки, его взгляд, его существование рядом и рвется к Квинн. Уилл стоит как преграда. Ему досталась Рейчел, которую он теперь обнимает сзади и не дает сделать шаг. Удерживает, прижимает, опять мы там же. Опять мы там, будто и не уходили. Помнишь наш танец? Помнишь, как мы не должны были делать совместных движений? Не должны были ничего из этого? Ты наверняка помнил каждый вздох. Ей тогда мешали его руки. Уиллу плевать на данный момент, он не позволит им двоим пострадать. При чем тут они вдвоем? Никому в школе, он здесь работает и заканчивать драки — один неприятный нюанс его работы. Квинн что-то выкрикивает: Финн держал ее не так крепко и надежно, как Уилл держал Рейчел. Та лишь могла махаться, либо повиснуть в его руках, как вещь на вешалке. На секунду кажется, что Рейчел и не представляет, кто спаситель, но нет, конечно нет, она знает. Они прижимаются, Рейчел не все равно. А Уиллу все равно, потому что приоритеты выставлять приходятся, и все же работа — на первом месте. Защита учеников — на первом месте. Придется спасать Рейчел? Он спасет. Придется перекрывать путь ее рукам своей, а другой держать за талию, как можно выше. Он не думает об этом. Он просто делал на автомате, убирая лицо из ее волос. Кто они сейчас? Они выглядят такими отстраненными и незнакомыми. Их дружба… как же словно назвать их отношения дружбой. А что тогда? Их хорошее общение? Их успешная ходьба по канату над пропастью? Их игнирориование проблем? Дошли до такой точки, где едва ли они могут снова лгать. Ее волосы электризуются к его синей рубашке. Его галстук каким-то образом лежал на плече Рейчел. Ее браслет проскользил по его коже. Они грязнее, чем обычно. Хуже, чем могли бы быть. Прозрачнее, чем вчера. Эмма стояла рядом и с ужасом наблюдала. Финн поворачивается к двоим спиной и тогда Квинн вырывается, со скоростью света исчезает. Финн не идет за ней. Не идет. Драка по щелчку исчезла, а они стояли посреди коридора в обнимку. Уведи ее отсюда, увези, ты видишь, она не справляется. Рейчел глубоко вздыхала и чувствовала, как из-за его рук ей дышать сложнее. Ее тошнило, просто… Тошнило. Поцелуй с ним, это как наесться шоколада, и тебя тянет блевать. Вот и она чувствовала, что ее может стошнить. Чувствовала дыхание; с ментолом, кажется. Когда он успевал покупать жвачки? Интересно, почему он не прошептал ее имя? Почему он не сказал ей «Рейчел, остановись»? Он бы упростил ситуацию, вернув те обычные ощущения, которые они должны испытывать. Но они их не испытывают. Они задают вопросы. Мы решили обойти наш человеческий закон и принципы; мы перебежали на красный, но не думали, что именно там и столкнемся. И давно мы шагаем по краям рамок, не поддаваясь гравитации? Существовали ли бабочки в животе? Они все на севере. Как мы виноваты. Мы и не знали, что можем быть настолько виноваты. Мы могли отдаляться, но сейчас Рейчел закрывает глаза и с колким облегчением понимает, что они ближе. Все еще здесь. Мы все еще здесь. Все еще здесь, все еще здесь… Все еще… Тишина в коридоре и затаившиеся дыхания, кроме их. Интересно, почему Рейчел должна сдохнуть, чтобы завоевать его внимание? За нами следили в четырех стенах. Повсюду камеры и микрофоны, но… систему надо вырубить, чтобы посмотреть, как мы поведем себя, когда никто не смотрит. Не лги себе, мы бы вели себя иначе. Не повторяй свою ежедневную молитву, никому нет дела. Не молчи со мной, никто не будет коситься. Не отводи взгляд, ведь остальные взгляды отведены. Порой нужно вырубать свет, чтобы лучше видеть Свет включен. — Не трогай меня! — кричит она, потому что не может. Не умеет. Вырывается. Почему люди кричат на людей, которые стоят рядом? Возможно, они далеко не физически? Струна случайно порвалась. Она и не знала, что умела кричать на него, что умела разговаривать с ним. Он упорно держит ее, чувствуя, что отпускать не время. Она не в порядке. Он не позволит, пусть успокоится. Но она вырвалась и толкнула его в грудь зачем-то; разве она уже не на свободе? Уилл пошатнулся и отошел, поднял руки, словно сдавался кому-то, в знак того, что и не собирался ее сдерживать. Что больше не собирается, и Рейчел повернулась, чтобы в него посмотреть. И что, будет молчать дальше? Он удивлен. Финн удивлен. — Успокойся, — говорит ей тихо, так как ей правда нужно. Он говорит Рейчел. А ей даже плевать, что они разговаривают. — Я должна успокоиться? — еще громче, а Уилла вопрос будто сдувает, заставляет заткнуться. Он забыл, что где-то рядом стояла Эмма, ему все равно. Он слушает Рейчел, потому что деваться некуда. Так непривычно чувствовать себя заслуженно отвратительным. — Рейчел, — за спиной, Финн протягивает руку, дотрагивается, хочет развернуть к себе, но Рейчел отмахивается. Финн не представлял опасности, поэтому она и не потрудилась обернуться, поддерживая зрительный контакт с Шустером. — Может, правильный вопрос, почему спокоен ты? — у него все оправдания из мыслей вышибает. — Потому что у меня куча причин, по которым я не могу чувствовать себя нормально. Переступил через гордость. С чего бы? Не здесь, Рейчел. Неужели мы собираемся все потерять? Мы не похожи на себя. Кажется, за эти пары секунд, они наговорились больше, чем за последние три года. Финн стреляет непонимающим взглядом то на одного, то на другого. Она смотрела на него, как должна была на Квинн. Она дралась с ним, как должна была драться с Квинн. Проблемой должна была быть Квинн, но в конце дня, это не она. Это никто из них, будь они прокляты. Ну же, Рейчел, хоть чуть-чуть ты его ненавидела? Кого? Мистера Шу? Его имя звучит теперь глупо, будто Рейчел лжет себе, лишь произнося. Он бы сорвал, назвав ее по имени. Почему его нельзя ударить, лишь бы он почувствовал? Достаточно ли сказать? Потому что она ему ни слово не говорила, но пусть, черт возьми, знает. Он не один в страданиях. Его лицо раздражало. Его умные, потерянные и постоянно размышляющие о чем-то глаза. Сейчас, они вдобавок пытались успокоить Рейчел, но она его знала. Не полностью: кто мог вообще прочитать Уилла Шустера, когда даже психолог мисс Пиллсбери не всегда способна читать между строк? Но Рейчел точно знала его взгляд, который никогда у него не видела. По крайней мере не ощущала на своей коже, как он разливается, обтягивает холодным воздухом. Противно. Это не та злость, когда он не давал ей соло, а она драматично выбегала из кабинета. Не та, когда он вводил свои бессмысленные правила в хоре, и Рейчел закатывала глаза, складывая ногу на ногу. Она злится на него. На его взгляд. Как его руки опущены. Его плотно стиснутые губы. Его имитация жизни. Она не хочет снова в твою гравитацию. Пожалуйста. Мы не тот случай. Он чувствует, он даже догадывается, что им полезно будет подраться. А ее продолжает тошнить. И как когда-то, она быстрым шагом уходит отсюда, перед растворяющейся толпой. Как когда-то, он не следит за ней; он смотрит перед собой. Теперь он может вздохнуть и вздыхает, прикрывая глаза. Дайте ему исчезнуть на пару секунд. Финн жадно смотрит на нее, а затем бросает вопросительный взгляд на Шустера. Просит разрешения. Его так и тянет сорваться, но Уилл мотает головой, не дав разрешения. Ему казалось, что народу в коридоре было меньше.